Я ведь тоже твой сын, мама! Я имею право!

- Невероятно! Мы платим за съемную квартиру, а твоя мать роскошествует в трёхкомнатной и каждый день у нас же клянчит деньги! Не может себя содержать, пусть квартиру продаёт! Отдаёт твою половину и живет, как хочет!

Аллочка, поправляя косметику, вглядывалась в зеркало: как всегда – хороша!

- Ну что молчишь? Сколько твои дети еще будут скитаться по чужим квартирам?!

Глаза Аллы набухали слезами. Дима отвернулся. Тоскливо стало на сердце.

…Ветер подгонял листву. Становилось холодно. Настёна, кутаясь в грязную шаль, брела по улице, разглядывая прохожих. Дойдя, до перекрестка, она застыла на краю тротуара, постояла так немного, развернулась и медленно побрела в обратную сторону. Присела на остановочную скамейку. Настёна на улицах уже год. Первое время ночевала у знакомой в сарайке.

Пускали не просто так, а за определённую мзду: вечером нужно принесли любой выпивки. Жалко было отдавать «сугрев» за просто так! Чего там в той сарайке? Крысы. В подъездах крыс нет. Надо только дождаться, когда весь дом уснет, когда последние запоздавшие жильцы простучат по ступенькам обувкой.

Ох, обувка! Самый больной для Настёны вопрос. Её сапоги трещат по всем швам и грозят на днях развалиться окончательно. Спать хотелось неимоверно! Но на скамейке нельзя. Промерзнешь за ночь. Утром будут сильно болеть суставы.

…Аллочка расставляла приборы. Вечер воспоминаний: они с Димой вместе уже пять лет. Глупенький он, конечно! Как с этой квартирой лоханулся! Сколько она твердила: разменяй с матерью квартиру. Родную мать не смог заставить. Дождался, пока братик из-под носа увёл. Тот долго не уговаривал. Взял матушку в оборот: «Сделай для внучат. Они запомнят бабушку. Возьмем на полное содержание».

И все. Поменяли они квартиру на соседний город и – поминай, как звали. Даже не звонят. Оставил брату родному дерьмовую старую однушку со старухой в придачу. Аллочка закусила губу. Она этой старой гадине говорила раньше «мама»! Спохватился Димуля, когда братик облапошил! Побежал к маме обиды высказывать. А та как будто уже и не понимает, что он говорит. Прикидывается.

- Я ведь тоже твой сын, мама! Я имею право хотя бы на что-то! А живу по чужим углам. Почему ты так поступила со мной, мама?

- Что ты, Димочка? Какая квартира? Да я здесь родилась и выросла. И вы здесь росли, - и фото ему суёт, посмотри.

…Настёна дождалась, когда погасли все огни в доме. Нашла подъезд без кода и, спустившись на площадку перед подвалом, приготовилась ко сну. Из-за спины вытащила привязанное на пояснице байковое одеяло, улеглась на него калачиком, положив под голову свои котомки. Бережно вытащила из-за пазухи неполную четвертинку – снотворное. Вздохнула и начала засыпать…

Пришёл Дима. Целуя Аллочку в щечку, окинул стол, уставленный его любимыми салатиками. Заиграл телефон. Послушав первые слова, сморщился, как от зубной боли.

- Тётка, - процедил сквозь зубы для Аллы, - Нет, вы не понимаете, - начал в трубку, нет, мы её не выгоняли, она ушла сама. Какую жизнь?! – переспросил с раздражением, - Какую мы создали ей жизнь? Она больная! У неё неадекватная реакция на обычные вещи. От больницы отказалась. Тогда, простите, что? У меня дети! И Алла беременная! Вы жили вообще с безумным человеком? Она, что, из-за меня с ума сошла? Хватит меня стыдить!

…Бабушке Насте снились внуки. Те, которых увезли, обещанные внуки, которые её запомнят доброй. Двое их. Внучка во сне была ею самой. В детстве. А рядом стояла мама. Хотелось плакать и есть. И она потянулась к ней, на лице внучки показались слезы. Настёна почувствовала их на своих губах. Солёные слёзы на трещинках, саднило. Мама уходила и звала за собой. Она не могла, не хотела, чтобы она уходила.

- Пойдём, Настя, пойдём уже домой, хватит уже гулять, замерзла ты совсем, вон губы окинуло простудой, - мама глазами полными боли за неё как будто держала, и тащила, и уносила её за собой.

- Невеста моя ненаглядная, красавица, хватит ходить – бродить, укрою, спрячу, согрею, - слова были сладкие, как переспевшая малина. Бабушка Настя зачмокала во сне, застонала.

- Достали эти грёбаные бомжи! Чтоб передохли всё! – ругнулся молодой мужчина лет двадцати пяти. Он сморщил нос от кислого, злого запаха плотно стоящего над нижней площадкой до самой двери из подъезда. Дверь стукнула, выпуская его наружу. На следующий день жильцы наконец поставили кодовый замок.