А. Лэнгле. Боль утраченного Я. Истерия: причины, понимание и экзистенциальный подход

Тема сегодняшнего вечера обозначена несколько старомодным понятием — истерия. В современном представлении это понятие существует только в связи с личностным расстройством — и тогда используется понятие «гистрионный», а не истерический. Что касается определения понятия «истерия», то в науке существуют трудности с его использованием. Это связано с тем, что картина этого расстройства очень переменчива, и ее нельзя охватить классическими описаниями. В этом как раз особое свойство истерии. Вопрос был решен таким способом, что понятие истерии как таковое было устранено, и были введены заменяющие понятия, например, диссоциация. Но в экзистенциальном анализе мы придерживаемся этого понятия, хотя и осознаем проблематику, связанную с терминологией. Все же это понятие охватывает общий образ соответствующего опыта — поэтому это понятие оправданно, но использовать его нужно с особой осторожностью.

Это понятие вошло и в повседневную жизнь. Люди в повседневной жизни говорят: «Прекрати истерику», «Не будь истеричен» — и это вовсе не комплимент. Здесь подразумевается обесценивание. И поэтому важно, чтобы в науке не употреблялись подобные обесценивающие понятия. Кто хочет быть истеричным? Мы сразу замечаем, что с этим понятием связано нечто очень критичное.

I

Если мы посмотрим на карту Москвы, то увидим, что этот город построен по принципу кругов, а в центре находится сердце города — Кремль. В Вене, где я живу, таким центром является собор святого Стефана. Уже почти две тысячи лет в центре города находится храм. Почему я обратился к этой картине города? С этим образом у меня возникла картина истерии.

Истерию также можно описать с помощью кругов. Что стоит в центральной точке истерии? Не Кремль, не храм — а пустота. Это — центральное в истерии. Можно нарисовать ее в виде круга или нескольких кругов, но в центре нет ничего. Человек, если он вообще себя чувствует, чувствует себя пустым. Это невероятное состояние, связанное  с большим страданием. Можно даже подумать, что депрессивному человеку гораздо легче, чем истеричному. Депрессивный человек что-то чувствует, у него есть центр. Истерический человек страдает, но не понимает, отчего. Он не может охватить свое страдание и пытается любыми способами его смягчить. А так как внутри он ничего не обнаруживает, он хватается за внешнее. Ему нужны другие, он их использует, чтобы в зеркале других найти что-то от себя самого.

Истерия — это страдание в связи с пустотой. Человек не имеет себя, не находит себя. Он не знает, кто он есть. Он не знает, что он действительно хочет, не чувствует себя, не может по-настоящему любить, и одновременно он похож на вихрь: он полон жизни, он активен, он может развлекаться — никакого следа депрессии. Это полная противоположность депрессии. Он сверхактивен.

Истерия — это страдание, которое происходит в поле между «быть собой» и «быть с другими». Человек может быть самим собой только в том случае, если у него развивается Я. Если он может посмотреть в глаза другого человека. Если другие люди его видят. Если они чувствуют его и принимают всерьез. Такое происходит уже тогда, когда мать кормит грудью ребенка. Для ребенка важно питание материнским молоком, но так же важен взгляд матери. Ребенок сосет не только материнскую грудь, но и ловит ее взгляд. Для того чтобы мать не забыла ребенка, и чтобы он не забыл мать, природа создала процесс кормления грудью.

Развитие Я человека происходит и в последующие годы. Нам необходим Ты, которого мы можем встретить и который встретит нас — для того чтобы я мог выяснить, кто есть я. Если этот процесс не происходит, я сам для себя остаюсь белым пятном на географической карте. Тогда мы учимся обходиться с миром. Мы учимся водить автомобиль, мы занимаемся спортом, играем на музыкальных инструментах, занимаемся математикой, но во всех этих занятиях нет никого, кого бы мы встретили. Мы можем заниматься разными вещами, но там нет центра. Для Я требуется другой человек.

