Деспотическая картина мира

С точки зрения потребности в господстве, как потребности иждивенческой и эксплуататорской, мир состоит из деспотов и принадлежащих им участков, с произрастающими на них средствами существования. Господство же есть единоличное правление, деспотизм, тирания. Каждым деспотом признается, что такое устройство мира не идеально. Идеально же должно быть так, что есть в мире один правитель, а именно он сам, и есть подчинённый ему мир. У всех деспотов есть стремление к неограниченному господству над всем сущим и сдерживает их только либо примерное равенство сил, либо превосходство в силе у других деспотов. Стало быть, себя каждый из них признает абсолютным субъектом, а другим оставляет роль абсолютных объектов, представляющих собой собственность абсолютного субъекта. Это монополистическая (однополюсная, одноцентровая) картина мира. Поэтому все остальные деспоты для каждого отдельного деспота являются врагами: равный по силе воспринимается как несомненный враг, а превосходящий силой – как опаснейший враг. Для борьбы с ними нет никаких ограничений и никаких правил, потому что теоретически их ведь не должно быть, они какое-то досадное недоразумение, не более того.

Деспот не видит проблемы в одиночестве, ведь он не нуждается ни в ком! Даже наоборот, он стремится остаться один, чтоб всё вокруг преобразовать по-своему и ни с кем ничего не согласовывать. Деспот – точечное существо, это единственная точка в безграничном неведомом пространстве. И эта точка имеет намерение вобрать в себя, присвоить, всё это пространство. Он стремится к безграничной свободе для себя и, следовательно, к безграничной власти над всем остальным. Для деспота нет ни будущего, ни прошлого, поскольку он весь в настоящем. Он не может созидать и потому очень зависим от уже готовой к употреблению пищи (в самом широком смысле слова). Это абсолютный потребитель. Он приспособлен только поглощать. И жить он может только поглощая. Из-за этого он яростно цепляется за любую возможность сохранения и приумножения своей власти. С его т.з. жизнь – единственная ценность, какой бы трудной она ни была и надо жить во что бы то ни стало. Он не умеет ориентироваться в обстановке и не доверяет ничему и никому, потому стремится весь белый свет затащить в свою нору, чтобы обеспечить себя запасами на случай возможных неприятностей. А неприятностей он ожидает отовсюду.

Деспот не склонен к рыцарским турнирам и прочим открытым столкновениям, особенно в случаях, где его победа совсем не очевидна. Превосходящей силе он безусловно подчиниться, но никогда с ней не смирится, потому что считает, что самым главным должен быть всё-таки он. И это кажется ему вполне логичным, поскольку у деспота есть своеобразная логика, согласно которой все ему должны безропотно подчиняться. Правом на свободу обладает только он один. И он всячески защищает это своё право. Защита своей свободы всеми остальными воспринимается им как вопиющая дерзость и удивительная нелогичность. И уж совсем непонятной нелепостью представляется ему чьё-то превосходство над ним самим. При всем том, деспоты очень боятся лишиться власти и соглашаются на значительные уступки ради сохранения хотя бы части той власти, которая у них уже есть. Если на него надвигается заведомо превосходящая сила, он превратится в изощрённейшего угодника и сладчайшего льстеца, только бы сохранить хоть какую-то власть хоть над чем-нибудь, разумеется при верховном главенстве обладателя этой превосходящей силы. И на своём месте будет старательно исполнять все указания сверху, а чтобы выказать свою лояльность к верховной власти, обязательно перестарается и чего-нибудь перевыполнит, доведя исполнение указания до полного абсурда. Самое нелепое указание сверху он примет к исполнению и пропустит мимо ушей самые разумные возражения снизу. Так что, при всей их грозности, деспоты – существа трусливые. Оцепенение ужаса, паника, бессмысленные метания возникают в тех случаях, когда деспот воспринимает какие-то события как угрозу своему благополучию. Деспот выше всего ценит свою единственную жизнь. Ради её сохранения он готов многое вытерпеть. В рамках деспотической логики это вполне естественно, хотя вынужденное подчинение деспота сильно обижает и унижает. Неудовлетворение потребности в господстве порождает чёрную зависть – стремление низринуть ушедших вперёд на самое дно страдания. Это побуждает обиженного сочинять всякие небылицы про обидчиков, ссорить их между собой и прочими доступными средствами тайно отравлять им жизнь, продолжая явно выказывать им свою невиданную верность и готовность, не взирая ни на что, выполнить их указания. При том он продолжает зорко следить за действиями главного деспота и как только заметит в нём признаки усталости, беспечности и прочие признаки слабости, то незамедлительно проявит дерзость, пропорциональную убавлению силы у главного деспота.

Кроме того, чтобы как-то восстановить самоуважение, он с ещё большей страстью принимается угнетать тех, кто слабее его самого. И тут уж любое сопротивление приводит его в ярость. Он уступает превосходящей силе, если она забирает у него что-то из его собственности, но очень гневается, если какие-то части его собственности переходят на службу к другим деспотам самостоятельно и добровольно. Каждый деспот ведёт себя так, как будто между ним и его собственностью заключён договор о господстве первого и подчинении второй. Себе он берёт все права, а ей позволяет иметь все обязанности. Если подчинённые плохо исполняют приказы, их можно наказать. Что это такое – наказание? Прежде всего – это лишение чего-то важного, приятного. Например, за плохое поведение в школе родители лишают своё дитя родительской ласки. Так или иначе, наказание всегда оказывается связано с возрастанием неудовлетворённости каких-либо потребностей наказываемого. Сделать это можно только располагая достаточной силой, ибо без применения силы подвергнуть кого-нибудь наказанию – дело безнадёжное. Наказание есть расплата за непослушание и, в конечном счете, представляет из себя заурядную месть.

