Интервью с доктором А. Г. Данилиным о психическом здоровье…

Интервью Ирины Герулайте с Данилиным Александром Геннадиевичем.

«Что такое психическое здоровье и с чем его едят»

На приеме у доктора Александра Геннадьевича Данилина, точнее – на интервью с ним, (хотя в данном случае, это, пожалуй, одно и то же), мне удалось узнать, как лень и преднамеренное забывание истории может стать врагом для психического здоровья.

О том, какие последствия для психики может вызвать популярный лозунг «живи здесь и сейчас!»  и где корень зла у «позитивного мышления».

Но же все главное, что удалось узнать, хранится в его речи. В его голосе и интонации, в том посыле к собеседнику, к которому он проявляет интерес, что нечасто бывает в наше время, когда каждый так озабочен только собой. А речь, между прочим, по словам мастера, это первый шаг от тревоги – к здоровью.

Московский психотерапевт, известный на всю страну своей программой «Серебряные нити» (о душе и ее странствиях), с помощью которой многие из нас стали жить чуточку осмысленней, а в итоге – интересней, принял меня в своем кабинете в Доме журналиста.

Там было одновременно и уютно, и ответственно.  Я сразу как-то подтянулась, и все лишнее ушло из головы само. Наверное, потому что профессия врача сказывалась на всем  его облике. Но все-таки больше, гораздо больше и отчетливей в речи Александра Геннадьевича мне увиделся глубокий мыслитель,  философ, человек высокой эрудиции и прекрасного воспитания. И мне кажется, что любой, даже самый больной пациент, должен автоматически выздороветь от одного его вида, умения слушать и способа разговаривать - доносить мысль.

Мы говорили о понятии психического здоровья. Иногда не так-то просто понять, хорошо ли отлажены весы, на которых хранится гармония твоей души, есть ли признаки искажений в восприятии реальности? Может быть,  надо заняться коррекцией взглядов и реакций? Где тот золотой камертон, который  поможет тебе уловить отклонения от своего избранного пути?

Ведь, согласитесь, если тонко и точно чувствовать моменты лжи или компромисса, когда ты идешь в этом направлении, то можно успеть затормозить, оглянуться и дать возможность себе подумать. И остаться целым и невредимым. В принципе, в беседе с Александром Геннадьевичем, мы говорили о способах взаимодействия с миром. О том, как наша душа на самом деле стремится к контакту с людьми, хотя частенько  мы, словно нарочно, строим плотины и дамбы, чтоб преградить волну естественного интереса к миру другого человека.  И о роли компромисса  в жизни человека, особенно человека творческого. С огромным интересом слушала я его высказывания по поводу Москвы – города, который многим из нас давно стал родным.

А.Г. - Время, в котором мы сейчас живем – явно не самое сложное для нашей страны. Стоит вспомнить 1905 год, 1917, Первую мировую войну, потом Гражданскую войну в России, тридцатые года XX века, Вторую мировую войну, послевоенную разруху. На место памяти мы ставим картинку из детства, а это, можно сказать, галлюцинация. Всем, у кого есть ностальгия по советским временам, стоит вспомнить пустые прилавки, невозможность напечататься, дефицит и недостаток информации.

Возможно, наша главная психологическая проблема и причина современных «психозов» – сама «современность» или забывчивость. Стараясь быть современными, мы вытесняем из сознания болезненные проблемы прошлого нашей страны и городов, в которых живем. Точно так же мы пытаемся вытеснить из сознания свои собственные ошибки и неудачи, пытаясь жить одним днем. Наша забывчивость и нежелание задумываться о прошлом, отказ от использования духовного наследия предков, прошедших через войны, революции и лагеря, мстят нам, проявляясь как депрессии, навязчивые страхи и даже галлюцинации.

Дело в том, что понятие «современность» используется сейчас как искусственное ограничение, как некая камера, в которую человек заключает сам себя, ограничивая мышление и восприятие. Решив «жить одним днем», мы «завязываем глаза и уши», передвигаясь в наушниках и не отрывая глаз от смартфона. Мы ограничиваем себя, пытаясь избавиться от тревоги и беспокойства, но результатом оказывается нарастание уровня тревоги.

