|
|
А.В. Федоров, А.А. Левицкая, О.И. Горбаткова,. Школа и вуз в российском кино (1992-2017)Федоров А.В., Левицкая А.А., Горбаткова О.И. Направления, цели, задачи, авторские концепции аудиовизуальных медийных трактовок темы школы и вуза в российском кино (1992-2017) // Медиаобразование. 2017. № 4. Мы согласны с тем, что «только самый недалекий, нелюбопытный и консервативный российский зритель может сегодня утверждать, что в нашей стране нет детского и подросткового кино. На этом фронте давно произошла революция, здесь работают и смелые дебютанты, и маститые профи, на это целенаправленно выделяются крупные бюджеты, да и популярность какую-никакую готовая продукция среди своей аудитории обретает» [Ухов, 2017].  «Универ: новая общага» (2012) Другое дело, какого качества эта кино/телепродукция на школьно-вузовскую тему, и какие тенденции в ней прослеживаются. Лишенные идеологических и нравственных ориентиров социалистической эпохи, российские фильмы на школьно-вузовскую тему, снятые после распада СССР, претерпели ряд количественных и жанровых трансформаций: — после резкого взлета числа подобных лент во времена перестройки в российской «эпохе малокартинья» 1990-х наступил столь же резкий спад, спровоцированный практически тотальным вытеснением отечественной продукции из кинотеатров западными фильмами и тяжелым экономическим положением в стране, вызвавшим сокращение кинопроизводства в целом; — в XXI веке вместе с возрождением российского фильмопроизводства произошло своего рода переформатирование лент о школе и вузе из кинематографического в телевизионный показ: современные мультиплексы стали ориентироваться на зрелищные боевики и полнометражные анимационные картины (снятые в основном в 3D), поэтому продюсеры предпочли переключить истории о школьниках, студентах и педагогах на телеаудиторию; — на смену доминанте драматического жанра, привычного для кинотематики школы и вуза советских времен, в XXI веке пришло царство комедии (в основном это были «долгоиграющие» сериалы). Произошли и перемены в кастинге лент этой тематики: если в советские времена роли школьников в основном исполняли сами школьники («Добро пожаловать, или Посторонним вход запрещен», «Мимо окон идут поезда», «Звонят, откройте дверь», «Переходной возраст», «Не болит голова у дятла», «Чучело» и др.), то в российских сериалах XXI века практически стало нормой, когда роли школьников играют профессиональные актеры от двадцати до тридцати лет. По-видимому, продюсеры и режиссеры считают, что 1) многомесячные (а многие сериалы снимаются и несколько лет) съемки с жестким изматывающим рабочим графиком непосильны для настоящих школьников; 2) в связи с довольно скользкими сюжетными ситуациям сексуального и лексического характера, заложенными в сценарии современных фильмов о школе, пытаются подстраховаться, дабы уйти от обвинений в «растлении» несовершеннолетних исполнителей на съемочной площадке. Комедии Из семи российских фильмов о школе и вузе, снятых в 1990-х три относились к комедийному жанру. Причем короткометражные ленты С. Багирова «Равноправие» (1993) и «Рыпкина любовь» (1993), скорее, напоминали старый добрый «Ералаш», правда, с гротескно негативными образами учителей (особенно вульгарны и ничтожны они в «Рыпкиной любви»). Зато сериал «АБВГД Ltd» (1992-1994) уже затрагивал капиталистические тенденции, пришедшие на смену «развитому социализму». Быть может, это было своего рода реакцией на мрачные перестроечные фильмы, где школьно-интернатная жизнь нередко напоминала тюремную… Отметим также, что постсоветские выпуски «Ералаша» тоже довольно быстро освоили атрибуты буржуазного мира, превратив в одном из выпусков учительницу английского языка в… стриптизершу. Комедия продолжала быть главным жанром кинематографа на школьно-вузовскую тему и в XXI веке: из 86 фильмов на эту тему 35 были сняты в комедийном ключе. Началось всё с незатейливой построенной по американским стандартам ситуационной комедии «Общага» (2001), которая стала эскизом к последовавшим далее комедийным сериалам о студенческой жизни: «Театральная академия» (2002), «Веселая компания» (2003), «Студенты» (2005), «Тронутые» (2005), «Студенты-2» (2006), «Студенты International» (2006), «Универ» (2008-2011), «Универ: день открытых дверей» (2013), «Универ: новая общага» (2011-2016), «Филфак» (2017). К слову, никогда ранее студенческая тематика не занимала столь заметного места в отечественном кино/телерепертуаре.  «Универ: новая общага» (2012) Отринув мрачные трактовки учебного процесса, превалировавшие в перестроечные годы, российские сериалы соперничали друг с другом по части решенных в комедийном ключе сексуальных и «прикольных» сцен, насмешек над коррупцией преподавателей и общей замшелостью старшего поколения. Например, в «Тронутых» (2005) студент шутки ради сначала имитировал свое «самосожжение», а затем с тем же феерическим успехом занимался фальшивым мочеиспусканием на глазах у шокированного университетского профессора. Все эти студенческие комедийные сериалы построены в духе известной всем присказки: «от сессии до сессии живут студенты весело»: самим занятиям в вузе уделяется минимум экранного времени, зато подробно и с энтузиазмом рассказывается о студенческих розыгрышах, тусовках, любовных приключениях и прочих забавах. Естественно, среди веселых и жизнерадостных студентов обязательно находится некий «ботаник», то есть вопреки присказке, погруженный в учебу студент, которого приятели (они же — соседи по общежитию) стремятся обратить в свою гедонистическую веру. Аналогично выстроены и образы студенток: среди бойких и кокетливых красоток-интриганок (одна из которых — стереотипно глупая блондинка) часто возникает фигура честной и скромной девушки («синий чулок», «серая мышка»). Иногда (например, в «Студенты International») на экране появляются студенты-иностранцы (из Африки, Китая и т.