Круглый стол: Об опыте "живых" супервизий в обучении системной семейной терапии

Люси Микаэлян: Прежде всего, я хочу сказать несколько слов о моих впечатлениях от этого формата работы (когда я принимаю клиентов, а зеркалом находится группа коллег-психологов под руководством супервизора). Во-первых, очень страшно. Страх так на меня действовал, что во время моей первой работы за зеркалом я не услышала настойчивых звонков телефона, который был установлен в кабинете для получения "обратной связи" от супервизора. С другой стороны, благодаря этому опыту, страх, который я раньше испытывала, когда ко мне на прием (без зеркала) приходил новый клиент, трансформировался в легкое волнение. Я больше не боюсь новых клиентов.

Кроме того, отношение обоих супервизоров ко мне во время приемов за зеркалом, переживалось мною как гуманное. Критика была конструктивной, и ей предшествовало обсуждение моих успехов в работе. "Сначала про успехи, а только потом про недостатки" – хороший подход, и я его использую в работе со своими клиентами, и стараюсь реализовывать этот подход в жизни в целом.

Елена Фисун: Да, действительно, опыт работы "за зеркалом" вызвал столь мощные переживания, что избавил от страха перед клиентом. Кроме того, ощущение стороннего наблюдателя осталось и в "беззеркальной" работе, что заставляет оценивать свои действия более объективно, тщательнее взвешивать интервенции.

Наблюдение и последующее обсуждение работы коллег "за зеркалом" позволяет наиболее полно понять специфику системного подхода, увидеть картину случая в целом, понять механизмы происходящего в той или иной семье. Помимо этого, при индивидуальности каждого случая, можно проследить его типичность и использовать увиденные приемы в аналогичных ситуациях при своей работе.

И А.Я. Варга, и А.В. Черников приучали к большей четкости и структурированности в терапии, выстраиванию гипотезы с учетом семейного системного контекста. Тем не менее, в их супервизиях я увидела отличия. Для супервизий А.Я. Варги присуща экспертная позиция, клиентам предлагается больше разъяснений, технических рекомендаций, обращений их к реальности. Используется боуэновский подход. В конце приема А.Я.Варгой предлагается четко сформулированная обратная связь. Для меня было удивительно, что клиент, получив, по-моему, жесткую объективную обратную связь, не только не потерял тут же сознание, но и с энтузиазмом продолжал ходить на приемы. Уроки для меня:

1. Клиенты крепче, чем мы о них думаем.
2. Выверенная до слова, точная, "незавуалированная" интерпретация несет хороший терапевтический эффект.

А.В. Черников работает в интегративном подходе, обращает внимание стажера на работу с "Я" клиента, с его чувствами. Предпочитает использовать домашние задания. Уроками для меня стали правила обращения с домашним заданием клиентов:

1. Понимать, с какой целью назначается задание.
2. Обязательно обсуждать не только выполнение домашнего задания, но и причины невыполнения.

Люси Микаэлян: Один умный человек сказал, что "опыт вбивается в нашу психику гвоздями аффектов". Хотя экспериментальные исследования из области когнитивной психологии не подтверждают данное мнение, в моем случае именно так оно и происходило. Применительно к опыту работы за зеркалом это означает следующее.

Например, теперь я четко знаю, что, если ко мне на прием приходят родители с ребенком, и причиной их обращения к психологу является проблемное поведение ребенка, я строю беседу по следующему плану. Сначала разговариваю с ребенком. Спрашиваю: как зовут, сколько лет, в каком классе учится (если школьник), с кем живет, знает ли, к кому пришел и зачем. Если ребенок не отвечает внятно на последний вопрос (а так обычно и бывает), тогда я говорю ему: "Тогда давай спросим у мамы (если ребенка привела мама)", и беседую с мамой. Это знание я получила во время своего первого приема за зеркалом, супервизором тогда была А.Я. Варга, и, как видите, могу актуализировать это знание в любое время суток.