II

Истерический человек в своем становлении переживал мало встреч. Его слишком мало видели. Его ранили, обижали. И он закрылся. И поэтому он остается сам для себя незнакомым. Он страдает, но интуитивно хватается за то, что ему было бы нужно — за других. Он хватается за других, но таким образом, что он манипулирует — а именно это препятствует встрече. И те, кто находится рядом с ним, не воспринимают его всерьез. Они защищаются, они уходят и повторяют ту боль, которая ему хорошо знакома. Но трагизм заключается в том, что истерический человек это провоцирует. Его поведение невыносимо. Его поведение носит несколько развлекательный характер, оно может вносить некоторое оживление, но оно тяготеет к чему-то поверхностному. Таким образом он снова провоцирует то страдание, от которого хочет избавиться.

Это полная трагизма экзистенция. Истерическое проявляется только в присутствии других людей. Когда истерик один, истерические черты не настолько видны. Когда он один, истерия не может развиться. Симптомы возникают только тогда, когда он находится во взаимодействии с другими людьми, когда рядом присутствуют другие люди. Тогда он становится жаден до общения, потому что он очень хорошо чувствует, что ему нужны другие люди. Но он этого не может. То есть истерия всегда происходит в сообществе, среди людей, там, где есть публика, в контакте с другим человеком. Когда истеричный человек находится в одиночестве, у него серое лицо, и он кажется скучным.

Это первый эскиз этой картины. В центре пусто, истерик не знает себя, у него его нет. Он не смог найти себя, потому что у него было слишком мало встреч, людей, которые его действительно видели, которые посвятили себя ему, которые уделили ему время, вчувствовались в него, разделили его внутреннее страдание. Он был оставлен в одиночестве.

Симптоматика истерии повторяет этот дефицит. Истерический человек стремится к другим, но так как внутри пусто, он не знает, как ему подойти к другому, к Ты, и поэтому другой человек очень быстро начинает чувствовать себя использованным. Он или уходит, или играет вместе с ним. А драма продолжается.

III

Немного о понятии истерии. Hystera — по-гречески означает «матка». От египтян в Грецию попал старинный миф, в котором была описана эта симптоматика. То есть, это очень древний миф. Первую письменную запись этого мифа произвел Платон. В диалоге «Тимей» он пишет, что матка — это зверь. Это зверь, который жаждет маленьких детей. А если матка после пубертата долгое время остается бесплодной, она начинает гневаться и отправляется в путешествие, бродит по всему телу. Она засоряет дыхательные пути, препятствует дыханию и таким образом давит на тело и подвергает его большим опасностям. Она также становится причиной различных заболеваний. Истерия играла большую роль в психотерапии. Фрейд и Шарко разработали на базе истерии психотерапию. Это очень увлекательная картина, которая показывает многое из того, что есть в человеке.

Даже упомянутый миф уже очень точно описывает главное страдание человека. Оно начинается с того, что матка остается пустой. Матку можно считать метафорой центра человека, его середины. Если человек внутренне не исполнен, не заполнен, то возникает беспокойство, спазмы, астма, сердечные недомогания, головная боль, паралич, высокая температура. Всё это симптомы конверсии, психосоматические расстройства. Поэтому это очень важно для человека, чтобы у него сформировался центр, середина, чтобы он у себя мог чувствовать себя как дома. Конечно же, нам нужны и другие люди, но мы нужны и сами себе.

IV

Далее перейдем к описанию истерии. Что бросается в глаза в связи с теми людьми, которые ведут себя истерично? Они часто похожи на торнадо: много силы, вихрь, но в середине спокойно, тихо. Они привлекают к себе внимание и одновременно как бы отдаляют, отвлекают от себя.

