§ 64. Заключительное слово - Эдмунд Гуссерль и его Картезианские размышления - Неизвестен - Философы и их философия

Можно, пожалуй, сказать, что наши размышления, в сущности, достигли своей цели, а именно, привели к конкретной возможности раскрыть картезианскую идею философии как универсальной науки с абсолют­ным обоснованием. Показать эту конкретную воз­можность, продемонстрировать ее практическую вы­полнимость, — пусть даже, разумеется, в виде некой незаконченной программы — значит указать необхо­димое и несомненное начало и столь же необходи­мый метод, к которому всегда можно обратиться и которым одновременно очерчивается систематика всех осмысленных проблем вообще. Этого мы уже достигли на деле. Единственное, что остается, — это разветвление трансцендентальной феноменологии На отдельные объективные науки, легко понятное по мере ее произрастания из начал философии, и отно­шение этих наук к наукам, пребывающим в позитив­ной установке и предданным в качестве примеров. К этим последним мы теперь и обратимся.

Повседневная практическая жизнь наивна, и про­исходящее в ней опытное познание, мышление, оценивание и действие погружено в заранее данный мир. При этом вся интенциональная работа опытного познания, в котором только и даны нам вещи, совер­шается анонимно: познающий ничего не знает об этой работе, как и о выполняющем эту работу мыш­лении; числа, предикативные комплексы, ценности, цели, результаты труда возникают одно за другим благодаря неким скрытым усилиям, и взгляду пред­ставляются только они. Не иначе дело обстоит и в позитивных науках. Им свойственна наивность бо­лее высокого уровня, они представляют собой про­дукты сложной теоретической техники, однако ре­зультаты интенциональной работы, от которых, в конечном счете, все и зависит, остаются неистолко­ванными. Правда, наука претендует на способность оправдывать свои теоретические шаги и повсюду основывается на критике. Но осуществляемая ею критика не есть последняя критика познания; такая критика основана на изучении начальных продуктов, на раскрытии всех принадлежащих им интенцио-нальных горизонтов, благодаря которым только и может быть наконец постигнута «область действия» тех или иных очевидностей и в соответствии с ней оценен бытийный смысл предметов, теоретических построений, ценностей и целей. Поэтому даже на высоком уровне развития современных позитивных наук мы сталкиваемся с проблемами оснований, с парадоксами и неясностями. Первичные понятия, которые проходят через всю науку и определяют смысл ее предметной сферы и теорий, возникли в наивной установке, обладают неопределенными интенциональными горизонтами и представляют собой грубые продукты наивной и неосознанной интенциональной работы. Это относится не только к специальным наукам, но и к традиционной логике со всеми ее формальными нормами. Всякая попытка прийти от исторически развившихся наук к лучше­му обоснованию, к лучшему пониманию их собственного смысла и их собственных достижений приближает ученого к цели его самоосмысления. Однако существует лишь одно радикальное самоос­мысление — феноменологическое. Но радикальное и абсолютно универсальное самоосмысление неот­делимы друг от друга и вместе неотделимы от под­линного феноменологического метода самоосмыс­ления в форме трансцендентальной редукции, интенционального самоистолкования, раскрывае­мого посредством этой редукции трансценденталь­ного ego и систематической дескрипции, принимаю­щей вид некой интуитивной эйдетики. Ауниверсальное и эйдетическое самоистолкование подразумевает со­вершенное владение всеми мыслимыми конститу­тивными возможностями, «врожденными» этому ego и трансцендентальной интерсубъективности.

Таким образом, последовательно проводимая фе­номенология априорным образом, но в силу строго интуитивной сущностной необходимости и всеоб­щности конституирует формы всех мыслимых ми­ров, причем, опять-таки, в пределах всех мыслимых форм бытия вообще и их иерархической системы; при этом она конституирует эти формы изначально, т. е. в соотнесенности с конститутивным априори, с той априорностью, которая присуща конституиру­ющим ее продуктам интенциональной работы.

