3.17. Повседневность как тема - Социология культуры - Ионин Л.Г. - Философия и социология

 Воспользовавшись булгаковской "мениппеей", мы вкратце рассмотрели некоторые основные моменты социологии повседневности концепцию повседневной интерпретации и типизации, учение о конечных областях значений, или смысловых сферах, методологические вопросы изучения повседневности. Однако возникает вопрос что дает изучение повседневности?

Очевидно, ответ будет таким изучение повседневности позволяет достичь понимания укорененности социально-научного знания в повседневной жизни и постоянной и глубокой обусловленности ею. Выше говорилось, что повседневность является основой и не­обходимой предпосылкой исследований в социальных науках, но почти никогда не становится темой этих исследований. Попытка тематизации повседневности будет способствовать выявлению глу­бинных оснований социально-научного знания. Особого рассмот­рения требует тема, касающаяся прояснения связи категорий по­вседневной интерпретации и понятий социальных наук. Здесь можно лишь сказать, что следствием такой методологической реф­лексии и последующего "воссоединения" науки и повседневности должно стать преодоление принципиального разрыва между по­вседневной жизнью и миром социальной теории. Для социолога это означало бы отказ от позиций непогрешимого учительства, от ощущения всезнания и всемогущества, от чувства превосходства ученого, вооруженного теорией, над "простым" человеком, опира­ющимся лишь на здравый смысл. Теоретики социологии должны спуститься из заоблачных высей, и тогда они поймут, что пренебрегаемый ими здравый смысл - не существо низшего порядка, а законный и полноправный родитель социологической теории.

"Воссоединение" науки и повседневности откроет новые возможности участия социальной науки в человеческой жизни, ибо опре­деление иного места науки в мире - это и иной мир, открывающий новые бесчисленные возможности реализации жизненных планов человека. На это намекает и Воланд в известном эпизоде романа:

    Михаил Александрович, - негромко обратился Воланд к голове, и тогда веки убитого приподнялись, и на мертвом лице Маргарита, содрогнувшись, увидела живые, полные мысли и страдания глаза. -Все сбылось, не правда ли? - продолжал Воланд, глядя в глаза го­ловы, - голова отрезана женщиной, заседание не состоялось, и живу я в вашей квартире Это - факт. А факт - самая упрямая в мире вещь. Но теперь нас интересует дальнейшее, а не этот уже совершившийся факт. Вы всегда были горячим проповедником той теории, что по отрезании головы жизнь в человеке прекращается, он превращается в золу и уходит в небытие. Мне приятно сооб­щить вам в присутствии моих гостей, хотя они и служат доказатель­ством совсем другой теории, о том, что ваша теория и солидна и остроумна. Впрочем, ведь все теории стоят одна другой. Есть среди них и такая, согласно которой каждому будет дано по его вере. Да сбудется же это! Вы уходите в небытие, а мне радостно будет из чаши, в которую вы превращаетесь, выпить за бытие - Воланд поднял шпагу.

В главе 2 упоминалась теорема Томаса, в которой ут­верждается следующее если ситуация рассматривается как реаль­ная, она реальна по своим последствиям. И в предыдущей, и в на­стоящей главе я на многочисленных примерах старался показать, что определенного рода интерпретация, то есть отнесение дейст­вия к определенному типу, предполагает возникновение новой объективной среды, причем объективной она представляется самим участникам взаимодействия и обретает подлинно объективное воплощение в их действиях, направленных на практическое изменение мира.

В устах Воланда слова "каждому по его вере" звучат как поисти­не дьявольская формулировка теоремы Томаса - одной из цент­ральных тем социологии повседневности. В этих словах — ключ к пониманию судьбы героя романа - Мастера, вообще к пониманию того, как реализуются в мире человеческие планы и цели.