Они привлекают внимание к себе самыми разными способами: своими словами, громким голосом, тем, как они одеваются, косметикой. Что они сообщают? «Посмотри сюда, взгляни». Они ищут именно то, чего им недостает. Но одновременно у них нет себя. Они не знают, что видят те, кто на них действительно смотрят. Они думают: «Если они на самом деле посмотрят на меня и увидят меня, они уйдут». Это означает, что в их стремлении к вниманию присутствует страх. Они как бы кричат: «Взгляните! Но не смотрите на меня!». Они боятся, они испытывают страх: «Если бы другие знали, какой я есть на самом деле, то я бы никому не понравился».

Поэтому поведение истерического человека трудно ухватить. Это похоже на рыбу: как только ты схватываешь рыбу в воде, она тут же выскальзывает. Истерик здесь, но если я хочу его встретить, он тут же уходит — потому что там очень много страха. И он постоянно играет с этой границей между «быть» и «казаться». У него больше «казаться», чем «быть».

Его поведение проникнуто диссоциацией во многих сферах. Диссоциация означает, что то, что должно быть едино, расщеплено. Он что-то рассказывает, а те чувства, которые он при этом выражает, не подходят к этому. Например, он рассказывает, что его любимая кошка попала под колеса автомобиля, но говорит об этом с улыбкой. То есть содержание и чувства не совпадают. Или он очень много говорит, а потом не знаешь, что он сказал. Много слов — но отсутствие содержания. Содержание отщеплено. Или ему свойственно мышление в черно-белых тонах: либо все супер, либо полная чепуха.

Он охотно давит на других, оказывает давление. Например, он говорит: «Ты должен обязательно изучать психологию, сделай это!» Он даже не спрашивает, интересно ли тебе это. Он не вступает по-настоящему в диалог. У него есть какое-то представление, которое, на его взгляд, должно быть реальностью. И он думает, что таким образом помогает другим что-то делать.

Он часто упрекает других. Сам он никогда ни в чем не виноват. Он не придерживается границ. Маленькие ситуации это хорошо показывают. Например, в ресторане кто-то заказал блюдо с жареной картошкой, и он говорит: «Ах, какая замечательная картошка, можно попробовать?» И прежде чем ему разрешили, он уже держит картошку на вилке. Для него нарушение границ само собой разумеющееся — настолько, что другой человек даже не может сопротивляться тому, что произошло. У другого человека возникают сомнения: «Может, это я слишком мелочен или слишком чувствителен?»

Высказывая суждения, истерический человек всегда дает оценки, у него всегда есть свое мнение. И он мгновенно, быстрее других его высказывает, выносит приговор. И он очень быстро меняет свое суждение, если чувствует, что оно не пришлось по душе другому. Через пару минут он может утверждать прямо противоположное.

Он говорит общими фразами: «Самая лучшая мода — французская мода». Что можно этому противопоставить? Конечно, это прекрасная мода, но…

Суждения замещают для него переживания. Он этого не ощущает, но он всегда выстраивает суждения как бы при взгляде на того, кто его слушает, в таком аспекте: что могло бы на того произвести впечатление? И тогда возникают эти быстрые суждения.

Истерик быстрый, он нетерпеливый. Он не может быть у себя: всегда должно что-то происходить, какое-то действие, поэтому он не может ждать. Он не удерживается у границ, он преувеличивает. Например, он говорит: «Ты где вчера был? Я тебе сто раз звонил». Не один или два раза, а сто. Все супер, мега, сверх. Мы сейчас вообще живем в несколько истеричном времени, оно диктуется обществом.

У истерика часто меняется настроение, он капризен. Те импульсы, которые у него есть, он считает истинным Я. Поэтому он живет импульсами. Это человек, у которого все происходит в настоящем времени. Он не дает прошлому нагружать себя, о будущем он не беспокоится, потому что он очень ловок. И, конечно, истерик запутывает людей: он манипулятивен и похож на флаг, который веет на ветру. Если собеседника впечатляет то, что он рассказывает об общем друге, и он замечает, что тот внимательно слушает, то он начинает преувеличивать. Он говорит слушателю то, что он хочет услышать. На следующий день он встречает другого друга и то же самое делает с другим. А когда встречаются все его друзья, у них разная информация. Таким образом могут разрушаться отношения.

