"Психологическая помощь как понимание"; Е.В. Гришунина, Г.Ю. Гришунин

УДК: 159.9.01; 159.98; 615.851; 316.77

Психологическая помощь как понимание

Е.В. Гришунина
Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ (Москва, Россия)

Г.Ю. Гришунин
Центр Международного Сотрудничества (Москва, Россия)

"Сибирский научный журнал" №55 2015г. http://elibrary.ru/item.asp?id=24170536

В статье прослеживается развитие концепта «понимание» в философско-психологическом срезе - от теоретических положений, касающихся понимания у русского философа В.В. Розанова и немецкого психиатра, психолога, философа К. Ясперса до современных феноменологических психологов и экзистенциальных психотерапевтов. Далее выявляется специфика и функции понимания в процессе психологической помощи человеку.

понимание; феноменологическая психология; экзистенциальная психотерапия; смысл; проблема добра и зла; коммуникация; дискурс; оправдание

Человек обращается за психологической помощью в сложной жизненной ситуации, ожидая от психолога понимания, которое может стать средой поиска возможностей наиболее благополучного разрешения ситуации. Однако с пониманием не все очевидно. Понимать можно по-разному: сказанное или говорящего, рационально или эмоционально, что-то как статический факт или как включенное в динамику развития какой-либо ситуации и т.д. Именно по причинам того, что понимание оказывается для психологии концептом важным, но не до конца проясненным по содержанию, мы и обратились к этому вопросу.

Второй причиной обращения в заявленной проблематике является специфичность понимания человека в сложной жизненной ситуации, когда он и обращается за психологической помощью. Специфичность эта обусловлена следующим противоречием: с одной стороны, в сложной ситуации потребность в понимании возрастает, так как именно в коммуникационном поле могут быть достигнуты цели человека, находящегося в сложной жизненной ситуации - поиск нового языка для открытия смысла случившегося, выбор действий по преодолению сложной ситуации, реставрация идентичности, а с другой стороны, человек в сложных ситуациях часто совершает поступки, оцениваемые со стороны как импульсивные, иногда даже как неадекватные, восприятие человека сужается. Для наблюдателя все это становится признаком нецелостности личности, хотя этому есть некоторые оправдания - в синергетике проводится аналогия между дескриптивными процессами рефлексии и процедурами возмущений, особенно с такой, как асимптотический ряд теории возмущений. Эта процедура в рамках рефлексии выражается в том, что «наша психика, видимо, защищает себя от излишней стабильности мнения, устает от монотонности бесконечных подтверждений, оставляя за собой право на хаос сомнений, который врывается в сознание…» (Аршинов, Буданов, 2004, с.102).

Таким образом, внешний наблюдатель видит нецелостность, которая в свою очередь и является основным признаком «ненормального личностного мира» (Ясперс, 1997, с. 345). На полях заметим, что человек в сложной ситуации может быть целостным с одним, и «суженным» с другим. Причина такого положения двоякая - с одной стороны, человек целостен с теми людьми, общаясь с которыми он исходит из представления о себе для них как целостного, с другой - и воспринимающий человек должен исходить из подобной же установки выражать глубинное уважение к личности человека, кем бы тот ни был - ребенком, безработным, разводящимся и пр. Итак, отсутствие единственного направления мысли и действий человека в сложной ситуации является причиной того, что другие люди могут игнорировать, опасаться человека в сложной жизненной ситуации, и причиной и/или следствием этого может быть непонимание (Ясперс, с. 93). С этой точки зрения профессиональная позиция психолога, имеющего целью своей деятельности понимание, становится более чем актуальной.

Третья причина обращения внимания на концепт понимания обусловлена тем что современное психологическое образование практически не нацелено на близкое знакомство будущих профессионалов ни с русской философской и теологической мыслью, ни с современными европейскими концепциями, где изложены методологические основания процесса понимания. В данной работе мы попытаемся восполнить этот пробел, прослеживая развитие взглядов на понимание в философско-психологическом ракурсе, а затем намечая возможности применения его в русле психологической помощи человеку в сложных ситуациях.

Относительно места концепта понимания в психологической науке вопрос, который проясняет его положение и задает схему анализа, может быть поставлен следующим образом - является ли понимание целью психолога или его методом.

В настоящее время в рамках дискуссии о методологических приоритетах в психологии («описание» или «объяснение») понимание употребляется как синоним описания, и разработка метода понимания приписывается В. Дильтею (Залевский, 2007). Однако, несмотря на то, что В. Дильтей писал о понимании и переживании, от которого зависит понимание, он назвал свой труд все же «Описательная и аналитическая психология». При этом В. Дильтей выстраивает свою логику познания человека с помощью такой цепочки рассуждений: для достижения наиболее адекватного описания человеческого внутреннего мира нужно понимание и объяснение, то есть цель (науки) - описание, методы - понимание и объяснение, инструментальными частями которых является анализ, типологизация, истолкование.

В свою очередь другой ученый, К. Ясперс, назвал свою методологию познания человека именно понимающей психологией, признавая влияние на свои взгляды не только и не столько В. Дильтея, сколько Э. Гуссерля. (Власова, 2010). Э. Гуссерль, создавая теорию познания (а создавая феноменологию, он создавал именно ее), делает вывод о наличии в правильно осуществляемом, продуктивном процессе познания двух последовательных этапов: 1) феноменологической редукции, которая заключается в таком взгляде на познаваемый предмет, который бы исключал любые априорные предположения, теории, концепции и пр. 2) эйдетической редукции, заключающейся в поиске того общего, идеального (от слова «идея» - «эйдос»), что существует в предметах, уже познанных на первом этапе с помощью непредвзятой, феноменологической редукции. Известна иллюстрация этого двухшагового процесса познания у самого Э. Гуссерля - познать сущность красного можно, если сначала непредвзято смотреть на красное в разных формах (красный портфель, красная штора, красное кольцо и т.д.), а затем «высмотреть» сущность красного без формы, самого по себе (Гуссерль, 2008).

В трудах Э. Гуссерля мы сталкиваемся со словом «психология» часто (кстати, по свидетельству К. Ясперса, Э. Гуссерль изначально называл свою феноменологию дескриптивной психологией), однако не психологи, а психиатры заметили труды Э. Гуссерля (Власова, 2010). Особенно приветствовали они принцип именно феноменологической редукции, так как он позволял найти им твердую почву при диагностике и описании разноликой симптоматики психических расстройств. Действительно, познать жизненный мир другого, а тем более такого другого, который потерял разум, можно лишь без предвзятости, без желания поместить пациента в изначально заданную категорию. С помощью принципа феноменологической редукции психиатры «разрешили» себе быть во многом философами и психологами. Результатом этого процесса стал тот факт, что директоры Бургхольцкой психиатрической клиники Л. Бинсвангер и М. Босс, а также и психиатр этой же клиники К.Г. Юнг признаны мэтрами именно в психологии и в философии, а К. Ясперс, который является основателем понимающей психологии, считается философом, хотя по образованию является психиатром.