А.Г.: Изучая подобные исторические катастрофы, человек внутренне подготавливает себя к неожиданностям и ударам судьбы. Как это ни печально, нам важно научиться понимать, что нашим предкам доставались куда более тяжёлые судьбы. Читая о концентрационных лагерях наши дети могут понять, что такое человеческое достоинство и как человек может сохранить его и свою честь, невзирая на невыносимые условия и обстоятельства. Кроме того, психологические паттерны взаимоотношений лагерных надзирателей и заключенных по уголовным и политическим статьям, и по сей день, увы, определяют структуру взаимоотношений в обществе. То, что мы называем «психологическим ресурсом личности» содержится, в первую очередь, в прошлом народа, включающем, конечно, и литературное наследие.

Мы сейчас много говорим, например, о профилактике агрессии у молодежи. Однако, может существовать только одна форма профилактики агрессии – ребенок или юноша, должны понимать боль, которую переживает жертва насилия. Если исключить физическое наказание, как способ профилактики, то останется только литература. Без «Преступления и наказания» или «Колымских рассказов» В. Шаламова, документальных книг о концлагерях, никакой профилактики не проведёшь.

Если давать определение психическому здоровью, то я бы дал свою, субъективную характеристику – психически здоровый человек, это человек, умеющий управлять эмоциями и мыслями. Для этого ему необходимо свободное владение родным языком и опыт описания переживаний человека, который можно получить только в прошлом, в «колодце памяти», как это называл М. Кундера, формируемом прочитанными книгами.

Именно в книгах человек может подчерпнуть принципы нормального мышления или нормального отношения к окружающей реальности, которые он сможет использовать для контроля над своими чувствами и эмоциями.

В свою очередь, нездоровый человек, — это человек, не задумывающийся о происхождении своих мыслей и эмоциональных реакций. Процесс самопознания в европейском мышлении, в первую очередь основан на чтении - на сопоставлении своей экзистенциальной ситуации с ситуацией литературных или исторических персонажей. Герои кино и виртуальных игр не способны дать достаточно материала для такого сопоставления, поскольку формат киноленты краток, образы фиксированы, а вербального материала, для построения на его основе принципов собственного мышления, недостаточно. Кинолента, не смотря на хорошую актерскую игру, всегда предельно упрощает описание чувств.

Психическое нездоровье основано на смутном ощущении того, что эмоции и мысли производятся не самим их носителем, - его волей, а возникают независимо от индивидуального сознания – «сами по себе». Мы часто не можем ответить на вопрос почему мы раздражены или на что обижены, отвечая «без причин» или «просто так».

«Просто так» (если этот оборот не означает отказ от диалога) означает попытку снять с себя ответственность за свои слова, чувства или действия. Только избавить от ответственности они не могут – ведь их все равно произвел конкретный человек. «Слово не воробей, вылетит - не поймаешь», - гласит русская пословица. Попытка избавиться от ответственности, говорит о том, что человек, бессознательно считает (или ему хочется так считать), что за него думала и действовала какая-то иная сила.

Человек, говоря «у меня депрессия» или «у меня навязчивые мысли», не осознает, что  его эмоции или мысли являются, например, реакцией на бессмысленность своей жизни, а наоборот, считает что они возникают в голове сами по себе, помимо его воли.

Психическое здоровье и нездоровье – это вопрос о субъективном восприятии источника мыслей и чувств. Здоровый человек обнаруживает этот источник внутри себя, и всегда понимает, что существует внутренние причины его психических переживаний. Нездоровый человек, или человек с неустойчивой психикой, это тот, кто располагает источник мыслей и чувств во вне.

Фактически, это психическая зашита. Если я принимаю ответственность за свое психическое состояние на себя, то рискую пережить болезненное чувство вины. Защищаясь от чувства вины и тревоги, человек предпринимает попытку жить неосознанно: «легко» или «просто так», а когда эта попытка заканчивается неудачей, начинает разыскивать в собственном бессознательном виновников мыслей и чувств.

В поисках сил, виновных в его мыслях и чувствах, личность может воспользоваться паттернами мейнстрима. Виновниками могут стать родители (неправильное воспитание), психотронную войну, бесов, рептилоидов с планеты Нибиру, пришельцев; но самым распространенным в культуре способом отказа от самопознания является понятие «психическая болезнь». В нашей культуре только болезнь способна полностью избавить от ответственности.

Предельным проявлением бегства от ответственности окажется состояние, считающееся в психиатрии неизлечимой болезнью - «острым шизофреническим психозом». Это состояние, в котором воображаемые силы, управляющие сознанием, приобретают конкретные черты и включаются больными в структуру реальности.