Истерик — также и интриган. Однако для истерика речь идет только о том, чтобы самому иметь какую-то значимость. Он совсем не хочет ссорить людей. Но таким образом он запутывает людей в их внутреннем и внешнем мире. Есть картина, которая хорошо это показывает: если смотреть на озеро, в котором отражается солнце, и под воздействием ветра возникают небольшие волны, то там появляются и исчезают блики. Такова и истеричность: вспыхивает, исчезает — и ничего не остается.

V

Если взглянуть на это на большей глубине, обнаруживаются две линии, которые проходят насквозь. Они являются основой для манипуляций и диссоциации у истерического человека.

1) Истерик жаждет свободы, он не хочет быть ни к чему привязан. И поэтому у него отсутствуют отношения, он находится вне отношений.

2) Он не знает границ. Он не придерживается каких-либо границ. И то, и другое дает ему ощущение свободы, чувство свободы.

Паркую свою машину, где хочу, ем то, что хочу, не зная границ, преувеличиваю — так, как мне хочется. Нет ничего, что меня ограничивает, лимитирует — я этого не допускаю. «Это же и есть свобода, не правда ли?» А если я не чувствую себя связанным отношениями, тогда я тоже свободен. Я не должен быть верным, потому что верность — это тоже ограничение, утрата свободы.

Истерик ощущает, что ему необходима свобода, он не выдерживает без свободы. Он ощущает нечто важное, но при этом совершает ошибку: правильным является то, что человек по своей сути действительно обладает свободой, каждый человек в своей основе свободен, он может принимать решения. Но свобода истеричного касается только одной части этой свободы. У свободы человека есть два полюса: быть свободным от чего-то, но можно быть свободным и для чего-то. Важно, чтобы мы были свободны от невротических навязчивостей — для того чтобы мы могли проживать это бытие свободно, чтобы это использовать, чтобы мы могли себя для чего-то отдать — но тем самым мы снова привязываемся к чему-то, а истерик не хочет привязываться. Истерик не знает, что такое быть свободным для чего-то — он хочет быть свободным от чего-то. Он даже не знает, как проживать свободу для чего-то, поскольку он себя не имеет.

Такая жизнь связана с очень неприятным чувством — чувством потерянности. Истерики чувствуют себя потерянными в этом мире. Они не привязываются, они дистанцированы. Они страдают от того, что что-то не так, что могло бы быть. Я часто слышу именно эту фразу от истеричных пациентов: «Нет такого, как могло бы быть». Приходят непрочные фантазии, какие-то мечты. Такая формулировка показывает, что его трудно ухватить, он сам себя не может схватить.

В этом стремлении к свободе истеричный человек пытается переходить границы. Если другие выставляют ему границы, он пытается их преодолеть. Иногда он может быть очень милым, приятным, а потом — очень жестоким, бесчувственным, «переехать» другого. Допустим, мама в присутствии гостей может громко сказать дочери: «Не смотри так глупо». И дочка пугается, а мама даже не замечает этого. Это оказывает давление, это ранит, это пугает людей. Я дочери не может в таких условиях формироваться, оно даже не запрашивается. Но и у мамы нет собственного — у нее только импульсы к тому, чтобы ее увидели, чтобы на нее обратили внимание. Для этого используются все возможные инструменты.

VI

Мы сейчас сказали очень много негативного об истерии. И, может быть, кто-то из нас что-то в себе из этого обнаружил. Теперь я хочу приблизить к нам картину истерии и как бы немножко соединить с нами.