Я отдаю себе отчет, что это не единственный способ выстраивать беседу в данной ситуации. Я не отношусь к этому плану как необходимому и неизменному шаблону. Но я хочу сказать, что когда работаешь с супервизором за зеркалом, то получаешь конкретный опыт, который очень хорошо усваивается. И, в результате, вместо некоторого тумана в голове появляется ясное "я знаю".

Кроме того, супервизии А.Я. Варги научили меня тому, что не надо задавать клиенту больше одного вопроса за раз. А я задавала. И тому, что не надо говорить громче клиента (а я говорила). Это вроде бы мелочи, но для меня большое значение имеет "эстетика" работы, потому что она, как мне кажется, является "индикатором" профессионализма.

Опять же, я не хочу сказать, что как только я стала контролировать количество задаваемых мною вопросов за единицу "коммуникации" и отслеживать громкость издаваемых мной звуков, то я автоматически стала высококлассным профессионалом. Но я поняла, что вопросы "стиля" имеют значение, и это тоже важная часть психотерапевтического "ремесла".

Наталья Реутская: Я присоединяюсь к вышесказанным словам своих коллег и хочу поделиться своими наблюдениями и впечатлениями.

 С одной стороны идти "за зеркало" было очень страшно, казалось, что я ничего не знаю, не помню и не умею. С другой стороны, только попав "за зеркало" можно понять, насколько этот опыт бесценен. Кажется, что мыслить в системном подходе легко и просто. Но это лишь теория. Скорее всего, в своей будущей работе мы будем использовать некий "коктейль" из различных подходов семейной системной психотерапии: от классических до постмодернистских. Но это потом. А сейчас смешивай – не смешивай, но если ты не мыслишь в системной логике, все равно ничего не получится. Работа "за зеркалом" под руководством супервизора позволяет научиться системному мышлению не только в теории, но и на практике. Я согласна с Люси. То, что я прочитала или услышала, иногда может потеряться или забыться, но та информация, логика мышления, которая присутствует в таком формате работы, оседает в голове навсегда.

 Мне достаточно сложно сравнивать супервизии А.Я.Варги и А.В.Черникова, так как из четырех супервизий только одна была у А.В.Черникова, но я попробую.

 А.Я.Варга (в этом я согласна с Еленой) занимает более экспертную позицию, много уделяет внимания правильно составленной обратной связи. Я вспоминаю, как мы спрашивали: "Что, так прямо и говорить клиентам?". А А.Я. Варга отвечала: "Да, так и говорите". Возможно, клиентам не всегда нравится то, что они слышат. Но они начинают думать, а это идет на пользу терапевтическому процессу. Для меня было очень ценным замечание А.Я. Варги о том, что если клиент ни как не может закончить сессию и продолжает говорить, то похоже, что обратная связь была не очень информативной и полезной. В своей работе я стараюсь постоянно отслеживать этот момент.

Мне тоже показалось, что А.В. Черников больше работает с чувствами клиента, чаще использует различные задания: тесты, домашние задания, незаконченные предложения и прочее. Обратная связь А.Я. Варги больше основывается на словах и размышлениях самого клиента, а А.Я. Варга чаще дает некую информацию и обговаривает технические моменты.

Очень актуально замечание Люси о том, что терапевта не должно быть больше чем клиента. Когда начинаешь работать, часто возникает соблазн говорить побольше, снимая, таким образом, свою собственную тревогу. Замечания супервизоров помогают контролировать и отслеживать этот процесс.

