Имя свободы (Імя свабоды)

Дожди, грозы, дожди. Наверное, в мае так и должно быть. Выхожу из метро - и меня встречают братья дождь, град, ветер. В сумочке лежит зонтик, но мне почему-то совсем не хочется беспокоить его. До работы можно добежать за минут 5 -7. Прибегаю. В мокрой одежде и с мокрыми волосами. Врач сообщает, что к нам поступил новый пациент. Он дезориентирован, агрессивен, вряд ли удастся установить с ним контакт, но попробовать побеседовать с ним мне всё равно нужно.

Пётр Петрович лежит лицом к стене. Рядом с кроватью стоят жена и дочка. Наклоняюсь над ним, говорю: "Добрый день". Несколько капель дождя, ещё не успевшего высохнуть на мне, падают ему на лицо. "Ой, простите!" - извиняюсь я. Пациент поворачивается, улыбается мне дружелюбной улыбкой, и говорит: "О! Какие девушки здесь!" А затем целует мне руку, хоть я и пытаюсь сопротивляться. Контакт с пациентом налажен - полный и доверительный. Спасибо тебе, брат дождь :)

Сегодня тоже обещают грозу - только вечером. Но город весь день в предчувствии её. Жара, духота. К Петру Петровичу должен был придти батюшка. Спрашиваю у него, как всё прошло. - Мы просто побеседовали, - говорит Пётр Петрович. - А насчет исповеди - ну как я буду рассказывать ему, что вот, мне нравились разные женщины, и я встречался с ними, и ... - Пётр Петрович, - прерываю я пациента, - именно так и нужно было рассказать об этом батюшке, может, попробуем ещё раз пригласить его к Вам? - А давайте я лучше Вам расскажу, - говорит пациент. Слушаю ... Тучи за окном становятся все темнее, а где-то вдали уже вспыхивают одна за другой голубовато-зелёные молнии. Борьба идёт на Небе и на Земле. Кто я в ней? Может, туманная валькирия Мист? Валькириям тоже иногда предоставляется право решать исход битвы.

Жена и дочка Петра Петровича благодарят меня за беседы с ним. Он по-прежнему немного дезориентирован, не совсем понимает, где находится, но каждый раз, когда я захожу к нему, он улыбается мне своей дружелюбной улыбкой, и говорит, что у него всё хорошо.

Возвращаюсь со второй смены домой. На дворе - цветущий майский вечер, а на душе - серая тоска. Включаю компьютер и захожу на любимый b17. Сразу обращаю внимание на статью психолога Игоря Бакая "Злых людей нет на свете."Слушаю диалог Иисуса с Понтием Пилатом. Смотрю отрывок из фильма "Мастер и Маргарита". Иисус говорит, что гроза начнётся только вечером и советует Пилату прогуляться, потому что у того сильно болит голова. А в Минске уже вечер. Гроза уже началась. Сильные раскаты грома вынуждают меня выключить компьютер и понаблюдать за стихией через окно. Через полчаса снова включаю его и возвращаюсь к статье. Иисус и Карл Роджерс уже ждут меня там. Слушаю Карла Роджерса: "... думаю, что в отношениях мне хотелось бы иметь прозрачность, я бы очень хотел, чтобы клиент видел меня насквозь, и чтобы совершенно ничего не было скрыто ..." - говорит он. Полностью соглашаюсь с ним и благодарю автора, которого совсем не знаю, за такую своевременную поддержку.

... Пётр Петрович умирает в конце мая. В моей памяти остаются его прозрачно-серые глаза и дружелюбная улыбка. А сегодня, когда мы с врачом вновь вспоминали его, мне почему-то захотелось перечитать вот этот отрывок из Библии: "И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли и, выйдя из гробов по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим". (Евангелие от Матфея, 27: 51-53)

Завеса разорвалась. Мы - свободные. "Смерть, где твое жало, ад, где твоя победа" ?!

***

Я б цябе назвала іначай.
Хто адгадае імя першым?
Пра што думае вольная птушка?
Куды даляціць, не заўважыўшы бездані?
І што яна раптам потым убачыць?
Яна адчуе пустэчу,
Пустэчу пачуцьцяў, імя якой - свабода.
(Дэляра Дарабі. Пераклад з расейскай мовы)

Дажджы, навальніцы, дажджы. Напэўна, у траўні так і павінна быць. Выходжу з мэтро - і мяне сустракаюць браты дождж, град, вецер. У торбачцы ляжыць парасон, але мне чамусьці зусім ня хочацца турбаваць яго. Да працы можна дабегчы за хвілінаў 5 -7. Прыбягаю. У мокрым адзеньні і з мокрымі валасамі. Урач кажа, што да нас паступіў новы пацыент. Ён дэзарыентаваны, агрэсіўны, наўрад ці ўдасца наладзіць зь ім кантакт, але ж паспрабаваць пагаварыць зь ім мне ўсё адно трэба. 