Некоторые элементы, вероятно, знакомы каждому человеку. Есть такие проявления, которые еще пока не являются истерией, но уже указывают в этом направлении. Например, считается здоровым и нормальным, если человек за собой следит, оказывает себе внимание. Нам в определенной степени это необходимо. Нам необходима опрятная одежда, чистые волосы, чтобы в социуме нас ценили и принимали. Но если мода становится чем-то чрезвычайно важным, если кто-то в первую очередь смотрит на себя или первым берет с тарелки кусочек, тогда здоровая забота о себе становится эгоистичной и приобретает истерические черты.

Истерик всегда эгоистичен. Правда, он может это прятать. Например, мы сейчас находимся в стенах Российского православного университета, где может быть запрос на альтруизм. Тогда истерик может надеть на себя маску альтруиста и вести себя таким образом — до тех пор, пока это ценится. Но в принципе за этим все равно скрывается эгоизм. Эгоизм не как слабость характера, а как психическая беда. У него нет себя, но он себе нужен, и все должно вокруг него вращаться. Тем самым он надеется найти пару соломинок, за которые он может ухватиться.

Какие другие проявления можно считать здоровыми и нездоровыми? Многие люди являются экстравертами, они хорошо идут на контакт. Но если это начинает доминировать, если человек только экстраверт, он начинает быть истеричным. Это хорошо, если мы можем быть спонтанными  — это оживляет общение. Но если импульсы постоянно проживаются, если человек живет только спонтанно, если он не признает порядка или структур, тогда это человеческая черта уже становится истерической патологией. Это подарок, если человек быстрый, может быстро реагировать, если он все время находится в присутствии духа, но если такая скорость превращается в нетерпеливость, если он давит на другого, это признак истеричного. Таким образом, есть целый ряд черт, которые присущи каждому из нас, и мы их ценим, но если они проживаются односторонне, если они преувеличены, тогда это уже движение в сторону истерии.

Если истерия приобретает болезненный характер, если она уже имеет характер невроза, если она воздействует на сознание, истерик он как бы присутствует, но как бы не совсем — Фрейд описывал это как «прекрасное безразличие». При тяжелых истерических расстройствах может наступать сумеречное состояние.

Еще одна большая группа расстройств — это телесные расстройства. Истерия может имитировать практически все заболевания. Здесь душа проявляет невероятную силу: это и сенсорные расстройства, моторные расстройства, паралич, различные внутренние болезни, конечно же, эмоциональная лабильность.

При истерическом неврозе человек всегда колеблется между черным и белым, между «слишком много» и «слишком мало». Например, чувства истерика могут быть абсолютно холодными, как лед. Невероятно, насколько он может быть жестокосердным. Но в следующую минуту его чувства могут быть чрезмерны: «Мой дорогой друг, как давно я тебя не видел!» И каждый замечает, что это не соответствует ситуации: только что было мало, и стало много. Это находит свое отражение во многих образцах поведения. У истерических людей слишком мало отношений, слишком мало привязанностей, но при этом им постоянно нужны отношения.

Это расстройство очень нестабильно: из-за отсутствия середины жизнь истерика распадается надвое. Здесь два полюса, и всегда присутствует диссоциативный элемент. Середина может соединить две эти крайности, но если середина отсутствует, остаются одни крайности: «Либо ты любишь меня, либо ненавидишь меня», «Либо ты за меня, либо ты против меня». Мышление в черно-белых красках или идеализация — это тоже расщепление.

Пример диссоциативного мышления у истерика. Один мой пациент сказал на нашей первой встрече о своей бабушке: «Она была потрясающая личность, невероятно прекрасная». Через пару встреч выяснилось, что эта бабушка была психически очень больна и страдала от сильных фобий. Он нее страдал внук и вся семья. То есть это картина, наполненная страданием. Это истеричное. Конечно же, такой больной человек в чем-то и интересен. Но внук не совсем понял, что происходило с бабушкой, так как он отщепил негативное. И когда он пришел на терапию, и для него было важно произвести хорошее впечатление, то он это завернул в такую обертку, что она была невероятной личностью.

