|
|
Коттлер Дж. Лучшие психотерапевты - что они за люди?Все элементы психотерапевтической практики, о которых шла речь в предыдущей главе, являются обязательными. Вместе с тем существуют факторы, не вписывающиеся в рамки той или иной теории, - это личностные особенности успешно работающих психотерапевтов. Некоторые качества присущи большинству эффективных терапевтов, независимо от того, где и какими методами они работают. В то время как мы спорим между собой об универсальности тех или иных личностных качеств, клиенты решают этот вопрос без труда и с ходу готовы назвать наиболее привлекательные черты психотерапевта. "Это качества, присущие хорошему родителю и достойному человеку, который достаточно хорошо знает себя и умеет взаимодействовать с другими людьми, собственные проблемы не мешают ему общаться с клиентом. Его отличают теплота и эмпатия; враждебность и деструктивное поведение ему несвойственны. Кроме того, обязательны знания и профессиональные навыки, а также готовность проявить сочувствие, что помогает наладить сотрудничество с другими людьми" (Strupp, 1973, p. 2). Хотя собственно стиль работы вряд ли можно считать единственной движущей силой терапевтических изменений клиента, не вызывает сомнений, что личностные качества и темперамент психотерапевта, которые проявляются во время сессий, имеют большое значение для пробуждения заинтересованности клиента, лучшего восприятия им новой информации с последующим изменением поведения. Если оглянуться на прошлое и попытаться вспомнить людей, которые оказали наибольшее влияние на нашу жизнь, в памяти немедленно всплывают их лица. Эти люди когда-то вдохновляли нас не только своими словами и делами, они обладали некоей харизмой. Во всяком случае, так было в мою бытность студентом и клиентом: поначалу меня привлекали не конкретные идеи или теории; влияние наставников, на которых хотелось быть похожим, - вот что имело решающее значение. В действительности, подобно многим своим коллегам по профессии, я начал заниматься психотерапией благодаря влиянию, которое оказала на меня в детстве моя психотерапевт. Мне очень хотелось быть такой, как она, уметь не только помочь самому себе, но и оказать помощь другим. Личность психотерапевта как образец для подражанияКлиенты стремятся к личностному росту и при этом хотят быть похожими на своих психотерапевтов. Их привлекает спокойствие, мудрость, умение себя контролировать, уверенность в своих силах, которые демонстрирует психотерапевт. Клиенты хотят быть столь же сведущими, как терапевт, и вести себя так же. Они часто перенимают его привычки, манеру говорить. Жизненные ценности корректируются в соответствии со взглядами наставников. Во всех психотерапевтических подходах в той или иной форме используется модельный эффект личности психотерапевта. Сторонники социального научения пользуются этим эффектом для запуска процессов заместительного научения. В поведенческой психотерапии с его помощью подкрепляется научение путем подражания. Психоаналитики делают акцент на процессах идентификации, которые происходят в рамках позитивного переноса. Когнитивные психотерапевты демонстрируют варианты внутреннего монолога (self-talk), а экзистенциальные терапевты раскрывают перед клиентами собственную индивидуальность. Если клиенты общаются с психотерапевтом в течение продолжительного времени, это происходит не только потому, что их устраивают результаты терапии, то есть изменения, которые они наблюдают в себе, но и из-за притягательности личности психотерапевта. Психотерапия вообще опирается на эффект специфического влияния поведения терапевта, вызывающего у клиента стремление ему подражать. В классическом фильме "Глория" показаны особенности различных психотерапевтических подходов: в течение одного дня Карл Роджерс, Фриц Перлз и Альберт Эллис провели интервью с одной молодой женщиной. Были выявлены значительные различия в терапевтическом стиле, в частности касающиеся отправных точек психотерапии, личностных особенностей, степени директивности, типа и частоты вербальных высказываний. Бергин (Bergin, 1980) заинтересовался удивительным фактом - сравнительно одинаковой эффективностью работы этих трех ведущих психотерапевтов, и попытался выделить общие составляющие их подходов. Он отметил, что все три терапевта действительно имели несколько общих черт. Все они были признанными специалистами в своей области, поэтому пользовались авторитетом и влиянием в глазах клиентки. Каждый из них был абсолютно убежден в собственной правоте и действенности своего подхода. Несмотря на то, что все работали по-разному, клиентка сочла каждый психотерапевтический подход по-своему эффективным. При сравнении работы выдающихся психотерапевтов психоаналитического и поведенческого направлений (Sloane et al., 1975) также было обнаружено удивительное сходство. К такому же выводу пришли и другие исследователи (Schоn, 1983), отметившие разночтения между официальной теорией (что клиницисты говорят о своей работе) и ее практическим применением (что в действительности происходит во время сессий). На деле исследователи пришли к выводу, что клиенты считают психотерапевтов - представителей обоих направлений - обладателями сходных качеств и находят эти качества обязательными предпосылками успешной психотерапии. По мнению клиентов, эффективные психотерапевты: 1) привлекательны как люди (что психоаналитики считают совершенно неважным) и 2) помогают клиенту понять самого себя (чему, в свою очередь, не придают значения сторонники поведенческого подхода). Кроме того, для хорошего психотерапевта важно быть понимающим, уверенным в своих силах, квалифицированным специалистом, способным помочь клиенту постепенно обрести уверенность в себе. Исходя из всего этого, а также учитывая результаты других исследований, которые свидетельствует в пользу существования универсальных терапевтических принципов, действующих в рамках всех теоретических подходов, Бергин (Bergin, 1980) пришел к выводу, что психотерапевты придают особую важность используемым техникам, в то время как клиентов гораздо больше привлекают личные качества психотерапевта. Таким образом (Bergin, 1980, p. 140), "становится понятным, что в различных психотерапевтических подходах используются сходные процедуры или взаимодействия, которые-то и оказывают воздействие на клиента, хотя при формальном описании того или иного подхода им уделяется сравнительно мало внимания". Большинство эффективно работающих психотерапевтов предстают перед клиентом в образе чрезвычайно привлекательного, уверенного в себе, контактного человека: "Поведение эффективного психотерапевта включает в себя, прежде всего, постоянную демонстрацию заботы и внимания, причем такое позитивное отношение постепенно интернализуется излишне самокритичным пациентом; во-вторых (одновременно), проявление внутренней силы и мудрости (умения разрешать проблемы), что также будет со временем интернализовано; и, в-третьих, передачу пациенту новой системы ценностей, позволяющей конструктивно решать жизненные проблемы" (Decker, 1988, p. 60). Стремление клиентов подражать своим психотерапевтам позволяет объяснить, почему такие разные клиницисты, как, например, Зигмунд Фрейд и Фриц Перлз, работали одинаково успешно. После этого стоит ли удивляться тому, что Эллис, Сатир, Роджерс или Франкл также добивались хороших результатов, хотя, на первый взгляд, между