Гипнотерапевтическая сказка "Честное слово"

 Психологическая реакция человека на события зависит от его субъективной интерпретации стимула-раздражителя (посыла извне - слова, события, действия и пр.). Иными словами – значимость переживания зависит от контекста. Контекст –  личное явление, основанное на физических, психических, социальных и культурных особенностях личности. Поэтому в зависимости от контекста принятое решение, основанное на переживаниях, может определить дальнейший ход жизни.

Задача эриксоновского гипноза – устранить или уменьшить негативное влияние испытанных переживаний. Милтон Эриксон, чьим именем названо направление в гипнозе, считал, что: «Если могут существовать фантомные боли, то может существует и фантомное удовольствие». Таким образом то, что происходит во время эриксоновской терапии – это изменение контекста. Яркие, чувственные образы вызывают позитивные ощущения, связанные с переживанием, активируя новые нейронные связи. Сосредоточенность на внутренних ощущениях, даёт возможность раскрыться своему истинному «Я», которое в обычном состоянии удерживается в рамках сознания.

 В далёком 1982 г. Анне Геннадиевне было шесть с половиной лет. В начале января она в компании мамы, тёти и двоюродного брата Славика в первый раз отправилась на ёлку в местный Дом культуры. Славик был старше Анечки на пять месяцев, поэтому в тот морозный январский день Славику было уже семь лет, а Анечке всё ещё шесть, хотя и с половиной.

 На прозрачном небе яичным желтком сияло солнце. Они шли по скрипучему январскому снегу, и неуклюжие снежинки смешно кололи Анечку в нос и путались в ресницах. По случаю праздника девочка была одета в зелёное связанное бабушкой платье. Бабушка украсила его мишурой и блёстками, и платье превратилось в костюм новогодней ёлки. Для Славика был сшит костюм цыплёнка. Он состоял из желтых атласных шаровар и такой же распашонки. Венцом костюма в буквальном смысле была цыплячья голова. Мама Славика сшила жёлтый чепец, приделав на место козырька оранжевый клювик из картона, а посередине чепчика вшила вырезанный из поролона и выкрашенный алой гуашью гребешок! В битве за лучший новогодний костюм вся родня прочила Славику первое место.

Ручейки и речушки из детей и родителей центростремительно стекались к центральному входу Дома культуры, перед которым они превращались в один мощный гудяще-жужжащий поток вливающийся в вестибюль здания. Взрослых заранее предупредили о том, что представление рассчитано только на детей, которые будут находиться в зрительном зале без родителей.  Поэтому по дороге на ёлку обе мамы давали детям наставления, как следует себя вести.  Анечке мама строго-настрого наказала не отходить от брата ни на шаг, опасаясь, что дочь может потеряться в огромной ребячьей массе.

Оказавшись в здании, великолепная четвёрка моментально заразились всеобщей суетой. Родители ежеминутно прихорашивали своих детей, отряхивая и причёсывая их. Дети вырывались, разбегались по вестибюлю и снова становились взъерошенными. Вестибюль напоминал огромный курятник. Костюм цыплёнка был как нельзя кстати.

Сняв тяжёлое клетчатое пальто, Славик с удовольствием натянул на рейтузы атласные шаровары, влез в распашонку. С невероятной гордостью завязал под подбородком чепец с клювом и гребешком. Жёлтый атлас сиял и переливался. Вместе с ним сиял и переливался Славик, а Анна Геннадиевна шести с половиной лет завистливо сглатывала подступившую слюну, костюм ёлки не шёл ни в какое сравнение с костюмом цыплёнка.

 Внезапно откуда-то появилась дама средних лет с высокой причёской, одетая в коричневый костюм.  Своим видом она напомнила Анечке неприступную скалу из сказки про гору смешливую, но справедливую (была такая вьетнамская сказка).

 Как ни странно, голос у «скалы» был довольно нежный и одновременно громкий. Указывая на фойе коричневым рукавом, она дала команду детям следовать за ней. Родители было ринулись в том же направлении, но «скала» умело захлопнула стеклянную дверь, разделявшую фойе и вестибюль, прямо перед их носом.

Очутившись в фойе, дама-скала громко произнесла: «Дети, кому нет семи лет – поднимите руку и подойдите ко мне. Те, кто старше семи – оставайтесь на месте». Анечке совсем не хотелось уходить от семилетнего Славика к непонятной тёте-скале, но в их семье было принято говорить правду. Всегда. И Анна Геннадиевна, зажмурив глаза, сделала шаг вперёд навстречу неизвестности. Неизвестность увлекла её и таких же как она девчонок и мальчишек по узорчатому паркету фойе в зрительный зал. «Скала» быстро рассадила малышей в первых рядах и также быстро исчезла.