д.). Преподавателям в таких сериалах отводится второстепенная роль ретроградов, взяточников / махинаторов или объектов влюбленности симпатичных студенток. Юмор в этих лентах, как правило, незатейливый и плоский, а лексика с каждым годом становится всё грубее и вульгарнее. Музыкальный ряд зачастую связан с конкретным годом выпуска сериала на экран, так как включает в себя хиты модных в соответствующий временной период поп-групп. Чтобы не связываться с юными и неопытными дебютантами, создатели сериалов нередко приглашают на роли студентов актеров (особенно — мужчин) старше тридцати лет. Художественная планка такого рода произведений, как правило, снижена уже на уровне замысла, ведь речь идет не о «штучном товаре», предназначенном для кинотеатров и/или фестивалей, а о ежедневных показах многосерийной телепродукции. Многие сериалы на тему школы и вуза — вольные адаптации или прямые версии зарубежной телепродукции. Например, прослеживается сходство концепции «Филфака» (2007) с американской «Теорией большого взрыва»: авторы «копируют и доводят до максималистской крайности как сюжетные линии, так и персонажей — и на выходе получается крайне утрированная «Big Bang Theory». Создатели прекрасно осознают и сходства …, поэтому уже в пилотной серии оберегают себя от всех нападок одной-единственной фразой филфаковца: «Это всё напоминает мне „Теорию большого взрыва“». Однако признание плагиата — далеко не повод его прощать» [Голубев, 2017]. Мы полностью согласны с тем, что «от того же «Универа» образца первого сезона «Филфак» если и отличается, то сугубо косметически. Да, декорации уже не три картонные стены, да, картинка побогаче и, да, саундтрек помоднее, но в целом схемы сериалов похожи — и Лена … не так уж далеко ушла от Аллочки «Пипец» из «Универа». Ребята без особенной фантазии, но действенно разложены по архетипам: один являет собой самоуверенного «казанову»-неудачника, второй не вылезает из онлайн-игр и в нашей реальности ориентируется с переменным успехом, третий — типичный «главный герой», то есть ни рыба, ни мясо» [Хохлов, 2017]. На этом фоне показаны жирными мазками сыгранные ироничный матерщинник (мат в «Филфаке», правда, запикан) профессор Гудков и его бывшая супруга, тоже преподаватель вуза. Д. Голубев резонно делает вывод, что «российское телевидение в развитии уже некоторое время застопорилось — зрителя не пытаются завлечь чем-то новым и необычным, ему подают снова и снова именно то, что хавается, и неважно, с какой гримасой эти продукты поглощаются…. «Филфак» как раз служит подтверждением такого мнения — телеканал попросту выкатил нам слегка осовремененную, омоложенную и изменённую в декорациях версию «Универа» [Голубев, 2017].  «Пер-р-р-вокурсница» (2002) Комедии на студенческую тему, снятые для кинотеатров, были сделаны, конечно, немного качественнее телесериалов. Так «Пер-р-р-вокурсница» (2002) скучновато повествует о флирте студентки с мастурбирующим по ночам доцентом, не желающем поставить ей тройку на экзамене. В любом случае все эти комедии вряд ли рассчитаны на студентов-интеллектуалов и на образованную взрослую аудиторию. Скорее, их авторы хотят рассмешить ими школьников (из тех, кто еще не полностью ушел в интернет) и публику постарше, но с низким порогом медийных запросов… Комедий (в основном — тоже телевизионных) о школьной жизни было снято тоже немало: серия киноанекдотов про десятилетнего озорника («Вовочка», 2000-2004), незатейливые истории о старшеклассниках («ОБЖ», 2000-2005; «Потапов, к доске!», 2007), старательно имитирующие не самые лучшие советские ленты студии детских и юношеских фильмов имени Горького. Ничуть не выше по художественному качеству, на наш взгляд, получились и построенные по стандартам американских ситкомов для детей «Приколы на переменке» (2007-2008) — 33 серии по 5 минут. Рейтинговый успех у зрителей имели «Ранетки» (2008-2010) — простенькая музыкальная комедия о старшеклассницах, выступающих в рок-группе. Чем пытались рассмешить аудиторию эти комедии? Приведем два характерных примера. В сериале «ОБЖ» (2000-2005) показан урок биологии на тему «Оплодотворение». Школьницы сначала воспринимают этот материал со смущением, но после беседы с психологом одевают миниюбки, наводят макияж и с лихим кокетством блестяще отвечают урок, на сей раз смущая застенчивого учителя… В драматической комедии «Школа № 1» (2007) на первый план выходит проблема взаимоотношений старшеклассников из богатых и обычных семей, правда, с акцентом на вечеринки, шопинг, секс и т.п. Старшеклассников, как это принято в большинстве российских сериалов XXI века, сыграли актеры в возрасте от 21 до 30 лет, что тоже не добавило правдоподобности сюжету. Фильм В. Меньшова «Розыгрыш» (1976) посмотрело за первый год проката 34 миллиона зрителей. Однако его одноименный ремейк, снятый для телевидения в 2008 году, особого резонанса не получил, быть может, из-за того, что у Меньшова в 1976-м году школьники «отвечали на разной степени сложности и вневременности этические вопросы (а допустимо ли ради общей цели поступиться принципами? а пристало ли школьникам зарабатывать игрой на свадьбах?) и вообще решали, как жить дальше. У Кудиненко в 2008-м... в общем-то ничего не решают» [Лященко, 2008]. Деньги, секс, доминирование в своем круге сверстников… В «Розыгрыше» (2008) «накрашенные под глянец девушки и тусующиеся ребята не вызывают ни малейшего ощущения, что от жизни им нужно нечто большее» [Деренковская, 2008].  «Физрук» (2014) Быть может самой лихой российской комедией из школьной жизни стал сериал «Физрук» (2014-2016), где Д. Нагиев с циничной удалью сыграл уволенного «паханом» бандита по кличке Фома, пытающегося под видом учителя физкультуры втереться в доверие к ребенку босса, чтобы с его помощью вернуться «в дело». Конечно, «Физрук» — «довольно стандартный по форме сквозной ситком. … огромная его часть основана на отсылках к западным комедиям — к «Чудикам и чокнутым» Джадда Апатоу, к «Мальчишнику в Вегасе», к «Школе рока» и так далее» [Соболев, 2014] и, по большому счету, представляет собой перевернутую фабулу легендарной комедии «Джентльмены удачи» (1971), где, директор детсада волею судьбы вынужден притворяться бандитом… Фома на экране — «натуральный «бык» прямиком из 90-х, общающийся исключительно на «фене» и привыкший решать проблемы выламыванием дверей и проламыванием черепов. Это остроумно, смешно и точно уже само по себе, однако Нагиев идет дальше и постепенно превращает забавную карикатуру в объемный портрет непростого и, безусловно, обаятельного человека. То, как Фома тушуется, столкнувшись с проблемами детей, с необходимостью искать общий язык с девушкой, которая в интеллектуальном смысле смотрит на него сверху вниз, да и вообще с жизнью за рамками «большого бизнеса», сыграно поистине блестяще — на полутонах, якобы случайных взглядах, нервных ухмылках» [Хохлов, 2014]. Впрочем, горячие сторонники этого сериала идут еще дальше, утверждая, что «из настолько чернушного материала, на каком основан «Физрук», никогда не вырастало что-то настолько родное для всех без исключения жителей одной восьмой части суши. … «Физрук» — не просто вещь родная, но и запредельно умная, тонкая, завораживающая и искренне берущая за душу. Классический двусторонний роман воспитания, в котором те, кто по всем привычным законам жанра должен был перевоспитаться, в итоге перевоспитываются не до конца, а остаются заложниками одновременно и собственной глупости, и безвыходных бытовых проблем» [Соболев, 2014]. С другой стороны, сама по себе ситуация, когда наглый бандит, волею судьбы по подложным документам ставший школьным педагогом, становится положительным персонажем на фоне «лохов»-учителей и их погрязшей в коррупции районной начальницы, представляет, на наш взгляд, явление, довольно грустное, хотя и симптоматичное для современного телевидения, в погоне за рейтингами вот уже четверть века увлекающегося историями о бандитах, ворах и прочей нечисти… В какой-то степени можно говорить и о том, что авторы «Физрука» хорошо усвоили уроки нахально-нахрапистой комедии «Горько!» (2013). А. Долин считает, что фильм «Горько!» (2013) «открыл какую-то сокровенную дверь в сознании публики, легализовав самое постыдное — и заодно позволив над этим смеяться или этим гордиться, тут уж кому что. Достижение такого уровня откровенности и экранной правды в сочетании с бесшабашным юмором многих шокировало. «Горько!» в чисто русском духе совмещал трогательное с отвратительным, а ужасное — с самым родным. И патентовал жанр «фильма-праздника», ритуального действа, где сюжет отступает перед чистой алкогольной эйфорией единения — превращения ряда фрустрированных индивидуумов в общность, которую с некоторой опаской даже можно назвать народом» [Долин, 2014].  «Физрук» (2014) И вот комедия «Выпускной» (2014), где для «перестраховки» восемнадцатилетних школьников играют актеры, которым уже за двадцать, пошла еще дальше: благодаря бесшабашности сюжета о выпускном вечере в провинциальной школе, «стерильные новорусские комедии с их навязчивой «добротой» наконец-то лишились невинности… Ну не может и не должен юмор быть исключительно добрым. … С сексуальным содержанием — именно его нехватка всегда была слабым местом вообще-то мощной традиции советского кино о старшеклассниках — в «Выпускном» всё в порядке» [Долин, 2014]. 5 мая 2014 года были приняты изменения и дополнения к Федеральному закону РФ № 53 «О государственном языке Российской Федерации» (от 1 июня 2005 г.). [Изменения…, 2014], согласно которым с 1 июля 2014 года фильмам, «содержащим нецензурную брань», перестало выдаваться прокатное удостоверение, а при показах по телевидению лент прошлых постсоветских десятилетий, содержащих матерную лексику, такого рода слова стали «запикиваться». Комедия «Выпускной» вышла в массовый прокат с 9 октября 2014 года и стала одной из первых российских лент, где были учтены изменения в законодательстве от 5 мая 2014 года: при всей общей грубости лексики в ленте нет ни одного настоящего матерного слова. В результате получилось «легкое кино, со страшной силой лакирующее действительность. Конечно, реальные старшеклассники с их кипящими от гормонов и заскоков мозгами, надо думать, изъясняются в основном матом и живут внутри своих довольно жестких разборок. Но это не «Школа» Валерии Гай Германики, это фильм королей ТНТ, канала не скандального (как представляется пожилым и ожесточенным ревнителям нравственности), а просто исправно обслуживающего мелкую буржуазию на предмет поржать» [Корсаков, 2014]. Конечно же, «насмотренный зритель увидит в картине «уши» самых разных фильмов — тут вам и незабвенная советская классика «Вам и не снилось» (ее авторы «Выпускного» цитируют вплоть до прыжка в окно!), и голливудская комедия «Не могу дождаться» (оттуда позаимствована троица малолетних рэперов с Сетом Грином во главе), и немножко Джона Хьюза (финальная фраза главного героя Демьяна отчетливо отдает Бендером из «Клуба “Завтрак”»), и, конечно же, «Проект Икс» с безудержной тусовкой школьников. Интересно, что эти вещи не воспринимаются наглыми заимствованиями, а скорее придают дополнительный заряд позитива из-за радости узнавания» [Хохлов, 2014]. При всем том мнения критиков о «Выпусном» полярно разделились. Одни считали, что «вечная тема двоемыслия и лицемерия, с которым подростки вступают в стихийный конфликт, в «Выпускном» решена крайне удачно» [Долин, 2014], а «в диалогах масса удачных шуток, … в общем и целом «Выпускной» на голову выше всего, что у нас снимали в жанре молодежной комедии за последние лет двадцать, — и, что самое забавное, несмотря на жесткий возрастной рейтинг, он остается фильмом вполне «правильным» и полезным для молодежи. Да, в финале старшеклассники устроят дебош, но это самая натужная часть фильма. Потому что вообще-то «Выпускной» не совсем об этом, а об ответственности, о вступлении во взрослую жизнь, о том, как найти общий