Роль насилия в художественном творчестве

Как бы не казалось парадоксальным, но насилие на ряду с конструктивными идеями часто изображается в художественном творчестве. Казалась бы, искусство направлено на то, чтобы пробуждать в человека наиболее светлые и возвышенные и позитивные чувства и эмоции в человеке, чтобы он мог абстрагироваться от повседневности и имел возможность созерцать то, что он не встречает или не замечает из-за постоянной занятости своими рутинными делами. Прикосновение к искусству у многих ассоциируется с прекрасными и эстетичным, но при этом каждый в вкладывает в эти два понятия свой смысл. Не смотря на то, что связь эстетического и насильственного не является столь очевидной, насилие в художественном творчестве имеет свою специфическую роль.

Для того, чтобы рассмотреть роль насилия в художественном творчестве нужно обратиться к примерам из литературы, кино и живописи. Рассмотреть какое воздействие имеет насилие в искусстве на людей. Понять цель, которую пытается достичь автор (художник, режиссер) изображающий насилие в своем произведении.

Насколько привлекательным или отталкивающим насилие не оказывается для человека его изобразившего и для того, кто его лицезрит, оно всегда будет требовать ответов на вопрос о его природе.

«Хлеба и зрелищ» - извечная потребность народа, который борется за выживание и умирает от скуки. Начиная с античных времен, которым присущ дух борьбы, состязания и испытания, люди развлекались наблюдая за боями гладиаторов с животными или между собой, которые были наполнены насилием. Это было частью культурных традиций тех лет, так как совершались эти бои по большим праздникам, которые включали в себя также шествия с факелами, музыкальные и танцевальные представления, жертвоприношения для богов. В отличии от греков с их театром комедии и трагедии, римляне развлекали себя лицезрением истерзанных тел гладиаторов, при этом ликуя и радуясь за победителей. [1]

Роль насилия в художественном творчестве

Сейчас кажется диким, что на такие мероприятия ходили не просто люди из разных сословий, но также на них брали женщин и детей. Смерь и война в те годы были чем-то обыденным и естественным, так как борьба за жизнь подразумевала человеческие жертвы.

В греческом театре трагедия воспитывала в обществе представление о политике, религии и этике. Комедия же помимо мифов освещала и житейские мотивы. Таким образом в театре показывались актуальная общественно-политическая ситуация. [3]

Сейчас, идя в кино люди также смотрят на гротескную копию мира, где в гипертрофированной форме изображается как и любовь, так и неоправданная жестокость. Зачем? Что влечет нас в этих образах. Если любовные истории дают нам возможность прибывать в романтической сказке, которую мы, однако, не обнаруживаем в повседневности, то зачем же нам лицезреть картины насилия, которые и так в обилии транслируются в новостной ленте?

Одной из целей изображения насилия в искусстве является привлечение внимания к проблемам социума, которое погрязло в грехах, в поисках наживы. Призыв оглянуться вокруг и подумать, что мы делаем друг с другом и с этим миром, поступая жестоко и несправедливо по отношению к нашим близким и ко всему, что нас окружает. Ужаснувшись от увиденного, мы испытываем чувство вины, стыда и страха, так как-то что происходит с героями в кино или литературы, мы переживаем как то, что касается непосредственно нас. [2]

А.М. Халецкий в своей работе «Анализ восприятия художественного творчества» указывает на то, что психология художника имеет в сущности много общего с психологией зрителя (слушателя, читателя), хотя последней уделяют в науке не так много внимания. Схожесть чувствования воспринимающего искусство и творящего его заключается в том, что оба они переносят переживание внутреннего конфликта, и свои бессознательные стремления на содержание художественного произведения, что дает им возможность на какое-то время разгрузиться от гнетущей их неудовлетворённости. Как мы помним, что уход в искусство является одной из судеб влечения, именуемой сублимацией, и здесь можно приравнять активное созидания и пассивное созерцания искусства к одной и той же потребности в разрядке. [4]

^{А.М. Халецкий}

Далее автор говорит об еще одной схожести, которая выражается в идентификации художника или писателя и зрителя (читателя) с героем произведения. Успех и заразительность произведения зависит от того смог ли читатель обнаружить в действиях героя реализацию своих личных комплексов и стремлений. Особенно сильно читателя захватывает сюжет, который чем-то схож с пережитым им в прошлом, и более всего его могут цеплять те нюансы повествования, которые в реальной жизни были им вытеснены из-за связанных с ними непереносимыми чувствами. Но если сюжет произведения не являет собой картину нашего прошлого, тогда, возможно, он может отражать наши нереализованные чаяния, или отождествляться с бессознательными комплексами читателя. Именно поэтому у каждого жанра находится свой читатель, который будет смотреться в произведение искусства как в зеркало, отражающее его прошлое или неосуществимое будущее, что позволит его компенсировать свои недостатки.