Отношения с другими людьми имеют для истерика значение эрзаца, замены собственного Я. Он не находит в себе персональное, но когда он видит других людей, он видит в них персональное. Ему нужно персональное. Таким образом, он как бы держится за Person другого, чтобы немножко почувствовать это персональное. Он действует по такому алгоритму: я тебе сейчас что-то расскажу, и если ты будешь что-то ощущать, и я увижу это по твоему лицу, то и я переживу те же эмоции. То есть им нужны переживания другого человека для того, чтобы можно было заменить отсутствие собственного переживания.

Истерик говорит: без тебя во мне все мертво. Рядом с тобой я могу сам что-то ощущать — а именно, если я вижу, какое впечатление на тебя производит то, что я говорю. Если я буду иметь это один, я ничего не почувствую. Если ты это чувствуешь, то это чувствую и я. С истерическими людьми происходит так, что они могут сказать: моя середина — это ты.

Это не встреча, это нельзя путать со встречей. Другой никогда не может быть моей серединой. Это изначально приносит страдание и не приводит к освобождению. Таким образом отношения становятся инструментом, с отношениями связываются большие ожидания. И истерик в определенной степени делает другого жертвой.

Тем самым истерик живет во внешнем. И поэтому он делает все, чтобы произвести впечатление. Для него неважно содержание, для него важно впечатление, которое он производит на окружающих. Больше всего ему нравится, когда рядом не один человек, ведь тогда может возникнуть слишком большая близость — а он боится настоящей близости. Речь идет не о сексуальности, а о настоящей близости: если сказать ему «я люблю тебя» и посмотреть ему в глаза, он беспомощен. Он пытается произвести впечатление и воздействовать на многих людей. Ему нужна публика. И своим поведением своего партнера или свою семью он тоже превращает в публику. А перед публикой у него есть дистанция. Публика должна аплодировать, смотреть, но не слишком близко приближаться, не подниматься на сцену.

Именно это воздействие вовне становится содержанием жизни истерика. И это делает его поведение очень поверхностным. Истерия — это жизнь вовне, это жизнь, подобная жизни хамелеона. Он постоянно приспосабливается к той среде, в которой он находится. Он находится под влиянием временных перемен. В конце XIX веке вызывало всеобщее признание, если хрупкая дама падала в обморок. Тогда это было принято, это часто встречалось, что дамы на балу через час падали в обморок. Конечно же, этому способствовало наличие корсета. На этот случай у каждого мужчины в кармане был припасен флакон с нюхательной солью, чтобы привести даму в чувство. Галантный мужчина подхватывал падающую женщину и помогал ей прийти в чувство. Она открывала глаза и видела его над своим лицом. Это было некоторой формой игры и правилом хорошего тона.

Сегодня никто не представляет такую ситуацию. Сегодня ни одна женщина так не поступает, потому что если сегодня кто-то упадет в обморок, то вызовут скорую и увезут в больницу. В какое трезвое время мы живем!

Базовое чувство истерика находится глубоко внутри: я неправильный, я ложный. То, какой я есть, таким я не должен быть.

VII

Я хотел бы подойти к самой глубокой точке возникновения истерии. А потом мы рассмотрим основные способы обхождения с истеричным человеком.

Истерия возникает психодинамически благодаря трем сферам опыта, которые все вместе ведут к главному расстройству. Главное расстройство — это то, что истерический человек несет в себе очень большую боль. Мы сказали, что в самом внутреннем круге истерического человека нет ни Кремля, ни собора, там ничего нет. И вот это ничто — это анестезия боли. А на самом деле под покровом ничто находится невыносимая боль, которая была диссоциирована. И поэтому она не ощущается. А так как боль не чувствуется, я больше ничего не чувствую. Потому что чувства, ощущения парализованы. И эта боль возникает, с одной стороны, через переживание стесненности и давления: если ты аутсайдер, если тебя высмеивают, если ты находишься в тюрьме, если ты растешь в маленькой деревушке, где все друг за другом следят, может быть такое чувство, что я не могу развиваться, не могу раскрыться. Но также мне может стать тесно под воздействием моих собственных амбиций, запросов, моего представления о том, каким я должен быть.

