|
|
Лечение булимии в психоаналитической парадигме.Автор статьи: Куликова Марина Геннадиевна
Конспект семинара с Деборой Блессинг (программа повышения квалификации «Психоаналитический подход терапии РПП «При чем здесь еда») Краткий конспект для специалистов. Мы различаем несколько типов булимии:
Для аналитического психолога важен смысл симптома. Что манифестирует симптом? Симптом говорит о внутреннем психическом страдании, и у каждой пациентки оно свое, уникальное. Как правило краткая история пациентки рассказанная на первых сессиях укажет на то, от чего фактически она страдает. Потому что от рвоты она не страдает. Рвота или переедание помогают ей справляться с психическим страданием. МК:Поэтому быстрое и эффективное избавление от симптомов не является целью аналитической терапии. Лишить клиентку симптома означает лишить ее того способа, которым она справляется со своей болью. Клиентка также чаще всего не может прямо говорить о своей боли и страдании, так как она не понимает, не может вербализировать его. Поэтому важно прислушиваться к своим ощущениям и к тому, что на втором плане происходит на сессиях- что разыгрывает клиентка с терапевтом, какое послание и какой конфликт. Ханна Сигал говорит нам о том, что симптоматика выражает нам не символизированные части, эквивалент «травматического опыта». Симптом – это форма коммуникации. Клиентка не может символизовать свои переживания, то есть дать им слова.
В булимических приступах часто есть ритуальность. Диссоциация- крайне желаемый исход приступа. Отрешение от боли, успокоение. В булимии есть много от садо-мазохистической динамики. Та боль, которая сопровождает рвоту является искомой. Есть клиентки, которые удовлетворяются единой рвотой, есть, которые ее повторяют многажды за приступ. Есть те, которые вызывают рвоты сразу же после еды, а есть те, которые ждут, пока еда больше переварится, тем самым вызовет сильнее ожог пищевода.
Сама примитивность симптома указывает нам на опыт ранних отношений с матерью- раннее кормление. Это ситуация двоих: «мать и младенец», и это опыт очень тесного телесного взаимодействия. Триггер - это раздражение или тревога, а вовсе не голод. Многие клиентки говорили о том, что совершенно не были голодны в момент приступа. В булимии есть фантазия о срочности, невозможности пропустить приступ. Происходит регресс- тестирование реальности снижается. Желаемое состояние сознания- это уход от тревоги, которая беспокоит клиентку. Контроль и всемогущество они получают от попыток контролировать свое тело в спортзале или от тренировок. Клиентка боится фрагментации- распадения на части, переживания опыта, что ее нет. «Одна клиентка на группе сказала, что ей нестерпимо быть зеркалом чьих то чувств, как будто она зеркало, которое вот-вот расколется на тысячи частей.» В чем символизм обратного движения еды по пищеводу? Становится ли пищевод кишечником, или желудок маткой? Ощущает ли клиентка эту еду, чувствует ли ее вкус? Способна ли наслаждаться ею? Клинический опыт говорит о том, что клиентки используют самую разную еду для приступов, как мягкую сладкую, так и вполне трудно усваиваемую. Но срочность и компульсивность приступа- вот что объединяет их. Плюс диссоциативное переживание. Приступы, устраиваемые в выходной день в кровати очень сильно напоминают нам о матери- присутствие телесной погруженности в чьи-то объятия. Здесь всегда есть конфликт. Она хочет и не хочет продолжения этих приступов, она может начать жить без них и не может. Жир, вес, женские формы, которых они боятся- у каждой клиентки всегда означает разное. Иногда стать толстой это стать слишком мягкой и слишком податливой. Эти клиентки часто фиксированы на оральной фазе, это оральный голод, пустота внутри. Мы чувствуем это часто по тому, как они сжирают нас глазами на сессиях. Придвигаются к нам ближе и ближе на краешках кушетки. Они часто манифестируют неконтролируемые закупки или мелкое воровство в супермаркетах. Но этими товарами невозможно воспользоваться во благо. Они захламляют ими квартиру и потом избавляются от них. Как и от еды. Они в целом ведут саморазрушительный образ жизни- перерабатывают, курят или употребляют алкоголь, имеют множественные сексуальные связи, не защищаются в них. У них как будто нет меры, они не могут эту меру осязать, почувствовать.
В булимии есть много от анальной динамики, особенно если клиентка использует слабительное. И в этом надо искать переживание стыда. Стыда о том, что испытываешь жизненную потребность. Унижение. Что-то есть в послании клиентки и в ее стремлении все превратить в фекальные массы. Из сессий клиентки устраивают себе переживание унижения: ведь им приходится рассказывать нежелательное и постыдное. Терапевт при этом превращается в садистическую фигуру, которая открывает тайное и требует больше и больше подробностей. Грязь- вот что приходится вываливать им на сессиях. Грязные физические процессы.