Елена Фисун: Да, с громкостью звука – сложности. Находясь за зеркалом с клиентом, хочется говорить громко, чтобы коллеги расслышали. Да еще есть иллюзия: если говоришь громче, то, кажется, что это выглядит более эффектно и уверенно. Поэтому замечание А.Я. Варги об этом было весьма кстати. Еще одно мое ценное приобретение – понимание эффективности использования рассказов клиента о какой-то конкретной ситуации в контексте общей проблемы. Иногда клиент очень подробно говорит о проблеме вообще, но после этого не совсем понятно, что с этим делать. Просьба проиллюстрировать рассказом о конкретном эпизоде часто оказывается "ключиком", открывающим новый пласт в понимании ситуации не только для меня, но и для клиента. Кроме того, использование метафор из услышанного часто воспринимается лучше, чем мои собственные вариации, а опора в интерпретациях на конкретные рассказы оказывается более устойчивой. К тому же часто описанные истории оказываются именно теми уникальными эпизодами, из которых можно черпать ресурсы.

Наталья Реутская: Хорошее наблюдение. Бывает, что не только клиент много рассказывает, но и терапевт пытается собрать не всегда полезную информацию, скорее нацелен не на качество, а на количество.  Мне кажется, что наличие супервизора «за зеркалом», оттачивает способность собирать информацию выборочно, имея в голове определенный план действий, и четко следуя ему, однако, не теряя при этом  способности следовать за клиентом.

Коллеги, а что вы думаете по поводу, если так можно выразиться «чистоты» подходов? В том смысле, что мне, например не хватает возможности поработать с генограммой под руководством супервизора «за зеркалом», или потренироваться в написании парадоксальных предписаний.

Светлана Полищук: Вопрос Натальи, думаю, можно обсудить в следующем учебном году в виде пожелания. Присоединяюсь к вышесказанному и тоже хочу поделиться своим впечатлением от работы за зеркалом. Скажу честно, что для меня было большой смелостью и дерзостью первый раз решиться на этот опыт, что возможно связано с личными характерологическими особенностями, которые я за собой знаю. Я считаю, что мой процесс обучения происходит медленнее, чем у большинства, но я не отступаю, а иногда вот и рискую, преодолеваю трудности и, в конце концов, добиваюсь положительных, устойчивых результатов, которые стараюсь оттачивать и совершенствовать в силу своих способностей. Мой «выход» за зеркало был рискованным предприятием, я не была еще достаточно подготовлена, а потому я себя чувствовала весьма неуверенно, «ступор» – пожалуй, самое подходящее определение моего состояния там. А.Я. Варга все три раза давала мне полезные разъяснения и технические рекомендации, направляла меня. Для меня было важно услышать, что необходимо более четко и «структурно мыслить» (в рамках структурной семейной терапии), выстраивать и проверять наиболее уместные в каждом конкретном случае гипотезы, вопреки тому, что для меня структурированность и организованность и в жизни вообще – это слабое место). Строить сессию желательно в опоре на выбранную гипотезу, не собирая ненужной информации, не беседуя «обо всем на свете». Не следует слишком много говорить, больше чем клиент, а, задавая вопрос, не перебивать его следующим вопросом.

Советы А.В. Черникова помогали мне выстраивать сессию в определенной последовательности. Он много внимания уделяет процессам, языку, феноменам, метафорам, которые предъявляет клиент, это помогает установлению контакта «терапевт-клиент», удержания процесса терапии в комфортных для обоих рамках и правилах. А.В. Черников предлагал использовать домашние задания, тесты, подсказывал, как останавливать и конкретизировать клиента (об этом уже говорила  Елена, что не следует догадываться, что подразумевается под некоторыми общими фразами, а просить рассказать конкретный случай, последнее событие и т.п.).

Резюмирование сессии «обратной связью» стало для меня важной желаемой целью и в работе «за зеркалом» и наедине с клиентом. От А.Я. Варги и А.В. Черникова я почерпнула опыт выходящий за рамки процесса терапии, а именно, что люди гораздо более выносливы к определению и описанию их «проблемной части жизни», не «рассыпаются», «не озлобляются», а с большим вниманием начинают относиться к своей собственной жизни и … словам терапевта. Важно эту «обратную связь» грамотно сконструировать из «лоскутков рассказов, смыслов» самого клиента, вплетенных в контекст гипотезы.

