Как влияет опыт насилия на грудное вскармливание

На написание меня вдохновил собственный опыт материнства, столкновение с культурой пристыжения матерей и откровенным членовредительством, а также наблюдение за разгулом невежества в российском информационном пространстве в вопросах, связанных с расстройствами настроения, потребностями матерей и уходом за новорожденным.

Согласно исследованиям*, женщины с опытом сексуального насилия чаще испытывают чувство вины, ощущают страх и встречаются с трудностями с грудным вскармливанием, чем женщины без такого опыта - маститы, боль в груди и сосках, нагрубание, флэшбеки, дисфункция выработки окситоцина, диссоциация во время кормления и другие.

Все перечисленные симптомы и сложности с лёгкой руки людей, не обладающих достаточными знаниями в психологии и физиологии, могут быть названы инфантильностью, изнеженностью, безответственностью и бесчувственностью матери. К сожалению, подобные заявления приводят к изоляции, чувству вины и к ещё большим сложностям в материнстве.

Тема обширная и сложная, поэтому я решила начать с малого - поделиться своей собственной историей кормления грудью, как человек, имеющий опыт сексуального насилия в совершеннолетнем возрасте, детские сексуальные травмы и опыт физического и эмоционального насилия в родительской семье.

Несколько лет назад я делала медикаментозный аборт. Решающим в принятии решения был тот факт, что беременность наступила после изнасилования.

ГВ (грудное вскармливание) изначально было для меня большой ценностью. Ещё во время беременности я постаралась позаботиться о том, чтобы узнать как можно больше информации и окружить себя хотя бы в сети дружелюбно настроенными людьми и компетентными специалистами. И через несколько дней после родов, столкнувшись с первыми трудностями, позвала консультанта, которая подарила всей семье море счастья и спокойствия после нескольких дней безуспешных попыток приложить Севу, сына.

ГВ - не просто еда. И я сейчас не про ребёнка, а про себя. Хочется акцентировать особое внимание на том, что кормление стало для меня большим ресурсом.

Роды закончились экстренным кесаревым сечением, тяжёлым восстановлением и посттравматическим стрессовым расстройством. Первые сутки с Севой был муж, и даже когда мне приносили ребёнка в послеоперационную, я не испытывала никаких чувств, только желание отключиться. Меня трясло и выносило из тела.

Всё это легло на сексуальные травмы, в том числе детскую, с которыми я к тому времени ещё не соприкасалась в психотерапии, на непростую беременность с четырьмя госпитализациями и на разочарование в мечтах о природном потоке и блаженстве в материнстве.

Так вот благодаря кормлению грудью мне удалось наконец почувствовать себя МАМОЙ. Мамой питающей, сильной, плодородной, мягкой, оберегающей, большой, взрослой.

Жестокое отношение к себе, озлобленное, несправедливое или равнодушное, в том числе к телу - часто является эхом абьюза.

Столько лет тело казалось мне поломанным, неработающим, неуместным, мешающим и постоянным источником проблем и нервов. Не смотря на такое отношение, оно упорно рождало и рождало молочные реки.
Это событие как маленькая тропинка в огромной чаще ненависти и разочарования после неслучившихся естественных родов не давало мне окончательно провалиться в представление о себе как неживой женщине, ненужной, никудышней и негодной.

Грудь, которая казалась мне непонятно зачем созданной, мешающей и грязной, наполнилась молоком, которое с таким удовольствием пьёт до сих пор маленький человек. Молоко, которое в этой груди создаётся, оказалось эликсиром здоровья, умиротворения, лучшей защитой и питанием. На моих глазах человек, питающийся только лишь им, набирал килограммы веса и светился жизнью.

Я пишу это и слёзы сами льются. Не знаю, можно ли как-то словами передать это счастье. Первый год подарил мне очень много – альтернативный взгляд на себя, свои способности и силу.

В декабре, пару месяцев назад, Севе было уже больше года. Он подрос, и стал походить на маленького мужчину.

Я себя постоянно чувствовала вымотанной, выжатой и разбитой. Сил хватало только на самое элементарное: попить, поесть, в туалет сходить. Сева просыпался по восемь раз за ночь. Худшим испытанием стали даже не его пробуждения (он и раньше мог беспокойно спать после тяжелого дня), а долгие размазанные по всей ночи засыпания с подсасыванием, то есть с постоянным телесным контактом и стимуляцией груди.

Каждую ночь перед глазами вставали картины изнасилования и избиения. Каждый Севин крик, когда я пробовала забрать грудь и тихо перевернуться на другой бок, поднимал волну беспомощности, вины и гнева. Я плакала, плакала тихо, чтобы не разбудить ребёнка и постараться поспать хоть немного. Ощущения были, будто меня насилует десяток мужчин сразу, трогают повсюду и удерживают при этом неподвижно. Никакого выхода я не видела, мне было очень плохо и страшно.