Поскольку в своем продвижении феноменология не располагает ни заранее данными действительностями, ни даже понятиями о действительности, но с самого начала черпает свои понятия в изначальнос-ти этой работы (которая сама схватывается в изначаль­ных понятиях) и в силу необходимости раскрытия всех горизонтов господствует над всеми различия­ми в широте действия, над всякой абстрактной отно­сительностью, постольку она сама должна прийти к понятийным системам, определяющим основной смысл всех областей науки. Речь идет о тех поняти­ях, которые должны заранее очерчивать все формальные разграничения формальной идеи универ­сума возможного бытия вообще, т. е. некого возможно­го мира вообще, и сообразно тому стать подлинными основными понятиями всех наук При использовании понятий, образованных таким изначальным спосо­бом, не могут возникнуть никакие парадоксы. Поэто­му исследования, косвенным образом намеченные в предшествующих размышлениях, представляют со­бой не что иное как начало радикального прояс­нения смысла и генезиса — или смысла, возника­ющего в ходе такого генезиса, — смысла и генезиса понятий мира, природы, пространства, вре­мени, одушевленного существа, человека, души, живого тела, социальной общности, культуры и т.д. Ясно, что действительное прове­дение означенных исследований позволило бы обо­сновать все те понятия, которые и до всякого иссле­дования функционируют в качестве основных понятий позитивных наук, но только в феномено­логии приобретают всестороннюю ясность и отчет­ливость, не оставляя места для дальнейших вопросов. Мы можем теперь также сказать, что в априорной и трансцендентальной феноменологии берут нача­ло и в ходе коррелятивных исследований получают свое последнее обоснование все без исключения ап­риорные науки, а рассматриваемые с точки зрения такого происхождения, они принадлежат самой уни­версальной априорной феноменологии как ее сис­тематические ответвления. Эту априорную систему можно, следовательно, охарактеризовать и как сис­тематическое развертывание универсального априори, которое сущностным образом врождено трансцендентальной субъективности, а, следова­тельно, и интерсубъективности, или как развертыва­ние универсального логоса всякого мыслимого бытия. Это, в свою очередь, означает, что полнос­тью и систематически развитая трансцендентальная феноменология была бы ео ipso истинной и подлинной универсальной онтологией; и притом не пустой, формальной онтологией, но такой, которая заклю­чала бы в себе все региональные бытийные возмож­ности с учетом всех соответствующих корреляций.

Эта универсальная конкретная онтология (или универсальная и конкретная теория науки, конкрет­ная логика бытия) оказалась бы, таким образом, самим по себе первым универсумом наук с абсолютным обоснованием. Среди философских дисциплин самой по себе первой была бы солипсистски ограниченная эгология, учение о первопорядковым образом реду­цированном ego, и только затем шла бы фундирован­ная в ней интерсубъективная феноменология, как все­общая дисциплина, которая рассматривает прежде всего универсальные вопросы и лишь после этого раз­ветвляется на отдельные априорные науки.

Эта всеобщая наука об априори стала бы тогда фундаментом подлинных наук о фактах и под­линной универсальной философии в картези­анском смысле, универсальной и обладающей аб­солютным обоснованием науки о фактически сущем. Ведь именно в априори заключена вся присущая фак­ту рациональность. Априорная наука есть наука о принципах, к которым должна возвратиться наука о фактах, для того, чтобы получить, наконец, именно принципиальное обоснование; однако априорная наука не может быть наивной, а должна проистекать из последних трансцендентально-феноменологи­ческих источников и, таким образом, принимать фор­му всестороннего априори, пребывающего в самом себе и получающего из самого себя свое оправдание.

Чтобы исключить всякое недоразумение, я хотел бы в заключение указать на то, что феноменология, как мы уже говорили выше, исключает лишь всякую наивную метафизику, оперирующую лишенными какого бы то ни было смысла вещами в себе, но не метафизику вообще, и что она вовсе не против тех проблемных мотивов, которые постепенно исказили постановку вопроса и метод в старой тради­ции, и ни в коем случае не намерена останавливать­ся перед «высшими и последними» вопросами. Само по себе первое бытие, предшествующее всякой объективности мира и несущее ее на себе, есть трансцендентальная интерсубъективность, вселен­ная монад, объединяющихся в различные сообще­ства. Но в этой фактической сфере монад, — а с уче­том идеальной возможности, и во всякой мыслимой монадической сфере, — возникают все те же про­блемы случайных фактов, смерти, судьбы, возмож­ности «подлинной» человеческой жизни как испол­ненной некого особого смысла, а также проблема «смысла» истории и так далее, от одного уровня к другому.

Мы можем также сказать, что эти проблемы явля­ются этико-религиозными проблемами, но по­ставлены на ту почву, на которую и должно быть по­ставлено все то, что может обладать для нас смыслом.

Так осуществляется идея универсальной фило­софии — совсем иначе, чем полагал Декарт и его эпоха, ведомые новым естествознанием: не как универсальная система дедуктивной теории, рас­сматривающая все сущее как включенное в некое счетное единство, но, — и тем самым был корен­ным образом изменен основной сущностный смысл науки, — как система феноменологических, коррелятивных в своей тематике дисциплин, глу­бочайшим основанием которой является не акси­ома ego cogtio, а универсальное самоосмысление.

Другими словами, необходимый путь к позна­нию, обладающему в высшем смысле последним обоснованием, или, что то же самое, к философс­кому познанию, есть путь универсального, прежде всего монадического, а затем и интермонадичес-кого самопознания. Мы можем также сказать, что радикальное и универсальное развитие картезиан­ских размышлений, или иначе, развитие универсального самопознания, есть сама философия и охватывает все подлинные, ответственные перед самими собой науки.

Дельфийское изречение yvcavi aeavmv приобрело новое значение. Позитивная наука есть наука, зате­рявшаяся в мире. Нужно сперва потерять мир в έποχήц, чтобы вновь обрести его в универсальном самоос­мыслении. «Noliforas ire, — говорит Августин, — in te redi, in interiore homine habitat veritas»1

1 He стремись к внешнему, возвратись в себя, во внутрен­

нем человеке обитает истина (лат).