Воображение и знание - Творческое воображение воображения - С.А. Борчиков - Философия как наука

Вот пишу трактат о воображении и воображаю, что я великий философ, способный дополнять и развивать идеи Канта. Такое воображение, вспомоществующее творчеству, имеет свои «плюсы» и «минусы»: «плюсы» – для философии, «минусы» – для жизни. О «минусах» говорить не буду, они очевидны, поговорю о «плюсах».

1) Один из «плюсов» – поддержание образа Я.

С.Л. Катречко пишет: «…Термины «образ», «картинка» мы понимаем как целостности, не сужая значения этих терминов до статуса определенных чувственных (психических) феноменов. Другими словами, под образом мы будем понимать результат сознательной (мыслительной) структуризации чувственно воспринимаемого, т.е. некоторую модель реальности…»

Два замечания в свете «плюса»: я бы не ограничивался только чувственно воспринимаемым. Какую, к примеру, чувственность структурирует Малевич в образе «Черного квадрата»? Не черный же цвет с фигурой квадрата? И второе: я бы все-таки не настаивал на сильной формулировке, будто воображение создает образ. Ведь и Даль, и Кант говорят в большей мере о вселении, о сведении в образ, но не о создании образа. Образ – это следствие сложного применения сознания и функция всего культурного континуума, а не только воображения.

Воображение не столько создает образ, сколько ответственно:

– за трансформацию многообразного чувственного и иного материала в образ,

– за поддержание бытия этого образа (репродуцирование его в своем и в других сознаниях и при других условиях),

– за поддержание иллюзии реальности и самой реальности этого образа.

2) Второй «плюс» следует из последнего подпункта:

– воображение подтягивает реальность до уровня образа.

Воображение, которое этого не делает, есть химера, иллюзия, пустая фантазия, вымысел. Однако, как правило, воображение настолько притягательно или, во всяком случае, составляет плоть духа воображающего, что дух этот с каждым новым образом стремится подстраиваться под свои новообразованные формы и им соответствовать, дабы не ударить в грязь лицом…

Возникает неожиданный вопрос: если я скажу «я не великий философ», будет ли это воображением?

В аспекте первого «плюса» – да. Ибо образ «нефилософа» не в меньший мере образ, нежели образ «философа», и его поддержание требует аналогичных усилий. А вот в аспекте второго «плюса» – нет. Ибо образ «нефилософа» не требует усилий по изменению и подтягиванию себя до реальности. Реальность нефилософа у меня и так есть сама по себе.

Но здесь надо помнить, что дело касается только префикса «не» в связи с воображаемым образом. Если я, к примеру, воображаю, что у меня две руки, то это не воображение, потому что образ «меня двурукого» обеспечивается и поддерживается иными, нежели воображение, гносеологическими механизмами. А вот если я воображаю, что у меня «три руки», то тогда тут – простор воображению. Когда же после этого я воображу, что «не три руки, а две», то это опять будет воображением, поскольку придется гасить образ «трехрукого». Но в аспекте подтягивания до реальности «нетрехрукого» воображения опять не будет, поскольку эта реальность уже предзадана…

На протяжении всей работы я пытался показать, что меня интересует не столько воображение чувственного (материалистически-психологический подход – тут и без меня достаточно сказано) и даже не воображение психологически-социального (тут пока непаханое поле, но, думаю, оно вторично по отношению к тому, что меня интересует), а интересует меня воображение самосознатель­но-ноэматическое (идеалистически-антипсихологический подход).

К тому пример. Допустим, я пишу нечто и воображаю, что создаю теорию воображения. Следовательно, перед тем как это вообразить, я должен находиться в ноэматическом поле образа «теории». К образу «теории» применимы оба вышеотмеченных пункта: поддержание бытия образа и подтягивание до него реальности моего письма. Если я обнаружу, что я не так пишу, т.е. не так, как положено для теории, то я буду изменять текст и стараться, чтобы он удовлетворял образу ('е) теории.

С теорией всё ясно. Но вот, допустим, я в данный момент сижу и просто что-то воображаю. Вопрос: я знаю или я воображаю, что что-то воображаю? В любом случае я, как минимум, воображаю воображение. Моё воображение воображения поддерживает бытие меня в ранге воображающего. А вот подтягивает ли оно моё бытие до уровня воображения?

Чтобы подтягивать до, оно должно иметь «образ» воображения. Естественно, такого окончательного образа нет. Если бы он был, зачем устраивать дискуссию по проблеме «Как возможно творческое воображение»? Есть, по Канту, лишь априорная схема. Подтягивание априорной схемы до априорной схемы – это абсурд. Есть, по ноэматическому идеализму, еще ноэматическое знание – ноэма (поскольку я хоть как-то ведь знаю «воображение») плюс гносеологическое знание (поскольку я познаю воображение в ноэме воображения). Подтягивание ноэмы до ноэмы не абсурд, но бессмыслица, поскольку ноэма и так самотождественна. Остается одно: подтягивание ноэмы до гносеологического знания.

Но и это возможно при одном условии: когда воображение будет воображать себя и воображать, что оно, кроме прочего, познавательная сила. Если воображение воображает иное, а не себя, то в таком виде оно оказывается по гносеологическому механизму все равно что воображение «двух рук» (того, что и так есть).

Но самое интересное начинается в тексте сейчас. Я в предыдущих абзацах нарисовал ноэматический образ «воображения» (так сказать, «третью руку»). Кто-то может раскритиковать мою теорию, т.е. сказать: «Нет, третьей руки нет, т.е. нет такого образа воображения. Это не воображение». И тогда он должен будет возвратиться в реальность воображения – к такому механизму воображения, каков тот и есть сам по себе. А каков он есть, не знает никто, кроме самого возвращающегося. Таким образом, возвращающийся возвращается к своему знанию.

Отказ от воображения есть знание – вот метафизическая и вместе с тем гносеологическая истина, которая сейчас вскрылась. Я думаю, что знание, как и творение, непосредственно из ничто возникать не может. Возникновение знания опосредуется воображением, но не позитивно, а негативно – как отрицание воображения. Сначала вообрази нечто, затем вообрази, что вообразил, наконец, сообрази: нет такого воображения, и в итоге то, что останется от такой образотрансформации, и будет знанием.

Если быть более точным, то механизм здесь таков. Есть нечто. Ноэма воображения превращает его в нечто + «дельта» (приращение эманоловления). Ноэма ноэмы воображения порождает ноэзис воображения. Ноэзис вызывает гносеорефлексию: «Долой «дельту»». «Дельта» устраняется вместе с теоретическим гнозисом. Остается нечто как оно есть само по себе, и это есть знание. Но то, что удаляется именно и исключительно «дельта», это не знается. Однозначно. Это воображается! Воображается, что после устранения воображения остается знание.

Знание есть продукт редуцирования воображения.

Можно и данное (выделенное курсивом) знание подвергнуть редукции – критической, метафизической, гносеологической. Но эта редукция аналогично будет воображением редукции. Воображение неискоренимо. Остается восхититься вслед за Кантом центральным местом воображения среди априорных трансцендентальных способностей человека.