Метафоры, которыми мы живем

Метафоры, которыми мы живем.

Еще в 80-х годах два когнитивиста Лакофф и Джонсон написали небольшую работу о когнитивных аспектах метафоры. Они показали, что процессы метафоризации лежат в основе понятийного мышления. Такой поворот позволил по-иному посмотреть не только на проблемы познания и мышления, но и всю психическую жизни человека в целом.

Ученые расширили привычное понятие метафоры, определив его как способ мышления абстрактных или неструктурированных сущностей в форме мышления более конкретных или более структурированных сущностей. Иными словами, новое и неизвестное мы мыслим в формах уже известного и доступного, а метафорой выступает само уподобления способа мышления.

Здесь можно выделить сознательную и бессознательную метафоризацию. В научном мире новые явления и эффекты часто мыслят в категориях уже доступных понятий. Так, за всю историю исследования процесса внимания было сменено несколько концептуальных моделей. Внимание мыслилось то, как ограниченный ресурс, то, как фильтр, то, как направленная активность. Каждая новая модель оттеняла те или иные стороны явления, позволяя взглянуть на процесс с другой стороны.

В обыденной жизни мы часто используем концептуальную метафору даже не замечая этого. Лакофф и Джонсон даже выделяют относительно универсальные и устоявшиеся в культуре метафоры, такие как «любовь-болезнь», «время-деньги» или «жизнь-путешествие». Очевидно, что любовь не является болезнью, однако, в жизни мы часто мыслим именно так: «Это нездоровые отношения», «Сергей без ума от Ольги», «Она сводит его с ума».

В метафоре выделяют две области: область источника (понятие знакомое) и область цели (понятие, которое подлежит структурированию). Посредством метафорической проекции, структура представления с области источника переходит на область цели; одно определяется через другое. При этом, определение может служить как прояснению содержание сущности, скажем, когда мы мыслим общество как зданиестроение, так и переструктурированию, когда метафора «меняет» исходно представление о сущности; ведь туже любовь можно мыслить не только как «болезнь», но и как «физическую силу» и даже как «колдовство». Каждая область источник высвечивает какие-то определенные стороны области цели.

Любовь-болезнь указывает на патологичность и болезненность (в значении страдания) переживания. Любовь-физическая сила – на внешнюю природу самого чувства, его материальность. Любовь-колдовство задействует измерение мистического, иррационального, того, что нельзя понять или то, чем нельзя овладеть.

Но если Лакофф и Джонсон рассматривали исключительно универсальные, культурно устоявшиеся метафоры, которые нашли свое отражение в поговорках, языковых нормах, и стали общим местом для обыденного сознания, то я предлагаю подойти к вопросу с индивидуальной стороны.

Что метафоры могут сказать о конкретном человеке, будь то клиент, мы сами или близкий человек?

Во многом наша жизнь художественна. Мы прибегаем к образам, когда выражаем эмоции, пытаемся выразить что-то важное и интимное. Не имея прямого доступа к своей экзистенции, к непосредственному бытию, мы всегда говорим о нем метафорически. Что есть «личностный миф» в парадигме аналитической психологии, как не концептуальная метафора самой человеческой жизни? Поскольку у человека нет возможности охватить всю жизнь целиком, он охватывает лишь ее часть, выражая это в архетипах, или, как это называет Берн, в жизненных сценариях.

Поскольку в основе лежит общий механизм метафоризации, то не имеет значения сам масштаб, не важно, идет речь об иллюстрации отдельного события в дискурсе клиента, художественного образа жизни целиком или отдельных игр-сценариев; за ними стоит единая реальность.

Рассмотрим такой пример. Человек, рассказывая о себе, говорит следующее: «Я – шахматная фигура, только не знаю какая». Очевидно, что здесь обнаруживается проблема самоидентификации, человек буквально заявляет, что он не знает кто он есть. Однако, заявляет он это в определенной форме, и игнорировать ее мы не в праве. Проанализируем же это высказывание в когнитивном ключе.

Перед нами концептуальная метафора, где областью источника выступает фрейм «шахматная игра», а областью цели – самоощущение человека. Выделим же ключевые аспекты исходного фрейма и соотнесем их с областью цели.

Шахматы – это игровое поле и различные фигуры, каждой из которых приписаны свои правила хождения по нему. Игровое поле – это жизнь, по которой ходят фигуры-люди. Определить свою фигуру – значит определить, что возможно делать в жизни (как ходить), а что – нельзя. Этот аспект оттеняет ощущение правильности и неправильности ходов (решений в жизни)

Шахматы – это еще и игра как таковая, где фигуры перемещает игрок. Такую трансцендентную силу обычно называю судьбой, роком, бессознательным. Человек-фигура в их руках – лишь игрушка. Этот аспект оттеняет ощущение подвластности внешним силам.

Но игра это не только правила, это еще и цель. В шахматах – цель состоит в том, чтобы поставить королю противника мат, но никак не в том, чтобы сохранить все фигуры целыми. Это значит, что тот другой, та внешняя трансцендентная сила, управляющая фигурами, может пожертвовать любой из них. При этом, в шахматах жертвуют и как пешками, так и ферзями. Данный аспект указывает на измерение доверия, как себе, так и внешним силам судьбы.

Посредством когнитивного и лингвистического анализа нам удалось выделить три стороны, которые могут составлять части общего затруднения человека. Будучи неосознанными, они обнаруживают себя на уровне выбора самого метафорического образа. Дальше имеет смысл прояснить каждую из сторон в отдельности.

Таким образом, концептуальная метафора становится, с одной стороны, надежным психотерапевтическим инструментом при работе с жизненными сценариями и отдельными событиямиобстоятельствами, а с другой – диагностическим инструментом, позволяющим извлечь посредством анализа дискурса клиента те проблемные стороны опыта, которые не осознаются.