Проблема функционирования понятия «психическая болезнь» в культуре и в сознании отдельного человека настолько серьёзна, что я написал об этом целую книгу. Скоро «Миф о шизофрении или настольная книга начинающего психа» появится в книжных магазинах.

А.Г.: Человек по своей природе изначально находится в ситуации неопределенности. Мы не знаем будущего. Это залог свободы сознания (возможности свободного выбора) и причина тревоги. Тревога – оборотная сторона свободы. Чем более неопределёнными являются взаимоотношения человека с реальностью (например, потеря работы), тем выше уровень его тревоги. То же можно сказать про внутреннюю, экзистенциальную человеческую ситуацию. Чем лучше человек понимает задачи конкретного периода своей жизни, че лучше он понимает зачем присутствует в этом мире, тем ниже уровень тревоги. Точнее говоря, тем легче человек её ассимилирует.

То, что мы сегодня называем психическими болезнями, есть способы защиты от нарастающей тревоги. Вопрос профилактики душевных болезней, это вопрос о взаимоотношениях тревоги и разума.

Я подробно раскрываю это в упомянутой книге, а кратко можно сказать следующее, - тревога зовёт человека к расширению горизонтов разума. Нам нужно разместить в сознании такие проблемы как неизбежная смерть, потеря или отсутствие любви или причины взаимного неуважения в обществе. К сожалению, лишь немодные сейчас философские принципы разума, позволяют человеку регулировать уровень тревожности. В античности «философией» называли духовные упражнения, в итоге которых вырабатывались «начала» - базовые принципы отношения с неопределенностью и временностью бытия.

Это средство борьбы с изначальной, человеческой тревогой. Тревоге можно противопоставить только то, что когда-то называлось ненужным современной культуре словом мужество. Мужественный акт понимания жизни и своего места в ней. Для того, чтобы принять жизнь, вместе с ее проблемами, не впадая при этом в так называемое «позитивное мышление». Нужно развивать описательные способности разума вообще и эмоциональный интеллект, в частности. Развитость этих качеств позволяет человеку оставаться собой даже в самых нечеловеческих условиях. Примеров тому много.

Примитивные способы защиты от тревоги, мы сегодня именуем «зависимостью». Вместо познания и принятия неопределённости мы пытаемся сделать мир проще – более определённым и понятным. Каждый человек упрощает мир по-своему: для одних единственной ценностью упрощенной реальности окажутся алкоголь или наркотики; другие попытаются спрятаться от реальности на собственной даче, третьи откажутся от реальности вообще и ограничат свой мир фантазиями или галлюцинациями. Все то, что сегодня именуется психическими заболеваниями можно описать через понятие «зависимость».

Собственную зависимость от привычных обстоятельств внешнего мира мы часто называем «стабильностью» или «покоем». Это значит, что мы пытаемся, как писал Эрих Фромм, совершить бегство от свободы. Одним из способов бегства и оказывается психическая болезнь. Это значит – для профилактики заболеваний, нам нужно не только научиться мыслить о самых сложных проблемах нашего бытия, но и научиться мыслить свободно. Нам нужно учиться ощущать свободу и возможность перемен не только, как неопределенность и тревогу, но и как ценность. Это не абстрактное заявление: существуют вполне конкретные приемы и методики, предполагающие обучение внутренней свободе.

Тревога – одно из важнейших человеческих чувств. Нам с вами нужно относится к ней как к чувству, а не как к болезни. Для того, чтобы не пугать читателей философией, можно описать главное в профилактике душевных заболеваний, как необходимость развития эмоционального интеллекта. Современный язык беден, в нем почти не осталось слов для описания эмоциональных оттенков и полутонов. Упрощение языка, кстати говоря, - одна из форм примитивной психической защиты от тревоги.

 Речь, способную описывать тончайшие нюансы человеческих эмоций, в недавнем прошлом развивала школа – ставшие, вместе с введением ЕГЭ, ненужными гуманитарные предметы: уроки литературы, русского языка, музыки и ритмики в начальных классах. Многие современные молодые люди не могут объяснить словами состояние своей души; не могут объяснить своих эмоциональных проблем – рассказать о наболевшем. «Молчание», невозможность выразить себя, возникает от бедности словарного запаса. Бедность языка делает людей инфантильными. Взросление происходит поздно. Именно развитость эмоционального интеллекта делает личность зрелой, а сегодняшняя молодых людей речь все больше и больше напоминает рекламные слоганы.