Второй принцип феноменологии (эйдетической редукции) в ее изначальном варианте Э. Гуссерля психиатрами был проигнорирован. Причем, согласно мнению методологов науки, такое случается в науке не редко - то, что непонятно или неудобно, можно опустить (Власова, 2010). Психиатры попросту не могли применить принцип эйдетической редукции, так как признать наличие идеи, идеала, сущностного в психической болезни означает во многом отрицать несоответствие социальным, идеальным, субъективным нормам самого психического расстройства. Например, Ясперс, познакомившись с методом эйдетической редукции, писал: «Феноменологию Гуссерля, которую он поначалу именовал дескриптивной психологией (курсив наш) я воспринял и использовал в качестве метода, при этом, правда, не принимая ее последующего развития и превращения в созерцание сущностей». (Цит. по Власовой, 2010, стр. 185)

Таким образом, феноменология «стучалась в двери» психологии, но та переживала пик естественно-научного этапа развития. Психологи не так восхищенно отнеслись к принципу феноменологической редукции еще и потому, что к тому времени не было у психологии так много, как у психиатрии, концепций, в прокрустово ложе которых можно было ввергнуть процесс познания человека. В настоящее же время исследования, ставящие во главу угла принцип феноменологии (феноменологической редукции), в психологии распространяются все шире. Так, например, в журнале по консультативной психологии и психотерапии существует специальный раздел, посвященный феноменологическим исследованиям.

К. Ясперс стремится так же, как и В. Дильтей, предложить методологию познания человека, и опять здесь понимание декларируется четко в качестве метода. Однако внимательное прочтение «Общей психопатологии» (особенно ее части о человеке как целом, об интегрированности больной души в общество и историю) дает возможность увидеть, что понимание рассматривается им и как цель, которая, правда, по его мнению, принципиально недостижима, так как есть определенные границы, за которыми разум человека должен смириться с собственным бессилием.

Способность увидеть мир человека его глазами К. Ясперс и обозначает как понимание. Причем, К. Ясперс разделяет понимание сказанного, считая, что для этого основой является феноменология, и понимание говорящего, что является прерогативой понимающей психологии. (Ясперс, 1997, с. 370). К.Ясперс считает, что, так как понять человека до конца невозможно, то по-настоящему можно понять лишь знания о человеке.

К. Ясперс определяет метод понимания через описание следующих дихотомий. 1) Феноменологическое понимание и понимание экспрессивных проявлений. Первое - это представление о внутренних переживаниях человека, вырабатываемое на основе речи, сказанного. Второе - это восприятие смысла физических проявлений человека (движений, мимики и т.д.). 2) Статическое и генетическое понимание. Первое предполагает восприятие отдельного факта вне контекста, второе - рассмотрение генезиса и динамики событий. 3) Генетическое понимание и объяснение. Первое - это понимание с точки зрения субъективно значимых взаимосвязей событий, второе - объективная демонстрация причинно-следственных связей. Понимание самоочевидно, интерпретативно и принципиально неполно, в то время как объяснение базируется на объективных фактах, не включает интерпретацию и в конечном итоге все-таки претендует на полноту освещения всех факторов, влияющих на какой-либо феномен. 4) Рациональное и эмпатическое понимание. Первое - это интеллектуальное понимание логической структуры ситуации, второе - вчувствование в человеческую ситуацию. 5) Понимание и истолкование. Последнее предполагает в противовес пониманию, опору на «немногочисленные отправные точки, позволяющие с достаточно высокой долей вероятности экстраполировать на данный случай те или иные взаимосвязи, уже известные нам…». (Ясперс, 1997, с. 374) 6) Духовное понимание предполагает выявление идеалов человека: 7) Экзистенциальное понимание (философское экзистенциальное озарение). Здесь необходимо понимать ситуацию как критическую точку, «в которой наше наличное бытие (Dasein) возвышается до «бытия самости» (возможности быть самим собой, Selbstsein)» (Ясперс, 1997, с. 375) 8) Метафизическое понимание «направлено на смысл, выходящий за пределы переживаемого <…> И факты и свобода истолковываются метафизическим пониманием как язык некоего абсолютного бытия». (Ясперс, 1997, с. 376)

Предметом понимания в человеке, согласно К. Ясперсу, служат следующие данности: 1 - свобода человека; 2 - наличие процесса саморазвития; 3 - существование границ Я; 4 - факт различия между сомато-психологическим и социально-духовным в человеке; 5 - наличие значимых событий в биографии человека, которые определяют его жизненный путь; 6 - наличие в человеке «объемлющего» (недостижимого идеала). (Ясперс, 1997, с. 900-904, 907) С этой точки зрения понимание - это выявление и признание различий между людьми в этих шести параметрах.

Примерно в одну и ту же эпоху с К. Ясперсом творил и русский философ Розанов В.В. И здесь заметен несколько другой подход. Он четко пишет в своей книге «О понимании», что понимание - это и метод, и цель познания. Причем, это цель для философа. Для ученого же (Розанов В.В. разделял науку и философию) понимание - это метод. В этом русле важно определиться, является ли психолог «ученым» или «философом».

Достигать цели понимания человека можно разными методами: и с помощью описания (с него начинается), и методом объяснения (поиска причинно-следственной связи), и собственно методом понимания, инструментами которого признаются интуиция, эмпатия, «схватывание», сходство опыта познающего и познаваемого и др. Главным свойством понимания Розанов В.В. считает его самоопределяемость, фактически - спонтанность и неотвратимость: «нельзя извне чьею-нибудь воле - то ли, кто понимает, или того, кто наблюдает понимающего, - определить заранее, как должно понимать (форму процесса), до какого предела (прервать процесс) и что, какие истины должны содержаться в понимании..., понимает не человек, но в человеке совершается понимание, ...и остановить или направить это понимание так же невозможно, а всякая попытка сделать это так же мучительна, как невозможно и мучительно направить кровообращение или задержать дыхание. Раз открылось для разума существование объекта, он не может уничтожить в себе которую-либо из схем познания: а что найдет он в этих сторонах, этого он не знает....» (Розанов, 1996, с. 412). Цель понимания - «всеудовлетворенность разума» (Розанов, 1996, с. 14), а также его утонченность (говоря современным языком - когнитивная сложность), что находит отражение и в тонкости чувств.

Розанов В.В. противопоставляет знание и понимание. Понимание отличается от знания глубиной, неразрывностью, оно «заключает в себе сознание, то, что существует, и не может не существовать»; знания существуют благодаря органам чувств, понимание - благодаря разуму (Розанов, 1996, с. 14). Фактически, Розанов В.В. не признает эмпатического понимания на основе чувств, а лишь только рациональное понимание. Чувствам же Розанов В.В. отводит следующую роль в процессе понимания: «помимо сознательного участия своей воли, он (человек) как бы вовлекается, как бы втягивается в его объяснение и испытывает неприятное и тяжелое чувство от прикосновения всего, мешающего развитию начавшегося в нем процесса понимания. . И когда, наконец, искомое объяснение найдено, он испытывает высокую и чистую радость...» (Розанов, 1996, стр. 56) Розанов отмечает и особо выделяет необходимость для понимающего быть захваченным предметом своего понимания, испытывать эмоциональный подъем, влечение к нему.

Основой понимания является «отвращение от ничего не объясняющих знаний, хотя бы и новых и интересных в самих себе». (Розанов, 1996, стр. 459). Продолжая рассмотрение различий знаний и понимания, Розанов В.В. добавляет, что в знании истины ПРИсоединяются, зачастую не образуя целостности, а в понимании - СОединяются, приводя к видению целого.