И все эти клиентки всегда чрезмерно возбуждены. В их приступах есть оргаистическое переживание голода. Голод и насыщение переживается как возбуждение, можно сказать сексуальное. Тело живет в ритме : поглощение-рвота или механистические упражнения. В этих ритмических телесных переживаниях есть много спутанного и есть сильное желание избавиться от телесного напряжения и возбуждения. Еда же превращается во что-то плохое. Это преследователь. И если не удается избавиться от еды, то остается ощущение своей плохости. МК:Можно предположить, что эти клиентки во время кормления были перестимулированы или напрасно телесно стимулированы, так как у них остается «воспоминание» того, что еда это стимуляция. В жизни они часто замещают булимическую активность и сексуальную активность, при этом такая активность часто промискуитет. Внутри- огромная пустота, которую невозможно заполнить. Булимия или переедание помогает поддерживать клиентке целостность. Терапия часто воспринимается как очищение и как унижение. Как можно оставаться в терапевтическом контакте с такими клиентками? Вот это основная задача и трудность терапевта. Если мы чрезвычайно концентрированы на ее симптоме и привычках еды, она может воспринимать нас как стыдящих. Если нет- то как бесполезных. Как терапевтам оставаться сконцентрированными на симптоме, не показывая это внешне? Основное, на чем мы удерживаем свое внимание- контрпереносные реакции: что происходит в кабинете? Создание своего собственного Тезауруса- языка, метафор, на котором мы с клиенткой говорим о ее приступах- это как создание символической функции, которая не была сформирована в детстве, и поэтому выражение отправляется напрямую в тело. С клиентками важно не быть категоричными «это ваша зависть», «это ваша жадность», очень важно найти свой язык для того, чтобы сказать ту же мысль: « вы бы хотели съесть много маленьких терапевтов на сессии». У такой клиентки всегда есть фантазм: либо о поглощении, либо о том, что ее поглощают. Почему все таки еда? Почему травматическое переживание отправляется в отношения с едой? Потому что еда это мать.Не символизированная и неусвоенная фигура. О важности применения медикаментов во время психотерапевтического лечения: всегда важно обговорить с клиенткой то, что таблетка не является волшебной и не излечит ее от конфликта и переживания, а с другой стороны прием медикаментов не должен помочь клиентке «исторгнуть» психо-терапию. Очень зависит факт приема препаратов от того, есть ли у клиентки в жизни реальная поддержка. И если она одна в этом холодном недружелюбном мире, то прием препаратов более желателен. Тогда таблетка может быть ей дополнительным источником утешения. Булимия- более женское переживание. Мужчины конфликты склонны отправлять в алкоголь или наркотическую зависимость. У многих клиенток был детский травматический опыт насилия, иногда членами семьи. Их всегда объединяет переживание недостаточности защищенности со стороны родителей. Границы и установление границ в терапии- очень важная часть терапии. Очень важно устанавливать эти рамки для них.
Переживание пре-смертного состояния в булимии. Ни жива и ни мертва, конфликт между жизнью и смертью, притягательность смерти и уход в «ничто»,- это часто демонстрируют пациентки с булимией. Если нам доступна их детская история, то мы можем узнать о преждевременных родах, о разделении с матерью в раннем детстве. Часто такое «ничто», плоская пустота происходит в терапевтическом пространстве. Отсутствие аффекта. Затерянные в пространстве и времени, эти клиентки могут на сессиях быть со мной и быть без меня. Фактически не жива, нет в ее переживаниях жизни. Терапевтическое пространство становится мертвым, в нем ничего не происходит. Защитить такую клиентку, взят ее к себе на колени, вот что иногда хочется терапевту. Но надо понимать, что клиентке этого не надо. Ни защищенности, ни утешения, ни инсайтов. Они не знают, чего хотят от аналитика. Аналитику хочется их потрясти, чтобы они проснулись, ожили. Мать в раннем кормлении часто принуждает ребенка жить. Что-то не так в физиологии ребенка: то ли ему больно сосать, то ли глотать, то ли у него колики от молока, но ему не хочется есть, и мать насилует его во время кормления, заставляя его есть и жить. И мать же чувствует себя преследуемой этим «плохим» ребенком, который ни в какую не хочет принимать свою мать. Есть видео от 1967 года о кормлении материями младенцев, и от этого видео модно прийти в ужас. Фактически мы имеем дело с этим ребенком- который отворачивается от матери и от того, что она ему предлагает. В последствии все разумные ограничения воспринимаются в штыки. Булимия, часто дебютирующая в подростковом возрасте будет иметь мощный проявленный конфликт ребенка с родителем « я ненавижу вас! Я ненавижу свою зависимость от вас! Я ненавижу все, что вы мне предлагаете, потому что это все- не для меня, я этого не просила!» Такой клиент считает, что все, что ему нужно, у него есть у самого одного. Он фактически ненавидит свою зависимость от других. Эти другие хотят его съесть. Другой всегда вторгается или не дает что-то, удерживает что-то важное.
Фактически мы имеем желание, чтобы тот Другой умер. Смерть и умирание их очень интересует. Они хотят устранить жизнь из переживаний своих отношений с Другим, обезжизнить свои отношения. Часто они решают вопрос «Могу ли я быть живой?» и «Могу ли я быть отдельной?». Это могут быт дети, от которых родители не ожидали, что они выживут, замещающие дети, рожденные вместо утраченного или выжившие после смерти сиблинга. МК:История часто умолчена, но перед рождением этого ребенка мог быть аборт у матери. В их деструктивном поведении часто есть поиск поражения другой фигуры и триумф этого поражения. Поэтому они не стремятся вылечиться. Им важно привести к поражению терапевта. Это само-деструкция исходит от очень ранней неспосбности создать хороший внутренний объект и от очень маленькой способности к саморегуляции. Их «другими» проявлениями могут быть самопорезы, выщипывание, выдирания, откусывание ногтей и кутикул. Они испытывают наслаждение от наблюдения собственного саморазрушения. Вспоминается сказка о Хансель и Гретхель – о двух несчастных младенцах, отправленных жестокой и голодной матерью в холодный лес. МК: Кажущееся спасения и найденный пряничные домик, который манил насыщением, превращается в новую ловушку. Новая плохая женщина, коварная обманщица угрожает жизнью детям, и ее необходимо уничтожить. Очень интересно, почему фигура младенца в сказке раздвоена на сиблингов. Возможно, это следы воспоминания о диссоциативном опыте: нас двое -один из нас жив, второй мертв. Мы помним, что мать в сказке преследующая, а отец слабый и послушный. Категория: СТАТЬИ » Статьи по психологии Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|