Каждый раз, когда я снова убеждала себя, что «за зеркало» идти необходимо, мне помогало «волшебное заклинание», что я учусь, и что если я не буду получать супервизорскую коррекцию,  то не смогу узнать о собственных ошибках, а, следовательно, буду в них «укореняться», что может помешать мне оказать помощь. И еще, я знаю, что такая уникальная возможность есть, пожалуй, только в нашем институте. 

Люси Микаэлян: Хочу отозваться на замечание о том, что участие супервизора помогает "собирать информацию выборочно". Бывает так, что клиент начинает рассказывать нам "всю свою жизнь", а у нас на беседу один час и надо понять, на какие темы, предъявляемые клиентом, реагировать, чтобы наша работа была эффективной.

Если помните, ко мне на прием приходила Вера¹⁾, женщина из Приднестровья, психолог по образованию. Она сформулировала свой запрос, как профессионал: "незавершенный развод". История  отношений с бывшим мужем была связана с другими историями из ее жизни – ее занятиями эзотерической практикой, отношениями с пасынком, приднестровским военным конфликтом и пр. Темы множились, а мне надо было сфокусировать работу. Супервизор, в тот раз им был А.В. Черников, обратил мое внимание, что клиентка, рассказывая про свои отношения с бывшим мужем, испытывает боль. Про что эта боль? Я отразила актуальные переживания клиентки и спросила, какой проект отношений у нее не получился, несмотря на все старания? Это был поворотный момент сессии, который Вера назвала "катарсисом, мощным и освобождающим". После этого эпизода "истории из жизни" прекратились, и началась собственно терапевтическая работа, работа с чувствами злости, обиды, разочарования. Говоря о стиле А.В. Черникова как супервизора, мне хочется назвать его "мастером эмпатической обратной связи", направленной на высвечивание сильных, ресурсных аспектов функционирования как клиентов, так и стажеров. Это не "идеализация", но мой реальный опыт, полученный во время работы за зеркалом с клиенткой Верой.

Светлана Полищук: Да, еще добавлю, может быть это как раз о разнице в супервизии А.Я. Варги и А.В. Черникова. Кто-то из преподавателей нашего института, по-моему, И.Ю. Хамитова, говорила о том, что влияет на успешность терапии. Меня более всего в ней удивило, что процент "контакта между терапевтом и клиентом" оказался значимым настолько, что без него успех не возможен. Так, с моей точки зрения, А.В. Черников большое внимание уделяет контакту и поддержке и клиента и супервизируемого. Это для меня было очень важно в преодолении страха перед "зеркалом". У А.Я. Варги контакт устанавливается как бы сам собой, при чем удивительно, она может конфронтировать с клиентом, директивно утверждать некоторые гипотезы, говорить в лицо "неприятную правду" (здесь я больше говорю о ее работе с клиентами за зеркалом), и клиенты это принимают. Но основной акцент А.Я. Варги, как я думаю на технологичности, четкой стратегии процесса терапии. Вспомнила слова из ее книги, что-то про то, что терапевту не так необходима харизма, как важна хорошая школа и грамотность в работе.

