У Люси была упругая попа. Люся жила спортзалом.
Ещё в школе она начала сравнивать себя с другими девочками, и выяснила, что сравнение - не в её пользу. Ну, так ей на тот момент казалось. Ещё и мама постоянно говорила Люсе, что та "слишком много жрёт", "вымахала как кобыла". Папа смотрел из-под очков и, посмеиваясь, называл Люсю "наш шарик".
Поэтому сидеть на диетах и приседать Люся выучилась довольно рано.
К двадцати годам Люся достигла параметров фитнес-модели. Казалось бы, родители должны были стать довольны Люсей. Но как только Люся похорошела, папа тут же нашёл молодую любовницу и ушёл от них. А мама... с мамой Люсины отношения расстроились окончательно.
"Что, в какой ты институт поступила? Так это же для дебилов", "Сколько твой парень получает? ...Ты что, за нищего замуж собралась?"
Мама третировала Люсю с удвоенным вдохновением, презрительно щурясь на неё немолодыми глазами. Одним словом, "похорошев" в общепринятом смысле, в реальности для своих родителей Люся так и не стала достаточно хороша.
Тогда Люся стала инстаграмиться. Она выкладывала всё новые и новые достижения, попу с того и с другого ракурса. Её увидел эйчар одного из престижных фитнес-клубов, и Люся получила новую работу. Через годик она накопила на силикон. Через полтора у неё уже было несколько десятков
тысяч фолловеров.
В зале Люся познакомилась с Димой. Дима жал сотку от груди и имел на прессе шесть кубиков. Дима тоже очень любил выкладывать себя в инстаграм. Люся обрадовалась: наконец-то она встретила родственную душу.
Они с Димой бесконечно селфились: фотки со смузи, с тренировок, с кальяном, утренние фотки из кровати...
Одно тревожило Люсю: Дима был рядом с ней как.. неживой. Пафосный и в солнечных очках, с одинаковой улыбкой на всех фотографиях. Как Кен.
Единственная человеческая эмоция, которая проявлялась у него, - тревога. Люся видела, как напряжённо Дима соблюдает режим питания, как придирчиво разглядывает этикетки в супермаркете, как озабоченно сканирует своё тело в зеркале. Дима панически боялся потерять форму. И ещё у него был какой-то пунктик насчёт размеров. "Он большой, да?" "Тебе нравится чувствовать его в себе?" - Дима постоянно об этом спрашивал.
Поначалу Люся не придавала этому значения, думая: "Ну, это всего лишь его дело и его страхи". Но однажды утром Дима заботливо сказал:
- Куда ты кладёшь сахар в чай? Растолстеешь же. Как я буду встречаться с тобой после этого?
У Люси что-то ухнуло вниз. По спине побежали мурашки.
К ней вернулся подзабытый ужас из детства, в её голове вновь зазвучали насмешки родителей. Люся стала более придирчиво отбирать фото для инстаграма, чтобы выглядеть на них идеально стройной, начала каждое утро вставать на весы, срезала ежедневный объём калорий...
Появилась ещё одна проблема: силикон, который Люся закачала в грудь, отчётливо мешал ей. С ним трудно было бегать и заниматься спортом, начала побаливать спина. Вдобавок, несмотря на заверения производителей, Люся стала бояться летать в самолётах - ей казалось, что от перепада давления что-то может лопнуть. Спать на спине тоже было неудобно. Люся с детства любила засыпать на животе, но уже год как она должна была отходить ко сну в позе Белоснежки в гробу.
Люся подумывала избавиться от силикона. Но не знала, как сказать об этом Диме.
Потому что ему нравилась её грудь. Он знал, что у неё силикон, и его это заводило. Он говорил, что ему нравится, что у него "порно-девочка". Правда, Люсе в этом почему-то постоянно слышалось, что она для Димы что-то сродни резиновой кукле, имитирующей разные звуки, но она гнала от себя эту мысль.
А Люся имитировала. Постоянно и разнообразно. Она неплохо знала, как доставить себе удовольствие при помощи насадки от душа, но вот с Димой у них плохо получалось. Люся боялась признаться ему в том, что с ним не получает удовольствия. Точнее, однажды она попыталась попросить его ласкать её иначе, но Дима был так раздражён этой просьбой, что Люся решила больше не затрагивать эту тему и соглашаться на всё, что он делает. В сексе Дима обычно разыгрывал сцены из порно, а Люся талантливо изображала актрису, которая получает удовольствие от всего, что с ней происходит.