ними нет ничего общего. Вопрос заключается в том, почему людям становится лучше, когда вы отражаете их чувства или вскрываете иррациональный характер их убеждения, интерпретируете сновидения или разыгрываете по ролям основные конфликты, подкрепляете какое-либо поведение или же перестраиваете структуру семьи? По-видимому, имеет значение не только, что эффективный психотерапевт делает, но и что он собой представляет. Выдающихся психотерапевтов объединяет то, что все они являются сильными личностями. Они относятся к тем людям, которые буквально излучают положительную энергию. Они активны, полны энтузиазма, обладают острым умом и высокой подвижностью, умело пользуются своим, как правило, красивым голосом. В обществе большинства хороших клиницистов находиться одно удовольствие. Они обладают теми качествами, которые другие люди желали бы иметь. Безусловно, процесс идентификации у клиента в различных терапевтических системах идет по-разному. Иногда это происходит в форме спланированного вмешательства, например при демонстрации психотерапевтом конкретного поведения в той или иной роли или в ходе десенсибилизации. Гораздо чаще клиент постепенно учится в процессе психотерапии, если чувствует уважение к своему наставнику или восхищается им. Так, клиент поначалу наблюдает за тем, как поведен- ческий психотерапевт четко и ясно излагает свои взгляды, а затем сам пытается в обычной жизни вести себя сходным образом. Экзистенциальный терапевт делится своими чувствами в отношении клиента, подталкивая его к большей открытости. Сторонник рационально-эмотивной психотерапии избегает употребления некоторых слов (следует, должен и т. д.) и отдает предпочтение фразам типа "Я хочу", а со временем и его клиент начинает делать то же самое. Гипнотизер - последователь Эриксона - рассказывает клиенту притчу-метафору, чем помогает идентифицироваться с протагонистом, разрешающим сходные проблемы. Процесс идентификации идет и без специфического применения принципов моделирования, при этом клиент копирует те качества психотерапевта, которые кажутся ему наиболее привлекательными. Полноценно функционирующий психотерапевтРезультаты практических наблюдений (Luborsky et al., 1971; Garfield, 1980; Lambert, Shapiro & Bergin, 1986) позволяют утверждать, что эффективно работающие психотерапевты, как правило, обладают хорошим душевным здоровьем и успешно разрешают собственные проблемы. Эти качества хороши не только для того, чтобы иметь возможность демонстрировать их клиентам в качестве образца для подражания. Уверенный в себе, уравновешенный человек лучше контролирует собственное поведение, что так важно во время сессий. Психотерапевту требуется недюжинная сила воли, чтобы отказаться от удовлетворения собственных потребностей за счет клиента. Это может принимать различные формы: от безобидного, не имеющего отношения к существу проблемы вопроса с целью удовлетворения любопытства до подталкивания клиента к чрезмерно откровенным высказываниям и даже отыгрывания эротических, враждебных импульсов или стремления манипулировать. Психотерапевту следует контролировать себя на всех этапах терапевтического взаимодействия, в частности, наблюдать за собственным поведением, не отвлекаться на посторонние мысли, говорить четко и по существу, не переводить разговор на себя. Такая самодисциплина требует высокой эмоциональной стабильности и развитых навыков межличностного общения. Благодаря тому, что хорошие психотерапевты являются, прежде всего, полноценными людьми, они способны эффективно функционировать в разнообразных ситуациях и могут наглядно продемонстрировать все, к чему призывают других. В классическом определении эффективно работающего психотерапевта как полноценного человека Каркхуфф и Беренсон (Carkhuff & Berenson, 1977, p. 272) формулируют свое кредо: "Чтобы предъявлять требования себе и, соответственно, другим, следует быть полноценным физически, эмоционально и интеллектуально. Каждое из этих измерений тесно связано с другими. При достижении наивысших уровней по всем трем измерениям человек начинает функционировать полноценно, то есть представляет собой нечто большее, чем сумма этих трех измерений. С этого момента в силу вступают законы космологии, которые и управляют его жизнью. Физическая сила помогает ему защитить любимых людей. Эмоциональная зрелость позволяет отстаивать свои убеждения. Развитый интеллект дает возможность приносить пользу людям". Я все больше убеждаюсь в том, что польза от психотерапевтического вмешательства не определяется используемой при этом теорией или набором определенных техник. Эффективные психотерапевты известны среди представителей практически всех известных теоретических подходов. Имеется множество доказательств действенности различных вмешательств, техник и стратегий - от гипнотерапии и биоэнергетики до психоанализа в его классическом варианте. По-видимому, не имеет большого значения, ведется ли работа с беспокоящей клиента симптоматикой или лежащей в ее основе психодинамикой, делается ли акцент на поведении, когнитивных процессах или эмоциях, много говорит психотерапевт или мало. Действительно имеет значение сама личность психотерапевта: любой целитель испокон веку обладал харизмой и авторитетом, умел увлечь других своей идеей, повести за собой. Именно поэтому врачеватели со времен Гиппократа и Сократа и до выдающихся клиницистов прошлого века наглядно демонстрировали свои способности. Действительно, такие знаменитые психотерапевты, как Фрейд, Юнг, Адлер, Салливен, Райх, Лакан, Кохут, Эллис, Роджерс, Перлз, Вольпе, Лазарус, Берн, Франкл, Мэй, Эриксон, Хейли делали то же самое - оставаясь самими собой, позволяли себе импровизировать, разрабатывали собственный стиль психотерапии с учетом своих сильных сторон. Каждый из них ощущал неудовлетворенность существовавшими на тот момент подходами, поэтому предпринимал попытки создать собственный, отвечающий конкретным интересам и позволяющий достичь поставленных целей. То же самое можно сказать обо всех эффективно работающих психотерапевтах. Обстановка, костюм, каждая деталь офиса предназначены для создания комфортных условий, позволяющих клиницисту быть самим собой. Хотя психотерапевты сильно отличаются по личностным характеристикам от склонных к театральным эффектам "актеров" до "компульсивных" и методичных перфекционистов, от сдержанных и легких в общении до сверхактивных и многословных, вместе с тем существуют особенности, которые присущи большинству совершенных психотерапевтов. Именно об этих качествах врачевателя и пойдет речь в следующем разделе. Влияние сильной личностиНаиболее важной и незаменимой составляющей, по-видимому, является сила личности психотерапевта, придающая вес его словам и поступкам. Эта сила исходила от наиболее выдающихся представителей нашей профессии, что оказывало значительное воздействие на клиентов, учеников и коллег. Кто стал бы к ним прислушиваться, не обладай они особой энергетикой и человеческой привлекательностью, которые наполняли жизнью их идеи? Эффективность психотерапии определяется умением клинициста привлечь и удержать внимание слушателя. В связи с этим сложнейшая задача для психотерапевта - не впадая в нарциссизм и не занимаясь саморекламой, позволить себе проявиться как личности. Внутренняя сила и уверенность - вот что привлекает клиентов. При этом психотерапевт не должен подавлять других, постоянно