язык с теми, кого понять, как кажется, невозможно. И о том, что детство проходит, но остается с нами навсегда» [Хохлов, 2014]. Другие были уверены, что это «идеальная картина для людей, которые не любят задумываться в кино. После просмотра голова чиста, ясна и не содержит ни одного вопроса к создателям или окружающей действительности. … Везде, где можно было перегнуть палку, создатели «Выпускного» ее перегнули. Да, в школах чего только не происходит, а выпускные празднуются современными 11-класниками так, как многим из нас и не снилось, однако не стоит все же чесать всех под одну гребенку. … От «Выпускного» за версту несет желанием поскорее заработать на доверчивом зрителе. … Топорная комедия об 11-классниках, полная банальностей и клише» [Лошакова, 2014]. Спору нет, «Выпускной» наполнен стереотипами в духе «Универа», но есть там и новомодные (для российского кино, конечно) политкорректные тенденции. К примеру, один из выпускников, чтобы отвертеться от поездки на учебу в Голландию, признается (обманно) отцу в своей нетрадиционной сексуальной ориентации… А тот отвечает ему тем же… Однако при всей фривольности «Выпускного» ему, на наш взгляд, далеко до аудиовизуальной непринужденности комедийного сериала «После школы» (2012). Уже судя по названию этого фильма его авторы «с их интеллектуальной выдумкой и иронией, современной речью, любовью к попсе и жанровым играм должны были стилистически оппонировать Германике [режиссеру нашумевшего сериала «Школа», 2010 — авт.], эксплуатирующей документальную стилистику и жизнеподобие. … Конечно, сериал прежде всего адресован молодым — для них тут музыка, клипы, диалоги, шутки, спорт, постоянная связь сюжета с социальными сетями и роликами на YouTube. Но все-таки фильм семейный. По простой причине: родителям героев 35-40 лет, для них это все — такая же неотъемлемая часть жизни» [Любарская, 2012]. С первых же кадров сериал «После школы» увлекает замысловатым клиповым изобразительным рядом, стоп-кадрами, соляризацией, стилизацией под телеинтервью, пародийностью, смешными письмами персонажа-школьника Н.С. Михалкову, атмосферой бесконечного карнавала. При этом отчетливо видно, что хотя «авторы хорошо изучили не только круг интересов российских старшеклассников, но и рецепты успеха американского ширпотреба» [Беднов, 2012], тематика, затронутая сериалом вовсе не пуста — «это и место человека под солнцем, независимо от возраста, и его менталитет, и взаимоотношения муж–жена–ребенок, и создание кумиров, и дружба–не дружба, и даже вечная дилемма «быть или казаться» [Кузьмина, 2012, с. 5]. Показанный (в ориентации на аудиторию «хипстеров»?) по первому каналу в полночь, сериал «После школы» вызвал ожидаемую полемику в прессе [Беднов, 2012; Кузьмина, 2012; Лисицына, 2012; Любарская, 2012; Наринская, 2012 и др.], но, разумеется, в силу свой изначальной «элитарности» не вызвал такой вспышки зрительских страстей, как «Школа» В. Гай-Германики. Во второй половине десятых годов XXI века четко обозначилась еще одна характерная тенденция комедийного жанра на школьную тему — стилизация под лучшие образцы советского кино о детях и подростков 1960-х — 1970-х годов. Так А. Карпиловский снял трилогию под названием «Частное пионерское» (2012-2017), инициированную написанными в постсоветские времена рассказами М. Сеславинского. Однако это «не пародия, не стеб и, уж конечно, не агитация. Это просто воспоминание о чем-то очень наивном и очень светлом» [Аленушкина, 2013]. Действие первых двух фильмов трилогии происходит в советской провинции второй половины 1970-х. В отличие от «киностандартов» XXI века, роли школьников здесь сыграли настоящие школьники, а не студенты театральных вузов. Блестяще подобранные режиссером юные исполнители главных ролей, слава Богу, «не обладают современной киношно-кукольной красотой и идеальной дикцией, они живые и настоящие, а потому органично вписываются в пространство фильма, вызывая искреннюю симпатию и желание сопереживать. Не в пример им, председатель школьного совета — прилизанный выскочка Быков — карикатурно серьезен, он — промежуточное звено между горячей, искренней детской душой и закостеневшим сердцем взрослого, аллегория того переходного состояния, которое превращает открытого миру ребенка в слепо преданного строителя коммунизма» [Котов, 2015].  «Частное пионерское» (2012) В первой части на экране трогательная история о том, как мальчишки спасают от смерти собаку, во второй не менее типичная для подросткового кино история о первой влюбленности. И за исключением некоторых второстепенных деталей (например, во второй серии один из школьников из шалости придает бюсту Ленина вид залихватского индейца) легко представить эти сюжеты на советских экранах времен «Ста дней после детства» (1975). Собственно, именно это и «напрягает критиков, и это все нравится зрителям, отдавшим фильму приз своих симпатий. Такие две стороны баррикад и в кинозале и во всем обществе. Одних тошнит при самой мысли о том, что в СССР было что-то хорошее, другие об этом хорошем вспоминают так, словно приникают к чистому источнику. Фильм попадает в самую сердцевину раскола. Смотришь его и вдруг оказываешься в мире, где есть четкие координаты: что хорошо, и что плохо. Что похвально и что стыдно. Дети не слоняются по дворам с сигареткой, а что-то там репетируют, что-то обсуждают. Спорят. Искренне хотят быть полезными стране, и Гайдар с его тимуровцами шагает впереди. Критики фильма это действо считают оболваниванием, его поклонники — воспитанием. Критики говорят: сплошное вранье. Поклонники: вот так все и было. Все по пословице: хочешь быть счастливым — будь им. И действительно: а как иначе могла бы страна, где нет ничего хорошего, писать хорошие книги, сочинять талантливую музыку, победить в большой войне и первой выйти в космос? Да, фильм показывает мир, где у людей есть цель в жизни — самосовершенствование. И тогда само приходит сравнение: а