Мина замедленного действия.

Разбуженная ночным шумом, Сонечка поднялась с кровати и, скользя босой ножкой по полу, нащупала один тапочек. 
Попался! - обратилась малышка к войлочной лодочке.
А где еще кораблик? - озвучила она растопыренные пальцы другой ноги, все еще безуспешно изучающие пол в поисках второго тапка.
Растрепанные во сне волосы прилипли к вспотевшему личику и мешали ей открыть и так еще не совсем проснувшиеся глаза. 
Уф! – отодвигая волосы, вздохнула девочка и посмотрела на пол.
Ах, вот ты куда заплыл? - обнаружив тапочек в лунной дорожке на ночной глади линолеума, обрадовалась маленькая хозяйка двух войлочных суден. 
Шум в соседней комнате то затихал, то усиливался, словно подводными сиренами заманивая к себе Соню. 
Путь к источнику шума преграждала крохотная квадратная прихожая, хранившая в каждой из своих стен по двери. Дверей было ровно столько, сколько было лет и самой ночной фее, отправившейся в волнующую ее темноту. Две двери – входная и туалетная были плотно закрыты. Двери, оставшиеся полуоткрытыми, вели в детскую, из которой Соня выплыла на своих лодочках и в гостиную, откуда ярко слепила люстра. Прихожая вдруг напомнила Сонечке зал кинотеатра, куда папа часто водил ее на детские утренники, компенсируя ими походы в поликлинику на неприятные лечебные процедуры. А дверной проем превратился в экран, на котором шел кинофильм, с родителями малышки в главных ролях.
Отец что-то бессвязно бурчал, валяясь на диване после очередной попойки, а мама стояла над ним и, воспитывая его мокрым полотенцем, выкрикивала зловещее: «Что б ты сдох!» 
А кто же будет водить меня в кино, если не станет папы? – возмутилась маленькая свидетельница сюжета, разыгрываемого в дверном экране ночного кинотеатра. Страх от лицезрения злой, кричащей матери не дал девочке войти в гостиную, чтобы броситься на защиту любимого папочки, оставив стоять ее в сумеречной прихожей. Сколько она простояла в этом полумраке? Вопрос риторический… 
Но всю последующую жизнь ее периодически тревожила одна и та же, прозвучавшая в детской головке той ночью фраза: «Когда мама умрет, я буду лучше заботиться о папе», укутываемая временем в чувство вины и стыда. Эта роковая фраза превратилась в мину замедленного действия, периодически напоминая о своем существовании, но, предательски, никак не намекая на возможный взрыв.
Годы шли. Папа все так же напивался. Мама все так же кричала на папу. А в кино уже хотелось ходить не на детские утренники и не с папой… 
Прошло 40 лет…
Возрастная четверка успела клонироваться в сорок четыре, но София оставалась все тем же невольным зрителем одной и той же киноленты. Теперь она стояла на веранде южного дачного домика. На экране уже другого дверного проема в соседнюю комнату те же главные герои, те же реплики. Отличие в одном – мама уже не может стоять на своих ногах, в ней всего 25кг веса, зловещий рак крови пожирает последние дни ее жизни. Истощенной ручкой, сжав непослушные пальчики в кулак, она колотит лежащего рядом пьяного мужа, выкрикивая то же самое: «Чтоб ты сдох!»
Мина взрывается!!!
Осколки минной оболочки чувством вины и стыда больно ранят душу четырехлетней зрительницы старого черно-белого кино, бесконечно прокручиваемого в кинозале, в котором никогда не включается свет и откуда трудно самостоятельно найти выход. Долго потом будет София объяснять своему внутреннему ребенку - той четырехлетней малышке, что в ее «когда мама умрет» не было пожелания маме смерти, а было сильное желание любящей дочери «лучше ухаживать за папой». И что она не виновата в болезни мамы и что для пьяного отца удары обессиленной руки его умирающей жены сродни нежным поглаживаниям.
Мамы больше нет, а папа так и продолжает жить в своем вино-водочном режиме.
« Кому же она столько лет кричала: «Чтоб ты сдох»? - спросит малышка Софию из глубины глубин.
« Наверно тому, кто прятался в ее собственном темном кинозале, - ответит она доверившейся ей девочке и предложит обязательно сводить ее на другой добрый и веселый утренник. 
И только чувство стыда за угасшее с годами желание «лучше ухаживать за папой», занозистым осколком мины ехидно подкольнет изнутри: «А обещала же…»