«Бетховен перевернул мою жизнь. Мне было лет двенадцать, я слушал "Аббу" и все такое. "Супермакс". "Крутица волчок-чок-чок... ". А тут пришёл со школы и с хера ли - пятая симфония. И все, короче. Я взял у отца деньги и купил все фортепианные сонаты этого придурка. Потом Гегель, Достоевский и жизнь, в общем, так и не сложилась. Мог бы стать Дерипаской... Детям нельзя все это. Пусть живут е***шками, добиваются успехов. Будете гордиться. Я серьезно. Не допускайте детей к нормальной музыке и литературе. Их потом будет от всего повседневного тошнить, а жить надо. Даже после Сервантеса видеть всю эту херню вокруг без слез невозможно. Надо что-нибудь легкое, оптимистичное, чтобы ребёнок мог стать прокурором области или вице-премьером».

А.Г.: Да, это замечательный пример отчаянья, охватывающего сегодня интеллектуалов. Ответ прост: любитель Бетховена и Достоевского в любом случае сможет чувствовать свою жизнь осмысленной, сохраняя способность понимать и описывать то, что происходит в душах окружающих людей. Это и есть залог душевного здоровья.

Что касается людей, лишенных языковой культуры, людей без Бетховена и Достоевского, то стать прокурорами, вице-премьерами или «Ксениями Собчак», удастся все равно очень немногим. Большинство «безъязыких» людей будет пущено окружающей их культурой в «расход».

В лучшем случае они превратятся в хронических пьяниц, а в худшем – в постоянных клиентов психиатрических больниц. Большинство отечественных психиатров примерно так и считает: «все вокруг шизофреники, и всех нужно профилактически лечить, желательно с раннего детского возраста». Под лечением имеется в виду прием психотропных препаратов, ограничивающих деятельность психики, а значит – вызывающих зависимость. Зависимость и от препарата, и от людей, которые его назначили.

Упрощение речи приводит к все большему и большему ограничению эмоциональной жизни. Если у человека отсутствуют способы описания и передачи охвативших его чувств, то он начинает ощущать собственные эмоции как нечто чуждое: кажется, что не я управляю чувствами и мыслями, а они, возникая где-то вне меня, управляют мною.

Боюсь, что именно этот процесс отчуждения того, что человек не в состоянии осознать в себе самом, отечественные психиатры именуют «вялотекущей шизофренией».

Если образование не выполнит свою главную задачу – научить человека говорить, выражать себя, уметь построить свою систему взглядов, на которую можно положиться в сложные, неопределенные или переходные моменты жизни, то мы все окажемся во власти психиатрии.

А.Г.:  Дело в том, что для меня личность человека – структура динамическая. Мы меняемся вместе с возрастом, и меняться человеку позволяют негативные эмоции. Депрессия, — это чувство вины, которое мы испытываем перед собой или окружающими, позволяет делать выводы из прошлого, помогает почувствовать, что именно в своем поведении или в амбициях нам нужно изменить. Тревога или чувство неопределенности и бессмысленности жизни требует от нас построения планов на будущее – каждый знает по опыту. Чем отчетливее и подробнее план, который ты строишь, тем меньше тревога.

Человеку, не переживающему депрессию и тревогу, меняться не нужно. Действительно, зачем меняться, когда ты чувствуешь, что у тебя всё хорошо. «Позитивное мышление» окажется всё тем же упрощением языка или попыткой вытеснить из сознания вину и тревогу.

В европейской культуре такая попытка не может оказаться удачной. Отказ от вины и тревоги означает отказ от прошлого и будущего: от воспоминаний (в том числе счастливых) и от желаний, включая желание жить осмысленно и желание быть уважаемым другими людьми. Ни одно из человеческих желаний невозможно удовлетворить полностью, поэтому само понятие «желание» включает в себя некоторую форму голода, тесно связанную с тревогой.

Если человек пытается мыслить позитивно, не отказываясь от желаний и воспоминаний, то такая попытка оборачивается безразличием и агрессией. Человек продолжает испытывать желания, при этом ставит на первое место то, что мы называем «шкурный интерес». Разумеется, это выражается в форме презрения к окружающим и открытого цинизма, не имеющего никакого отношения к позитивным чувствам. Такой человек пытается не задумываться о возникающем чувстве вины по отношению к другим, но его догоняет чувство вины перед собой.