Идентифицируя себя с жертвой, мы все-таки радуемся, что описанное происходит не с нами, но сама мысль о возможности столкновения с подобным насилием вызывает в нас ужас. В то же время мы считаем себя лучше злодея, который является сосредоточием всех человеческих пороков, многие из которых таятся и в нас самих. [7] Конечно, самовлюбленность и нарциссизм читателя побуждают его равняться на героя, который успешно борется со злом, так как он внушает нам безопасность, как когда-то это делала мама для младенца, или олицетворяет для нас отца-защитника. Но стоит задуматься кем мы в сущности являемся сами? Героями, делающими мир лучше или же злодеями и врагами сами для себя. Но старательно вытесняя свои бессознательные отрицательные склонности, мы с еще большим неистовством осуждаем злодея.

Кроме идентификации, читатель также проецирует свои бессознательные желания и чувства на героев произведения. Таким образом, можно заключить, что лицезрея насилие мы безнаказанно, руками злодея совершаем садистический акт, который в реальности сулил бы нам наказание. Чем большее сопротивление и ограничения встречают стремления к удовлетворению потребностей человека, тем больше он прибегает к фантазированию для компенсированная своих фрустраций. Таким образом можно заключить, что спрос порождает предложение, то есть потребность в удовлетворении своих деструктивных влечений и разрядке аффективных реакций является причиной большой распространённости произведений искусства включающих насилие.

Искусство дает возможность читателю и зрителю удовлетворить также и свои мазохистические и садистические комплексы. Даже любовная история, может стать иллюстрацией морального насилия над любимым человеком, и тогда мазохистичный зритель может вдоволь настрадаться, переживая за нераздельную любовь, что может правда дойти до крайности, если вспомнить влияние произведения Гёте «Страдание юного Вертера», которое повлекло за собой шквал самоубийств из-за чего этому феномену и был в последствии дано название «Эффект Вертера». Садистические же тенденции к мучению и подавлению также найдут свое удовлетворение в отождествлении с героем, который всячески морально уничтожает любящего его человека.^{Иоганн Вольфганг фон Гёте}

Таким же точно образом удовлетворяются и агрессивные стремления читателя, которые не находят выхода реальности. И не обязательно для этого нужны сцены насилия, часто агрессия может выражаться с более социально приемлемой форме, например в сатире. Острота, которую Фрейд охарактеризовал, как протест против авторитета, позволяет освободится от него и его ограничения наших побуждений. [5] Порой автор может шутить с самой смертью, чтобы продемонстрировать отсутствие страха перед ней. Возможно именно это оправдывает такое изобилие комедий наполненных черным, пошлым юмором, чтобы, как раньше это делали греки через сатиру, осмеять все страхи и грехи человеческие.

Но что всё таки заставляет народ смотреть на корриды, или на опасные трюки циркачей, завороженно ожидая, что он вот-вот сорвётся с каната или будет съедет дрессированным тигром на глазах у детей? Почему толпа зевак, как мухи, слетаются на место преступления, пожара, несчастного случая, будто им так и хочется отвлечься от своих повседневных дел и пощекотать нервишки?

Об эффекте жуткого, зловещего рассуждал еще Фрейд, говоря о том, что ужас в нас вселяет прежде всего неизвестное. Unheimlich- термин, который Фрейд использует в оригинале, прежде всего значит что-то незнакомое, чуждое. Такое явление может при столкновении с ним возбудить даже в самом скептичном человеке первобытный страх. [6] Именно на этом эффекте таинственности построено большое количество хорроров, где герои боятся неживое, но по каким-то странным обстоятельствам ожившее зло. Ярким примером того, может стать фильм «Восставшие из ада», который помимо изображения натуралистичного насилия, оживления мертвецов, которые питаются живыми, чтобы вернуть себе прежний вид, использует еще один приём, о котором говорил Фрейд - возвращение прежнего инфантильного комплекса («Восставшие из ада 5: Преисподнея», 2000).^{Восставшие из ада 5: Преисподнея}
Ночью происходит всё самое страстное или самое страшное, поэтому темнота пугает и манит своей неизведанностью и предложением приключений, которые, однако, не всегда оканчиваются хорошо. С одной стороны можно вспомнить 9 1/2 недель, где главные герои занимаются любовью в самых непредсказуемых местах, а героиня Ким Бейсингер в полутьме завлекает своего любовника в эротическом танце. А с другой сцену из фильма «Необратимость», где на тёмном подземном переходе насилуют героиню Монику Беллуччи Алекс, и можно ли отрицать, что на ряду с переживанием за бедную девушку и злость на садиста, можно почувствовать прилив постыдного, но сексуального возбуждения.^{Необратимость}