Как только Анна Геннадиевна плюхнулась в обитое велюром бордовое кресло, она тут же забыла про брата. Перед её глазами предстал невероятных размеров занавес. Его поверхность была расшита блёстками, между которыми сверкали солнце, луна и звёзды. Всё это великолепие переливалось, искрилось и пахло пылью.

И Анна Геннадиевна почувствовала такое уютное и приятное состояние, что, осмелев, расположила руки на деревянных отполированных временем подлокотниках. Справа от неё сидела испуганная рыжая девочка, а слева мальчик с нарисованными усами в костюме пирата.

В зале стоял гул как на восточном базаре. И по мере того, как свет постепенно угасал, гул затихал. И наконец, когда свет погас и в зале стало совсем тихо – занавес открылся. Взору Анны Геннадиевны явился чудесный зимний лес и его обитатели. Она провалилась в волшебный мир сказки, окончательно позабыв про Славика с его костюмом… и даже про маму. Какие-то вредные животные, возглавляемые бабой Ягой, похитили Снегурочку, спрятав её в лесу. И только смелым советским пионерам удалось освободить её из неволи. Силы зла непримиримо вели борьбу с силами добра, которое в конце концов восторжествовало. Лиса и волк позорно бежали, а баба Яга перевоспиталась. Дед Мороз, Снегурочка и пионеры спешили на празднование Нового года.

Час, отведенный под спектакль, пролетел в один миг. И весь этот часомиг Анечка «была» там, на сцене. Вместе с отважными пионерами Анечка помогала Снегурочке преодолевать козни злодеев. Анна Геннадиевна ловко перехитрила лису, обманула глупого волка и немножечко завидовала пионерам, потому что те, боролись со злом по-настоящему, а она – понарошку.

В конце спектакля Аня хлопала так, что у неё заболели ладони. Дед Мороз со сцены пригласил всех детей в зал, чтобы посмотреть костюмы, в которых ребята пришли. И даже промелькнувшая мысль о явном фаворите – костюме цыплёнка не испортила юной Анне настроения, настолько ей было хорошо после спектакля.

Дама-скала появилась также внезапно, как и исчезла. Она быстро вывела детей из зрительного зала в фойе, где также быстро распределила их вокруг ёлки. Анечка сразу нашла глазами Славика – не заметить ярко-жёлтого вспотевшего под атласным «оперением» мальчика, было невозможно. Анна Геннадиевна протиснулась к Славику, она вдруг ясно вспомнила мамин наказ «не отходить от брата ни на шаг».

Дед Мороз загадывал загадки, дети наперебой выкрикивали отгадки, потом были весёлые конкурсы, а в конце все водили хоровод. К величайшему облегчению Анны Геннадиевны приз за лучший костюм не вручался, потому что деду Морозу понравились абсолютно все костюмы, и он не смог выбрать лучший. Поэтому он пригласил всех детей за подарками. Подарки – бумажные коробочки с некрасиво нарисованными медведями – раздавали красивые девушки в картонных кокошниках.

Получив подарки, Анечка и Славик, взбудораженные и счастливые, вышли в вестибюль, где их ожидали мамы. Упревший Славик наконец-то освободился от жёлтого «оперения». Надев верхнюю одежду, уставшие от ожидания мамы и счастливые дети отправились домой. По дороге Анечка рассказывала маме про хитрую лису, глупого волка, коварную бабу Ягу. В какой-то момент в её рассказе промелькнула фраза о том, что Аня и брат сидели в зале порознь. Мама с нарастающей угрозой в голосе поинтересовалась – почему. И Анечка честно рассказала, как тётя-скала увела её и других детей в зал, потому что им было меньше семи лет. Поэтому она сидела почти у самой сцены, рядом с рыжей девочкой и мальчиком-пиратом, и ей было всё очень хорошо видно. А старшие ребята и Славик сидели на дальних рядах.

С каждым Анечкиным словом, мамино лицо мрачнело и приобретало суровое выражение. Сдвинув брови, она грозно сказала, что надо было оставаться со Славиком, а для этого надо было просто не поднимать руку и всё. Тогда бы их не разлучили, и она бы весь спектакль сидела рядом с братом!

Анна Геннадиевна недоумевала. Она честно ответила, что ей нет ещё семи лет, и именно поэтому она сидела на хорошем месте почти рядом со сценой – младшим предназначались места поближе. Что в этом плохого?

Мама обвинила Анечку в непродуманности – «Какое странное слово?», – думала девочка. Женщина продолжала упрекать дочь. Оказывается, надо думать головой, прежде чем что-то делать (а то Анна Геннадиевна об этом не знала)! Далее последовал какой-то дурацкий пример про то, как все непременно пойдут прыгать с 9-го этажа и следовавший за этим риторический вопрос: «Ты что, тоже прыгнешь?»