Единственный способ избавиться от чувства вины перед самим собой по мнению такого человека, это цинизм по отношению к себе самому – агрессивное отношение к своим прошлым ценностям и воспоминаниям. К счастью, до физической агрессии по отношению к себе дело доходит редко.

 «Позитивное мышление» незаметно превращается в сильную раздражительность. Человек пытается поймать неуловимое настоящее, а вина и тревога постоянно отвлекают от этого процесса, лишая всякого удовольствия от собственной позитивности.

Позитивное мышление оказывается верным способом освобождения от позитивных чувств. Человек двойственен. Наша психика извлекает энергию из взаимодействия полярно противоположных начал. Если человек не знает, что такое напряжение – он не может расслабиться. Что такое счастье человек может понять только имея опыт несчастий. Позитив и негатив – лишь две стороны одного и того же переживания. Первое без второго невозможно. Если мы признаем существование только позитивной стороны восприятия, негативная сторона проявляется сама собой. Карл Юнг утверждал, что самопознание невозможно без осознания скрывающегося в душе негатива, который он именовал «Тенью».

От себя добавлю. Знаменитая книга Эриха Фромма «Бегство от свободы» актуальна во все времена – вероятно, она должна быть настольной книгой у любого, кто исследует себя и мир. И позитивное мышление — это своего рода дилетантизм, заблуждение насчет себя и своих возможностей. Или своего рода компромисс, уклонение от своей, человеческой цели. Если можно так выразиться, «профессиональный подход» к мышлению никогда не может быть «позитивным».

A.Г.:  Борьба противоположностей в человеческой душе не разрывает личность на части до тех пор пока психическую деятельность направляет та или иная цель. Человек -существо телеологическое (целеполагающее). Обычно мы формируем разные задачи и цели на разных этапах жизни, но несмотря на это, с детства до старости остаемся теми же Александрами или Юлями. Наше чувство единства «Я» говорит о том, что у такого сложного понятия как отдельная человеческая жизнь, то же есть цель.

Русский философ Николай Бердяев считал целью человеческой жизни творчество: каждый из нас образ и подобие Божие, а значит, каждый должен создать свой собственный мир. В этом всеобщем и непрерывном творческом процессе присутствуют два вектора. Я бы назвал их векторами самостийности и подражания.

В процессе творения собственного мира элемент подражания необходим. Ведь мы творим в окружении точно таких же творцов как мы сами. Учитывать интересы других людей и целого общества необходимо, иначе творец превращается в разрушителя. Да и результаты нашего творчества могут оценить только другие люди, чтобы не утверждали мастера позитивного мышления, самооценки не бывает достаточно.

Самостийность – призвание или цель жизни отдельного человека, очень трудно отличить от подражания. На мой взгляд, существует один единственный критерий подлинного призвания, да и тот апофатический. Его можно понять через отрицание: человеческое призвание или цель его жизни, это то, что он не может не делать. Примерно также можно описать по-настоящему любимого человека – это человек, без которого я не мыслю своего существования. Никаким позитивным способом (перечислением качеств) любимого человека описать нельзя.

Самостийность и подражание – необходимая диалектика творчества. Творец, разыскивая путь к сердцам окружающих его творцов, должен искать компромиссы. Творчество вместе со смыслом жизни останавливается и в том случае, когда творец жертвует самостийностью во имя компромисса, и наоборот, когда он творит без всякого учёта потребностей и интересов публики, то есть людей, которым в конечном итоге всегда адресовано его творчество. В случае, который вы корректно именуете компромиссом, а я называю подражанием, творец исчезает, поскольку творцом на самом деле является публика или идеология, которой он пытается полностью соответствовать. Компромисс лишен любви и всегда является попыткой добиться власти (популярности у публики, больших гонораров). Однако до конца пожертвовать своей самостью невозможно. Творца, который пытается отказаться от собственного творчества, преследует тревога, которую приходиться «лечить» алкоголем или наркотиками.