Режиссеры, как когда-то писатели, преподносят насилие так эстетично, а кровь оказывается к лицу актёрам, что зрителям остается терзать себя от сомнения между чувством отвращения, негодования и страха и сладострастным наслаждением. И тут встает вопрос о моральности или аморальности насилия в художественном творчестве. Уже говорилось о том, что с одной стороны изображение насилия, должно послужить примером, как делать не в коем случае нельзя, с другой стороны спрос на жестокость в искусстве является причиной неистощимого числа произведений переполненных садизмом. Но нельзя ли заподозрить такое художественное творчество в пропаганде?

Анимэ, видео-игры, порнографию, которые, возможно, не в полной мере входят в разряд художественного творчества, однако является всё равно творением рук и фантазии человеческих всё чаще винят в пробуждении у детей агрессивных тенденций в поведении, которые порой ведут к самым ужасным последствиям. Нельзя отрицать, что в играх и кино очень много расчленёнки, и современные технологии прилагают много усилий, чтобы сделать её как можно более реалистичной и подробной, но стоит ли винить именно их воздействие на психику детей в преступлениях и несчастных случаях. В полной мере, возможно, нельзя дать на этот вопрос категорично отрицательный ответ, однако, не надо забывать и о личной склонности, воспитании и особенности психики ребенка. А кино и игры прежде всего являются средством развлечения и вредными они могут стать, когда кроме них не находится альтернативного времяпрепровождения.

Надо принимать во внимание амбивалентность чувствования, заложенную в нас изначально, которая проявляется сначала на родителей, а потом и на всё наше окружения. Насилие, стремление к которому у нас есть, также требует своей легальной реализации. Однако, любое проявление наших агрессивных тенденций неминуемо вызывает у нас чувство вины и страха наказания, и посему злость вытесняется порой в самый дальний угол бессознательного. Фрейд пишет об еще одном случае жуткого - возврат вытесненного. Таким образом боязнь мертвецов, связана не только с первобытным страхом, но и с чувством вины или страхом возмездия, которые мы испытываем к умершему, если при его жизни мы ему желали зла. Это значит, что мы испытываем жуть при осознании, что наши самые потаённые желания могут материализоваться.

Резюмируя вышесказанное можно прийти к выводам, что насилие уже с давних времен стало темой художественного творчества, которое отражало культуру и традиции разных народов. Изображением сцен насилия имеют под собой различные цели и мотивы - это и отрицательный пример, побуждающий поступать иначе, и скрытая или вполне себе откровенная пропаганда, как может иногда показаться, а также это может быть вариантом сатиры, которая даёт выход агрессивным импульсам, как художника, так и зрителей. Можно сказать, что именно выражению насилия в искусстве, можно быть благодарным за то, что его не так много в реальной жизни. Идентифицируясь с героями и проецируя на них всё негативное, что в нас есть, мы хотя бы на время получаем разрядку аффекта и реализуем наши садистические тенденции. Поэтому можно заключить, что роль насилия в художественном творчестве велика и многообразна, но то как восприятие его будет воздействовать на определенную личность зависит от множества внутренних и внешних факторов.

Список литературы.

1. Гладиаторские бои Древнего Рима [Электронный источник] https://studfiles.net/preview/5908701/

2. Насилие в искусстве: от эстетизации к ужасу. [Электронный источник] http://dailyculture.ru/stati/art/nasilie_v_iskusstve_ot_estetizatsii_k_uzhasu/

3. Рождение древнегреческого театра. Комедия и трагедия. [Электронный источник] https://vuzlit.ru/491406/rozhdenie_drevnegrecheskogo_teatra_tragediya_komediya

4. Фрейд, З. Влечения и их судьба / З. Фрейд // Фрейд З. Основные психологические теории в психоанализе. Очерк истории психоанализа: Сборник; пер. с нем. – СПб.: Алетейя, 1998. – С. 124–150.

5. Фрейд З. Остроумие и его отношение к бессознательному - СПб.: Азбука-классика, 2015. - С. 192.

6. Фрейд 3. Художник и фантазирование (сборник работ) // Фрейд З. Жуткое / — М.: Республика, 1995. - С.265-281.

7. Халецкий А. М. Искусство. Шизофрения. Преступность: психоаналитические труды // Халецкий А. М. Анализ восприятия художественного творчества - Ижевск: ERGO, 2014 , С. 24- 61.