При определении предмета понимания Розанов В.В. сначала представляет общую схему понимания как процесса, переходя затем к конкретным предпосылкам понимания так называемого Мира Человеческого. «Понимание же имеет следующие признаки: необходимость существования предмета его; содержание в себе ответа на совокупность вопросов, которые разум может предложить относительно этого предмета; раскрытие внутренней природы понимаемого предмета и скрытого процесса, происходящего в понимаемом явлении; цельность его (понимания); господствующее участие разума в произведении его; усовершаемость его; целесообразность в его образовании». (Розанов, 1996, с. 24)

Процесс понимания проходит, согласно Розанова В.В., по пяти ступеням осознания: 1) наличия предмета познания; 2) сущности его; 3) свойств понимаемого; 4) причины возникновения познаваемого; 5) цели предмета. Однако триумфом разума становится шестая и седьмая ступени - 6) размышления над сходством/различием разных предметов, смежных и отдаленных с познаваемым (это и есть чистое творчество, по Розанову В.В.); 7) идея числа. Причем, для последних ступеней нет внешней необходимости. Это и есть чистое понимание. Понимание направляется стремлением (что познать) и способностями (могу ли я это познать).

В своей работе Розанов В.В. излагает предметные предпосылки понимания человека, и здесь понимание - это цель. Мир человеческий признается продолжением Космоса, однако основное, в чем познается Мир Человеческий - это Дух. (Розанов, 1996, с. 374). Дух - это творческий источник, производящий идеи (растение же лишь воспроизводит само себя). Творчество Духа может осуществляться в трех областях - в области разума, в области чувств (эстетическое творчество, нравственное, творчество в области чувства справедливости, религиозное творчество), в области воли (политика, экономика, язык).

Самым же насущным вопросом понимания Мира человеческого Розанов В.В. считает понимание Добра и Зла, которые не производятся Миром человеческим, но вне этого мира ни добро, ни зло не проявляются. «Под злом мы будем разуметь все, что явно или скрыто заключает в себе страдание, а под добром - противоположное ему - что исключает собою страдание, и как действительное, и как возможное». (Розанов, 1996, с.552) Явления Добра и Зла не являются в чистом виде, Зло само по себе не равно страданию, оно включает страдание (например, другого, обманываемого человека).

Розанов В.В. разделяет Зло на физическое (слабость, болезнь, смерть) и духовное. Зло физическое может, тем не менее, привести к возрождению (добру) духовному. В этом аспекте Розанов В.В. приводит в своем тексте русскую поговорку: «Кто на море не бывал, тот Богу не маливался». Здесь по сути Розанов В.В. конституирует продуктивность сложных ситуаций в жизни человека, их необходимость для роста личности. Среди причин возникновения зла Розанов В.В. называет следующие: бедность и физический труд, которые приводят к недостатку досуга; воображение, которое «вмешивается» в жизнь тела, в результате чего человек теряет естественную здоровую спонтанность, вместо этого «придумывая» себе сложности; незнание; отсутствие произведений науки и искусства, которые существуют благодаря постоянному досугу целого класса людей; а также отсутствие толерантности к многообразию человеческих характеров. Отметим, что психологу приходится работать на всех этих полях: обучая эффективным социальным технологиям в целях достижения успеха, в том числе и материального, проводя просветительскую работу о психогигиене труда, перегрузках, монотонии и пр., пытаясь ввести воображение клиента в безопасные рамки, арт-терапия может исподволь способствовать актуализации целительной силы искусства, также консультирование продвигает личность на пути толерантного восприятия многообразия характеров.

Основное различие в концепциях понимания у К. Ясперса и Розанова В.В., на наш взгляд, заключается в том, что немецкий философ признает ограниченность понимания человека человеком. Для него понимание как метод опирается на объективный фактический материал (речь, действие, жестикуляция, мимика), но обязательно включает в себя истолкование, которое всегда неполно. (Ясперс, 1997, с. 369) Понимание как цель для К. Ясперса - это «идея в кантовском смысле», это направление размышления, это такая цель, «которая не может быть достигнута, поскольку пребывает в бесконечности». (Ясперс, 1997, с. 688-689)

Розанов В.В. же постулирует возможность познания идеала, предполагая, что «…истинное знание может быть образовано не только о том, что существует..., но и о том также, что должно существовать...». (Розанов, 1996, с. 13) Важно, что Розанов В.В. привносит в концепцию понимания то, что является конституирущим для русского менталитета - проблемы Добра и Зла, нравственности, справедливости являются для русского человека специфически интересными. Например, исследования в области восприятия политических лидеров, руководителей в организации показывают, что главным в их восприятии последователями является отражение именно духовных, нравственных взглядов лидера. (Игельник, 2002; Тупикина, 2003 и др.) К. Ясперс тоже выделяет в особую статью духовное понимание, однако, само описание духовной жизни человека у него больше основано на понятиях идеала, чем на понятиях Добра (как отсутствие страдания) и Зла (как страдания).

Итак, первая половина 20-го века ознаменовалась трудами В. Дильтея, Э.Гуссерля, К. Ясперса, Розанова В.В., которые по праву можно считать концептуальными в плане разработки оснований понимания человека. Что же происходит с концептом понимания на современном этапе? Здесь мы отметили бы четыре основных направления - психолингвистическое, феноменологическое, психотехническое и экзистенциальное. Во всех выделенных направлениях анализируются понятия смысла, интенции, нарративное, переживание, однако ракурсы и акценты исследований различаются. Три первых направления несомненно испытали на себе влияние трудов Э. Гуссерля, они и указываются в качестве источников разрабатываемых идей.

Так, согласно Э. Гуссерлю, основным дескриптивным способом психического является интенциональность, понимаемая как способность какого-либо содержания быть индентифицированным, опознанным как идентичное самому себе. На этом постулате и основывается теория понимания значений (Алмаев, 2006). Значения проявляются в речеязыковой активности. Отметим, что М. Хайдеггер понимает человека как человека говорящего: «Человек кажет себя как сущее, которое говорит». (Хайдеггер, 2011, с. 165) К. Ясперс также подчеркивал важность коммуникаций для процессов понимания: «Объективация духа происходит при посредстве структур, речевых форм, разнообразных форм деятельности и поведения; <…> Речь - это самая универсальная форма человеческого творчества.» (Ясперс, 1997, с. 353-354).

Явления языка и речи рассматриваются в психологии в контексте природных и социальных закономерностей жизни человека. Так, в предложенной Ушаковой Т.Н. обобщающей модели-схеме речеязыкового механизма взрослого человека выделяется несколько звеньев, каждое из которых включает в себя несколько функциональных блоков. Звено, отвечающее за взаимодействие человека с внешним миром с помощью речи, распадается на два блока - произнесение и восприятие речи. В центральной части модели представлены функции, отвечающие за хранение языкового опыта, формирование словесных элементов («морфем»), запечатлением различных характеристик слова (акустических, семантических). Отмечается, что на формирование данной структуры оказывает влияние множество различных по своему характеру факторов - генетические, социальные, нейрофизиологические, мотивационные и т.д.). Следующее звено определяется как важнейшее «…в плане инициации и побуждения человека к говорению. Его функция состоит в том, чтобы накапливать активность, возникающую под влиянием внешних воздействий, личностных направленностей, интеллектуально-когнитивных операций…В психологическом плане он реализует интенции субъекта к высказыванию…» (Ушакова Т.Н., 2004, стр. 23). Указывается, что этот кумулятивно-побудительный блок, реализующий интенции непосредственно связан с психологическими состояниями, личностными образованиями.