Однажды, после особо длинного раунда, когда у Люси заболела грудь от постоянного прыгания вверх-вниз, она решила поговорить с Димой.
- Дим... Я хочу тебе кое-что сказать... Это насчёт моей груди.
- О, правда, - он повернулся к ней, расплывшись в улыбке, - я рад, что ты первая об этом заговорила. Я тоже считаю, что тебе следует увеличить её ещё на размер-другой.
Улыбка так и застыла на Люсиных губах.
**
На следующей неделе они поехали на дачу к одному из Диминых знакомых.
Там было человек десять. Все смотрели на Люсю и Диму восхищёнными глазами. Люся улыбалась, а Дима собственнически держал её за подкачанную попу. И хотя на них смотрели как на голливудскую пару, настоящей звездой вечера Люсе показался совсем другой человек - хозяин дачи, Борис. Она не понимала, почему её взгляд постоянно цепляется за него, ничего внешне примечательного в нём не было: Борис был среднего роста, даже пониже Люси на каблуках. Но он уверенно распоряжался процессом, участвовал буквально во всём, со всеми общался, шутил... От него исходила волна невероятной уверенности и энергии. Люся, наконец, подобрала слово, которое ему идеально подходило - Борис был восхитительно живым. В отличие от Димы.
"Но Дима у меня лучше. Ведь он такой красивый. А это престижно. Все мне завидуют", - уговаривала себя Люся.
- ...Я считаю, что когда баба родила, то мужик имеет право ходить налево, - заплетающимся языком вещал подвыпивший Дима, - кому охота трахать мешок из-под картошки? Вообще, баба как только стареет - её тут же надо менять, как машину. Самое главное - жопа, а характер... Да все бабы одинаковые! Нет никакого характера, нет у них личности вообще, есть только разная форма жоп, - договорил Дима и пьяно рассмеялся.
Почему-то его смех никто не поддержал. То ли из-за того, что Дима напился быстрее всех, то ли ещё по какой-то причине.
...По мере того, как Дима открывал рот и говорил, восторг в глазах слушателей всё больше угасал. Теперь они смотрели на них с Люсей не с восхищением, как прежде, а с жалостью. В основном на Люсю.
Не выдержав накалившейся атмосферы, Люся встала и пошла на кухню.
Стоя у доски, она нарезала солёные огурцы, и чувствовала, как её привычная реальность рушится, как карточный домик.
- Ты где этого мYдака откопала? - в дверном проёме стоял Борис. Он говорил тихо, чтобы из комнаты их не услышали.
- В зале, - Люсе было так плохо, что не было сил врать.
- Люсь, - Борис подошёл к ней. У Люси в руках дрожал нож. Борис осторожно взял его и вынул из Люсиных пальцев, после чего отложил подальше.
- Мне надо поспать, - глухо сказала Люся, - но сначала напиться.
- Вас понял, - Борис кивнул, - на чердаке есть прекрасный одноместный пентхаус. Будет холодно - там на полке над кроватью ещё одно одеяло. Дверь изнутри запирается, так что никто тебя не побеспокоит.
- Спасибо, - кивнула Люся, глядя в пол.
Хлопнула дверца шкафа. Тёплые пальцы вложили Люсе в одну ладонь прохладную бутылку, в другую - штопор.
- Грузинское. Подойдёт?
Люся слабо улыбнулась.
- Подойдёт.
**
Прошло полгода. И вот она, Люся, сидит на скамеечке весеннего парка и с аппетитом уплетает сэндвич. Растрёпанная, неидеальная, но какая-то совершенно неприлично счастливая.
Что же произошло после того вечера?
Наутро Люся рассталась с Димой. Известие об этом больно ударило по его самооценке, и при расставании Люся услышала много самых разнообразных оскорблений. Удивительно, но они никак её не задели.
Силикон Люся вскоре удалила, как и хотела.
Восстановившись, она вернулась к спорту, но выбросила весы и измерительную ленту. В самом деле, зачем они человеку, который каждый день любуется собой в зеркале и нежно заботится о себе?
С Борисом они... Впрочем, в контексте этой истории это уже совершенно неважно.
© Мария Козырькова