Как умеренный гнев можно рассматривать раздражение. Предположим, что некто к вечеру устал и у него всё валится из рук: берёт конверт, а он выпадает из руки; берет кепку, а она за что-то цепляется, надевает на ноги тапки и тут же спотыкается и т.д. Такое наглое неповиновение как раз и вызовет в этом некте раздражение. Он примется делать резкие движения и ворчать, бурчать и ругаться ("Какой-то шнурок смеет меня не слушаться! И этот карандаш ещё сломался! И из крана вода всё капает и капает!").

Если деспот у кого-то обнаруживает какую-то вещь, которая лучше, чем у него, то он удивляется и возмущается такой несправедливостью. Ведь всё лучшее должно принадлежать только ему одному. Если это возможно, то он найдёт способ отобрать понравившуюся вещь. Если отобрать не сможет, то попытается украсть. Мысль о том, что кто-то живёт лучше него, для деспота невыносима. Если уж не удалось ни отобрать, ни украсть, то он попытается испортить эту злополучную вещь, чтоб никому не досталась. Если же и это не удастся сделать, то остается ещё возможность её опорочить, охаять, оклеветать. Но и в случае, когда деспоту попадётся в руки вещь ему не нужная, её тоже будет трудно кому-то передать. Если он возьмёт что-то в долг, то тоже годами будет тянуть с отдачей. Это некая бездонная пропасть, упав в которую вещи исчезают безвозвратно. А когда деспоту попадаются вещи бесхозные и он оказывается их первооткрывателем, либо хозяин у вещи предполагается, но он находится далеко, то велик соблазн эту вещь присвоить, даже если она совершенно ни к чему не может быть пристроена в деспотическом хозяйстве. Ему противна мысль, что в мире могут существовать вещи без хозяина, как бы сами по себе. И он торопится стать их хозяином.

Но если ему попадутся несколько одинаковых вещей и у одной из них окажется хозяин, то деспоту приятней будет отнять у него эту вещь, не смотря на то, что можно спокойно присвоить все остальные. Деспоту нравятся сами действия насилия над другими и он очень бывает огорчён и возмущён если жертва оказывает сопротивление.

Потребность во власти однозначно ставит своего обладателя на самую верхнюю ступень в общественной иерархии. Он ничуть не сомневается в своём священном праве на ней находиться. Потому-то всюду лезет командовать, даже если мало что смыслит в деле. Для него гораздо важней и полезней оказывается искусство устроения всевозможных интриг, сплетен, наветов, компроматов, дабы вскарабкаться повыше по служебной лестнице, устраняя всех соперников (в смысле – врагов). Поскольку деспоты сами, кроме устройства интриг, делать ничего не любят и не умеют (что с точки зрения деспотической логики вполне нормально), то собирают вокруг себя множество помощников, советников, которые должны поставлять недостающие знания. Если те тоже оказываются интриганами, то государственное управление превращается в фантасмагорический балаган, где процветает некомпетентность и государственные решения принимаются исходя из узко личных сиюминутных карьерных интересов их разработчиков.

Какого пса называют злым? – Наверно, такого, который на всех бросается и норовит искусать? А какого человека называют злым? – Скорей всего такого, который всегда готов производить разрушения. Злой человек легко решается на действия, причиняющие другим неприятности. Складывается впечатление, что ему нравится причинять другим неприятности. Он как бы изначально на всех за что-то обижен и всегда готов при случае отомстить. Злость же срывают, как правило, на слабых, даже если ненавидят в первую очередь именно сильных. Но часто наряду с ненавистью к сильным в ненавистнике присутствует и страх перед применением этой силы в отношении его самого. Отсюда вытекает присущая всем деспотам подозрительность и стремление заранее напугать своих действительных и мнимых врагов. Можно смело утверждать, что деспоты - люди безусловно злые. Для них победа означает порабощение победителем побеждённого, а поражение – либо рабство, либо гибель для проигравшего.

Обращаться к кому-то с просьбой для деспота – тоже сущее мученье. Ему гораздо естественней повелевать, чем просить. Так что у вышестоящих просит он тихо, чтобы никто не заметил, а потом всем объявляет о своих выпрошенных привилегиях как о знаке величайшей близости и благосклонности к нему руководства. Надо сказать, что деспоты – существа чрезвычайно ревнивые. Поскольку они ужасные собственники, то не могут простить своим вещам интереса к кому-то ещё, кроме них самих. Они требуют от своих вещей верности, исполнительности, доверия в обмен на обещание сильно не мучить их. Особо ценным слугам они согласны даже делать кой-какие послабления, пока не найдут более смирных и столь же способных. Они даже могут снизойти до оформления своих повелений в виде просьб. В отместку за это неудобство деспот выжмет из слуги все соки, а потом заменит кем-нибудь из тех, кто горит страстью сам стать деспотом и рассыпается в лести и угодничестве перед ним.

Самое любимое развлечение деспотов – травля. Им нравиться преследовать мечущуюся в ужасе и ярости жертву. Это они подзуживают и подначивают боксёров, тореадоров, волкодавов: "Убей его, убей!" Это они придумали изощренные пытки, казни, тюрьмы, концентрационные лагеря. Их много можно найти в местах, где скапливаются ослабленные, беспомощные: в детских домах, в домах престарелых, в больницах, в тюрьмах. Они инстинктивно идут в места, где есть возможность упиться с наслаждением своей властью.

Исходя из вышеизложенного, можно сделать теперь очевидный вывод о том, что деспотический идеал мироустройства полностью насильствен. В нём нет места доверию, открытости, уважению, честности и прочим сторонам межличностных отношений, которые деспотам неведомы, а если и в чём-то ведомы, то представляются глупыми, наивными и смешными. В этом мире господствует право сильного.