Речь - важный и доступный для объективных методов канал получения информации о внутреннем мире человека. (Алмаев, 2006, Остин, 1986; Ушакова, 2011). Речь является одной из форм активности в рамках конкретных ситуаций, она связана со смысловыми, когнитивными, мотивационными, индивидными характеристиками человека (Леонтьев, 2007), с помощью анализа устной и письменной речи человека изучается субъективная интерпретация ситуации (Томэ, 1996). Именно поэтому психолингвистика разрабатывает инструменты изучения процесса понимания сказанного. В русле современных исследований известно несколько методических подходов к анализу речевого материала: а) анализ формальных характеристик речи (например, частота и длительность пауз, частоту слов-запинок, нелексические вокализации (смех, кашель); б) анализ грамматических характеристик текста; в) содержательный анализ речи (контент- и интент-анализ).

Сущность метода контент-анализа состоит в фиксации определенных единиц содержания, которое изучается, а также в квантификации полученных данных. Единицы контент-анализа выделяются в зависимости от содержания, целей и задач исследования. Например, методика Готтшалк-Глейзер благодаря определению частоты появления определенных категорий в речевых высказываниях и вычислению факторного веса каждой категории позволяет измерять величину аффекта - чем сильнее аффект, тем чаще в речи будут использоваться соответствующие ему высказывания по сравнению с другими (Малкова, 2005)

Термином «интенция» в психологии обозначается субъективная направленность на некий объект, активность сознания субъекта (Психолингвистика, 2006). В речевом механизме функционируют два типа интенциональных процессов. Интенции первого уровня непосредственно связаны с функционированием нервной системы человека - а именно, наличием потребностию в экстериоризации внутренних состояний. Артикуляцион­ный аппарат является лишь одним из возможных кана­лов реагирования. Человек может показывать состояния своими движениями, мимикой, взглядом и пр.

Интенции второго уровня социальны по происхождению, их можно обозначить как коммуникативные интенции. Выражение этого типа интенций предполагает обозначение ее объекта и отношения к нему говорящего субъекта.

Метод интент-анализа состоит в последовательном, шаг за шагом, оценивании экспертами высказываний выбранного текста. Оценивание производится с целью определить, чем вызвано данное высказывание, зачем оно нужно говорящему. Реконструировать подтекст, выявив не только то, что человек формально сказал, но и то, что он хотел сказать или имел в виду, т.е. мотив и цель его речи, определяющие ее внутренний смысл - такую задачу ставит перед собой метод интент-анализа.

Интенциональное содержание непосредственно связано с личностью говоряще­го, его предпочтениями, деятельностью. При этом интенциональный аспект взаимосвязан и с ситуативным контекстом. То есть, что именно и каким образом человек говорит, зависит от того, как ситуация отражается в индивидуальном сознании и бессознательном.

Исследования в русле психологии семантики, проведенные Алмаевым Н.А. и базирующиеся на модели речеязыковой деятельности Ушаковой Т.Н., показали, как именно происходит сопоставление мысли и слова на основе общности их интенциональных структур - а именно таким образом, что человек ищет соответствие между тем, как он осознает ситуацию и возможностями выразительных средств (слов, звуков) описать, показать этот образ-осознание (Алмаев, 2006). В наших исследованиях было показано, что с помощью анализа речи можно исследовать особенности межличностных отношений человека, субъективную интерпретацию различных жизненных ситуаций - например. миграции, развода (Гришунина, 2005, 2011 (а))

Вторым современным направлением, разрабатывающим концепт понимания, и тоже уделяющим особое внимание анализу сказанного и интенциям, является феноменологическая психология. Здесь понимание - это цель психолога, которому необходимо понять переживание, а собственно переживание в основном проявляется в речи. Основными методологическими основаниями феноменологического подхода (понимания сказанного) являются следующие постулаты:

«Феномены есть то опосредующее звено, которое объединяет в себе - нерасчлененно - с одной стороны, представление объективных отношений, а с другой - субъективную очевидность, не предполагающую абсолютного знания и действия, на нем основанного» (Мамардашвили, 2009, с. 22).Единица описания для современной феноменологической психологии - это переживание, которое представляет собой целостную единицу сознания, это «поток сознания». Надо признать, что переживание и «поток сознания» - это достаточно размытые понятия. Сюда включено психологами слишком многое - и поведение, и вербальные параметры, и невербальные проявления, и эмоции, и отношение, а в понимающей психотерапии переживание понимается «…как внутренняя деятельность, направленная на преодоление критических жизненных ситуаций» (Василюк, 2007, с.8), причем подчеркивается волевой характер этой работы. Для любого, кто знаком, например, с понятиями манипуляции, психологической защиты, социально желательных ответов, эмоционального контакта и др., «поток сознания» представляется понятием, подлежащим серьезным дополнениям - выяснению хотя бы собственно ситуации получения информации об этом потоке сознания. Есть большая разница в подходе к анализу сказанного о «потоке сознания» в ситуациях первого сеанса у психолога до установления контрпереносных отношений или же в середине цикла психологической коррекции, когда установились особые отношения или в ситуации, когда «поток сознания» был озвучен студентом профессору на экзамене, преследуя какие-то свои ситуативные цели и т.п. Затем, необходима информация, о какого рода ситуации дан этот поток. Если это значимая и сложная ситуация, то искажения могут быть достаточно большие - субъективная интерпретация зависит от ситуации значительно, что и показывают наши исследования (Гришунина, 2011(

а

)) В этом же ключе выполнены и другие работы, показывающие изменчивость и многофакторность представлений о ситуации. (Анцыферова, 1994; Бурлачук, Михайлова, 2002; Thomae, 1996).

Примечательно, что К. Ясперс пишет относительно правил процесса вычленения феноменов: «…важно, чтобы мышление и воля находились вне сферы этого прямого переживания» (Ясперс, 1997, стр. 91), иначе вычленение феноменов, осуществляемое с помощью рефлексии, будет неточным в большой степени. Если мышление и воля выключены, то можно предположить, что из здоровых социально приемлемых состояний - это медитация или сон. Если для получения содержания переживания нужно погрузить человека в сон или медитацию, это значительно ограничивает круг возможностей психолога в плане получения переживаний. К тому же, исследования в области гипноза показывают, что воля все равно до конца не выключается даже в этом состоянии, оставляя под контролем базовые ценности человека, мышление тоже до конца не выключено и во сне. К этим рассуждениям примыкают и слова Ницше о том, что человек должен быть ответственным даже за свои сны. (Ницше, 1991). К. Ясперс предлагает следующий интересный выход из сложной ситуации вычленения феноменов, которые должны быть очищены от произвольности разума и воли: для получения «чистого переживания» без участия воли и мышления в качестве предмета для познания брать переживания философов, которые умеют отделять переживания с участием произвольности и без участия произвольности. (Ясперс, 1997, стр. 29-86)

Степень достигаемой точности интерпретации потока сознания также может быть достаточно сложно определяемой. Спорным, на наш взгляд, является утверждение теории переживаний Ю. Джендлина о том, что при обращении сознательного фокуса к всегда существующему потоку переживаний смысл этих переживаний угадывается безошибочно (Джендлин, 2000). В психотерапии широко известен феномен рационализации собственных переживаний, когда чувственному переживанию приписывается произвольный, иногда рассчитанный на наблюдателя, социально приемлемый смысл этого переживания. В психотерапии критерием истинности и аутентичности обозначенного смысла переживания является согласованность вербального и невербального. Легкая брезгливость на лице в сочетании со словами «Да, я люблю N…» насторожит практикующего психотерапевта и заставит его задуматься над тем, каков же истинный смысл произнесенных звуков. А. Лэнгле пишет в этом аспекте: «Необходимо отделять переживания, основанные на соотнесении с реальностью, от проецируемых чувств» (Лэнгле, 2009, с. 119).