Люси Микаэлян: Хочу прокомментировать вопрос Натальи. Действительно, неплохо было бы научиться использовать какой-нибудь один подход, например, психоаналитический, шутка. На практике у меня так не получается никогда. Меня "мотает" между проблемно-ориентированными и ресурсными  моделями. Более того, когда я наблюдала работу А.Я. Варги и А.В. Черникова в качестве терапевтов, на 1 курсе, мне не показалось, что они столь "ортодоксальны" и работают в "чистом" методе. Но, может быть, "проблема в глазах смотрящего". Работу в "чистом" подходе я видела только по телевизору – сессии Боуэна и Минухина²⁾. Здорово, конечно. А во время получения базового образования мы смотрели фильмы, в которых с одним клиентом работали терапевты разных ориентаций, например, помнятся сессии Роджерса, Перлза и Эллиса с Глорией³⁾. Клиент один, а терапевтов из разных школ много. А тут в некотором смысле, обратная идея. Один терапевт "перевоплощается", правда, в рамках системного подхода. С одним клиентом он обсуждает семейную историю (Боуэновский подход), другой семье дает позитивную коннотацию и/или парадоксальные предписания (стратегический подход), в третьем случае укрепляет, к примеру, супружескую подсистему (структурный подход). Не думаю, что это реалистично, по крайней мере, в моем случае. И в чем польза, и кому? Впрочем, я понимаю, что довела идею Натальи до абсурда. Но мой вопрос остается в силе.

Наталья Реутская: В том то и вопрос, что у меня так тоже не получается. Конечно, мы все смотрели видеозаписи, удивлялись, восхищались. Но мне кажется, чтобы работать так, как работает, например, Минухин, нужно быть самим Минухиным. У каждого из нас есть собственные "любимые" приемы, техники, вопросы. Мы также знаем, что есть терапевты, которые работают в "чистом" виде, ну, например, Е.С. Жорняк. Моя мысль заключается в том, что шире спектр подходов, которыми ты владеешь, тем разнообразнее круг клиентов. У меня нет идеи о том, что терапевт должен в совершенстве владеть всем, чем только можно. Но эта та профессия, в которой, я думаю, никогда нельзя сказать себе: "Все, я знаю все". Мой первоначальный вопрос был навеян личными наблюдениями. Мне показалось, что я чаще все-таки ориентируюсь на ресурсные модели, но ведь это не единственный способ работы.

Елена Фисун: Или чем разнообразней круг клиентов, тем шире спектр подходов? Конечно, хотелось бы знать все и владеть всеми техниками, но, я думаю, на практике это маловероятно. Здесь большое значение, наверное, имеет вопрос личных предпочтений. Для каждого какие-то подходы более комфортны, какие-то – менее. Но этот выбор происходит, главным образом, на практике, поэтому попробовать разное, конечно, очень полезно. Кстати, на этот выбор, по-моему, может повлиять личность супервизора. Если результаты супервизорской интервенции восхищают, если его рекомендации воспринимаются ценными, то хочется работать "как А.Я. Варга" или "как А.В. Черников", а, следовательно, и пользоваться теми же приемами и подходами.
Если говорить о работе "за зеркалом" с разными супервизорами, то для меня сложным было как раз то, что клиент был один, а супервизоры – разные. Поэтому я опасалась, что направления работы, рекомендуемые супервизорами,  могут отличаться друг от друга, а мои действия, как носителя этих идей, выглядеть непоследовательными. Хотя разносторонний взгляд на проблему весьма полезен, гладкое привнесение мною во взаимодействие с клиентом давалось не просто.

Люси Микаэлян: Хочу отметить определенную динамику поведения супервизоров в течение учебного года. Постепенно они все меньше вовлекались в работу с клиентом и все больше становились нашими учителями. Я имею в виду следующее. Супервизор во время нашей работы за зеркалом, находится в двойственной роли. С одной стороны, он, как терапевт, заинтересован в том, чтобы сессия прошла успешно. Наши ошибки, неточности, промедления и прочее вызывают у супервизора желание вмешаться и скорректировать ход терапии. Но даже при активном участии в терапевтическом процессе, супервизор влияет на этот процесс лишь отчасти. Это понятно, потому что стажер за зеркалом – это не А.Я. Варга и не А.В. Черников. Например, мы часто "не доносим" обратную связь, полученную от супервизора, до наших клиентов, или доносим, но в искаженном виде. Да и вообще, управлять действиями других людей – неэффективное занятие. Постепенно позиция наших супервизоров смещалась от терапевтической к "истинно" супервизорской. Нам предлагалось самим выходить из кабинета, в котором мы вели прием и спрашивать совета группы за зеркалом, если мы испытывали затруднения. Супервизоры реже стали звонить по телефону и стучать в стекло во время приема. Мы получили возможность сделать все свои сильные ходы и совершить все ошибки, а потом обсудить проведенную сессию с группой и сформировать вместе обратную связь. Другими словами, активность и ответственность смещалась от супервизора к стажеру. И знаете, так оно спокойней, во всяком случае, мне, и, как мне показалось, нашим учителям.