Пётар Пятровіч ляжыць тварам да сьцяны. Побач з ложкам стаяць дачка і жонка. Схіляюся над ім, кажу: "Добры дзень". Некалькі кропляў дажджу, які яшчэ не пасьпеў высахнуць на мне, падаюць на ягоны твар. "Ой, прабачце!" - усклікаю я. Пацыент паварочваецца, усьміхаецца мне вельмі прыязнай усьмешкай, і кажа: "О! Якія дзяўчаты тут!"  А затым цалуе мне руку, хоць я і спрабую супраціўляцца. Кантакт з пацыентам наладжаны - поўны і даверны. Дзякуй табе, брат дождж :)

Сёньня таксама абяцаюць навальніцу - толькі ўвечары. Але горад увесь дзень у прадчуваньні яе. Сьпёка, задушна. Да Пятра Пятровіча мусіў прыйсьці бацюшка. Пытаюся ў яго, як усё прайшло. - Мы проста пагаварылі, - кажа Пётар Пятровіч. - А наконт споведзі - ну як я буду распавядаць яму, што вось, мне падабаліся розныя жанчыны, і я сустракаўся зь імі, і ... - Пётар Пятровіч, - перапыняю я пацыента, - вось менавіта так і трэба было распавядаць аб гэтым бацюшку, мо' паспрабуем яшчэ раз запрасіць яго да Вас? - А давайце я лепей Вам распавяду, - кажа пацыент. Слухаю ... Хмары за вокнамі робяцца ўсё цямнейшымі, а недзе ўдалечыні ўжо ўспыхваюць адна за другой блакітна-зялёныя маланкі. Барацьба ідзе на Небе і на Зямлі. Хто я ў ёй? Можа туманная валькірыя Міст? Валькірыям часам таксама даецца права вырашаць зыход бітвы.

Жонка і дачка Пятра Пятровіча дзякуюць мне за размовы зь ім. Ён па-ранейшаму крыху дэзарыентаваны, не зусім разумее, дзе ён знаходзіцца, але кожны раз, калі я заходжу да яго, ён усьміхаецца мне сваёй прыязнай усьмешкай, і кажа, што ў яго ўсё добра.

Вяртаюся з другой зьмены дадому. На двары - квітнеючы травеньскі вечар, а на душы - сталёва-шэрая маркота. Уключаю кампутар і заходжу на ўлюбёны b17. Адразу зьвяртаю ўвагу на артыкул псыхоляга Ігара Бакая "Злых людей нет на свете."  Слухаю дыялёг Езуса з Понцкім Пілатам. Гляджу ўрывак з фільма "Майстра і Маргарыта". Езус кажа, што навальніца будзе толькі ўвечары і раіць Пілату прагуляцца, бо ў таго моцна баліць галава. А ў Менску ўжо вечар. Навальніца ўжо пачалася. Моцныя грымоты вымушаюць мяне выключыць кампутар і паназіраць за стыхіяй праз вакно. Праз паўгадзіны ізноў уключаю яго і вяртаюся да артыкула, бо Пан Езус і Карл Роджэрс чакаюць там на мяне. Слухаю Карла Роджэрса: "... мяркую, што ў адносінах мне хацелася б мець празрыстасьць, я б вельмі хацеў, каб кліент бачыў мяне наскрозь, і каб абсалютна нічога не было схавана ..." - кажа ён. Цалкам пагаджаюся зь ім і дзякую аўтару, якога зусім ня ведаю, за такую своечасовую падтрымку.

... Пётар Пятровіч памірае напрыканцы траўня. У маёй памяці застаюцца ягоныя празрыста-шэрыя вочы і прыязная ўсьмешка. А сёньня, калі мы з урачом ізноў успаміналі яго, мне чамусьці захацелася яшчэ раз перачытаць вось гэты ўрывак зь Бібліі: "I вось заслона храма разадралася на дзьве часткі згары на дол, і зямля затрэслася, і каменьне расьселася. I расчыніліся грабніцы, і паўставала шмат целаў памерлых сьвятых. I, выйшаўшы з магілаў пасьля Яго ўваскрэсеньня, увайшлі ў сьвяты горад і паказаліся шмат каму".(Эвангельле паводле Мацьвея, 27: 51-53)

Заслона разадралася. Мы - свабодныя. “Сьмерць, дзе тваё джала, пекла, дзе твая перамога"?!