Получается, что при феноменологическом подходе мы должны либо доверять психологической компетентности самого автора нарратива, либо компетентности экспертов-«переводчиков». Насчет последнего параметра в литературе описывается исследование, проведенное в среде студентов, когда им было необходимо описать свои «феноменологические впечатления», которые по своей силе и направленности приближали бы их к своей собственной сущности, способствовали переживанию Встречи с истинной действительностью, Бытием. Исследователь отмечает, что только около 60% участников смогли справиться с задачей репрезентации этого опыта (Буякас, 2009). Основными качествами, позволившими респондентам выполнить задание, были умение подхватывать и усиливать впечатление, «выслушивать» его. Следовательно, наличие этих способностей является водоразделом для определения возможности доверия «эксперту-перевеодчику» при проведении феноменологического анализа (переживания). Одним словом, в феноменологической психологии не решен один из основных вопросов - каким образом переживания и их релевантность для исследования связаны с волей и произвольностью, (Улановский А.М., 2009).

Третьим основным постулатом феноменологической психологии является положение о том, что конкретная ситуация со своими объективными параметрами (физическими, химическими, пространственными и др.) и слова, ее описывающие, имеют для феноменологической психологии особое значение. «Конкретное является для феноменологии основополагающим, … .конкретное часто называют «нарративным» (Лэнгле, 2009, с. 119). То есть рассказ о ситуации - есть отражение переживания и, следовательно, нарратив - это тоже единица феноменологического анализа. Человек использует конкретное слово, не только зная и называя заложенную в нем предметность значения, но и чувствуя его смысл. (Джендлин Ю., 2000).

Феноменологической анализ сказанного должен осуществляться только в тех рамках, в которых оно само и проявляется, необходимо решить задачу «позволить заговорить самому тексту, выявить конденсированный смысл» (Джендлин, 2009, с. 140). При этом цель этого феноменологического анализа сказанного - поиск неисследованного аспекта опыта или непрожитой возможности.

Критерии эффективности этого поиска следующие:

«новый опыт, высвеченный благодаря интерпретационному утверждению, оказывается способным продвинуться дальше, к новым аспектам, которые не могли быть выведены из исходного утверждения».
1. этот опыт «часто оказывается способным привести нас к изменению первоначального утверждения».
2. «…продолжающееся раскрытие новых и новых аспектов оставляет первоначальное утверждение далеко в стороне».
«…последовательность продвижения алогична», то есть подчинена внутренней логике человека. Он судит на каждом следующем шаге - стоит ли отвергнуть предыдущую посылку в силу логики своей жизни, в силу того, что именно сам человек - субъект своего жизненного пути. (Джендлин, 2009, с. 140-141)

В этом смысле необходимо очень аккуратно определять единицы поведения и лингвистические единицы, подходящие и не подходящие для феноменологического анализа. Так, слова «Я испытывал тревогу" могут ничего не означать в плане анализа переживаний в устах человека, плохо понимающего термин «тревога» (например, иностранца, ребенка и т.д.), либо, наоборот, употребляющего этот термин в каком-то собственном, иногда ограниченном, смысле (психоаналитика, например). При этом фраза «Мой страх был такой сильный, что я бежал как сумасшедший, не разбирая дороги, натыкаясь на что-то, падая, набивая шишки…» гораздо ценнее для феноменологического психологического анализа.

Вторая проблема, которая связана с феноменологическими исследованиями сказанного - определение цели и «заказчика» исследования. Для кого нужно выявить неисследованный аспект опыта - для ученого-психолога, для самого человека (клиента), для психотерапевта, для родителя этого человека? Неисследованных аспектов опыта может быть практически неограниченное количество, и что с ними потом делать? Чтобы предсказать? А что именно предсказать - можно ли с этим человеком пойти в разведку? Или может, данные о неисследованном аспекте опыта нужны, чтобы управлять эти человеком? Или чтобы он перестал страдать? Или чтобы вырос как личность? Цель будет задавать ракурс ответа, и проблема, как видим, здесь существует. Таким образом, феноменология без второго принципа - эйдетической редукции - оказывается неполноценной, так как теряет цель и целостность, не понимает, зачем исследовать феноменологические структуры, в чем суть анализа потока переживаний

В рамках психотехнической парадигмы происходит отшлифовка и уточнение концепта «переживание» и исследование его взаимосвязи с пониманием. Изначально в психологии понятие переживания связывалось по большей части с эмоциональным отражением того или иного явления, объекта. В настоящее время ряд исследователей определяет его как внутреннюю волевую работу по восстановлению душевного равновесия и поиска смысла существования (Василюк, 2007). Исходя из этих положений, переживание становится ступенью к определению стратегии поведения. От эмоций к целостному переживанию и затем к стратегии поведения - такая логика функционирования переживания как особой деятельности.

Таким образом, разработка психотехнической парадигмы привела к разработке третьего направления исследовании процесса понимания - «понимающей психотерапии», и здесь понимание четко постулируется как метод. (Василюк, 2007, с. 8). Согласно методологии понимающей психотерапии психолог с помощью конкретных психотехник (майевтики, кларификации, интерпретации, эмпатии) может понять переживание человека, чтобы через категорию смысла выйти на преодоление критической ситуации. Василюк Ф. Е. определяет критическую ситуацию как «ситуацию невозможности». Это такая ситуация, «в которой субъект сталкивается с невозможностью реализации внутренних необходимостей своей жизни (мотивов, стремлений, ценностей и пр.)» (Василюк, 1984. стр. 11). Автор выделяет четыре основных понятия, которыми описывается критическая ситуация: стресс, фрустрация, конфликт, кризис. Тип критической ситуации определяется той жизненной необходимостью, которая оказалась парализованной и имеет проекцию на «онтологическое поле» субъекта.

Категория смысла является основополагающей и для четвертого современного направления психологической практики, которое понимание ставит своей целью - это экзистенциальная психологи и психотерапия (Л. Бинсвангер, М. Босс, В. Франкл, И. Ялом). И, вспомнив, что понимание, согласно Розанову В.В., является целью именно для философа, посмотрим, как на не случайный в этом смысле, на тот факт, что многие из экзистенциальных психологов были лично знакомы с крупнейшими философами - Э. Гуссерлем, М. Хайдеггером (М. Хайдеггер был учеником Э. Гуссерля, а М. Босс писал свои произведения, безоговорочно прислушиваясь к обширным редакторским правкам М. Хайдеггера).

