Память поколений

Впрочем, если прислушаться к недовольным, то станет очевидно, что их точка зрения очень даже тенденциозна: не только в советской истории, но и в истории Руси, по их мнению, не было ничего героического и великого. И с этой точки зрения победы начинают восприниматься как поражения, подвиги — как пустое безрассудство, а патриотический порыв народа — как массовый психоз. Как это может отразиться на сознании молодого человека, к каким последствиям привести? Об этом наша очередная беседа с психологом, психоаналитиком Екатериной Антоновой.

— С точки зрения психоанализа существует родовая память, существует коллективное бессознательное. Если представить нацию в виде дерева, с глубоко уходящими в почву корнями, то все станет понятно: если перерубить корни, дерево просто погибнет. Если спилить ствол, оно, может, и выживет, пустит со временем молодые веточки, которые начнут расти и укрепляться. Но даже чисто внешне это будет уже не то дерево, да и времени потребуется слишком много, чтобы оно стало большим и мощным.

— Но ведь если начать рассматривать это дерево по отдельным веточкам и листикам, то неминуемо обнаружится, что не все в одинаковой степени здоровы и красивы.

— Конечно, но в том-то все и дело, что мы свое древо должны принимать таким, какое оно есть. Можем ли мы утверждать, что во время Великой Отечественной вой­ны наша страна была всегда гуманной, способной к жалости и состраданию? Помилуйте, это же была война! Да, существовала высшая цель, ради которой были принесены огромные жертвы. Да, о них надо помнить. Но в том-то все и дело, что родовая память хранит прежде всего самый важный факт: высшая цель была достигнута, народ был спасен от уничтожения. И когда сегодня нам начинают говорить, что цена была заплачена слишком высокая, или проводят опросы на тему «Надо ли было оборонять Ленинград?», это не просто оскорбление ветеранов, это слом родовой памяти, это лишение нас наших корней.

— Если продолжить аналогию с деревом, то самые молодые веточки проще всего рассмотреть детально: тут гусеница листик объела, а тут надломанная веточка засохла. Но чем ближе к корням, тем монолитнее становится ствол…

— Потому что «большое видится на расстояньи». И это не просто спасительное свойство человеческой памяти — оставлять только хорошее. Это мудрость родовой памяти — отбрасывать несущественные вещи и хранить то, что помогало народу расти и мужать.

— Когда я в конце девяностых была в Германии, нам рассказывали, что в стране при уголовном преследовании за пропаганду нацизма существует негласная установка на то, чтобы вообще в СМИ Второй мировой войны не касаться. Поскольку еще живы солдаты Вермахта, для которых муссирование этой темы будет слишком травматично и болезненно. Не знаю, насколько это правильно, но тут явно прослеживается забота государства о психическом здоровье своих граждан.

— Я не думаю, что простое замалчивание — это путь к психическому здоровью. Большинство запойных пьяниц алкоголиками себя не считают и проблем у себя не видят. И именно по этой причине не могут избавиться от зависимости. Я бы назвала здоровой ту нацию, которая полностью принимает себя со всеми достоинствами и недостатками, со всеми ошибками и свершениями. Потому что только признание своих недостатков и ошибок создает условия для дальнейшего духовного роста, как человека, так и народа в целом. С этой точки зрения собственная история, на мой взгляд, должна преподноситься объективно и безоценочно и обязательно в контексте всех событий. Были заградотряды? Были. И миссия на них была возложена страшная. И те, кто задумывал эти отряды, шли на сознательную жестокость. Но были и трусы, и паникеры, которые во время атаки могли заразить этой паникой целую воинскую часть и привести к колоссальным жертвам. Если донести это до подростков, то придет осознание того, что героизм и трагедия, спасение и вынужденная жестокость нередко идут рука об руку. Это поможет их внутреннему взрослению, более глубокому пониманию того подвига, который совершили их прадеды. Кто в таком случае упрекнет учителя в том, что он искажает правду и что-то от них скрывает?

— А вынесет ли такой тяжкий эмоциональный груз, бремя таких знаний неокрепшая подростковая психика?

