Выступление Вильяма Глассера - Эволюция психотерапии. Сборник статей. Т. 1. Семейный портрет в интерьере. Семейная терапия - Дж.К. Зейга

В качестве вступления хочу заметить, что мы собрались на эту конференцию, чтобы ответить на два вопроса: “Что такое психотерапия?” и “Как ею заниматься?” Может возникнуть и еще один вопрос, который часто задавался в годы моей учебы: “Кому нужна психотерапия?” Лично меня этот вопрос давно уже не тревожит, но констатировать его я обязан, поскольку он всегда вызывает споры. У меня был великий учитель, доктор Дж. Л. Харрингтон, который раз и навсегда разрешил для меня этот вопрос, ответив: “Любому, кто входит в твой кабинет. Вероятнее всего, психотерапевтическая помощь нужна многим, но ты должен сделать все возможное, чтобы помочь тем, кто обращается к тебе”.

В поисках ответов на первые два вопроса надо помнить, что, говоря о больных, мы говорим о таких же людях, как мы сами. Поэтому злоупотребление мало доступными психологическими терминами и понятиями только вызывает недоверие, ведь речь не идет о ядерной физике или сложных механизмах вирусных заболеваний. Если человеку непонятно то, что ему говорят, он, скорее, усомнится в способности собеседника излагать свои мысли, чем в своей способности их понимать. Если люди нашей профессии не могут вразумительно изложить свои убеждения, я думаю, это их беда, а не слушателя.

Мне очень понравился доклад Джея Хейли. Я его перечитал раз пять или шесть и, мне кажется, знаю почти наизусть. И буддистские притчи мне всегда нравились за быстроту, точность воздействия и внезапность просветления. Сам я, из года в год трудясь в своем кабинете, не смог достичь такой быстроты и ясности; в отличие от дзэн, я медленно продираюсь через ошибки и заблуждения, через чужие горести. И хотя, по моему убеждению, я работаю достаточно оперативно, на фоне дзэн — двигаюсь со скоростью улитки.

Особенно занятной мне показалась притча о Великом Прибое, застенчивом борце. Думаю, его застенчивость объяснялась недостатком подготовки. Мне почему-то кажется, что вместо ночного бдения в храме ему надо было бы позаниматься с толковым тренером, если он и в дальнейшем хочет побеждать на ринге, а то наверняка найдется такой борец, который превратит Великого Прибоя в застенчиво отползающую волну, что, видимо, с ним уже случалось, и не раз.

В отличие от Великого Прибоя, для которого желанной целью было самоизменение, мало кто из моих клиентов приходит с таким намерением. Дзэн — древняя наука, но это не психотерапия. Мастера дзэн имели дело с учениками, стремившимися к совершенствованию, что достаточно редко отмечается в наших клиентах. Они хотят видеть перемены, но не в себе, а в других, чтобы те лучше и справедливее к ним относились и не причиняли им зла. Многие, претерпев несправедливость в детстве, ретроспективно жаждут перемен в своих обидчиках. Дожив почти до сорока и зная, что “обидчиков” уже и в живых-то нет, они все еще остаются в душе обиженными детьми.

Редко когда клиент приходит ко мне и говорит: “Помогите изменить мое поведение так, чтобы я лучше относился к жене и наш брак был бы более счастливым”. Как правило, мужья (и жены), подробно рассказывая о семейных неполадках, причиной их полагают, конечно же, свою половину. Еще больше клиентов заявляются с требованием “подремонтировать” их, то есть избавить от депрессий, навязчивых мыслей, тревог, зависимостей и тому подобного. Редко когда слышишь: “Помогите мне так измениться, чтобы общение с близкими мне людьми не вызывало у меня депрессий, головных болей, тошноты, болей в спине, раздражения, доходящего до бешенства”. Не стану перечислять и кучу других расстройств, которые требуют “ремонта”. Большинство клиентов полагает, что душевное расстройство лечится так же, как, например, стрептококковая или какая-либо иная инфекция.

Все ждут психологического чуда, не понимая, какая глубокая и тяжкая внутренняя работа нужна, чтобы признать собственные недостатки и принять на себя ответственность за сложившееся положение вещей, даже если окружающие действительно были несправедливы. Человек должен научиться делать правильный выбор в любой жизненной ситуации. Учиться всегда тяжело, но ведь и жизнь — штука нелегкая и не всегда справедливая, не так ли?