напоминая о своих обширных знаниях и уникальных навыках. Речь идет об особом сочетании доброй силы со сдержанностью и достаточной скромностью, чтобы не привлекать к себе внимание. Это так называемая сила духа, сродни описанной Пеком (Peck, 1978, p. 284-285), которая "направлена на самого ее обладателя, то есть власть над собой, которая не имеет ничего общего со стремлением подчинять других. …Это способность принимать ответственные решения. Это сознательность". По мнению Кохута (Kohut, 1971), основу влияния на окружающих составляет "религиозный порыв" (religious fervor) и "внутренняя святость" (inner saintliness) психотерапевта. На протяжении истории наиболее авторитетными личностями считались те, которым удалось оказать сильнейшее влияние на жизнь других людей. В их числе величайшие философы, такие как Конфуций, Платон, св. Августин, политики и мыслители Ленин, Ганди, Джефферсон, выдающиеся религиозные деятели Магомет, Иисус, Моисей, а также знаменитые врачеватели. Роль Фрейда в развитии психотерапии в значительной мере определялась "его внушительной личностью и убедительными работами. Это был человек с поистине неиссякаемой энергией, считавший сон помехой в творчестве. Он был превосходным собеседником, говорил ярко, убедительно, прекрасно владел как устным, так и письменным словом. Достойнейший человек, он заслуживал того доверия, которое ему оказывали. Помимо своих новаторских идей о роли бессознательного, сновидений, сексуальности в развитии человека он обладал способностью вызывать доверие окружающих. Редко автору новаторских идей удается сплотить вокруг себя плеяду столь же блестящих учеников. Юнг, Ранк, Закс, Абрахам, Ференци, Адлер и даже собственная дочь Фрейда Анна, в конце концов ставшие родоначальниками своих оригинальных подходов, пришли в психотерапию благодаря Фрейду. Испытав воздействие харизматической личности Фрейда, его студенты и ученики получили доступ к целительным силам, заложенным в них самих. Нравится нам это или нет, но быть психотерапевтом в глазах клиента значит обладать некоей магической силой специалиста и гуру. В процессе психотерапии происходит так называемое самоисцеление клиентов в результате постепенной передачи им такой силы. Вот как этот процесс описан одним начинающим психотерапевтом, который впервые стал свидетелем подобного превращения. Фундаментом, на котором строились терапевтические отношения, была власть. Клиентка пришла ко мне с намерением передать себя в мою власть. Ей уже пришлось иметь дело с целым рядом целителей. Коль скоро я сделался наиболее значимым человеком в ее жизни, она начала по фрагментам передавать мне то, что раньше находилось во владении других психотерапевтов. Я стал играть в ее жизни пугающе важную роль. Всякий раз она приходила ко мне, предлагая мне взять на себя ответственность за очередной ее поступок. И всякий раз я отказывался: "Благодарю вас. Мне достаточно того, что я имею, вы и без меня справляетесь". Было интересно и в то же время страшно поддерживать отношения с человеком, который передал мне всю власть над собой. Вспоминаю, как время останавливалось, когда она замирала в ожидании моих слов или действий. Было странно осознавать, что мне под силу попросить ее сделать что угодно, и она с готовностью подчинится. Временами такая абсолютная власть меня пьянила, а иногда я вдруг начинал ощущать свою беспомощность и полное отвращение. Я прилагал определенные усилия, чтобы наши взаимоотношения оставались в рамках терапевтических. Я всячески отклонял ее "вы заставили меня", "вы спасли меня", "вы причинили мне боль" и переадресовывал их ей. Мне приходилось сдерживать гнев клиентки, поскольку я, вопреки ожиданиям, не желал брать на себя ответственности за ее жизнь. Мы работали с ней до тех пор, пока она не убедилась в том, что я могу всего лишь помочь ей проработать ее собственные проблемы, но не решить их за нее. Много месяцев спустя она поняла, почему я отклонил ее обвинение в том, что ей пришлось пережить ужасную неделю из-за отмены мной очередной сессии. Еще через два месяца клиентка, наконец, осознала, что я никогда не соглашусь взять на себя ответственности за ее жизнь. Она пришла абсолютно расстроенная и спросила у меня, что ей делать. Указав на дверь, я ей сказал: "Меняйтесь!" В настоящее время она полностью отвечает за собственную жизнь и рада этому. Иногда я со страхом думаю, что было бы, если бы я не устоял перед ее настойчивыми предложениями. Размышляя над этим случаем, я понял, что, помимо проблемы власти над клиентом, существует не меньшая проблема - подпасть под власть клиента. Я понял, что обязанность психотерапевта состоит не только в том, чтобы помочь клиентам принять на себя ответственность за свою жизнь, но и в том, чтобы остаться самим собой. Сильная личность психотерапевта внушает клиентам веру в самих себя, в свою способность противостоять негативным импульсам. Благодаря этой же силе психотерапевт может воздействовать на убеждения и поведение клиента. Сила убеждения и влияние в терапевтических отношенияхВ своей известной работе, посвященной роли убеждения в терапии, Франк (Frank, 1973) впервые указал, что во все времена основным качеством профессиональных целителей была способность убеждать. Древние терапевты - жители каменного века - сверлили отверстия в черепах психически больных, чтобы овладевшие ими демоны могли выбраться наружу. Позднее Гиппократ, а за ним представители религиозных, мистических, философских и научных направлений вплоть до сегодняшнего дня также предпринимали попытки воздействовать на своих подопечных, убеждая их отказаться от той или иной ложной идеи и по-новому взглянуть на жизнь, что, с точки зрения целителя, было более конструктивно. Бойтлер (Beutler, 1983) видит функции психотерапевта преимущественно в том, чтобы убедить клиента принять его (психотерапевта) точку зрения на окружающую действительность. Хороший психотерапевт обладает развитыми навыками убеждения, поэтому его клиенты сравнительно легко сдают прежние позиции и начинают мыслить по-новому, более продуктивно. Как подчеркивает Франк, психотерапевт уполномочен обществом и государством заниматься переубеждением клиентов: если клиенты перестанут причинять вред себе и другим и начнут вести себя более конструктивно, общество только выиграет. Большинство психотерапевтов сходятся во мнении, что клиентам станет лучше, если они:
К этому перечню можно добавить один-два пункта на свое усмотрение и попытаться убедить клиента в необходимости следовать этим принципам. Если психотерапия, по большому счету, представляет собой лишь процесс убеждения, когда клиента уговаривают отказаться от ошибочных суждений и принять другие, более конструктивные, тогда наиболее эффективно должен работать тот, кто говорит убедительнее других. Не секрет, что обладающие даром убеждения клиницисты преуспевают также в вербовке сторонников своих терапевтических подходов среди других психотерапевтов. Безусловно, все без исключения психотерапевты способны убедить своих клиентов, что целесообразно избавиться от симптомов и попробовать вести себя как-либо иначе. Однако если считать себя не только эффективным психотерапевтом, в смысле способности убеждать и оказывать влияние, но и специалистом с определенными этическими принципами, то это "иначе", которое мы предлагаем своим клиентам, должно соответствовать их собственной, а не психотерапевта, системе ценностей, при этом психотерапевту должно хватить скромности, чтобы не плодить собственные подобия. Все потенциальные властители дум, не только психотерапевты, но также политики, писатели и другие авторитетные люди, должны быть внимательны к тому, как используется их способность убеждать. Действительно эффективно работающий психотерапевт способен воспользоваться своим влиянием, чтобы предоставить клиенту больше свободы. Хотя нам представляется, что ненужные страдания должны быть устранены, только клиент вправе решать для себя, что входит в понятие "ненужные". Действительно ли не нужна вина или скорбь, а что если они помогают проработать волнующие клиента проблемы? В процессе доверительной беседы в рамках терапевтических отношений участники имеют возможность продумать ситуацию и оказать воздействие друг на друга. В результате столь тесного взаимодействия меняется не только клиент; материал, который он приносит на сессию, оказывает сильное воздействие и на психотерапевта. Нас трогают боль и страдания клиентов, при этом так или иначе всплывают наши собственные неразрешенные проблемы. Радость и восторг также не оставляют нас равнодушными. В процессе истинно открытого, честного взаимодействия, испытывая влияние своих клиентов, психотерапевт оттачивает свое умение убеждать. Заразительность энтузиазмаОдним из ключей к успеху в психотерапии является способность заинтересовать клиента, привлечь его к процессу, которая напрямую зависит от энтузиазма самого психотерапевта. Говоря словами Бойтлера (Beutler, 1983, p. 28), "судя по воздействию, которое энтузиазм психотерапевта оказывает на результат терапии, можно утверждать, что тот, кто не испытывает удовольствия от проведения психотерапии, заведомо проводит ее неправильно". Радость бытия вообще и удовольствие от психотерапии в частности проявляются в голосе клинициста, его манерах и поведении. Можно утверждать, что целью каждого педагога является пробуждение интереса к тому или иному предмету, чтобы вызвать внутренне присущее каждому человеку любопытство, тогда естественное стремление к росту и довершит начатое. Совершенные психотерапевты, с точки зрения клиентов, - люди, беззаветно преданные своей профессии. Они достойны всяческого уважения за то, что живут, служа другим. Бьюдженталь (Bugental, 1978) полагает, что идеальный психотерапевт идентифицирует себя как представителя своей профессии: "Я не кто-то, кто занимается психотерапией; я психотерапевт". Таков наш образ жизни. Психотерапевты вызывают восхищение еще и потому, что трепетно, с нескрываемым любопытством относятся к окружающей действительности, задумываются над причинами тех или иных явлений. Эта восторженность проявляется в подчеркнутой эмоциональности речи. В моменты озарения, проникновения в суть вещей нас охватывает душевный подъем. Искренняя забота, сильное желание быть полезным также не ускользают от внимания клиентов. Подобно выдающимся религиозным подвижникам и целителям прошлого, совершенный психотерапевт ощущает важность своей миссии - избавление от боли и страданий если не всего человечества, то, по меньшей мере, некоторой его части. Нет ничего более ободряющего для разочарованного, страдающего человека, чем войти в комнату и увидеть перед собой ожидающего внимательного слушателя, излучающего свет надежды. Энтузиазм и душевный подъем психотерапевта заразительны. Они словно передаются клиенту, который становится оживленнее и начинает с надеждой смотреть в будущее. Ценность игры и чувства юмораЭнтузиазм, авторитет и влияние наглядно проявляются в умении психотерапевта ценить и активно использовать юмор. Конечно, многие выдающиеся психотерапевты не были склонны шутить во время сессий, поэтому было бы несправедливым утверждать, будто наличие у психотерапевта чувства юмора - обязательное условие хороших результатов терапии. Однако оно обычно бывает чрезвычайно полезным. Известно высказывание Маданес (Madanes, 1986, p. 51) о чувстве юмора у психотерапевта: "Достичь терапевтического изменения возможно лишь при наличии у психотерапевта достаточного оптимизма и умения видеть в грустном смешное". Ее мнение разделяют многие психотерапевты, полагающие, что в основе большинства эмоциональных страданий лежит слишком серьезное отношение к себе. Эффективно работающему психотерапевту не составит труда рассеять негативизм, пессимизм и чувство безнадежности у клиента, внеся элемент игры в безвыходную, казалось бы, ситуацию. Своими рецептами, как сохранить свою заинтересованность в процессе терапии, делится Бергман (Bergman, 1985, p. 184): "Во время психотерапевтической сессии я, конечно, концентрирую внимание на том, чтобы помочь членам семьи измениться, однако я всегда готов немного повеселиться. Шутка и игра нужны не только мне, удовольствие получают и другие участники. Хотя я делаю это в основном для себя, я подозреваю, что от этого есть и дополнительные выгоды, например быстрое достижение терапевтических изменений". Далее Бергман продолжает характеризовать роль юмора и игры в психотерапии. Помимо собственно развлечения участников, ощущения разделенной радости, юмор и игра способны:
Таким образом, наличие у психотерапевта чувства юмора свидетельствует о его способности радоваться, сопереживать, творчески мыслить, что является признаками интересной личности. Чувство юмора делает его в глазах клиента менее опасным и более легким в общении, позволяет при повторном обращении к проблеме взглянуть на нее по-новому. Как полагает Харпер (Harper, 1985), одной из главных целей психотерапии является развлечение. Обычно люди чересчур серьезно относятся к своим страданиям, им необходимо изменить свое восприятие и взглянуть на ситуацию веселее. "Я пытаюсь извлечь хоть каплю радости из любых трагических, напряженных и неприятных ситуаций, происходящих как в рамках, так и за пределами психотерапии. Я также пытаюсь обучить этому подходу людей, обратившихся ко мне в качестве клиентов… Главная идея, которую я пытаюсь до них донести, - это необходимость серьезно относиться к своим обязанностям, но в то же время при малейшей возможности извлекать из этого удовольствие" (Harper, 1985, p. 10). Известно множество анекдотов, героем которых является Милтон Эриксон, и где, в частности, обыгрывается творческое использование им шутки и психологического шока для разрушения повторяющихся дисфункциональных паттернов. Один из таких случаев, о котором сам Эриксон рассказал на одной из психиатрических конференций, приводит Росси (Rossi, 1973). Многие клиницисты могут только мечтать повторить приемы Эриксона (и целого поколения его последователей - стратегических психотерапевтов), эффективные для разрушения защиты клиента. Следующий случай является прекрасной иллюстрацией творческого потенциала психотерапевта. На прием к Эриксону пришла молодая пара, в отчаянии оттого, что им не удается завести ребенка, хотя никаких органических причин для этого не было, а усилия прилагались значительные. Муж и жена держались натянуто, формально, их смущение еще более усилилось, когда они перешли к сути своей деликатной проблемы. Супруги несколько вычурно сформулировали свои затруднения: "Из-за желания иметь ребенка нам приходится вступать в физиологические половые отношения каждый вечер и каждое утро. По выходным и праздникам мы предпринимаем попытки продолжить род не менее четырех раз в день. Мы не позволяем себя