Хорошее настроение таяло как эскимо на батарее. Анечке так не хотелось его терять. Пришлось оправдываться и защищаться, объясняя маме, что честность – это очень хорошее и важное качество, и что и мама, и папа, и Анечкина бабушка всегда говорили о том, что надо быть честным, и даже пионеры из сказки об этом говорили. Поэтому она, Анечка, поступила честно, сказав, что ей нет ещё семи лет, совсем как тот мальчик из рассказа про честное слово. Ведь мама же сама неоднократно ставила этого мальчика в пример. Как же в том рассказе говорилось? «Ещё неизвестно, кем будет этот мальчик, когда вырастет, но кем бы он ни был, можно ручаться, что это будет настоящий человек». Анечка очень хотела стать настоящим человеком, поэтому для начала стала честной.

После такого литературного козыря мамин гнев утих, и Анна Геннадиевна чётко для себя уяснила, что честность – это волшебная палочка, которая гасит чужой гнев.

Шли годы. Анечка превратилась в настоящую Анну Геннадиевну. У неё была норковая шуба и целый отдел сотрудников, за которых она отвечала.

Анна Геннадиевна была умная, эрудированная, но неуверенная в себе стеснительная особа. Владея двумя иностранными языками, зная основы менеджмента, управления персоналом и бухгалтерии, она считала все эти навыки само собой разумеющимися. Поэтому как само собой разумеющееся, росло и количество дел, которые она выполняла, при этом зарплата стояла на месте. 

Но жизнь так интересно устроена, что рано или поздно она расставляет все на свои места.

Сотрудники из отдела иногда увольнялись в поисках лучшего места, женщины выходили замуж, мужчины шли на повышение, и только Анна Геннадиевна никуда не шла. Вернее, она ходила на работу и даже каждый день целых пять раз в неделю, однако это никуда её не приводило. Пока в конце концов не завело в тупик.

Тупик подкрался незаметно в морозный зимний день. Он указал ей, что за одну зарплату она выполняет свою работу, часть работы недавно переведенного в другой офис Кирилла Ивановича, большую часть работы вышедшей замуж Леночки и ещё кучу каких-то мелких дел и поручений, которые она точно выполнять не обязана. Анна Геннадиевна попыталась вспомнить, когда эти дела вошли в круг её обязанностей, но так и не смогла. Видимо это случилось очень давно. Комок подкатил к горлу. Чтобы не расплакаться, Анна Геннадиевна наклонилась и стала завязывать несуществующие шнурки. Но стоило голове опуститься, слёзы хлынули из глаз, как водяной поток из прорвавшейся плотины. Она чувствовала себя раздавленной и разбитой, ощущая всем нутром вес навалившегося тупика.   

Отсутствие Леночки, Кирилла Ивановича и прочих оказалось весьма кстати. Её слёз никто не увидел. Проплакав ровно 13 минут, она наконец осознала, что в её жизни надо срочно что-то менять. Иначе тупик додавит её окончательно.

Вернувшись домой после работы Анна Геннадиевна разыскала телефон одноклассницы, которая знала всё, потому что была замужем за следователем.

- Тебе нужен психолог, срочно! Одна ты не выберешься из этой ямы – уверенно изрекла одноклассница, выслушав историю Анечкиного осознания. – У моего мужа был какой-то кудесник. Я скину тебе визитку. Через полчаса фото перламутровой визитки с номером телефона кудесника человеческих душ обозначило своё прибытие, пиликнув в мессенджере.

На визитке значилось «Штейн А.М., гипнотерапевт». «А вы – мужчина или женщина», - раздался в голове голос Евстигнеева. «А какая собственно разница…» - подумала Анна Геннадиевна и дрожащей рукой набрала номер. 

К её величайшему облегчению гипнотерапевт оказалась Александрой Михайловной. «Всё-таки с женщиной как-то попроще», - обрадованно подумала Анна Геннадиевна.

В назначенный день и час Анна Геннадиевна явилась к гипнотерапевту. Штейн оказалась брюнеткой средних лет, одетой в джинсы и коричневую водолазку.  Анна Геннадиевна даже уловила некоторое внешнее сходство с собой, чему обрадовалась.

Кабинет гипнотерапевта утопал в приглушённом свете, разбавляемом неоново-голубым свечением аквариума, в котором плавали рыжие вуалехвосты, похожие на маленьких карасей. Посередине кабинета стояло бордовое кресло. Обитое велюром. С отполированными временем деревянными подлокотниками. Честно!