В терапии просветление наступает только в том случае, когда человек осознает, что единственное существо, которым он может управлять от рождения и до самой смерти — это он сам. Иногда жизнь дарует нам мгновения подобного просветления, и тогда у нас бывают удачные дни. Однажды я спросил своего учителя, доктора Харрингтона: “Что такое жизнь?” — “Время от времени нам выпадают удачные дни”, — ответил он. А выпасть они могут только в том случае, если мы всерьез возьмем на себя труд прожить свою жизнь достойно. Но и при этом условии необходимо еще и немного везения, поскольку жизнь часто зависит от неподвластных нам обстоятельств.

В надежде просветлиться, человек может сколь угодно долго размышлять над загадкой хлопка одной ладонью, но все это время он будет принимать желаемое за действительное. Не приуменьшая мудрости учителей, хочу заметить, что свою собственную мудрость и умение творить чудеса они получают от своих учеников. По моему разумению, настоящий учитель — тот, кто полностью открыт для своих учеников, как бы говоря: “Вы не можете управлять мною или кем-либо еще, а я в достаточной мере уважаю вас, чтобы не подчинять вас своей воле”. И если это сообщение доходит до ученика, его ожидает просветление. И вот здесь следует с восхищением признать, что мастера дзэн умеют блестяще доносить свои послания до учеников.

Однако многие ли способны уловить сжатый и энергетически насыщенный смысл, содержащийся в притчах дзэн? Возможно, я ошибаюсь, может быть, сатори и в самом деле достигалось посредством вспыхнувшего, подобно искре, просветления, толчком к которому явилась та или иная из услышанных нами притч. Но, честно говоря, сомневаюсь. Это слишком легко, эффектно, близко к чуду. Если следовать этой тенденции, терапевт наделяется могущественной силой, что противоречит моему пониманию терапии. Подозреваю, что многие из этих баек были придуманы самими учениками, потому что им хотелось верить в могущество своих учителей. Кому же хочется учиться у посредственности? Мы ищем таких учителей, которым хотелось бы следовать, подчиняться им. Несколько мастеров такого уровня присутствуют и в этом зале, но не очень-то полагайтесь на этот факт и тогда убережете себя от разочарований.

Если здесь и присутствуют истинные мастера, то все они учились только у самих себя. Никто не учил Милтона Эриксона, так же как и Абрахама Линкольна или Томаса Джефферсона. И, как это ни печально, большинству из нас, скорее всего, так никогда и не услышать хлопка одной ладонью. А они, верно, слышали. Я охотно признаю Эриксона великим мастером и сожалею, что не знал его лично. Судя по тому, что я о нем слышал, он столь же велик, как и мой учитель Д.Л. Харрингтон, которого считаю настоящим мастером в точном смысле этого слова.

Хочу рассказать один случай из практики Милтона Эриксона, который в полной мере отражает мои представления относительно просветления. Одна полная женщина пришла на прием к Эриксону и заявила: “Доктор Эриксон, чего я только ни делала чтобы похудеть. Я была на водах в Швейцарии, Франции и везде, где обещали уменьшение веса, но никому не удалось помочь мне”. — “Сколько вы весите?” — поинтересовался Эриксон. — “Около 190 фунтов”, — ответила дама и спросила, не мог бы Эриксон заняться ею. “Без проблем, — ответил тот.— У меня директивная терапия. Я вам приказываю, а вы выполняете”. — “Хорошо, если это в пределах разумного”, — с готовностью согласилась клиентка. — “Тогда отправляйтесь домой и налегайте на еду. Когда наберете 220 фунтов, придете ко мне”. — “Да вы с ума сошли, доктор Эриксон!” — возмутилась женщина. — “Говорите, что хотите, но таково лечение. Думаю, вам не понадобиться много времени, чтобы дотянуть до 220 фунтов”. Не прошло и недели, как женщина снова заявилась к Эриксону. “Доктор Эриксон, у меня не получается”, — пожаловалась она. — “Что не получается?” — “У меня пропал аппетит. Не хочу я весить 220 фунтов. И есть не хочу!”. Вот и вся история. Так пришло просветление.