Второе — то, что боль возникает под воздействием нарушений собственных границ. Если человек обходит свое собственное — через соблазнение, через насилие, часто такие моменты происходят в рамках сексуального злоупотребления. Если интимность используется функционально, это тоже ранит, нарушает. А сексуальность есть что-то интимное. Поэтому истеричные люди испытывают огромный страх перед болью. Они вообще могут очень плохо переносить боль.

И третья причина, которая приводит к этой боли — это опыт большого одиночества. И самое болезненное одиночество — это одиночество вследствие брошенности. Когда нас бросили, мы переживаем: кто-то был, и он ушел. И дети соотносят это с собой. Из-за меня ушли мама или отец. Это очень болезненное чувство покинутости или брошенности. Это одна из основных причин этой боли. Поэтому они всегда боятся, что их отвергнут. То есть в середине эта глубокая боль. Эта боль приводит к тому, что я не могу удерживаться у себя, находиться с собой. Когда ты говоришь истерику «я тебя люблю», ему становится тесно, он начинает испытывать боль. И начинает действовать копинговая защитная реакция, потому что эта большая боль его полностью поглощает, накрывает, и он не может ее держать. Это могло бы его разрушить. У него нет предпосылок в виде структур Я, чтоб он мог с этим обходиться.

Истерическому человеку требуется помощь извне. Ему нужен кто-то, кто будет идти вместе с ним, кто-то, кто не даст себя соблазнить, а останется у себя. И попытается принять истерика всерьез.

VIII

Мы подошли к последнему пункту сегодняшнего вечера. Как можно наилучшим образом обходиться с истерическим человеком? Это же одновременно является принципами лечения и работы с таким пациентом.

Главное — принимать всерьез. Встретить его. Но это очень легко сказать, но на самом деле это трудно. А почему? Потому что по-настоящему он невидим. Я же не могу принять всерьез вот это его «казаться». Поэтому я не могу даже положиться на истерического человека, пойти за ним. Если я это сделаю, то он с невероятной ловкостью злоупотребит мной. Или ему станет очень тесно, и он уйдет. А как я могу принять его всерьез? Он устраивает театр, он ненастоящий, он все преувеличивает, он чрезмерен. Если я ему скажу: «Не будь таким истеричным», это его ранит. Ему не поможет, если я буду подыгрывать ему.

Мне нужно выработать установку: «Ты имеешь право быть таким, какой ты есть, ты не должен быть другим, и я принимаю тебя всерьез, при этом я принимаю всерьез себя». Только если я принимаю самого себя всерьез, я смогу как-то понять, где сидит истерическое.

Как терапевт, я спрашиваю себя: о чем сейчас идет речь для меня? Истерик — как флажок, он будет на меня ориентироваться. Что сейчас для меня важно? Что я хочу сказать? Что для меня является правильным? Посмотреть на себя. Можно подумать, что это эгоизм, но это не так. Его середина — это я. Если я буду хорошо смотреть на себя, если я буду аутентичен, и если я его встречу, тогда я предложу ему нечто, что ему требуется. Именно к этому он стремится. Но если я начну говорить о себе, он начнет играть в театр. Он не примет меня всерьез. Может быть, он меня ранит. И это придется выдержать. Вероятно, в частной жизни выдержать это слишком тяжело. В терапевтических отношениях это необходимо — выдержать без каких-либо пробелов. И это очень высокое требование к терапевту. В частной жизни может случиться, что я также буду реагировать очень бурно. Но если я заметил, что я отреагировал бурно, тогда я могу снова восстановить аутентичность, сказав ему: «Мне очень жаль, вчера вечером я сказал тебе неприятное…  я не имел в виду то, что я сказал». То есть я извинюсь и покажу себя таким, какой я есть на самом деле. Истерик это хорошо поймет, они могут с этим хорошо обходиться.