Штейн предложила Анне Геннадиевне присесть, указывая на кресло коричневым рукавом. В этот момент где-то глубоко внутри то ли тела, то ли головы, Анна Геннадиевна сама не понимала где именно, раздался щелчок и начала раскручиваться юла. С каждым оборотом от неё отскакивали какие-то звуки или образы. Они быстро вспыхивали и тут же угасали в сознании Анны Геннадиевны, не давая ей возможности, осознать их. Только едва заметный запах пыли щекотал ноздри.  И это происходило некоторое время, до тех пор, пока Анна Геннадиевна не ощутила под своими локтями отполированные временем подлокотники. И она моментально оказалась там, на ёлке в Доме культуры в далёком 1982 году. Штейн что-то говорила, но Анна Геннадиевна её не слушала, вернее она её слышала, но не понимала, а скорее понимала, но не осознавала её слов или если уж говорить совсем точно, то осознавала, но как-то по-другому. А Штейн всё говорила, говорила, говорила… И в какой-то момент Анна Геннадиевна поплыла.

Она плыла в желтом атласном море, на волнах которого плавали алые поролоновые гребешки, и от этих волн пахло мандаринами и хвоей, а на ладонях ощущался липкий след подтаявшего шоколада, а во рту – его горьковатый вкус … И где-то вдали белел одинокий парус, и постепенно приближаясь, он становился всё отчётливее и отчётливее… И вдруг Анна Геннадиевна поняла, что это не парус, а страница, вырванная из книги. И она пыталась разглядеть напечатанные слова, которые складывались в предложения. Но ей никак не удавалось их прочитать, потому что буквы всё время плясали, меняли свой размер и менялись местами…  Вдруг откуда-то вынырнула лиса с пионерским галстуком на шее. Она улыбнулась нарисованными усами и ткнула лапкой в какое-то слово. Раздался характерный звук рвущейся бумаги, и небольшой кусочек паруса словно осенний листок опустился к ногам Анны Геннадиевны. «Честное слово. Леонид Пантелеев», - прочитала она.

«А лисички взяли спички, к морю синему пошли, море синее зажгли…» - парус вспыхнул и загорелся, и Анна Геннадиевна увидела, как пламя постепенно выжигает слова, превращая их в пепел… И пепел превратился в неуклюжие снежинки, которые смешно кололи Анну Геннадиевну в нос и путались в ресницах… И под скрип январского снега Анна Геннадиевна ощутила себя рыжим вуалехвостом, похожим на маленького карася, мягко перебирающего вуалевым плавником в неоновых глубинах … И от этого безразмерного ощущения свободы то ли у Анны Геннадиевны, то ли у рыбки-вуалехвоста волшебная палочка выскользнула и провалилась в бездонную синеву океана, исчезнув там навсегда…

«Три…два…один» - раздалось почти над самым ухом Анны Геннадиевны, и ей немедленно захотелось открыть глаза. Напротив неё всё так же сидела Штейн, вокруг разливался всё тот же приглушенный свет. Анна Геннадиевна потянулась…и вдруг ощутила себя улыбающейся. Это было непривычно и необычно. Женщины ещё немного побеседовали, оговорив следующую встречу, после чего Анна Геннадиевна, вышла из кабинета.

На улице стемнело. Шёл снег. Падающие снежинки смешно кололи Анну Геннадиевну в нос и путались в ресницах. Те, что долетали до земли, навсегда таяли на сером влажном асфальте, от которого дробью отскакивал звук каблуков. В этот момент Анна могла обнять весь мир. Ей хотелось бежать и прыгать, если бы не каблуки. И тогда она решила просто настукать каблуками любимую с детства песенку. Шевеля губами слова и выстукивая каблуками мелодию, Анна Геннадиевна двигалась по бульвару.

Выполняя очередной притоп с поворотом, она случайно налетела на чью-то спину. «Танцуете?» - спросила спина приятным мужским голосом. «Пою!» - ответила Анна Геннадиевна, немного покраснев. «Простите, я не нарочно», - спохватилась она. «Ничего, всё в порядке, - продолжил голос, - вы так заразительно танцевали, что мне очень захотелось к вам присоединиться. Вы не против?»

По бульвару, разговаривая и улыбаясь, шли мужчина и женщина. Со стороны казалось, что это хорошие старые друзья, невидевшиеся много лет и им есть о чём рассказать друг другу. Их движения были настолько синхронные и слаженные, что было не понятно, чьи каблуки издают цокающий звук, и только логика подсказывала, что каблуки женские. Пара постепенно удалялась вдаль, пока не скрылась из вида.

Александрия Садофьева, гипнотерапевт