Наверняка все помнят историю жизни поэта Владимира Маяковского. Искренне веря в идеалы новой, советской власти, он превратился в «поэта пролеткульта», попытавшись забыть о том, про то о чём не мог не писать. Причиной его самоубийства было не поведение Лили Брик, а мучительное предательство собственной самости, в результате которого его талант как будто счерпал себя до дна, а «пролеткультовость»  оказалась не нужна той самой власти, которой он пытался подражать.

Художник – всего лишь человек, ему проще следовать за модой, искать компромисс с трендами, подражать и копировать. Так, наверное, можно жить в достатке, но вот Муза… будет недовольна, и незаметно покинет художника.

Подражание культуре стремящейся упростить все языки, в том числе и язык изобразительный, ведет к зависимости от нее… с описанными выше последствиями.

Последний вопрос к мастеру касался связи культуры и психического здоровья. Как мировая культура влияет на нас, и почему мы так сильно поддаемся ее благотворному воздействию?

A.Г.: Я попробую определить что такое культура, лично для меня. Культура это, в первую очередь, текст – единственный текст, так или иначе объединяющий человечество. Отдельные «монады» - самореализующиеся индивидуальности, пишут этот текст вместе. Коллективное бессознательное, на основе своих мифов отбирает, что останется в культуре, а что исчезнет. Точно так же как в жизни отдельного человека: что-то мы любим всю жизнь. что-то забываем, а что-то стараемся оставить потомкам. Тексты культуры, как мышление отдельного человека состоят из вербальных, образных, звуковых и телесно ощутимых элементов. Культура хранит галерею значимых образов бессознательного, не зависимо от нашей оценки того или иного проявления культуры как «возвышенного» или «низменного».

Давайте попробуем дать определение такому понятию, как «уровень культуры». Если это текст, то это овладение человеком языками культуры. Владеть одним языком культуры, например, языком математики или «русским матерным», недостаточно. Попытка ограничить культурные языки, на которых мы говорим, приводит к использованию единственного освоенного языка как примитивной психической защиты. Психиатры, не желающие понимать своих пациентов и сочувствовать им, используют язык только своей специальности, не затрудняя себя освоением параллельных языков – психологии, психоанализа или литературы.

Очень многие взрослые и даже пожилые люди, рассказывают, что не понимают языка классической музыки и не хотят её слушать: «я люблю тяжёлый рок и мне его достаточно». Тем самым рок превращается в самоограничение, зависимость, не говоря уже о том, что сами создатели рок-н-ролла любили играть и вариации на темы классической музыки, и транспонировали собственную музыку для симфонического оркестра. Многим знаменитым музыкантом не было достаточно и классической музыки – они рисовали, писали литературные тексты, создавали популярные мелодии. Высокий культурный уровень, в контексте нашего разговора – еще одно название профилактики безумия.

Единое пространство культуры - единственный способ самоидентификации личности. Чем выше количество языков культуры, знакомых человеку, тем меньше у него тревоги – тем более свободным он себя чувствует. 

Из языков культуры складывается то, что мы называем индивидуальностью. Все, что мы прочитали или услышали оставляет свои следы, не определяя окончательно наших взглядов или поведения. Все знают, например, что Моцарт был масоном, но впечатления от музыки Моцарта ни одного человека не сделало масоном. Мы слушаем музыку, выбирая в ее бесконечных смыслах лишь то, что соответствует эмоциональной потребности души. Каждый раз одну и туже симфонию человек слышит по-разному, в процессе слушания созидая самого себя – совершенствуя свою эмоциональную жизнь.

Книги, как симфонии – живые души. Мы выбираем книги, и книги выбирают нас. В огромном тексте «Войны и Мира», я помню только короткие фрагменты, давшие, когда-то ответы на потаенные вопросы моей души. У каждого свой Моцарт и роман Толстого каждый «пишет» в своей душе по-своему. Из подобных «подхваченных» где-то фрагментов культуры, и состоит наше «я», то, что мы способны осознать в структуре собственной бесконечности.

Разум нуждается в еде, точно так же, как тело. Нам часто кажется, что мы сможем прожить без текстов культуры, но… без еды не проживешь. Единственная форма подлинного безумия – это атрофия языков разума.

