Ночь

Ночь тихо опускалась на белые языки Саянских снегов,  какие бывают здесь только в октябре – еще несмелые, но уже полноправные хозяева цирков северных склонов главного хребта.

Еще недавно свинцово-серое,  а теперь иссиня-черное небо уже прочно покоилось на массивных основаниях  теряющихся где-то в облаках, темных, и оттого мрачно-неприступных скал.

Пробрасывал легкий снежок, переходящий у самых подошв моих ботинок темные змейки несильной поземки. 

Стремительно темнело. Наступающая ночь забиралась под мой анорак, постепенно наполняя грудь холодком наползающей жути. Тот, кто хоть раз оказывался в темное время суток один выше зоны леса в горах,  знает этот предательский холодок неуверенности и одиночества. И будь ты хоть трижды «Заслуженный Путешественник», подготовленный как морально, так и физически, с комплектом шикарного снаряжения за плечами – все равно тебе никуда не деться от этих его  скользких и леденящих душу щупалец, так по-хозяйски орудующих в твоих  внутренностях.

Оно и понятно. Еще недавно, проведенная так высоко ненастная осенняя ночь, не сулила ничего хорошего.  Это в нескольких километрах ниже, даже в жиденьком кедраче Границы Леса, ночь пахнет крепким чаем, дымком не ахти какого, чадящего, периодически затухающего, но все-же жаркого костерка, располагающего к раздумьям и сулящего теплый ночлег.

Здесь-же все по-другому. Вокруг только снег и скалы. Да еще – безраздельный владыка этих мест, Его Величество Ветер, с его капризным и непостоянным характером.  Легонько ласкающий твое лицо, и поющий еще никем не сочиненный «Этюд  Для Эола со Скалами», а через пару минут -  ревущий, пытающийся сбросить тебя с очередного скального выступа дикий и беспощадный зверь.

Так было и в этот раз. И так будет всегда. Какими бы хитроумными изобретениями не обставлял себя человек, как бы лихо не проносился он над горами в своих само-, верто-, и бог знает на чем там еще  -лётах, он навсегда останется лишь гостем в этом призрачно-мрачном великолепии буйства враждебных стихий, где навсегда воцарились «Только сумерки да снег».

Тихо шипела горелка, по-хозяйски освещая призрачным голубоватым светом небогатое убранство, со знанием дела поставленной в самом дальнем углу цирка, палатки. В небольшом котелке не спеша превращался в воду единственный здесь в это время года ее источник – легкий, еще не слежавшийся снег.

Пространство, еще полчаса назад давившее своим мрачным великолепием, сжалось до маленького кусочка, ограниченного тонкими капроновыми стенками. Ветер утих. И только шипение сгорающего в конфорке газа нарушало первозданную тишину.

Это место для ночлега я присмотрел еще двенадцать лет назад, во время богатого на события похода через весь Тункинский хребет.

Маленькая, защищенная от ветров боковыми моренами площадка, как и двенадцать лет назад, буквально приглашала отдохнуть и набраться сил, перед восхождением на последний, ведущий в долину перевал.

Двенадцать лет. Эта цифра не очень-то бодрила. Двенадцать лет суеты, несбывшихся надежд, двенадцать лет погони за призрачным благополучием, достатком.…  И горечь утраты близких, ставшими уже родными друзей…

И только спустя годы понимаешь, что это время ты прожил зря. Нет, конечно, ты добивался поставленных перед собой задач – и дача, и новенький внедорожник, и преуспевающая фирма – все это наличествовало, но не согревало. Потому что имя такой жизни – СУЕТА. Потому что в погоне за всем этим достатком, ты растратил все Душевные Силы, которые тебе даны от природы. Да еще потому, что друзья, с кем ты ходил в одной связке, кто погиб, кто растворился в шумных лабиринтах столицы, а кто-то, и их большинство, погряз в такой же суете…

Меня такой итог не устраивал.

В один прекрасный день я закинул на плечи свой старый рюкзак, сел на автобус, идущий прямо до предгорий манящих своей первозданной чистотой Саян, и «был таков».