Оксана Орлова: Извините, что долго не вступала в дискуссию, но я отслеживала Ваши основные мысли. От себя же хочу добавить следующее. Перелопатив некоторую литературу по супервизии, я вычленила кое-какие моменты, которыми бы хотела поделиться.

Супервизорские роли. Выделяют три основные роли – учитель, фасилитатор и консультант (Ellis, Dell, 1986). Каждая из ролей предполагает наличие специфических стратегий. Конечно же, мы не можем говорить, что А.Я. Варга и А.В. Черников выступают в некой роли в чистом виде, но все же я склонна говорить о том, что А.Я. Варга  более предпочитает оценивать взаимодействия, определяет подходящие интервенции, интерпретирует существенные события, происходящие во время сессии. А.В. Черников же исследует чувства терапевта во время сессии, его основные зажимы и беспокойства по поводу проведенной работы, в большей степени оказывает эмоциональную поддержку.

Стили супервизора. Речь идет о манере и  выделяют тоже три основных стиля (Friedlander & Ward, 1984): ориентированный на решение проблемы, межличностно-сензитивный, располагающий. В большей степени, как мне кажется, А.Я. Варга работает в первом ключе, то есть, фокусируется на структурированном, целенаправленном и тщательном подходе. А.В. Черников же более поддерживает взаимодействие и обращается к потребностям в отношениях. При этом оба являются располагающими, оказывают помощь и помогают выйти из неоднозначных ситуаций. Пока все.

Люси Микаэлян: Очень интересно. Мне не приходило в голову, что не только клиенты и терапевты, но и супервизоры могут быть предметом научного изучения. Только я не поняла, какая роль, в рамках предложенной выше классификации, у А.Я. Варги и у А. В., пусть даже не "в чистом виде"?

Наталья Реутская: Хочу прокомментировать наблюдения Люси и Оксаны. Я тоже заметила эти изменения. С течением времени наши преподаватели стали давать нам больше самостоятельности. И это правильно. Это как старая шутка: показать другому человеку синяк на своей руке и сказать: «Потрогай как больно!» Пока ты сам, на своей шкуре не почувствуешь эту ошибку – результата не будет. Люси привела типичный пример – с обратной связью. В тот момент тебе кажется, что ты все запомнил – сейчас придешь и расскажешь. А дальше получается… Все видели.

А что касается замечаний Оксаны, то мне кажется, что, наши супервизоры выступали во всех трех ролях: мы учимся, а они наши учителя; стимулировать процесс, помочь, указать нужное направление работы – это тоже задача супервизора; что такое супервизия – да по сути – то же консультирование. Это же касается теоретических изысканий о стилях супервизора.

Оксана Орлова: Я вовсе не пытаюсь разложить супервизию А.Я. Варги и А.В. Черникова. Просто пытаюсь понять общее и различное, кроме того, хотела бы понять специфику супервизорской практики в системном подходе. Авторы Висконсинского тренингового проекта по клинической супервизии считают, что супервизор должен перемещать фокус внимания с клиента на терапевта. Если супервизия концентрируется полностью на клиентском фокусе, то терапевт просто-напросто озвучивает идеи и гипотезы супервизора. Таким образом, важен баланс. Для меня супервизия сводится к трем составляющим:

1. Мозговой штурм. Эта модель очень эффективна для начинающего терапевта, который не может охватить все поле терапевтического пространства. То есть, в основном поддерживается профессиональная  эффективность.
2. Воссоздание целостности терапевта. Здесь рассматривается "терапевтический зажим", при котором терапевт может быть, например, испуган,  ощущает себя в такой же ситуации как и клиент и т.п.
3. Терапия терапевта. Насколько я поняла, в системном подходе этот вид не используется, отдаваясь на откуп личной терапии.
   Что Вы про это думаете?