Без того, что интеллектуалы считают «высокими проявлениями культуры» не может обойтись и «низкая», «массовая» или «поп-культура». Возьмем, к примеру, кинематограф. Невероятная популярность фильмов о Джеймсе Бонде, «Аватара» Джеймса Кемерона или мстителей компании марвелл, основана на образах высокой культуры, на том, что Карл Юнг называл архетипами, а наука чаще именует классической мифологией. Сверхъестественная удачливость Бонда, его способность находить выход из безвыходных ситуаций основана на его преданности британской короне. Король – помазанник Бога на земле. Преданность Бонда королеве дает ему удивительную свободу в принятии самостоятельных решений, что соответствует знаменитой максиме блаженного Августина: «люби Бога и делай, что хочешь». Аватар передает вечный миф о Спасителе человечества, рассказывает о способности человека к трансформации. Мстители, как и все комиксы и фильмы о сверхспособностях, достаточно точно передают древнегреческие мифы о героях. Геракл был полубогом в непосредственном смысле этого слова, он был сыном Зевса и смертной женщины. Для большинства из нас «богом» сегодняшнего дня стала наука вообще и генетика в частности. Герои наших сегодняшних надежд – дети, родившиеся от брака «науки» и человека. В современных мифологических рассказах, «быличках», «богами» становятся космические пришельцы. Из брака внеземной цивилизации и земной расы, на экране появляется «супермен».

Важно понимать, что создатели всех этих лент и комиксов тщательно изучали мифологию. Широко известно, что юнгианский аналитик и один из создателей концепции героического, Джозеф Кемпбелл, помогал Дж. Лукасу в выстраивании сюжета «Звёздных войн». Для того, чтобы захватить зрителя, события должны соблюдать последовательность, соответствующую древним мифам. Все перечисленные выше ленты без сомнения относятся к массовой культуре, однако популярность и окупаемость напрямую зависят от того насколько хорошо их создатели владеют языками высокой культуры. Развлекательный боевик о Джеймсе Бонде несет в себе архетип Служения, содержащийся, в том числе, и музыке великих композиторов, Баха или Бетховена.

Если творцы массовой культуры лишены связи с высокой культурой, то их произведения обречены на провал.

Мы коснулись темы кино, а что вы скажете о ситуации в живописи?

А.Г.: Говорить о живописи или кино вообще практически невозможно, слишком по-разному относятся к искусству его создатели. Живопись утратила свою былую роль. Зритель не задумывается над смыслом картин, живописное полотно стало для него предметом интерьера, украшением, которое должно услаждать взгляд, а не «грузить» смыслом. Художник больше не ставит перед собой задачу воспитания вкуса в публике, наоборот, он занят подражанием сиюминутным массовым вкусам. О таком воспитании, ещё совсем недавно пыталось задумываться искусство движущихся картинок – анимация, но и она, даже в Японии – на собственной родине, все больше и больше отходит от этого.

Живопись, в том числе и классическая, теперь относиться к категории «диетических продуктов» - лёгких для умственного пищеварения товаров. Туристы с лёгкостью могут за один день могут посмотреть все картины Лувра или Эрмитажа. Экскурсовод кратко разжует смысл «самых знаменитых произведений искусства», а в душе зрителя не останется ничего, никакого материала из которого можно построить собственный язык. Примерно тоже самое относится и к просмотру картин в интернете.

Боюсь, что дело не в живописи, а в зрителе. Если мы сможем научить своих детей языку живописи как необходимому элементу самопознания, то появиться и живопись, соответствующая нашим запросам.

Но на самом деле живопись — это род медитации. В картину можно войти, сродниться с ней, поискать в пространстве полотна подсказок для собственной жизни. В галерее всегда есть картины, призывающие зрителя, неумолимо и неожиданно притягивающие взгляд. Пребывание в близких отношениях с таким полотном наполняет душу чувством осмысленности собственного бытия, приносит новый духовный опыт.

А что касается музыки?

А.Г.:  Любое искусство, с точки зрения зрителя, делится на то, которое требует работы и которое ее не требует. Великая музыка требует внутренней работы, и эта работа – искусство познания другого. Существуют исследователи, утверждающие, что музыка Бетховена вызвала появление детских садов в Европе, поскольку внимательно слушавшие её люди учились сочувствию к слабым.

Предпочитая «лёгкую» музыку – музыку не требующую медитации и размышления, а лишь навязывающую танцевальный ритм или чувственное удовольствие, мы превращаемся в мизантропов, стремящихся к наслаждению собой. Нежелание воспринимать других людей – тенденция современности. А замыкаясь на себе, человек начинает испытывать тревогу…  об этом мы уже говорили.

Август - октябрь 2019