Так чего же добивалась клиентка на протяжении всех этих долгих лет? Хотела похудеть? Ничуть не бывало. Ей просто хотелось посрамить всех этих великих диетологов, специалистов по уменьшению веса, гуру, прославляющих чудеса своих минеральных источников. И она преуспела в этом. А тут она вдруг узнает о неком чудотворце из Феникса, в штате Аризона. У нее прямо руки чешутся развенчать нового самозванца. Эриксон мгновенно прочитал эти замыслы, как в открытой книге, и преподал женщине главный терапевтический урок: вы не сможете управлять мною, а я не желаю управлять вами. Смысл урока дошел до нее, когда она налегла на еду и поняла, что не может и не хочет доводить свой вес до 220 фунтов. Да и вообще стоило ли хлопотать из-за веса в 190 фунтов? Узрев собственную глупость, она сразу потеряла аппетит. Очень выразительная история и я частенько ее использую. К сожалению, люди нередко тратят жизнь на утверждение своей власти над окружающими. Счастлив тот, кто встретит на своем пути истинного учителя и избавится от иссушающей жажды власти.

Не будучи стратегическим терапевтом, я тем не менее свято верю в благотворность юмора и веселых рассказов. Вот один из недавно услышанных, где на героиню явно снизошло просветление, пусть и на краткий миг. У одной женщины был очень ленивый муж. Сколько ни проси помочь по дому, он и пальцем о палец не ударит. А ей и присесть некогда: работает, воспитывает детей, косит лужайку перед домом, красит стены, стирает, гладит, готовит. В общем, рабская жизнь. А муж торчит у телевизора с бутылкой пива в руке. Как-то раз она так нежно его просит: “Послушай, милый, посмотрел бы ты мотор в машине, а то он совсем не тянет, а я без нее как без рук. Ты ведь разбираешься в машинах, наладь нашу, пожалуйста”. А в ответ недовольное ворчанье: “Что я тебе в механики, что ли, нанялся?” С тем и ушла. Через какое-то время опять обращается к мужу: “В доме вся техника едва дышит — и стиральная машина, и утюг, и сушилка. Ты же умеешь чинить, привел бы все в порядок, уж так бы меня выручил”. А в ответ: “Что я тебе ремонтная мастерская?” Жена махнула на мужа рукой и все также управлялась сама, как могла.

Однажды, придя с работы, муж заметил, что жена как-то заметно повеселела. Она порхала по дому и даже что-то напевала вполголоса. “С чего это ты развеселилась?” — спросил муж. — “Да тут сосед заходил из дома рядом с нашим, у него сегодня выходной. Мы разговорились, я ему рассказала о всех неполадках, не прошло и двух часов, как он все починил. Теперь и машина и все приборы работают лучше новых”. — “А что он от тебя потребовал?” — спросил муж. — “Он предложил мне два варианта на выбор: или я испеку ему торт, или пересплю с ним”, — ответила жена. — “Ну, и какой же торт ты ему испекла?” — поинтересовался муж. — “Да я что, в кондитеры нанялась?” — возмутилась жена.

Вопросы и ответы

Вопрос: Говорят, что, приходя в этот мир, мы хотим, чтобы нас любили, а когда не получаем желаемого, то начинаем стремиться к власти. Верно ли это? Что вы можете сказать по этому поводу?

Глассер: Не думаю, что мы гоняемся за властью, не обретя любви. Мне кажется, что с самого начала мы в равной степени хотим и любви и власти. И это как раз то, что делает задачу человека на земле столь трудной. В отличие от нас, существа низшего порядка борются в основном за выживание, а если они принадлежат к классу млекопитающих, то им еще нужно и чуточку любви. Поскольку власть как таковая их не волнует, они вполне ладят друг с другом. Власть ради власти нужна только человеку, независимо от того, любим он или нет. Отсюда следует, что помочь человеку можно, лишь преодолев присущую ему жажду власти.

По роду своей работы в области образования, я часто бываю в школах и вижу, какое огромное число детей не извлекают из учения никакой пользы, а многие просто ненавидят школу. Причину этого я вижу в том, что после детского сада у ребенка остается мало возможностей почувствовать, что у него есть какие-то права и власть в школе. Любому ненавистна ситуация, в которой он лишен самостоятельности и возможности проявить свою личность. Я считаю, что желание власти заложено в нас на генетическом уровне.