Очень важно встретить истерика, будучи самому прочным, стабильным, показывая постоянство, надежность. Важно договариваться о какой-то структуре. Важно выдержать с ним неприятное. Не становиться нетерпеливым, не прятать неприятное под ковер, а заговаривать о проблемах или недовольстве, пытаясь сохранять спокойствие. В терапии мы очень серьезно это выстраиваем.

Истерик, конечно же, постоянно недоволен, потому что у него нет его самого. Он не знает, что такое наполненность, исполненность. На терапии мы будем прорабатывать, что он может сделать сегодня, чтобы, допустим, к вечеру почувствовать себя довольным.

Если я живу с истериком как член семьи, то я буду все его недовольство также чувствовать вместе с ним. Я помогу ему, если скажу: «Знаешь что, если мы будем так говорить, мне будет неприятно. Я бы хотел с тобой поговорить вот об этом». И тогда большим искусством будет удерживаться у этой темы. Он снова и снова будет отвлекаться, уходить прочь. Он меняет тему — в этом его «свобода от». Они делают это настолько ловко и умело, что сначала ты этого даже не замечаешь. И хотя я понимаю каждое произнесенное им слово, я больше ничего не понимаю. И через минуту, может быть, я замечу, что мое внимание куда-то уплывает, и я уже думаю о чем-то другом. И тогда истерик выиграл. «Взгляни, но не смотри на меня». И, может быть, даже можно начать испытывать усталость, когда его слушаешь. Всегда, когда мы устаем, мы знаем, что мы были слишком малоактивны, я не был ведущим, я сам в слишком малой степени присутствовал. Ему нужно мое Я, чтобы в какой-то степени создать Ты.

При работе с истериком следует идти на большую глубину по работе с биографией. Нужно спрашивать, что он сам думает о себе. Речь идет о самоценности и о том, что лишило его самоценности. И о боли. О том, что он был брошен, покинут. О ранениях, обидах, давлении. Здесь ему нужен другой, который медленно, постепенно, плавно передвигаясь по спирали, приблизится к нему, к этому центру, где располагается Я. Но это Я не может чувствоваться, ощущаться, потому что там присутствует угрожающая боль.

Встреча с истеричным человеком может нам помочь лучше развить нашу собственную середину, мы можем благодаря этому лучше ее проживать, лучше ее показать. Можем делиться ею с другими людьми. Страдание истерика — это большой вызов по отношению к нам. И мы можем оба расти в связи с этим страданием.

Сейчас, после этого доклада, я желаю вам и всем нам, чтобы мы не отвергали истеричное, а чтобы у нас было больше понимания в отношении истерии, чтобы мы также лучше узнавали и наши собственные черты, могли их лучше видеть и принимать. Потому что за этим стоит боль. И эта боль хочет быть услышанной, она ищет избавления. И хотя бы немного это может сделать каждый сам с собой и с другими. Вместе мы можем продвинуться в этом. Я желаю вам, чтобы вам это удалось.

                                                                                                   Альфрид Ленгле.

Альфрид Лэнгле — ученик и коллега Виктора Франкла, имеет докторскую степень по медицине и психологии. На основе логотерапии и экзистенциального анализа В. Франкла разработал оригинальную теорию фундаментальных экзистенциальных мотиваций, которая позволила значительно расширить теоретический и методический базис экзистенциально-аналитического консультирования и психотерапии. Автор книг и большого числа статей, посвященных теории и практике экзистенциального анализа. Президент Международного Общества Экзистенциального Анализа и Логотерапии в Вене (GLE-International). В настоящее время национальные отделения Международного общества экзистенциального анализа и логотерапии находятся в Европе, Северной и Южной Америке (Вена, Инсбрук, Цюрих, Ганновер, Прага, Бухарест, Варшава, Москва, Ванкувер, Торонто, Мехико, Буэнос-Айрес, Сантьяго-де-Чили).