Наталья Реутская: Я думаю, что в наших супервизиях «мозговой штурм» присутствует однозначно. Не только А.Я. Варга и А.В. Черников выдвигают различные терапевтические гипотезы, но и мы сами так же озвучиваем свои мысли. Про целостность терапевта – я не очень поняла, что здесь имеется ввиду. Это что, терапевт «рассыпался» что ли? Или в его личной жизни существует ситуация, похожая на клиентскую. Так если его эта ситуация так сильно задевает – то это вопрос личной терапии. А терапия терапевта – так сколько же должно стоить такое обучение, при котором тебя будут учить, утешать и лечить одновременно. Или, например, чем будут заниматься другие студенты в момент того, когда супервизор будет проводить личную психотерапию со студентом? Мне кажется, в первую очередь – это все-таки обучение. Это возможность увидеть, услышать, понять и по возможности запомнить. В нашем варианте обучения – это еще и возможность попробовать.

Оксана Орлова: То есть, что для тебя, Наталья, супервизия, прежде всего "мозговой штурм"? Да, это эффективно и полезно. Однако же, не переходит ли это в ту самую позицию, о которой я писала выше – терапевт действует исключительно по плану супервизора?

Помню, как  А.Я. Врга мне сказала, что я возвожу человека в высокую степень, а потом обесцениваю точно так же, как это делает моя клиентка. Для меня этой интервенции было вполне достаточно, чтобы повернуть терапию в нужное русло.
Или как я представляла сложный для меня случай А.В. Черникову, и он самое главное, что поддержал меня, сказав, что именно через таких клиентов мы становимся профессионалами. Это же бодрит!

Люси Микаэлян: Хочу присоединиться к вашей оживленной дискуссии. У меня был короткий период, когда я была уже практикующим терапевтом, но еще не училась на семейной специализации. В это время у меня был опыт нескольких супервизий с психоаналитически ориентированными терапевтами, основной темой которых было: "Люси, что с Вами происходило на сессии?" Такой подход супервизоров не был особенно эффективным для моей работы с клиентами. Что происходило со мной, мне было и так понятно – на меня влияли неуверенность и волнение начинающего терапевта. Противостоять этим состояниям мне могли бы помочь четкие гипотезы, описывающие ситуацию клиента, и знание, что делать (например, к какой из затронутых в беседе тем обращаться в первую очередь). Такой помощи я от тех супервизоров не получила. А получила "не заказанную" мною попытку моей личной терапии, недобровольной и неэффективной. Так что "терапия терапевта" у меня была и показалась мне неуместной и неполезной.

Впрочем, у меня бывали ситуации, когда я оказывалась под влиянием паттернов взаимодействия, присущим моим клиентам. В таких ситуациях, если супервизор  обращал мое внимание на этот факт, это было, безусловно, полезным для меня и моих клиентов шагом к "воссозданию целостности". Такой случай был на наших занятиях по пятницам, во время "сухой"⁴⁾ супервизии Риты, мамы ребенка с РДА из детского сада. Интервенция супервизора была примерно следующей: "Вита бьется с аутизмом ребенка, а Вы бьетесь с "аутизмом" Виты". Но дальше следовал "мозговой штурм", касавшийся определения реалистичных целей терапии. Схема такая: сначала, чего не делать – не подпадать под влияние паттерна, а потом что делать – этап конструктивных гипотез и терапевтических гипотез. Для меня такой подход супервизора является предпочтительным.