Понимая человека, экзистенциальные психотерапевты несколько ограничивают область понимания - они стремятся помочь человеку понять смысл происходящего, предполагая, что именно эта ниточка вытянет все остальные проблемы страдающего человека. Феноменология же для экзистенциальной психологии стала методом: если необходимо помочь человеку «придти к раскрытию, соответствующему его сущности, т.е. к самопознанию и к чувствованию себя, к своей свободе, Собственному и к смыслу (это и составляет «исполненную экзистенцию»), тогда в качестве методики необходимо использовать те базовые критерии, которые адекватны сущности личности. Именно эти открытость, непредвзятость и отсутствие каких-либо намерений и представляют собой тему феноменологии». (Лэнгле, 2009, с. 114).

Нахождение смысла ситуации особенно актуально, когда человек попадает в сложность, когда смысл скрыт и неочевиден, когда приобретенные стереотипы поведения и мышления совсем не подходят. В этой ситуации человек приходит к другу или к психологу, для которого понимание в идеале становится самой целью (главное!) и методом (конечно же!). Итак, для понимания нужен Другой, причем нужно, чтобы этот другой был действительно другим, а не все тем же. (Лакан, 2006, с. 25). В процессе понимания важен «процесс диалога внутреннего наблюдателя и метанаблюдателя» (Аршинов, Буданов, с.98). Выделим основные функции этого диалога.

1. Первой такой функцией является определение возможностей самости, Я и идентичности. Самость, являясь мультитеоретическим понятием, отражает субъекта, включенного в общественные условия. В антропологии Г. Беме определяет самость как пассивное ощущение телом существования самого себя (Böhme, 1985). Затем самость становится постепенно пониманием «себя для себя с другими», что отражается в социальных ролях. Самость должна обладать качествами стабильности, непротиворечивости, способности к самопознанию. В терминологии отечественной психологии наиболее близка к понятию самости категория субъектности.

В современной зарубежной психологии Я - это самость в действии, причем Я - часть личности наряду с идентичностью (Petzold, 2004). Я развивается через события биографии человека. Сила Я определяется И. Петцольдом как способность схватывать смысл этих событий (Petzold, 1991, 1992, 1993).

Идентичность же конституируется как жизнь во временном континууме. В личности существует много индентичностей, так как человек в процессе социализации усваивает много правил, узнает о правах других людей, учится их уважать или переступать. Идентичность возникает в диалектическом процессе, в котором человек ищет себя настоящего через сравнение себя с другими, через тождество или различие с ними. Из множества идентичностей возникает собственная уникальность.

Сегодня постмодернистское жизненное разнообразие ведет к тому, что требования жизни к человеку постоянно возрастают. От индивида требуются различные качества, разнородные умения, стратегии поведения. Можно сказать, что человек разрывается между различными проявлениями себя, между разными ролями и возможностями. Конечно, сами эти роли были всегда, но сейчас требования к качеству проигрывания этих ролей и скорости переключения между ними возросли. Мир не предстает перед человеком как унифицированный, поэтому и ему трудно узнать себя на этих гранях, связанных с дезинтеграцией и расщеплением.

Сложная жизненная ситуация тем более связана с новым, с изменением, человек должен заново выстроить свою идентичность и прочувствовать свою самость. Самость же без Другого не активизируется: с самого раннего онтогенеза без безусловной веры матери в наличие уникальной и сформированной самости даже у новорожденного ребенка не происходит установление контакта человека со своей самостью. (Кохут, 2002). Итак, в сложной жизненной ситуации человеку нужен такой Другой, который видится «матерью», верящей в наличие у человека ядра, самости, несмотря ни на что.

2. Вторая функция коммуникации с Другим - поиск смысла случившегося с человеком и в человеке (правда, обычно сам человек подает этот запрос как поиск причин, психолог же переформулирует его в поиск смысла). Здесь уместно обратиться к наработкам Ж. Лакана, разрабатывавшего проблематику связи языка и бессознательной симптоматики. Любое случившееся в человеке как симптом выступает в качестве символа, а символ - это Язык. «То, с чем мы в симптомах имеем дело, это отношения симптома с системой языка в целом, с системой значений, характеризующих человеческие отношения как таковые» (Лакан, 2006, с. 30). Причем именно категория «д(Д)ругой» (у Лакана два термина - другой и Другой) является связующим звеном между языком и бессознательным. «Другой» заполняет лакуну, трещину бессмысленности, потери, травмы. Образ Другого вбирает в себя имаго отца реального и Отца символического (высшей силы, абсолюта). Исходя из этого, понятно, каким д(Д)ругим становится человек в сложной жизненной ситуации - категоризируя, определяя свои позиции, модализируясь, действуя и чувствуя, он становится похожим либо на отца (того, который не в Реальном, а в Воображаемом, то есть соответствующим представлению человека о своем отце), либо на Отца (того, который на уровне Символическом).

Общение с целью поиска смысла случившегося в человеке имеет своей целью обретение нового языка, новой языковой онтологии в поиске истины о своем Я, о своих априори, и в этом смысле это общение (понимание) похоже на исследовательскую программу (своего Я) с признаками таковой у Поппера (жесткое метафизическое ядро и открытое пространство гипотез). Заметим, что К. Поппер предлагает в качестве путей поиска новой языковой онтологии и самотранценденции субъекта исследования критический диалог и самокритику, в то время как в концепции другого философа науки Поляни такими путями называются самоотдача, уверование, страстное самоотреченное стремление к истине (Аршинов, Буданов, 2004, с. 87). В этом видно различие на уровне эмпатийного и рационального понимания.

3. Выявление возможности преодолеть сложную ситуацию, справиться с ней, что-то сделать, предпринять - это третья функция коммуникации человека в сложной жизненной ситуации с внешним мета-наблюдателем. Экспериментальные исследования в области сознания показывают, что бездействие приводит к нестабильности сознания, к нестабильности идентичности (Комбс, 2004), поэтому деятельность важна как процесс, возвращающий идентичность, самость. В аспекте активных действий психолог ограничен в своих возможностях (еще больше, чем друг или родственник), так как активно проживать с клиентом его жизненные ситуации ему не рекомендовано профессиональной этикой. Несмотря на рекомендованную пассивность психолога, предполагается, что разработка на консультациях нового языка с категориями, точно отражающими смысл переживаний человека, помогает личности выстроить такое внутреннее и внешнее семиотическое пространство, которое обеспечит человеку необходимую защиту, помощь и поддержку со стороны других. Здесь, правда, есть противоречия между тем, как «хочет» видеть человека в сложной жизненной ситуации внешний наблюдатель и тем, как выстраивает семиотику сам участник сложной жизненной ситуации. Имидж человека, которому требуется помощь, должен быть, по мнению внешнего наблюдателя, отмечен чертами экстраверсии, то есть предполагать факт открытости, искренности. Но если следовать за своей искренностью и аутентичностью самовыражения, то человеку в сложной жизненной ситуации необходимо выразить свои чувства и обратиться к окружающим за помощью. Однако с точки зрения самого человека, находящегося в сложной жизненной ситуации, этого, наоборот, допускать нельзя - он должен показывать себя как волевой, сильный, уверенный человек. Причем, такое представление о том, как должен выглядеть человек в сложной жизненной ситуации свойственно совершенно различным группам - руководителям, людям творческих профессий, молодежи, мигрантам, разводящимися и т.д. (Гришунина, 2011(b)).

