Привычка к насилию

Наша культура пропитана привычкой к насилию. 

И именно из-за этой привычности мы даже не всегда можем узнать его «в лицо». 

У нас с детства таких «прививок» насилия так много, что постепенно вырабатывается толерантность к нему. И, конечно, мы как часть такой культуры с одной стороны – не замечаем этого (именно потому что мы ее часть и если мы будем отчетливо это видеть, мы вынуждены будем находиться в постоянном конфликте), а с другой – готовим своих детей к столкновению с этим насилием сами применяя его к ним. Опять же не воспринимая его как насилие, а скорее заботясь о том, чтобы во взрослой жизни они не ранились так сильно о действительность. 

Как это формируется? Что это за «прививки»?

Обычно в очень простых ежедневных ситуациях. Эти микродозы незаметно могут во многом формировать наши отношения. Сейчас мы не говорим о физическом и/или сексуальном насилии или о явных оскорблениях. Речь скорее пойдет об эмоциональном насилии. 

 Например, ребенок подходит к вам говоря о том, что его кто-то обидел или учитель был строг или несправедлив с ним. Очень часто мы реагируем на это вопросами – «а что ты сам делал? А за что он тебя ударил? Почему другой так отреагировал?» Т е посыл у таких вопросов следующий – ты сам как-то неправильно вел себя и поэтому получил ответную реакцию («болтал на уроке, вот учительница и накричала; не надо было болтать»). Это формирует такие идеи – я причина неуважительного отношения других людей ко мне, мое поведение провоцирует их на такое отношение ко мне (пресловутое «сама дура виновата»). И идею о том, что «за дело» можно и накричать или ударить, т е будто есть какой-то перечень поступков, которые легально позволяют другому применять к тебе насилие. И еще одна идея – будто я могу контролировать поведение другого (ну то есть вот не буду провоцировать, буду хорошо себя вести и тогда не получу в ответ нежелательного поведения). И да, получается, что мы не можем обозначить границы своего ребенка, тем самым учим и его не обнаруживать их. 

 Когда мы сами перекладываем ответственность на ребенка за наши чувства и поступки. «Ты меня разозлил» или «я разозлился» - в этом есть большая разница. Это ситуации, когда мы не регулируем свои чувствами сами, а призываем ребенка вести себя определенным образом, чтобы эти чувства у нас не возникали – «слушайся меня и мне не придется кричать на тебя», «не надо было выводить меня из себя», «не заставляй меня волноваться», «доведешь меня до сердечного приступа, не делай так больше» и т п. 

Привычка не замечать хорошего и при этом не пропускать плохого. Моя дочь отучилась неделю в первом классе, одно из моих ощущений от этого – в конце дня педагог говорит мне добрые слова о Маше – с чем она справилась, как успехи, как с отношениями с другими. Говорит сама, даже когда не спрашиваешь. Я опешила – это настолько непривычно видеть в образовании, что первая реакция очень настороженная. И вот такая история очень частая – хорошее будто само собой разумеется, чего про него говорить, а вот на неуспехах и трудностях надо обязательно остановиться. Желательно поподробней. Ведь если этого не сделать, человек «не исправится», не заметит их сам. И вот потом, уже будучи взрослыми, мы все пытаемся заткнуть этого внутреннего критика, ну или хотя бы как-то с ним договориться, чтобы он хоть немного сжалился. 

Еще один пример. Когда ребенок подходит к вам с какой-то своей ситуацией – особенно если ему непросто в ней, грустно, беспомощно. Что мы обычно делаем? Мы принимаемся давать советы! «А ты сделай вот как», «ну надо было вот так поступить», «не обращай внимания» и проч. В нашей культуре вообще очень мало опыта эмоциональной поддержки и просто присутствия рядом, в любых отношениях, не только с детьми. Порой она даже обесценивается и вызывает презрение – «Ну и что нюни распускать?»; «Ну и что ему эти мои слова, это всё слова, как они помогут?»; «Надо делать, а не говорить!», «А что его поддерживать? Поддерживать надо штаны, когда они сваливаются». Мы сами-то порой не знаем что это такое – эмоциональная поддержка, как ее воспринимать, как ее оказывать, как о ней просить и почему она так важна. Бывает что даже просто слушать человека невыносимо, и мы сразу начинаем накидывать ему варианты решений, даже если он о них вовсе и не просил.