Наталья Реутская: Я думаю, что «мозговой штурм» не ограничивается действиями терапевта по плану супервизора. Терапевт должен слушать и делать выводы из того, что он услышал. Если он просто будет повторять то, что ему сказали, не сложив при этом в своей голове  определенную картинку, то это не будет обучением.

Я бы добавила к нашему обучению возможность рассматривать один и тот же случай с точки зрения разных школ. Что-то похожее было у И.Ю. Хамитовой, когда мы смотрели видеозаписи, но мне этого было как-то маловато.

Оксана Орлова: Основное, что бы мне хотелось добавить к нашей супервизии – это осознанность происходящего. А именно было бы хорошо, если бы в самом начале, еще до сессии, терапевт озвучивал свой запрос и ожидание от супервизора. Мы, как правило, перед сессией пытаемся по возможности проанализировать генограмму и набросать предварительные гипотезы. Однако, у всех нас есть свои "затыки" и сложности в работе. Поэтому хотелось бы, чтобы терапевт мог сформулировать примерно следующее:

1. В последнее время в работе  за собой замечаю ……, и не знаю, как из этого выбраться.
2. Знаю за собой детоцентрискую позицию, которая может мешать мне в работе с этой проблемой.
3. Когда клиент начинает выражать неудовольствие терапией, я замыкаюсь и не знаю, как на это реагировать.

Кроме того, хотелось бы, чтобы после проведенной сессии фокус супервизии был направлен и на удачные и на неудачные интервенции терапевта. Ведь мы еще не волшебники, а только учимся, и хотелось бы найти свою профессиональную идентичность, и почувствовать свои сильные и слабые стороны в работе.

Люси Микаэлян: В заключение я хотела бы высказать свои пожелания по поводу возможных перспектив работы за зеркалом. Мне кажется, было бы полезно продолжить процесс передачи активности и ответственности стажерам. Это может выглядеть следующим образом. Супервизор не звонит по телефону и не стучит в стекло. Стажер, когда сам испытывает необходимость, выходит из-за зеркала и обращается за помощью к супервизору и группе. В этом случае стажер будет иметь возможность сделать все свои удачные терапевтические ходы и совершить все свои ошибки, на которых, как известно, учатся. Интересы клиентов будут соблюдены, поскольку обратная связь будет сформирована вместе с супервизором, что обеспечит качество психологической помощи.          Я хотела бы закончить свое участие в "Круглом столе" словами благодарности А.Я. Варге и А.В. Черникову. "Живые" супервизии предоставляют прекрасную возможность более опытным психотерапевтам поделиться своим опытом с начинающими коллегами. Собственное участие в работе "за зеркалом" я оцениваю, как важный вклад в мой профессиональный рост; спасибо А.Я. Варге и А.В. Черикову за этот ценный для меня опыт.

Елена Фисун: По поводу стука в стекло – раньше, особенно до начала «зазеркалья» стук супервизора был моим страшным сном, воспринимаемый как сигнал о провале моей работы. А сейчас, даже во время индивидуального приема, случается, так не хватает этого побарабанивания опытной руки!

Если говорить о своих пожеланиях, то «за зеркалом» не хватало работы именно с семьями. Интересно было бы подробнее наблюдать за внутрисемейными коммуникациями, динамикой, пробовать использовать различные техники для работы с семьями и т.д. – и все при сотрудничестве с супервизором. Я думаю, визиту семей в полном составе отчасти могло препятствовать не слишком удобное для работающих время – дневные часы в будни. Возможно, на вечерний прием удалось бы привести больше желающих.

Конечно, присоединяюсь к словам благодарности А.Я. Варге и А.В. Черникову за обучение и поддержку.

Наталья Реутская: Я тоже хочу выразить благодарность А.Я. Варге и А.В. Черникову за эту уникальную возможность, которую они предоставляют своим студентам.

Примечания