Таким образом, человек в сложной ситуации реализует деятельность по преодолению ситуации через проговаривание. При этом мы рассматриваем бездействие и молчание в сложных жизненных ситуациях как частные случаи делания и говорения, так как всегда понятно, почему и по какому поводу человек ничего не делает и о чем он молчит в сложной ситуации. То есть все равно происходит коммуникация между сложностью и проявлением (а в широком смысле проявление - это и есть коммуникации) человека в этой сложности (делание/бездействие и говорение/молчание).

Итак, для того, чтобы попасть в состояние самоидентичности, реализовав ценности Бытия, и справиться с ситуацией (реализовав ценности Делания), человек обращается в сложной жизненной ситуации к коммуникационному пространству, реализуя ценности Говорения, стремясь к пониманию и получая удовольствие от ощущения «слышащим-себя-говорящим» (термин Ж.-Ж. Деррида) (Гурко, 2001).

4. Четвертая функция коммуникации с Другим состоит в получение сочувствия. Несомненно, что в сложной жизненной ситуации человек хочет сочувствия. Однако именно в такой формулировке это относится к общению с другом, к профессиональному же психологу человек идет за чем-то другим. С одной стороны, очевидно, что за тем же пониманием, с другой стороны, в ракурсе обозначенной цели сочувствия, нужны уточнения. Понимать ведь можно по-разному - прокурор тоже понимает оступившегося. Здесь важно чувство, с которым понимаешь человека. Обратимся к К. Ясперсу, который выделяет два основания для понимания человека: озарение и «разоблачение». Разоблачение состоит в том, чтобы обнаружить в человеке источники, которые кроются в «низменности человека». (Ясперс, 1997, с.438) Озарение же предполагает сочувствие, углубление взгляда на человека, при котором он сводится «к живому наблюдению за развитием субстанции бытия». Мы же, чтобы не возникло соблазна спутать это стратегическое сочувствие с тактической эмпатией, усилили бы звучание и обозначили понимание как оправдание. Каждый из нас ощущает понимание, прежде всего, как оправдание. Оправдание же состоит в предоставление человеку уверенности, что он сделал Добро.

Для русской ментальности понимание и оправдание неотделимы от решения на своем конкретном уровне проблемы Добра и Зла (решить, что такое хорошо и что такое плохо), что уже отмечалось в связи с изложением концепции Розанова В.В.

В рамках современной европейской психотерапевтической мысли разработаны особые стратегические подходы к поиску позиции психолога, стремящегося к пониманию как оправданию. Так, интегративная психотерапия, автором которой является Илларион Петцольд, предполагает особую этику - этику приоритета взгляда другого. Основные концептуальные источники - проект философа Э. Левинаса, который потребовал примата этики перед онтологией, концепция Г. Марселя о бытии как сопровождении, а также русская теология (Petzold, 2000). Главными в этой этической парадигме интегративной психотерапии являются понятия утешения, верности, надежности, откровенности, умиления, благодарности, покорности, творчество и переживание смысла и красоты, оправдания (Petzold, 2000). Этика основывается на любви к моральному оправданию поступков другого. Необходимо отношение к человеку как к другому, которого нельзя заставлять что-то сделать. Этика приоритета взгляда другого основана наоправдании, а не на интерпретации. Оценочность может присутствовать в этике приоритета мнения другого, но только с точки зрения учета жизнеотношений человека (Старовойтенко, 2011) и достижения им собственного акме (Деркач, 2007).

Если поставить вопрос, является ли дискурс понимания в современности разоблачительным или оправдывающим, то в процессе анализа этой проблемы можно заметить, что в культуре очень слаб дискурс понимания в целом и как оправдания, в частности. У современных людей зачастую нет даже представления о том того, что понимать - это трудно, но что это надо делать. Необходимо культивирование взгляда, что понимание - это работа, что процесс понимания не происходит непроизвольно, без усилий, это ментальная деятельность, требующая затрат, причем понимание не включает оценку и самопрезентацию.

Итак, К. Ясперс описывает метод понимания человека на основе анализа его соматического, биографического, экспрессивного, полового статуса, показывая, что понимание как цель - принципиально недостижимо в силу присутствия в человеке пределов, за которым начинается метафизическое. Розанов В.В. показал, что учитывая определенные предпосылки (функционирование Добра и Зла в жизни человека, нравственности, творчества и др.), можно и нужно рассматривать понимание как цель. Современные исследователи в русле феноменологической психологии ограничивают себя пониманием сказанного, хотя и пытаются декларировать, что переживание - это целостная единица, включающая в себя и личностные смыслы. Экзистенциальная психотерапия и психиатрия как практические сферы помощи человеку и как прикладная философия (основоположник экзистенциальной психотерапии И. Ялом употребляет термин философское консультирование) ставят понимание своей главной целью, однако работают со смыслами экзистенции, не делая акцент на других аспектах - например, возможностях трансценденции или же действенного преодоления ситуации страдания и пр. (И. Ялом, 2004).

Известно, что подходы к изучению человека различаются в естественно-научных, технических и гуманитарных дисциплинах (Розин, 2005). Биолог, физиолог наблюдает, измеряет наблюдаемое, накапливает факты, постепенно вырабатывая представления о существующей в природе норме. Инженер, сообразуясь с выделенными «идеальными условиями» («тело в вакууме», например) моделирует объекты, заменяющие или улучшающие некоторые функции живых организмов. В отличие от них, психолог, не зная ни «идеальных условий» (например, развития личности), ни «нормы» (как всеобъемлющей характеристики личности), все же пытается познавать сложного, изменчивого, внутренне противоречивого человека. И именно, следуя за этими характеристиками предмета научного и практического интереса психолога, нужно признать, что в работе с человеком психологу приходится быть и ученым (и тогда понимание - это метод) и философом (и тогда понимание - это цель).

Приоритетность между этими ипостасями понимания зависит и от того, каково содержание конкретной деятельности психолога. При общении с человеком, страдающим нервно-психическими расстройствами, понимание как цель не может быть достигнута, так как больная душа принципиально не может быть соотносима с идеалом (что является критерием понимания как цели эйдетической редукции). В этом случае понимание как метод, имеющий различные континуумы (статическое и генетическое понимание, духовное и экзистенциальное и т.д.) становится актуальным. При этом активно используются феноменологические подходы (методики) к пониманию (феноменологическая редукция, исследование конкретики ситуации, выявление содержаний переживания этой ситуации, интенций и пр.).

Понимание актуализируется в ипостаси цели в коммуникации психолога с человеком в сложной жизненной ситуации, так как именно понимание становится первым звеном в цепи: понимание через общение - поведение и деятельность по преодолению сложной жизненной ситуации - реструктуризация самоидентичности (самости). Причем, при выборе копинг-стратегий человеку (особенно с русским менталитетом) не избежать решения вопроса о том, какое действие в этой ситуации является добрым поступком, а какой - злым. Психологу же в ситуации помощи человеку в продвижении к решению этих вопросов необходимо формировать свою профессиональную идентичность в рамках определения своей роли понимающего в основном как оправдывающего, а не разоблачающего, как специалиста, для которого этика приоритетнее, чем познание как таковое.