что, цель срубить бабла и свалить — лучше? И приходит ностальгия по чему-то более настоящему. Как писал в полемическом задоре вечно оппозиционный автор: "У нас была великая эпоха"» [Кичин, 2013]. В итоге получилась тактичная и умная «вневременная история о дружбе, чести и взаимовыручке, актуальная для молодежи любого поколения. … Зубодробительное антикапиталистическое кибальчишество и беззаветная борьба с буржуинами здесь имеют место лишь в самодеятельных сценках спектакля, разыгрываемого шестым «Б» [Котов, 2015]. Еще одной удачной стилизацией под советское школьное кино стала комедия «Хороший мальчик» (2016), ставшая победителем кинофестиваля «Кинотавр». Как верно отметил М. Трофименков, тут «хорошие и вредные дети, встревающие во взрослые мелодраматические отношения, — это же типичные герои советской "новой волны": от "Мама вышла замуж" (1969) Виталия Мельникова до "Дети как дети" (1978) Аян Шахмалиевой. Если вспомнить более поздние, еще софт-версии, но уже версии молодежного бунта, то в памяти всплывает "Курьер" (1986) Карена Шахназарова. То, что фильм Оксаны Карас вызывает именно такие ассоциации, делает ему честь» [Трофименков, 2016]. Разумеется, и здесь сразу же раздались строгие голоса критиков, посчитавших, что «Хороший мальчик» — «это, в сущности, набор недорассказанных и даже порой конфликтующих друг с другом анекдотов, которые не сводятся ни к чему путному, кроме общего оптимистического посыла» [Корсаков, 2016]. Но мы полностью согласны с В. Хлебниковой, что в жанровой определенности, легких шутках и отсутствии дидактики «Хорошего мальчика» «читается желание развлечь зрителя, обеспечить массовой аудитории ту зону комфорта, которую интеллектуалы-фрондеры регулярно, хотя и не вполне по адресу, призывают покинуть. «Хороший мальчик» достигает поставленной цели с помощью стилизации советского детского кино середины 70-х — начала 80-х годов, вынужденно или добровольно «не замечавшего» реальности и ее несовпадения с пропагандой и воплотившего для нескольких поколений соотечественников утопический идеал беззаботного и благополучного существования, зачастую отождествляемый с нормой. Стилизуется сама модель идеологического карантина, стерильной зоны, свободной от подтекстов, намеков, социальной и политической злободневности. Расчищенное таким образом пространство отдано в «Хорошем мальчике» камерному, чуждому ярких художественных эффектов и, как правило, утверждению базовых норм поведения.  «Хороший мальчик» (2016) В «Хорошем мальчике» в качестве нормы заявлены не самые популярные в отечестве эмансипация личного выбора от влияний семьи и коллектива, личная ответственность за поступки — свои, а не соседа и не организации, и тем самым зеркальная эмансипация других людей от себя. …В бессрочный золотой век в «Хорошем мальчике» погружена Москва. Тут нет вульгарных примет социологического контекста 2010–2016-х. Эта Москва принимает солнечные ванны, нежась в свете искусственного дня, который встает на смену искусственной ночи кинематографа нулевых. Здесь живут у реки, будто на море, не знают транспортных коллапсов и издержек спальной урбанизации, интерьеры с антикварной мебелью просторны и светлы, из окон — зелень, шпили и дали, вечный и благополучный полдень мира. … Школьники — не наркоманы, не наци и не хипстеры, участвуют в танцевальных баттлах, но могут и польку, самостоятельно изучают китайский… Авторы «Хорошего мальчика» прагматично останавливают время, чтобы его раздражающие черты и радикальная физиогномика не исказили классический сюжет становления личности, не навязали ему характер юношеского бунта и отрицания мира. О том и речь, что зрелый человек принимает реальность не потому, что не может ее изменить, а потому что его преобразовательные усилия направлены в основном на себя» [Хлебникова, 2016]. Но вот далее В. Хлебникова явно не обращает внимания, что, в отличие от «Частного пионерского», в «Хорошем мальчике» есть немало сцен категорически невозможных в советском кино 1970-х: учительница английского смотрит со своим учеником «Девять с половиной недель», балансируя на грани эротического контакта с малолетним персонажем; директор школы ведет всё того же «хорошего мальчика» в подпольное казино, а по району бегает маньяк-эксгибиционист, обожающий публично справлять малую нужду и т.д. Однако, несмотря на все эти «новации», «Хороший мальчик» находится на территории «между фильмом хорошего настроения и проблемной подростковой драмой о школе», здесь «на удивление живая и симпатичная атмосфера, хотя действие по сценарию происходит в обычной московской школе, в нее тут же хочется поступить и проводить там все время. Учителя, даже завучи и сам директор — в исполнении неизбежно обаятельного Михаила Ефремова — поразительно либеральны: нет среди предметов никакой унылой или идеологической обязаловки. А подрастающие дети больше думают о познании мира и, самое страшное, — о сексуальном воспитании: так, главный герой колеблется между хорошенькой девчонкой и молоденькой учительницей, причем за опасную границу фильм, со всей его атмосферой ненавязчивого флирта, так и не свалится. … Короче говоря, симпатичное кино, не имеющее к жизни и реальности решительно никакого отношения: действительно доброе и даже не фальшивое — просто благостное» [Долин, 2016]. На закате оттепели на экраны вышла фантастическая комедия «Разбудите Мухина!» (1967), где главный герой из СССР конца шестидесятых года переносился в год 1837, чтобы уберечь А.