— Согласна, груз тяжкий. Но ведь мы с вами говорим о необходимости сохранения родовой памяти, об уважении к своим предкам. Такова уж особенность человеческой психики, но то, что нам достается «легко и играючи», мы меньше всего и ценим. Если рассказывать детям об Отечественной войне как о сплошной череде победных марш-бросков, то вряд ли это поможет им осознать, на что шли их предки ради того, чтобы они могли родиться и жить под мирным небом. В таком контексте литературные произведения об «окопной правде» ничего не разрушают в нашем «древе», а, напротив, только укрепляют его корни.

— Тут опять встает вопрос внутренней ответственности за то, как и чему ты учишь. Это ведь очень трудно — рассказывать об истории непредвзято и нетенденциозно…

— Знаете, если в душе у учителя истории кипят какие-то внутренние обиды за своих предков, если у него накопились какие-то серьезные претензии к государству и его политике в прошлом или настоящем, то… я бы посоветовала ему, прежде чем идти в класс, пройти коррекционный курс у психолога. Почему психоаналитик обязан с определенной периодичностью сам проходить курс психоанализа? Потому что он должен проработать накопившиеся личные проблемы. В противном случае он эти проблемы «потащит» в консультацию с пациентом. То же самое и с учителем: сначала «отпусти» свои обиды и претензии, а потом уже иди к детям. 

— Что же происходит с сознанием, с родовой памятью, когда начинается очернение собственной истории?

— Прежде всего, если мы будем «вырывать» какие-то страницы из нашей истории или станем их обесценивать, мы обедним только самих себя. Знаете, Алеше Поповичу или Илье Муромцу глубоко плевать, что мы о них сегодня думаем, они все равно останутся былинными богатырями. Какой смысл рассуждать, мог на самом деле Александр Матросов закрыть грудью амбразуру или не мог? Для народа Александр Матросов — уже герой эпоса, часть корней. А мы уже говорили, как опасно перерубать корни.

— В девяностые, да и в двухтысячные годы нас упорно призывали к всенародному покаянию за то, что совершили наши предки, начиная с семнадцатого года. Помимо оскорбления памяти наших прадедов, помимо преследования сугубо политических целей мне в этих призывах всегда почему-то виделось навязывание людям какого-то мазохистского синдрома… Скажите, могут ли такие «установки» на покаяние навредить психическому здоровью нации?

— Если все время говорить народу, что он монстр, и заставлять его беспрерывно каяться, то в этих покаяниях мы дойдем и до Ивана Грозного, а может быть, и дальше. Нелепо утверждать, что люди наши во все времена и во всех обстоятельствах были «белыми и пушистыми». Потому что и времена, и обстоятельства бывают просто нечеловеческими. Опыт прошлых поколений надо воспринимать как опыт прошлых поколений. Потому что мы с вами все равно не сможем поставить себя на их место, пережить то, что пережили они. Никто из нас не вправе сказать: «А я бы поступил благороднее, гуманнее, самоотверженнее». Не знаем мы, как бы поступили. В любом архетипе есть и светлая, и темная стороны. И в архетипе героя есть спаситель, защитник, но есть и та цена, какой он спасает и защищает. Принимать в своем прошлом надо целиком обе стороны. Потому что только в таком случае мы сможем и в себе принять светлую и темную стороны.

— Так что же станет с психикой подростка, если ему показывать только грехи и поражения прошлого?

— А он и в себе начнет видеть исключительно темную сторону. Скорее всего, это будет депрессивное состояние, абсолютное неверие в себя и свои силы, а в итоге — попытка уйти от этого «мрака» с помощью алкоголя или наркотиков. Возможен и другой вариант — протестный. Когда подростки начинают бунтовать против таких установок, мы получаем радикальных националистов-экстремистов, принимающих только «белую» сторону прошлого. А история — она как мать: и добрая, и жесткая. Но с возрастом мы понимаем, что эта жесткость была нам необходима для взросления, для получения необходимого опыта. Что мама была права не только, когда дарила игрушки, но и когда заставляла делать уроки. Потому и историю надо принимать целиком, чтобы извлекать из нее уроки и взрослеть. К тому же, история — это не черно-белое, а цветное кино.