 Литература

1. Аршинов В.И., Буданов В.Г. Синергетика постижения сложного // Синергетика и психология: Тексты: Выпуск 3: Когнитивные процессы / Под ред. В.И. Аршинова, И.Н. Трофимовой, В.М. Шендяпина. - М.: «Когито-Центр», 2004.
2. Ясперс К. Общая психопатология / Перевод с нем. М.: Практика, 1997.
3. Залевский Г.В. Объяснение и понимание в психологии / Теория и методология психологии: Постнеклассическая перспектива // Отв. ред. А.Л. Журавлев, А.В. Юревич. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2007, с. 195-223.
4. Власова О. Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ: История, мыслители, проблемы. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2010.
5. Гуссерль Э. Идея феноменологии. М.: Издательство Гуманитарная Академия, 2008.
6. Розанов В.В. О понимании. М.: Танаис, 1996.
7. Игельник М.С. Психологическая компетентность руководителя в условиях антикризисного управления. Автореф. дисс. …к. пс. н., М., 2002.
8. Тупикина О.Г. Образ политического лидера в сознании масс. Автореф. дисс…..к. псих. н., М., 2003.
9. Алмаев Н. А. Элементы психологической теории значения. - М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2006.

10. Хайдеггер М. Бытие и время / Пер. с нем. В. Бибихина. М.: Изд-во Академический проект, 2011.

11. Ушакова Т.Н. Речь: истоки и принципы развития - М.: ПЭР СЭ, 2004.

12. Остин Дж. Л. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. ХVII. М., 1986. с. 22-130

13. Ушакова Т.Н. Рождение слова: Проблемы психологии речи психолингвистики. - М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2011.

14. Леонтьев Д.А. Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности. И.: Смысл, 2007.

15. Thomae H. Das Individuum und seine Welt. Göttingen, 1996.

16. Малкова Г.Ю. Контент-анализ автобиографических рассказов в изучении личностных свойств. Дисс. …канд. психол. наук, Москва, 2005.

17. Психолингвистика: учебник для вузов / под ред. Т.Н. Ушаковой. - М.: ПЕРСЭ, 2006.

18. Гришунина Е.В. Тематические центрации в высказываниях о ситуации развода // Язык. Сознание. Культура. М-Калуга: Институт языкознания РАН, Институт психологии РАН, 2005.

19. Гришунина Е.В.(а) Когнитивно-эмоциональная структура переживаний сложных жизненных ситуаций (на примере миграции и развода) / Консультативная психология и психотерапия. №4. 2011, с. 130-152

20. Мамардашвили М.К. Классический и неклассический подходы к анализу сознания. // Московский психотерапевтический журнал. 2009. №2. с.8-26.

21. Василюк Ф.Е. Понимающая психотерапия как психотехническая система. Автореф. дисс. … д. псих. н. М: Психологический институт РАО, 2007.

22. Анцыферова Л.И. Личность в трудных жизненных условиях: переосмысливание, преобразование ситуаций и психологическая защита//Психологический журнал. 1994., Т.15., N1. с. 3-16.

23. Бурлачук Л.Ф., Михайлова Н.Б. К психологической теории ситуаций // Психологический журнал, 2002, т. 23, №1.

24. Ницше Ф. Утренняя заря. Мысли о моральных предрассудках. Свердловск.: Изд-во «Воля», 1991.

25. Джендлин Ю. Фокусирование. Новый психотерапевтический метод работы с переживаниями. М.: Класс, 2000.

26. Лэнгле А. Феноменологический подход в экзистенциально-аналитической психотерапии // Московский психотерапевтический журнал. 2009. №2. с. 110-129.

27. Буякас Т.М. Феноменология смысла: смысл как зов души. // Московский психотерапевтический журнал. 2009. №2. с. 94-109.

28. Улановский А.М. Феноменология в психологии и психотерапии: прояснение неотчетливых переживаний. // Московский психотерапевтический журнал. 2009. №2. с. 52-76.

29. Джендлин Ю. «Феноменологическая концепция и феноменологический метод: критический анализ работы Медарда Босса со сновидениями» // Московский психотерапевтический журнал. 2009. №2. с. 130-146.

30. Лакан Ж. Имена-отца. Пер. с фр. / Пер. А. Черноглазова, М.: Изд-во «Гнозис», Изд-во «Логос». 2006.

31. Василюк Ф.Е. Психология переживания (анализ преодоления критических ситуаций). М.: Издательство Московского университета, 1984. с. 11.

32. Böhme G. Anthropologie in pragmatischer Hinsicht. Darmstädter Vorlesungen. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1985.

33. Petzold, H. Integrative Therapie Modelle, Theorien & Methoden schulenübergreifender Psychotherapie. Überarb. Neuauflage 2. Auflage, Paderborn: Junfermann, 2004.

34. Petzold, H. Integrative Therapie.Bd. I: Klinische Philosphie. Paderborn: Junfermann, 1991.

35. Petzold, H. Integrative Therapie.Bd. II: Klinische Theorie. Paderborn: Junfermann, 1992.

36. Petzold, H. Integrative Therapie.Bd. III: Klinische Praxeologie. Paderborn: Junfermann, 1993.

37. Кохут Х. «Восстановление самости / пер.с англ. - М., «Когито-Центр», 2002.

38. Комбс А. Сознание; хаотическое и странно-аттракторное // Синергетика и психология: Тексты: Выпуск 3: Когнитивные процессы / Под ред. В.И. Аршинова, И.Н. Трофимовой, В.М., Шендяпина. - М.: «Когито-Центр», 2004, с. 51-60.

39. Гришунина Е.В.(b) Сложные личные и профессиональные ситуации как активизирующие акмеологический потенциал личности // Мир психологии, №3, 2011. с. 247-258.

40. Гурко Е. Деконструкция: тексты и интерпретация. Деррида Ж. Оставь это имя (Постскриптум). Как избежать разговора: денегации. Минск: Экономпресс, 2001.

41. Petzold, H.G., Wolf, U., Landgrebe, B., Josic, Z., Steffan, A. Integrative Traumatherapie - Modelle und Konzepte für die Behandlung von Patienten mit «posttraumaitischer Belastungsstörung». In: van der Kolk, B., McFarlane, A., Weisaeth, L.: Traumatic Stress. Paderborn: Junfermann, 2000, 445-579.

42. Старовойтенко Е. Б. Отношение к себе: от культурогенеза к индивидуальному развитию / Психология. 2011, т. 8, № 4, с. 3-28.

43. Деркач А.А. Акмеология в системе наук о человеке / Теория и методология психологии: Постнеклассическая перспектива // Отв. ред. А.Л. Журавлев, А.В. Юревич. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2007.

44. Ялом И. Экзистенциальная психотерапия / Пер. с англ. Т.С. Драбкиной. М.: Независимая фирма «Класс», 2004.

45. Розин В.М. Психология: наука и практика: Учеб. Пособие / В. М. Розин. - М.: РГГУ: Омега-Л, 2005.