Отказывая дать грудь, я сталкивалась с ещё более мучительным чувством вины, и соответственно ещё и с необходимостью находить в себе силы и утешать расстроенного и рассерженного ребенка, когда мне самой нужна была поддержка и хотелось убежать.

Происходящее ночью эмоционально было таким ужасом, что в течение двух или может даже трёх недель к утру я почти всё забывала. И просто жила дальше, как будто ничего не происходит, еще и удивлялась своему никакущему состоянию.

Наконец, внешние обстоятельства сложились более благополучно, и пробуждений стало меньше. Мне удалось немного выспаться. Как только «дошло» все происходящее, я собралась с духом поднять эту тему в психотерапии, и параллельно поговорила с консультантом по сну и ГВ.

Мне было известно, что сворачивание кормления грудью - не панацея, и не гарантирует сокращения ночных пробуждений. Да и вообще ни я, ни Сева не были готовы пока прекращать. Консультант подсказала мне, как можно скорректировать режим, и какие важные вещи влияют на качество ночного сна у ребёнка в этом возрасте. Например, чувство безопасности, которого не было ни у него, ни и у меня с нашими постоянными переездами с непредсказуемыми условиями.
Сама за собой я тоже стала замечать кое-что, влияющее на сон и общее состояние, и пыталась корректировать. Всё это с переменным успехом, конечно, но помогло сократить пробуждения ночью примерно до трёх раз и убрать долгое висение на груди.

Это пока про техническую сторону вопроса. Есть ещё психологическая, с которой я до сих пор работаю в терапии. Рассказывать тут можно долго, но если сфокусироваться на теме насилия, то я хотела своей историей в первую очередь обратить внимание на то, как мои сексуальные травмы влияют на отношения с ребёнком и аспекты материнства.

Изобилие телесного контакта, особенно его неподконтрольность и непредсказуемость, переживается с большими энергозатратами, вызывает флэшбеки в старые истории и смесь труднопереваримых чувств. Ночное время и кормление в темноте - это каждый раз риск вызвать болезненные ассоциации. На протяжении вот уже полутора лет я сталкиваюсь с трудностями со сном и засыпанием, слабостью, разбитостью, тревожностью, депрессивным настроением и проблемами со здоровьем. Напомнило о себе расстройство пищевого поведения. Также мне сложно даётся забота о себе и выстраивание границ. Очень нуждаюсь в поддержке, принятии, безоценочном внимании, но при этом нахожусь всегда "на страже", сложно довериться и расслабиться.

Мне очень повезло иметь возможность не только посещать психолога, но и находиться в дружелюбном и осведомлённом сообществе помогающих практиков. Мне довелось принять участие в ценнейшем курсе психолога и доулы Дарьи Уткиной, посвященный влиянию опыта насилия на материнство, где почерпнула массу информации, до сих помогающей мне и моим клиенткам видеть причины, взаимосвязи, привносить в послеродовой хаос больше ясности и опоры.

Трудно представить, насколько это тяжело для молодой мамы сталкиваться с недоумением по поводу её выборов (зачем тогда вообще кормить?) и "успехов" (как можно не справляться с такими элементарными вещами?), осуждением (подумай о ребенке), обесцениванием (просто перейди на смесь), и не иметь уважительной поддержки, альтернативного мнения, информации и возможности обратиться за помощью.

По разным подсчетам, от трети до половины женщин в мире сталкивались с сексуальным насилием до 18 лет. Это не одна и не две моих подруги. Имеют ли право эти женщины знать, как опыт насилия влияет на жизнь и отношения с ребенков? Я считаю, что да. Имеют ли они право знать, как опыт их собственного рождения, детства и взросления, опыт их матерей и матерей их матерей влияет на материнство? Тоже да. Имеют ли они право на информированную, компетентную поддержку и квалифицированную помощь? Абсолютно.

В заключение хочу оставить здесь благодарность доулам и психологам Дарье Уткиной, Марии Аникеевой и Вере Якуповой за то, что изучают и распространяют важнейшую информацию на русскоязычном пространстве о таких сложных темах. И вообще моя благодарность всем причастным помогающим практикам, исследователям, ученым и родителям на невидимом фронте.

Хотелось бы, чтобы тема влияния опыта насилия становилась более освещаемой, изучаемой, а информация - распространённой и доступной. Для всех.

*  В исследовании 2017 года, опубликованном в Journal of Human Lactation