отвлечь физическим недомоганиям. В результате фрустрации нашего стремления к произведению потомства супружеский союз постепенно утрачивает свою привлекательность, однако это также не мешает нашим усилиям; однако мы оба разочарованы тем, что стали менее терпимы друг к другу. По этой причине мы обратились за помощью к вам, поскольку другая медицинская помощь оказалась неэффективной" (Rossi, 1973, p. 10). Учитывая присущее Эриксону хорошее чувство юмора, можно представить себе его изумленное лицо, когда он выслушивал эту пространную жалобу. Однако нам известно, как он поступил. Сообщив супругам, что попытается их исцелить, он предупредил, что это будет связано с серьезным психологическим потрясением. Затем он вышел на 15 минут, предоставив им решать, готовы ли они испробовать предлагаемое сильнодействующее средство. Вернувшись в комнату и заручившись согласием клиентов, Эриксон начал приготовления к "событию". Он предложил им поудобнее расположиться в ожидании его слов. Кроме того, он попросил их не обсуждать услышанное друг с другом. Им следует хранить молчание до тех пор, пока они не окажутся дома. Затем он начал: "Три года назад вы вступили в супружеский союз с целью продолжить свой род, для чего вступали в физиологические половые отношения не менее двух раз в день, а иногда и до четырех раз на протяжении двадцати четырех часов. И все же ваш инстинкт к продолжению рода не был удовлетворен. Так почему же, черт побери, вам не трахаться просто так, для удовольствия, и не помолиться об исполнении ваших желаний в течение ближайших трех месяцев. А теперь можете быть свободны" (Rossi, 1973, p. 10). Подобно другим легендам об Эриксоне, эта история также имеет счастливый конец. Супруги были сильно шокированы услышанным (так же, как и участники психиатрической конференции). Однако, добравшись до дома, они тут же в порыве страсти набросились друг на друга. Вскоре жена забеременела. Наиболее поучительным во всех историях с участием Эриксона являются не столько его часто нелепые действия, которые затрудняются повторять другие клиницисты, сколько его творческое, нестандартное восприятие проблем клиента. Эриксон дал основания думать о психотерапевте как о "мудром дураке", поскольку, как считают Гомез и О'Коннел (Gomez & O'Connell, 1987, p. 43), дураки обладают внутренней свободой потому, что "способны примирять противоречия и несут в себе живое ощущение чуда". Эффективный психотерапевт должен уметь тактично и со вкусом шутить, чтобы обезоружить клиента, устранить его сопротивление и помочь разобраться с болезненными проблемами. Забота и сердечностьКлинический опыт свидетельствует, что клиенты более охотно работают над собой в присутствии сочувственно настроенного наблюдателя, проявляющего искреннюю заботу о них. Как оказалось, не имеет значения форма проявления такой заботы - потакание и снисходительность или жесткое установление границ дозволенного поведения. Независимо от методов работы и содержания передаваемых психотерапевтом сообщений клиенты способны позаботиться о себе, коль скоро они видят наше внимание и заинтересованность. Ход их рассуждений можно представить примерно так.
По мнению социального работника, имеющего дело с так называемыми трудными подростками, все его действия - конфронтация, модификация поведения, разыгрывание ролей, вмешательства на уровне школы - являются проявлением заботы о благополучии клиентов, они это чувствуют, что и оказывает на них решающее воздействие. Он описывает действие этого принципа на примере одного особенно трудного ребенка. Несколько лет назад я начал работать с пятнадцатилетним мальчиком, имеющим целый букет проблем:
Наши контакты были нерегулярными, и наладить отношения с ним мне так и не удалось. Постоянное избегание контактов привело к тому, что мальчика поместили в закрытое учреждение, где я продолжал его навещать. Его первой реакцией на мое посещение был шок, видимо связанный с тем, что близких отношений у нас с ним до этого не было. Поначалу он вел себя уклончиво, говорил правильные слова. Когда его выпустили, он тут же вновь отличился: взяв ружье, пытался напугать человека, после чего к нему были применены более строгие меры пресечения. Когда я вновь навестил его, его отношение ко мне уже было иным. Несколько раз он отметил, что мое участие придало ему ощущение собственной значимости. Он стал более откровенно говорить о своих предыдущих "подвигах", оправдывая их чувствами гнева и досады вследствие неудовлетворительных отношений в семье. Когда к терапии удалось привлечь и его родителей, отношения с ними наладились; мальчик изъявил готовность принять на себя ответственность за свои действия. Поначалу он и его родители были способны обсуждать свои чувства друг к другу лишь со мной. Со временем они стали собираться на семейные сессии, и дело пошло на лад. В настоящее время мальчик проживает дома с родителями и отношения у них хорошие. Задавая себе вопрос, что произошло с мальчиком, я вижу, что мое вмешательство не сыграло важной роли. Ключ к разгадке оказался в конверте с адресованным мне письмом: "Лучшему в мире человеку". Мальчику, против которого ополчились все окружающие, удалось исправиться только потому, что нашелся хотя бы один человек, проявлявший о нем заботу. Как считает Гай (Guy, 1987, p. 294), выдающегося психотерапевта отличает нечто большее, чем профессиональные навыки и опыт: "Он способен на глубокое чувство сострадания и сопереживания, что проявляется в эмпатии и чуткости, причем клиенты реагируют на это порой самым неожиданным образом… Именно эта особенность позволяет таким терапевтам делать "невероятные вещи"… На сессии или во время отпуска интегрированный психотерапевт придерживается своих взглядов и движется собственным курсом. Его психическая цельность проявляется практически при любом контакте не потому, что имеет врожденное происхождение, а благодаря искреннему интересу и стремлению наладить отношения с другим человеком". Для психотерапевта гораздо более важно быть хорошим человеком, чем владеть техниками, иметь большой профессиональный опыт, быть мудрым и восприимчивым. В конце концов, окружающих привлекают именно высокие человеческие качества. Практически не имеет значения, какими именно качествами обладает терапевт - заботлив ли он, привлекателен ли внешне, эксцентричен или сдержан. Клиент, как правило, склонен доверять, восхищаться и прислушиваться к человеку, которого считает "хорошим". Надежность и довериеПсихотерапевты, которых воспринимают как надежных и заслуживающих доверия, обычно добиваются хороших результатов. Еще лучше, если они искренни и конгруэнтны (Orlinsky & Howard, 1986). Итак, как должен выглядеть и вести себя психотерапевт, которому можно доверять? Прежде всего, он в ладу с самим собой, его жесты и движения естественны, в них сквозит удовлетворенность и уверенность в себе. Он хорошо говорит, умело использует невербальные сигналы, сообщая окружающим о том, что хорошо знает свое прошлое, ориентируется в настоящем и с уверенностью смотрит в будущее. Развитое чувство собственного достоинства позволяет ему с готовностью признавать свои ошибки, не утрачивая при этом веры в себя. Для психотерапевта вполне уместно бывает признать свою неосведомленность, одновременно заверив клиента в том, что в конце концов все удастся выяснить. Надежные, внушающие доверие психотерапевты умеют подкрепить свои оптимистичные предположения и заверения конкретными результатами. Каждый может притвориться, будто знает, что делает, однако важно выполнять обещанное. Доверие к нам возникает как следствие совпадения наших слов с делами, хотя красиво говорить, конечно, гораздо проще. Всем своим обликом хорошие психотерапевты словно говорят:
Все эти предпосылки помогают психотерапевту произвести впечатление надежного человека, поддержать доверие к себе на этапе заключения контракта. Совсем другое дело, когда наши интерпретации достигают цели, когда, благодаря эмпатическому резонансу, удается продемонстрировать, что мы услышали и поняли сказанное клиентом, когда мы доказываем, что достойны оказываемого нам доверия, являемся компетентными специалистами с высокими этическими принципами и одновременно сердечными и искренними людьми. Искренность и сердечность сглаживают впечатление о психотерапевте как о человеке излишне самонадеянном. К сожалению, иногда можно зайти слишком далеко, и чувство уверенности в своих силах перерастает в высокомерие, а чувство реальности утрачивается. Сочетание надежности со скромностью дополняет портрет компетентного специалиста, которому не чужды сомнения, осознание ограниченности своих возможностей, что, однако, нисколько не умаляет его достоинств. Психотерапевт предстает перед клиентом не только как хороший специалист и цельная личность, но и человек, не считающий нужным говорить об этих своих качествах, настолько они естественны. Присущая психотерапевту при любых обстоятельствах уверенность в своих силах отчасти передается и клиенту. ТерпениеКлиенты, как правило, приходят уже с предысторией получения помощи, в том числе от не слишком именитых специалистов. Например, от воспитательницы детского сада, которая обучала хорошим манерам, шлепая по мягкому месту или отчитывая в присутствии сверстников. Или родителей, бросивших ребенка в воду в самой глубокой части бассейна, чтобы научить плавать. В целом, каждому человеку в течение жизни преподается множество "уроков", "учителями" при этом могут быть родители, другие родственники, друзья, педагоги, священники или раввины, соседи, при этом профессиональные психотерапевты находятся в явном меньшинстве. Таким образом, клиенты узнают множество полезных и не очень полезных для себя сведений, причем обычно приобретение этих знаний сопровождается некоторыми побочными эффектами, которые затрудняют научение в будущем. Клиенты попадают к нам с последствиями психических травм, обремененные дезадаптивными поведенческими паттернами, привыкшие прибегать к защите и оказывать сопротивление, не говоря уже о проблемах, послуживших поводом для обращения за помощью. Хорошая психотерапия подразумевает не только желание и способность к решительным действиям, когда этого требует ситуация, но и умение воздержаться при необходимости от каких-либо действий. Каждому человеку требуется время, разное в каждом конкретном случае, чтобы интегрировать новые знания, набраться смелости и начать экспериментировать с новыми видами поведения, научиться принимать обоснованные решения, проработать свое сопротивление, дурные предчувствия и страхи. Мы предлагаем им расстаться, например, со старым знакомым, который постоянно доставляет им хлопоты, но считается лучшим другом, до тех пор пока они не обретут достаточных навыков для преодоления жизненных ситуаций. Итак, приходится ждать, чтобы клиент окончательно удостоверился в безвыходности положения и принял решение в собственных интересах предпринять что-либо новое. Все это требует времени. Эффективная психотерапия подразумевает движение со скоростью клиента, без навязывания ему своего темпа. Эффективный психотерапевт способен проявить достаточное терпение, подавляя при этом собственные потребности, чтобы дождаться признаков прогресса. Соблюдение пауз в разговоре, уважение к молчанию клиента помогают клиенту принять на себя ответственность за развитие и содержание диалога. Психотерапевт принимает клиента как личность, не требуя от него немедленных изменений. И, наконец, эффективный психотерапевт терпимо относится не только к клиентам, но и к самому себе. Лично мне с большим трудом удается проявлять терпение. Это объясняется тем, что сам я по натуре человек несдержанный, поэтому мне крайне сложно позволить клиенту двигаться со своей скоростью. Иногда я даю, как мне кажется, блестящие интерпретации, которые проходят незамеченными. Временами я уверен, что знаю, как для клиента лучше, и стараюсь его как-то подтолкнуть, однако, судя по личному опыту, целесообразно запастись терпением и подождать, пока клиент "созреет". Рик занимался семейным бизнесом. Он чувствовал себя несчастным и считал, что не сможет самостоятельно встать на ноги до тех пор, пока его отец, человек властный и безжалостный, будет держать его под каблуком. В подобных обстоятельствах Рик не мог испытывать к себе уважения, не мог найти выход из создавшейся ситуации. "Проблема представляется мне довольно простой, - заметил я. - Как насчет того, чтобы уйти и начать жить самостоятельно?" Рик ожидал, что я его немного подтолкну. Мы провели несколько недель, занимаясь приготовлениями к решительным действиям с его стороны. Поскольку его случай в то время представлялся мне вполне понятным, я не стремился ближе узнать своего клиента, попытаться понять, что с ним произошло. Человек явно нуждался в поддержке, и я был полон решимости ее оказать, особенно потому, что несколько других моих пациентов ходили ко мне годами, и конца этому не было видно. В случае Рика я увидел возможность быстро покончить с проблемой, ведь, в конце концов, я потому и стал психотерапевтом, чтобы помогать людям, поскольку в детстве сам не раз чувствовал свою беспомощность. Рик был убежден (или мне казалось, что его удалось убедить) в том, что необходимо выйти из семейного бизнеса и начать жить самостоятельно. Полгода спустя он вернулся к отцу, еще более несчастный и разочарованный, чем прежде. После этого нам пришлось поставить перед собой цель тщательно проработать другие актуальные для Рика проблемы. Причиной неудачи было наше общее нетерпение. Мы оба стремились к тому, чтобы достичь быстрых результатов: он - немедленно избавиться от страданий, я - быстро решить проблему и ощутить себя искусным целителем. Только пару месяцев назад я потерял клиента потому, что двигался вперед чересчур осторожно. Как же отыскать золотую середину? Вероятно, любая психотерапия такова: подталкиваешь клиентов либо чересчур сильно, либо чересчур слабо. Клиенты бросают психотерапию потому, что не ощущают структуры сессий, не видят заинтересованности психотерапевта либо этой заинтересованности так много, что ее трудно выдержать. Весь фокус заключается в том, чтобы проявлять терпение и не быть при этом пассивным, оказывать на клиента давление, но такое, которое он в данный момент способен выдержать. Этот баланс сродни езде на велосипеде, когда каждую минуту надо следить за соблюдением вертикального положения, не забывая при этом крутить педали. Когда клиент теряет интерес к процессу психотерапии, его следует немного "подогреть", прибегнув к конфронтации или интерпретации, которую он, как нам кажется, может выдержать. Итак, удалось вновь завладеть вниманием клиента, возбудить его любопытство и желание прислушаться к советам. В другой раз явственно виден страх клиента; он уходит от обсуждения болезненных тем. Тогда