С. Пушкина от роковой дуэли. Авторы фантастической комедии «Спасти Пушкина» (2017), наоборот, отправляют Александра Сергеевича из 1837 в 2017 год, но столичные школьники все также пытаются отговорить великого поэта от поединка с Дантесом. Несмотря на ряд отмеченных критиками [Архангельский, 2017; Потапова, 2017; Ухов, 2017] достоинств (легкость, искренность, юмор, интересный и злободневный детективный и сатирический сюжет, динамика и интрига, неожиданный, остроумный финал), фильм провалился в прокате, не выдержав конкуренцию с западными блокбастерами. Вероятно, его в появление в телеформате было бы уместнее, и тогда целевая аудитория в гораздо большей степени имела бы шанс понять, что «Наше все» здесь имеет значение не фигуральное, а эстетическое. Гостем из прошлого авторы показывают неизменность значений слов честь, долг, уважение, ответственность, правда, вежливость, такт. Разумеется, понятия эти за двести лет подверглись шлифовке, но внутренняя их сила осталась прежней, и понять ее важно именно в юном возрасте» [Ухов, 2017]. Кроме того, в «Спасти Пушкина» высмеиванию «подверглась жажда славы и повсеместная медийность, когда любая новость тут же оказывается на экране для подтверждения ли или развенчания, и каждый второй школьник получает возможность вести собственный видеоблог с помощью подручных средств» [Потапова, 2017].  «Нежный возраст» (2000) Гораздо больший зрительский успех выпал на долю созданный по американским рецептам фантастической комедии «Призрак» (2015), где привидение в ярком исполнении Ф. Бондарчука дает уроки мужского воспитания школьнику в исполнении звезды «Частного пионерского» и «Хорошего мальчика» С. Трескунова. Драмы Потесненные комедийным жанром драмы в постсоветский период повествовали о школьной жизни в трех ипостасях. Во-первых, это были картины в значительной степени наследовавшие традиции социально и критически ангажированного «перестроечного» кино второй половины 1980-х. Самым близким к «перестроечным» мотивам оказался «Учитель в законе» (2007). Здесь «вор в законе», узнав, что у него рак, а жить осталось немного, решает сделать хоть что-то хорошее и… устраивается учителем литературы в провинциальную школу. Фабульный поворот напоминает завязку «Физрука», но это не комедия, а драма: дальше идет целый наворот «чернухи», так как в школе действует целая банда старшеклассников-наркоторговцев, с которой исправившийся вор и вступает в смертельный поединок… Несмотря на актуальную тему наркотиков в образовательных учреждениях, уровень достоверности в этой драме явно занижен, а наглые школьники, промышляющие «наркотой», обрисованы слишком гротескно, чтобы быть психологически убедительными. Сексуальные (впрочем, поданные очень мягко) мотивы «перестроечного» кино обыгрывались в драме «Займемся любовью» (2002), где с заметной долей иронией рассказывалась история студента, пытающегося расстаться со своей затянувшейся девственностью. В драме П. Тодоровского «Какая чудная игра» (1995) на первый план вышли социально-политические мотивы. Действие фильма разворачивалось холодной зимой 1951 года, когда студенты одного из московских вузов решили разыграть своих соседей по общежитию: тайно подключили микрофон к радиоприемнику и от имени Кремля передали сообщение об отмене цензуры и прописки, пятикратном понижении цен и многих иных радостных событиях. Расплата не заставила себя долго ждать: «зачинщики» были арестованы и расстреляны в подвалах МГБ... Как и в предыдущих картинах режиссера («Военно-полевой роман» и «Анкор, еще анкор») это снова была драма в стиле ретро с вкраплениями комедии. Жаль только, что на сей раз сценарию не хватило объемности характеров персонажей и оригинальных сюжетных ходов. На протяжении всего действия фильма студенты хохмят, занимаются любовью, шумят, пьют водку и т.д. и т.п., однако после окончания сеанса едва ли можно вспомнить, чем собственно один студент отличается от другого: разве что тот был застенчивам очкариком, а другой — смешливым толстячком. Характеров на уровне «Военно-полевого романа» в «Игре...», увы, нет и в помине, хотя хорошие актеры делают все возможное, чтобы придать своим персонажам хоть какую-то индивидуальность... Да и сама ситуация с розыгрышем на политическую тему выглядит взятой, скорее, из времен хрущевской оттепели, чем из суровых сталинских времен, когда люди порой боялись публично рассказывать даже вполне безобидные анекдоты. Все-таки страх 1951 года значительно отличался от страха 1957 или 1959 — времен так называемых «добрых надежд»...  «Нежный возраст» (2000) Значительно удачнее получилась другая ретролента — «Нежный возраст» (2000). Ее режиссер С. Соловьев использовал свои «перестроечные наработки», сделав своего рода коктейль поэтического стиля времен «Ста дней после детства» (1975) с ерническим драйвом «Черной розы…» (1989) и «Дома под звездным небом» (1991). Рассказывая о школьной жизни первой половины 1980-х С. Соловьёв не доверившись «серьёзности и драматичности рассказываемой истории, во многом основанной на подлинных фактах из жизни соучеников и приятелей его сына, как бы опасается выглядеть скучным и занудным, насыщает действие повторяющимися дивертисментами (порой грешащими по части вкуса)» [Кудрявцев, 2007]. Но в целом все эпатирующие «позднеперестроечные» сцены (ну, быть может, более «продвинутые») были на месте: учитель труда, проклиная американскую экспансию, разбивал головой кирпич по причине проигрыша СССР холодной войны. Школьники курили и рассматривали фото в порножурнале. Учительница химии падала в обморок при виде ученика, представшего в разгар ее урока в голом виде. Чуть позже возникала смелая сцена секса пионера и этой же «химички» (ироничный привет, «Куколке» 1988 года). И (о, Боже!) голые пионеры занимались сексом в бассейне... Но вот что характерно: получивший в 2001 году главный приз «Кинотавра» «Нежный возраст» при всей своей эпатажности не спровоцировал никакого возмущения общественности. Главной причиной этому было фактическое игнорирование этой ленты массовым прокатом, заполненным американскими зрелищными лентами. Но были и причины иного свойства — страна только недавно стала оправляться от экономического шока 1998 года и все еще находилась в поле официально ориентированной на Запад (культурной) политики «вседозволенности».  «Нежный возраст» (2000) Куда более мягкий ретровариант (на сей раз жизни советских студентов 1970-х) был представлен в драме «Исчезнувшая империя» (2007) К. Шахназарова. Наряду с критикой советского строя здесь ощущались ноты сдержанной ностальгии: «советская империя взята у Шахназарова на излете, в истончении, в полураспаде — в самом привлекательном своем виде, когда ее пороки были не столь очевидны; когда она смягчалась, тормозила, переходила в небытие, когда все уже лицемерили и врали. Но в ней было движение, возможно, было взросление, существовали понятия о добре и зле — а в наступившем вслед за ней безвременье все нивелировалось» [Быков, 2007]. Во-вторых, это были ленты о современности, но близкие по стилю к советскому кино 1970-х. Например, сериал о школьной жизни «Простые истины» (1999-2003), действие которого разворачивалось в одной из столичных школ. Вопреки перестроечной «чернухе», в «Простых истинах» было много хороших старшеклассников и учителей, практически не было скабрезных шуток и постельных сцен с «обнаженкой». В похожем ключе, но на сей раз с уклоном в экологическую тему (учительница биологии вместе со своими учениками борется с загрязнением природы) была поставлена «Взрослая жизнь девчонки Полины Субботиной» (2008). В этот ряд хорошо вписывается и «Сельский учитель» (2015). В этой «соцреалистической» драме поразительно похожий (и внешне и чертами характера) на обаятельного Шурика из знаменитых комедий Л. Гайдая аспирант педагогического факультета и учитель истории в 10-м классе Лев Сергеевич вступает в конфликт с ретроградством директора и завуча школы, увольняется, бросает аспирантуру и отправляется учительствовать в сельскую школу. А там скоро завоевывает и уважение старшеклассников, и любовь местной красавицы. В-третьих, это были фильмы о школе и вузе, снятые, исходя из новой российской моральной парадигмы XXI века, то есть взамен строгих нравственных установок советского «развитого» социалистического реализма и «перестроечной» (и продолжившей «перестроечную») социальной критики, на первый план вышли ленты с персонажами без гуманистических идеалов, живущих в мире денег, насилия, секса и развлечений, к которым авторы относятся подчеркнуто нейтрально, рассматривая их как подопытных сусликов…  «Взрослая жизнь Полины Субботиной» (2008) Наиболее показательной из такого рода лент стала драма «Все умрут, а я останусь» (2008). Персонажи этой картины живут «по законам прайда: сильный доминирует, слабого унижают и выбрасывают из привычного круга. Эмоции полярны — либо восторг, либо злобный гнев. Никто, к примеру, не видел, чтобы сурикат размышлял, философствовал, впадал в рефлексию. Что уж тут говорить о простой старшекласснице? Нимфетки Гай Германики расправляются с конкурентками с инстинктивной жестокостью, а банке с алкоголем радуются так же, как Вискерсы найденному под камнем вкусному червяку. Зверьки едят траву, дети её курят» [Белокуров, 2009]. Режиссер фильма В. Гай Германика явно хотела доказать всему миру, что именно она наконец-то скажет «всю правду о современной школе». Так что в ее жесткой ленте девятиклассники курят, пьют вино, занимаются сексом, обожают неприличные жесты и жаргонную лексику («короче», «блин» и т.п.), матерятся (по-настоящему, без «запикивания»: лента снята за шесть лет до строгих поправок к Федеральному закону РФ № 53 «О государственном языке Российской Федерации», принятым в 2014 году [Изменения…, 2014]), пытаются покончить жизнь самоубийством, а потом идут на дискотеку… Вот только несколько характерных фраз, которые произносят в фильме 15-16-летние школьницы: — Хорошо было бы, если бы все взрослые сдохли! — Везет — её трахала целая рота солдат! — Пусть будет дискотека, а у меня будет парень! Можно, наверное, согласиться с тем, что Гай Германика — «настоящий злой демиург, который дергает за нитки. А внизу заламывает ручки дурацкое, нелепое и жалкое, в общем, существо под названием «тинейджер», разрываемое галактических размеров нарциссизмом и огромным желанием выдавить на зеркало мозги вместе с сочным прыщиком. Увы, на эти ниточки бессмысленно указывать юным существам, которые еще не знают, что умрут все без остатка, и напяливают на себя футболки «Родители, fuck you!» [Куликов, 2008]. И здесь трудно согласиться с тем, что в ленту, благодаря «летучей камере» оператора, «вошли те самые воздух и свет, без которых фильм мог бы проходить лишь по разряду «молодежной чернухи». Потому что, по сути, за вычетом этого воздуха и этого света, нам было бы предложено несколько важных и, главное, свежих новостей: любви нет, надежды нет, веры нет; взрослые — козлы, дети — суки; все умрут, а я останусь» [Фанайлова, 2009]. На наш взгляд, «Все умрут…» возвращается именно к «перестроечной» чернухе, но без свойственного ей гуманистического пафоса, заменяя его на циничный натурализм. Впрочем, даже натурализм этот весьма условен. Можно ли всерьез воспринимать фильм «Все умрут, а я останусь» как самый правдивый постсоветский кинотекст о современной школе и школьниках, если 15-16-летних персонажей играют опытные актеры от 22 до 28 лет?  «Все умрут, а я останусь» (2008) Так что мы не склонны разделить восторгов исследователей творчества В. Гай Германики, утверждающих, что «у нас появился режиссер, не сомневающийся в реальности, не пасующий перед ней, не нагружающий ее рефлексиями, не забалтывающий ее, говорит о том, что в этой реальности можно жить и, следовательно, снимать про нее неабстрактное, четкое кино» [Гусятинский, 2009], отвечающее на «важный вопрос» [Волобуев, 2008]. О фильме «Все умрут, а я останусь» (2008) спорили в основном профессионалы — кинокритики и культурологи, широкого проката он не имел. Зато о телесериале В. Гай Германики «Школа» (2010), показанном в прайм-тайм на первом телеканале, спорила уже «вся страна». По сути это была облегченная версия предыдущего фильма режиссера, развернутая на несколько десятков серий: «в сущности, сериал «Школа» — совсем вегетарианский. Ничего в идеологическом смысле