Вопрос: Мистер Хейли, вы рассказали нам о человеке, игравшем в гольф в состоянии просветления, — он играл блистательно как никогда, но не мог уследить за счетом. Как мне кажется, просветленному человеку нет дела до счета, но в этом-то и заключается беспокоящий меня вопрос. Если ты достиг просветления и живешь только настоящим моментом, то как тогда сохранить цивилизованный контакт с остальным обществом? Меня, например, интересует и прошлое и будущее, а также, возможно, и чужие заботы.

Хейли: Полагаю, парадоксальность учения дзэн в том и заключается, что можно жить данным мгновением и в то же время просчитывать будущее. Возьмите, например, японский генералитет: все они достигли просветления, но и в подготовке военных кампаний тоже кое-что понимают.

В этой связи встает вопрос, как понимать просветление? Собирая материал для культурологических сравнений, я опрашивал семьи, представляющие разные народы, в том числе и японскую семью. Глава семьи был дзэн-буддистским монахом. В начале собеседования члены семьи вели себя, по японским стандартам, традиционно: руки сложены вместе, жена преисполнена почтения к мужу, а в муже, проживающем одно мгновение за другим, чувствовалась большая сила.

Задание заключалось в том, чтобы определить предпочтения отдельных членов семьи и затем согласовать общий выбор. По ходу обсуждения, жена постепенно завладела инициативой, указывая, кому что положено. Властный монах “увял” прямо на глазах. Как видно, непросто быть монахом и жить в семье. Возможно, поэтому большинство из них и предпочитают жить в монастырях. Приспособление к жизни и предписываемая дзэн практика существования от момента-к-моменту  с трудом сочетаются.

Вопрос: Доктор Глассер, насколько я понял, вы не разделяете идею о том, что изменение должно происходить внезапно. А что вы думаете о случаях, связанных с глубокими травмами?

Глассер: Не стану возражать, всякое бывает. Но я-то говорю о психотерапии, где мгновенное изменение — явление исключительное, даже если приходится работать с клиентом, пережившим травму. Бывает, к людям приходит внезапное озарение или понимание, но, как правило, не в результате травмы. Более вероятно, что люди цепляются за модели поведения, которые не принесли и не принесут им ничего хорошего. Психотерапия — это обучающий процесс, когда мы узнаем себя, учимся поступать по-иному, осторожно пробуем новые, более продуктивные модели поведения и, если дела идут на поправку, закрепляем их. Конечно, не нужно тратить на этот процесс долгие годы, но и не стоит ожидать сказочного озарения.

Вопрос: У меня вопрос к доктору Хейли. Вы говорили о тестировании семей. Как это происходит на практике, ведь не сидите же вы перед ними с ручкой и бумагой? Какова цель подобного тестирования?

Хейли: Нам пришла в голову идея дифференцировать семьи с помощью специальных тестов. Мы же знаем, что существует определенная разница между семьей, скажем, с больным шизофренией и семьей, где один из ее членов отбывает наказание за уголовное преступление, или семьей с психосоматическими проблемами и т.д. До шестидесятых годов тестирование проводилось только индивидуально, семья в целом не затрагивалась. Вот мы и разработали специальные программы семейного тестирования, изучая воздействие таких переменных, как наличие согласия или противоречий между членами семьи. Например, у нас был эксперимент, где члены семьи, образуя внутрисемейные коалиции, должны были нажимать кнопки, а мы старались уловить те внутренние изменения, которые происходили в их поведении. В другом случае мы пытались измерить различия, с которыми родители передают детям поручения по телефону. В шестидесятых годах было разработано множество подобных тестов и проведенные с их помощью исследования имели большое значение для нарождающейся семейной терапии.

Возможно, подобную работу сейчас ведут университеты, но я не уверен. Задача оказалась весьма сложной. Нет надежных методов, единой теории, нет техник, позволяющих фиксировать цепочку отношений между членами семьи. Вот пример такой цепочки: ребенок совершает проступок, отец говорит: “Не смей этого делать”. — “Не приставай к ребенку”, — тут же вступается мать. — “Но он не должен этого делать”, — возражает отец. Ребенок опять что-то натворил и все повторяется снова. Мы пытались установить, прерывается ли эта цепочка после психотерапевтического вмешательства. Вот, чем мы занимались в то время. Надеюсь, подобная работа продолжается и сейчас.