следует притушить "огонь", ободрить клиента, заверить в своей поддержке. В течение некоторого времени необходимо оставаться с чувствами клиента. Когда он даст знать, что готов к новым испытаниям, весь цикл начинается заново. Изменения при этом происходят крайне медленно. Способность признавать свои ошибкиАнализируя 58 серьезных инцидентов с клиентами, оказавших, по мнению участвовавших в них консультантов-психологов, сильное влияние на их развитие как профессионалов, Кормье (Cormier, 1988) обнаружил, что ошибки и неудачи дают сильный импульс к росту. Эта тема была центральной в предыдущей книге данной серии, где речь шла о том, как психотерапевты воспринимают собственные недостатки, прорабатывают свои ошибки и учатся на них в будущем (Kottler & Blau, 1989). Ялом (Yalom, 1989), например, добился успеха с трудной клиенткой, несмотря на то что допустил бестактность, сравнив ее с бездомными. Позднее, когда они вместе анализировали, что послужило поворотным моментом в совместной работе, она признала важную роль незначительного, на первый взгляд, обстоятельства. - Что именно, - спросил я, - оказалось для вас полезным в течение последнего часа? В какой момент вы почувствовали себя лучше? Давайте это вместе проследим. - Ну, это было ваше упоминание о бездомных. Я могла бы использовать это в качестве обвинения против вас - надо сказать, что с другими психиатрами я раньше так и поступала. Однако когда вы спокойно объяснили свои намерения и извинились за свою неловкость, я поняла, что не могу закатить истерику по этому поводу (Yalom, 1989, p. 220). Итак, Ялому в данном случае помогла его готовность признать собственную глупость. Как убедительно демонстрирует Уэллс (Welles, 1988), история пестрит примерами несусветной глупости, которая стала причиной многих несчастий только потому, что люди были не способны признать свои ошибки и учиться на них. В качестве яркого примера он приводит поведение генералов времен Второй мировой войны, которые были твердо убеждены в действенности лобовых атак и не желали менять стратегию, несмотря на ее явную несостоятельность. Это позволяет понять, почему психотерапевты продолжают использовать свои теории и производить вмешательства, невзирая на стремительное ухудшение состояния клиента. Неэффективные психотерапевты говорят себе: "Применяемый подход не вызывает никаких нареканий, да и делаю я все правильно. Следовательно, причина неудачи кроется в самом клиенте, в его сопротивлении/упрямстве/ патологии/низкой мотивации. Еще немного времени и терпения, и дело пойдет на лад". В заключение обзора фактов человеческой глупости Уэллс делает вывод о том, что неудача является следствием искажения процесса научения, когда информация подается на вход избирательно, обратная связь неточна, а когнитивные программы не отличаются гибкостью. Провалы неизбежны в том случае, когда люди не способны признать свои ошибки, сопоставить результаты с ожиданиями и соответствующим образом модифицировать свое поведение. Успех, сопутствующий эффективно работающим психотерапевтам большую часть времени, объясняется их способностью анализировать свои ошибки, вместо того чтобы от них отмахиваться. Не прибегая к таким способам, как обвинение клиента в сопротивлении, и не отыскивая других причин неудачи, они признают ограниченность собственных возможностей, неизбежность существования неподвластных им процессов. Эффективные психотерапевты стараются не повторять одних и тех же ошибок. Возьмем, к примеру, клинициста, который так напуган перспективой неудачи, что ведет себя осторожно, никогда не рискует, отдавая предпочтение консервативной терапии, которая если не поможет, то уж во всяком случае не навредит. Если состояние клиента при этом не улучшается, причина видится в его "сопротивлении", "семейной интерференции", "низкой мотивации", "бессознательном саботаже" - в чем угодно, только не в собственном поведении психотерапевта и его установках. А коль скоро такая позиция не позволяет даже теоретически признать возможность ошибки, психотерапевт неизбежно будет их повторять. Лучшие специалисты в любой области - это всегда те, кто способен определить свои слабые стороны, выявить их роль в противодействии своим планам и отыскать пути их преодоления. Это в равной мере относится к педагогам, спортсменам, инженерам и философам. Когда Бертран Рассел - в прошлом математик и выдающийся философ, решил заняться педагогической деятельностью, он обнаружил, что директор школы из него никудышный. Идеализм, отсутствие деловых качеств, самопогруженность и занятия литературой мешали ему быть хорошим администратором и педагогом. И все же это обреченное на провал предприятие подтолкнуло его стать общественным деятелем. Рассел признавал, что ему не под силу идти в ногу с талантливыми выпускниками Оксфорда: его лучшие работы по логике и математике были опубликованы десятки лет назад. Итак, он принял решение посвятить свой незаурядный талант писателя и оратора популяризации философских идей, донесению их до широкой аудитории. Признав ограниченность своих возможностей, в частности, в области создания логических моделей человеческого мышления, Рассел обратился к тому, что ему удавалось: разъяснять суть идей других философов. Учтя свои слабые стороны, Рассел смог сконцентрировать усилия на тех вопросах, в которых был силен. В одном из наиболее популярных своих учебников, посвященных проблемам философии, Рассел (Russell, [1912] 1959, p. 161) делает вывод, который в равной мере применим и к работе психотерапевта: "Философию следует изучать не ради того, чтобы найти точные ответы на поставленные вопросы, поскольку ни один из таких ответов, как правило, не может считаться окончательным, но ради самих вопросов; в процессе изучения расширяются наши представления о границах возможного, пробуждается интеллектуальное воображение, уменьшается догматизм, мешающий выдвижению новых гипотез; однако главное то, что величие Вселенной, которая является объектом изучения философии, порождает величие разума и его способность к единению с этой Вселенной. Союз этот и есть высшее благо". Психотерапевт, обнаруживший, подобно Расселу, что некоторые его профессиональные навыки оставляют желать лучшего, - например, испытывающий трудности при конфронтации, проработке возникших в процессе переноса конфликтов, или принимающий на себя ответственность за клиента, - при известной самодисциплине и поддержке извне способен освоить недостающие навыки и обойти проблему. Лично я, например, не перестаю удивляться, насколько часто мое стремление всем всегда нравиться мешает работе с клиентами. Мне пришлось не одно десятилетие прорабатывать эту проблему в процессе личной психотерапии и супервизии. Как мне представляется, кое-каких успехов я все же добился: теперь, когда студент пишет плохую курсовую работу или клиент мне хамит, я впадаю в уныние всего на пару дней вместо прежних нескольких недель. Уверен, что работать над этой проблемой мне придется всю жизнь. Вместе с тем качество моей работы с клиентами иногда страдает из-за моей собственной потребности им понравиться: я не делаю того, что надо бы сделать. Например, время от времени я ловлю себя на том, что чересчур бурно реагирую на отыгрывание разгневанного клиента. Хотя я мысленно убеждаю себя, что это всего лишь реакция переноса, я по-прежнему принимаю ее на свой счет. Я резко отвечаю. Клиент