О детях в военной форме, самоидентификации и иниицации

Речь пойдёт о детях, начиная с возраста 5-6-ти лет: т.е. о тех маленьких людях, у которых уже сформирован внутренний мир.

Коллега в интервью говорит следующее:

«Это романтизация и украшательство самого страшного в нашей жизни – войны. Воспитательный посыл, который получают через подобные действия взрослых дети – что война это здорово, это праздник, потому что потом она оканчивается победой».

       Мне неизвестно: искренне ли так считает коллега, кривит ли душой, но именно этот фрагмент достоин того, чтобы поговорить о нём. По сути своей, процитированный текст является ничем иным как подтасовкой, подменой понятий. Под внешне вполне пристойным и достойным уважения аргументом о заботе о детской психике, автором «ненавязчиво» уводится на дальний план непосредственно то, что празднуется 9 мая: Великая Победа над смертью и геноцидом, и выводится на авансцену, акцентируется война. Мол, не победа таким образом чествуется и не победители, а война. В некоторых комментариях к цитате, вполне ожидаемо, попадались на глаза фразы о массовом убийстве. Через примерку формы, разумеется. Т.е., имеет место быть циничная манипуляция, направленная на переформатирование массового сознания через очернение светлого и памятного дня, дорогого сердцам не только ветеранам той войны, но и их потомкам.

       Но вернусь к форме. Елена пишет что надевание военной формы детьми есть ни что иное как романтизация войны и, следовательно, по её мнению, романтизация массового убийства. Интересно, в процессе своего взросления, обращала ли внимание уважаемая коллега на те игры, в которые играют дети? А между тем, во все времена в разных странах мальчишки играли и играют в войну. И это нормально, когда девочки с детства играют в куклы, примеряя на себя образы жён и матерей, а мальчики – играют в войну, примеряя на себя образ Защитника. Защитника своей возлюбленной или матери его детей; защитника своего ребёнка; защитника своей Родины, в конце концов. В этих играх они с детства учатся находить свои места в иерархии, выполнять пусть игровые, учебные, но уже вполне боевые для них задания. Учатся пониманию того, что если кто-то из них не выполнит приказ командира, то это может унести много других жизней. Т.о., в военной игре у детей формируется чувство долга.

Юнга во время вахты на лидере эсминцев "Ташкент". / Фотохроника ТАСС

       Мне посчастливилось родиться и вырасти в городе, который является военно-морской базой флота. В городе-крепости, военно-морским форпостом, предназначением которого изначально стала защита южной границы русского мира. И не знаю, где как, а в моём городе, во времена моего детства у каждого мальчишки были гюйс, военно-морской ремень, чёрная пилотка (или бескозырка, или фуражка, или берет). Мальчишки сами просили отцов: «Папа, принеси мне гюйс (бескозырку)!» Не родители спускали сверху форму одежды, а сами мальчишки просили! Чувствуете разницу? – Потому что военная атрибутика несёт в себе для мальчишки сакральный смысл: она даёт возможность ребёнку глубже погрузиться в конкретный образ Защитника Отечества, который должен жить в душе каждого. В этом контексте форма и военная атрибутика помогают ребёнку идентифицировать себя именно как защитника своей родной земли, а не как некоего бездушного и бессмертного робота-трансформера, бесконечно стреляющего куда попало и не знающего ни рода, ни племени, ни корней своих, ни Отечества.

       Именно он – архетипический образ Защитника – романтизируется посредством чувства причастности, которое зарождается и акцентируется у ребёнка, примеряющего на себя военную форму. Ибо только та страна имеет будущее, в которой девушки хотят рожать и воспитывать детей, а юноши – служить в армии и защищать свою страну, в случае необходимости. И да: в случае необходимости, каждому из них следует быть готовым выполнить свою миссию, даже если для этого придётся взять в руки оружие. Оружие, в руках с которым жизненно необходимо будет одержать победу над тем, кто может прийти с обнажённым мечом в руках и отнюдь не с мирными намерениями. Как иначе? – Иначе – смерть.

       Последние несколько лет много говорится и пишется о нарушении самоидентификации у мужчин, а как же им иначе-то её обрести? Именно в мальчишески-мужских играх и происходит путь к самоидентификации, завершающийся мужской инициацией.

       А что же девочки, - спросит читатель? Для тех, кто, по какой-то причине, не играл в детстве в войну, возможно это будет откровением: девочки всегда просились к нам в игру чтобы быть «санитарками». Т.е., теми, кто в случае чего подставит своё плечо раненному защитнику и спасёт ему жизнь. Поэтому никогда не было и нет ничего зазорного (и уж тем более - травмирующего) в том, что дети, вместе с военной формой, примеряют на себя образ Победителя. Защитника и Победителя, а не убийцы. И надеюсь, что разница между этими сущностями теперь понятна.

В статье использована фотография из фотохроники ТАСС, 1942г.

Остальные фото - автора статьи.