Не останавливаемся, когда слышим «нет». Порой и вовсе это «нет» не замечаем. Даже наши просьбы часто вообще не подразумевают наличие ответа «нет» (что кстати переводит их из разряда просьб в лучшем случае в инструкцию к действию или пожелание). Или, например, ребенок не хочет продолжать разговор, но мы уже разошлись на воспитательную нотацию и нас не остановить. Или, когда мы говорим – «обними бабушку» даже если ребенок дал нам понять словами или своим поведением, что не хочет он ни объятий ни поцелуев. 

 Когда мы критикуем ребенка и его проявления, оценивая его – «ну что это такое на себя надел?», «что за ужасная музыка?», «и это друг у тебя называется?»

 Когда мы наказываем ребенка лишением эмоциональной близости. Не разговариваем, если обиделись, ожидая что он должен осознать свои ошибки и попросить прощения. Это, кстати, одно из самых мучительных воспоминаний детства многих – когда с тобой не разговаривает твой самый важный человек, кажется будто тебя не существует, и ты извиняешься уже не важно за что, лишь бы снова стать живым. Или перестаем проявлять эмоционально теплое отношение, если ребенок что-то на наш взгляд делает не так – плохо учится, не слушается, грубит, дружит не с теми и т п. Тем самым мы заставляем его заслуживать наше хорошее отношение такой «ценой», которая бы нас устраивала (послушание, достижения, красота, а иногда «цена» такая высокая, что чтобы ребенок не делал, он не может ее заплатить).

То, как мы отказываем. Очень часто отказ возможен только если мы уже злимся,  отказывать сочувствуя мы не очень умеем.

Наша вежливая реакция в ответ на поведение посторонних людей – например, когда мимо проходящий сердобольный прохожий решив, что ваш ребенок как-то не так себя ведет, может счесть возможным сказать что-то вроде «ой, а кто это тут не слушается маму? Я тебя сейчас заберу с собой!». Или учитель, критикующий вашего ребенка, порой даже в его присутствии. Очень часто мы растерянно молчим или вежливо улыбаемся, но не можем остановить такое поведение. Чувствуем себя часто после такого погано  - и от этого непрошенного напора и от того, что не смогли отстоять границы себя и своего ребенка; или если и смогли, то ругаем себя за невежливость. 

Когда мы обесцениваем чувства и ощущения в целом. И ребенка и свои собственные. Может выглядеть очень по-разному. Начиная с «не думай об этом, думай о хорошем». Заканчивая - не плачь, не грусти, не бойся, не радуйся слишком сильно, не злись и т. д. Сюда же история про наше собственное отрицание наших непростых чувств по отношению к ребенку - мы часто не разрешаем себе злиться на детей, раздражаться. Соответственно и им не можем в таком случае разрешить злиться на нас. Будто если любишь, то не можешь злиться. Сюда же  - «нет одень шапку, тебе холодно» и «доешь всё, овощи это полезно».

Ну и, говоря о «прививке» насилия, нельзя не сказать о таких бытовых проявлениях, существующих как следствие неценности человека -  отсутствие двери в кабинке туалета в школе; один душ на этаж в роддоме; квест с получением какой-нибудь нужной бумажки в организациях; сидение за партами четкими рядами лицом в затылок соседа, без права встать, когда ты хочешь; комментарии врача «оставьте этого, вы еще себе нормального родите» и многое многое другое. 

Ужас и страх, который мы испытываем при более открытом столкновении с темой насилия  с одной стороны вызваны огромным количеством его в разных формах вокруг, а с другой – невозможностью допустить что я сам одновременно и подвергаюсь ему и могу это насилие продуцировать. Вот эти ужас, стыд и страх делают эту тему такой табуированной. Мне кажется, что именно такое отношение мешает нам развить оптику, которая позволит перестать делать привычном то, что на самом деле неприемлемо. И как бы парадоксально это не звучало – только открытость этой темы и признание, что мы тоже это делаем (и с собой и с другими) может поменять ситуацию. 

Екатерина Ловыгина

психолог в методе Позитивной и Транскультуральной Психотерапии (метод признан Всемирным Советом Психотерапии (WCP, www.worldpsyche.org) и Европейской Ассоциацией Психотерапии (EAP, www.europsyche.org)

www.lovygina.com

Viber Telegram 89965225181

WhatsApp 89242042101

Facebook https://www.facebook.com/profile.php?id=100001867547676

Instagram https://instagram.com/katyalovygina/