приносит извинения и отступает, в результате столь благодатная для исследования сфера вновь оказывается закрытой. Теперь, зная этот свой недостаток и не будучи способен более или менее долго сдерживать личные амбиции, я научился их обходить. Во-первых, я могу наверняка поймать себя за руку и предпринять шаги к нормальному продолжению сессии, чтобы иметь возможность поработать над реакциями переноса или даже над реальным чувством гнева клиента в отношении меня. Конечно, это не совсем то, чего мне бы хотелось достичь: желательно бы было проработать этот вопрос более тщательно. Однако на данном этапе мне удается обходить эту проблему и принимать (или пытаться принять) факт наличия у себя такого недостатка. Знание своих недостатков и ограничений дает огромные преимущества. Есть немало примеров того, как, независимо от формы и стиля психотерапии, существенного улучшения у клиента добиться не удается. Эффективные психотерапевты прекрасно осведомлены о своих слабых сторонах и легко обнаруживают причину несостоятельности своих усилий. Кроме того, им хорошо известен перечень расстройств, при которых одной психотерапии недостаточно. Проработав в течение нескольких месяцев с клиентом, страдающим биполярным, паническим или обсессивно-компульсивным расстройством, и не добившись заметных результатов, опытный клиницист не преминет обратиться за консультацией к своему коллеге-медику. Готовность попросить о помощи является важной отличительной особенностью совершенных психотерапевтов. Они добиваются успехов потому, что вовремя распознают пределы своих возможностей, а также потому, что постоянно стремятся учиться, будь то тренинги, супервизия или консультации коллег. Если психотерапевт не ощущает сомнений в правильности своих действий, не теряется в догадках по поводу клиента еженедельно (а иногда и каждый день), то, скорее всего, он недостаточно честен с самим собой и не готов признать ограниченность своих возможностей. Высокая чувствительностьЕсть одна вещь, с которой психотерапевты, тем более хорошие, справляются лучше большинства других людей, - это способность замечать нюансы человеческих переживаний и межличностного общения. Именно это мы и делаем, пытаясь понять, что происходит у клиента внутри. Внимательно вслушиваемся в его слова, интерпретируем их прямое значение и подтекст. Наблюдаем за поведением клиента, сопоставляя свои наблюдения с его высказываниями о своем поведении во внешнем мире, а также оценивая его поступки с позиции своих знаний об их возможном значении. Короче говоря, мы делаем все, что в наших силах, дабы быть, по определению Роджерса, эмпатичными - чрезвычайно чуткими к переживаниям другого человека в каждый конкретный момент. Суть эмпатии заключается в полном понимании без вынесения суждений. Идеальный психотерапевт, по мнению Бьюдженталя (Bugental, 1978), должен, помимо множества других качеств, обладать развитой, тренированной и отточенной чувствительностью ко всему происходящему. Чувствительность заключается в том, чтобы максимально полно использовать все имеющиеся чувства (включая интуицию) для понимания того, что происходит: "Такое чувствование, подобно точному прибору, регистрирует мельчайшие детали, которые обычный человек не улавливает: нюансы значений, интонации голоса, неуловимое изменение выражения лица или положения тела, волнение, оговорки и тысячи других проявлений жизнедеятельности человека среднего возраста" (Bugental, 1978, p. 41). Одна клиентка, которой довелось повидать немало психотерапевтов на своем веку, описала их действия (или отсутствие таковых), которые оказались наиболее эффективными. Для нее - как и для большинства клиентов - эффективность психотерапии базировалась, в основном, на способности психотерапевта проявить чувствительность. Вот ее слова. Я хорошо помню всех психотерапевтов, с которыми мне пришлось общаться. Первым из них был доктор Л. У него в кабинете был огромный стол с аквариумом и кушетка, к которой я не решалась даже приблизиться. Он был неэмоциональным и скучным, а наши отношения - сухими и стерильными. Мне кажется, хорошей интуицией может обладать только человек, достаточно чувствительный, чего нельзя было сказать о докторе Л. Его излюбленным вмешательством было обсуждение причин, почему я не взяла фамилию мужа. Вместе с тем он прекрасно понимал, как должна распределяться власть в терапевтических отношениях, и никогда не выпускал из рук бразды правления. "Понимаете, что я для вас сделал?" - сказал он как-то раз. Я в изумлении рассмеялась и ушла из его офиса. Несколько лет спустя состоялась еще одна встреча, на этот раз с доктором Д. Теперь я понимаю, что он имел кое-какое представление о чувствительности. Он предложил отказаться от официального обращения и позволил называть себя по имени, дал возможность узнать себя как личность. Он был сердечен и приятен в общении, давая мне понять, что я ему действительно симпатична. Оглядываясь назад, я понимаю, что его изумительная чувствительность объяснялась хорошим чувством собеседника - он прекрасно знал, когда и что именно надо сказать. Затем была доктор С. Ее главным козырем была именно чувствительность, она прекрасно ориентировалась в происходящем. Теперь я понимаю, что 90 % всего, что она для меня и вместе со мной сделала, было возможно благодаря ее невероятной чувствительности. Ей удавалось создать на сессиях благоприятную атмосферу, поэтому я ни минуты не сомневалась в успехе. При этом она точно знала, что именно мне нужно в каждый момент времени. Я продвигалась вперед семимильными шагами. Я росла на глазах, тянулась вверх, изменялась. А спустя некоторое время я обратила внимание, что, незаметно для себя, также научилась быть чрезвычайно чувствительной. В последнем описании перечислены лучшие качества совершенного психотерапевта. Чувствительность лежит в основе личности психотерапевта - его авторитета, доброты, заботы и особенно способности разбираться в происходящем. Эффективные психотерапевты - хорошие наблюдатели. Они видят, слышат, ощущают то, что недоступно людям без специальной подготовки. В хаотичном, на первый взгляд, сплетении обстоятельств они выявляют стереотипы, связывают между собой, казалось бы, случайные события. Эффективные психотерапевты обладают способностью видеть вещи в реальном свете, замечать незаметные, но крайне важные детали, умеют систематизировать разрозненные и противоречивые сведения. Хороший психотерапевт обязательно заметит, что король голый, и непременно скажет ему об этом: "Я обратил внимание, что вам трудно перестать говорить. Всякий раз, когда я пытаюсь вам ответить, вы реагируете одинаково. Во-первых, делаете жест рукой. Во-вторых, делаете глубокий вдох на середине предложения, словно боитесь, что вам не дадут договорить, если вы сделаете паузу в конце. Создается впечатление, что вы говорите с самим собой и не привыкли, что вас слушают и позволяют свободно говорить". Чувствительность, позволяющая психотерапевту воспринимать мельчайшие детали поведения клиента, лишена всякого смысла, если не делать выводов о значении этого поведения. Безусловно, личностные особенности психотерапевта имеют большое значение; однако не менее важны способы обработки информации и умение сделать правильный вывод о значении тех или иных наблюдаемых поведенческих паттернов. Категория: Психоанализ, Психология Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|