экстраординарного в нем нет, никакой радикальности, протестных настроений. В сравнении с программами-беспредельщиками канала НТВ («Чистосердечное признание», «Особо опасен!» или «Чрезвычайное происшествие»), «жемчужинами» воскресного прайма, сериал «Школа» — просто пионерский утренник. Если не считать неофициальный визуальный и поведенческий контекст» [Дондурей, 2010]. В самом деле, это сериал — «разведенная один к трем версия «Все умрут...» — без мата, сисек и с оператором похуже. …Даже неизбежная игра в поддавки с телеаудиторией, очень остроумно оформлена. Они каждый раз играючи доходят до точки, за которой должно начаться что-то уже совсем неприличное, а когда у зрителя от удивления начинается эпилептический припадок, так же играючи сдают назад: назревает коллизия с учителем, запавшим на девочку, а потом бац — и педагог берет вверх над педофилом, замаячила (очень робко) потенциальная гей-линия — и тут, нет, простите, вам показалось. В первой серии есть очаровательный момент, этот метод иллюстрирующий: девочка пишет на стекле слово…, и ровно на букве «й» входит дедушка» [Волобуев, 2010]. Снова непристойные движения и жесты, грубая сленговая лексика (но уже по причине вечерних телепоказов без нецензурщины), секс и суицид школьников. Плюс показ учителей-взяточников и ретроградов. Вот только некоторые характерные, унижающие человеческое достоинство учащихся, учительские фразы из «Школы»: — Вы не личность, а ничтожество. — Что ты такой тупой? И снова, несмотря на мобильную камеру, снимающую «под документ», нелады с возрастом исполнителей ролей девятиклассников: только одному из актеров в момент съемок (2009) было 18 лет, остальным — от двадцати одного года до двадцати четырех. А играют-то они 15-16-летних… Впрочем, иные аналитики и здесь увидели свои плюсы: «Смущает то, что девятиклассников играют здоровенные лбы по 22 года, но, во-первых, с этим быстро свыкаешься (в «Беверли Хиллз 90210», например, актерам было под тридцатник, и ничего), а во-вторых, они играют натуралистично: их юные герои туповаты, ограничены, заторможены, недалеки, нервозны. И восхитительно косноязычны!» [Гордеев, 2010]. Авторы сериала «Школа», опираясь на предыдущие наработки, обращаются «к стихийному, идолопоклонческому миропониманию, предлагают неразбавленное, концентрированное бытие», обещают «реципиентам укрытие от выкрашенных в локальные цвета героев «картонных» ТВ-сооружений — молодежных мыльных опер, решенных в жанрах ромкома, ситкома» [Спутницкая, 2016, с. 24], хотя при все этом В. Гай Германике «не удается избежать однообразия, неизбежных для формата затянутости, смакования однотипных конфликтов, пунктирной манеры подачи образов. Зачастую, увлекаясь методикой съемки, ракурсной интерпретацией персонажа, она срывается в нудное бытописательство. [Спутницкая, 2016, с. 25].  «Школа» (2010) Очень точно анализирует «Школу» Ю.А. Богомолов: «Искусства в этом сериале ровно столько, чтобы зритель мог проникнуться драматизмом ситуации — и не только в школьной среде. Просто для многих, в том числе и для эстетически продвинутых зрителей, язык этого художественного высказывания непривычен. Не потому, что так уж он в новинку в принципе. Он непривычен в формате так называемого «сериального продукта». Непривычна подвижная камера. Словно снимается кино с мобильника. Не в правилах формата — сверхкрупность планов, обостряющая субъективность взгляда на происходящее, скороговорка диалогов, калейдоскопичность и компактность сюжетных мотивов. …Непривычен и уровень достоверности, взятой в рамку кадра реальности, которая, впрочем, не просто механически перенесена на экран, но выразительно, образно обработана и подана. При том, что вмешательство режиссера, оператора, художника в «картинку» представляется минимальным. Оттого возникает иллюзия импровизационности течения подглядываемой жизни. …знакомство с изнаночной стороной среднестатистической школы шокирует: отвязность учеников, беспомощность учителей, раскуривание наркотиков, гормональные проблемы юных отроков и отроковиц и т.д. …Говорят, что сериал Германики — кривое зеркало. Возможно. Но позволю себе заметить, что кривое зеркало не только искажает прекрасные черты прекрасных явлений, оно выпячивает дефекты, изъяны того, что не очень прекрасно, и особенно того, что очень безобразно. Именно это и сделала «Школа» — как по отношению к самой школе, так и по отношению к сегодняшнему общественному укладу» [Богомолов, 2010]. При всём том нельзя не признать, что «по материалу этот сериал ничего нового не открывает. Германика снимает кино о том, что она хорошо знает, даже школа и интерьеры такие же, как в ее первом фильме «Все умрут, а я останусь» [Карахан, 2010]. «Школа» не стала открытием для искушенной в медийной культуре аудитории. Зато для аудитории массовой, не знакомой ни с предыдущими лентами Гай Германики, ни со многими другими российскими и зарубежными фильмам о школе и школьниках (среди которых были и очень острые, вспомним, например, «Нежный возраст»), телепоказ «Школы» стал своего рода откровением, шоком. Но есть и еще две причины шумной реакции публики: «первое — нарушена развлекательная специфика нашего телевидения. Это произведение не только по своему художественному уровню на несколько порядков выше традиционной сериальной продукции, но и совершенно иное по своей эстетике. Второе — нарушено табу жанрового решения разного рода конфликтов на телевизионном экране» [Разлогов, 2010]. Многих зрителей «поразило и возмутило то, что сериал идет в прайм-тайм на главном телеканале страны. Подобный ход многие восприняли как официальное заявление государства. … Обобщая, все мнения можно разделить на четыре группы: а) демонстрация пьющих и курящих детей пропагандирует подобное поведение среди учеников, делая его нормальным, легитимным соответствующим «духу времени»; б) происходит развращение молодого поколения, его зомбирование, поскольку правительству так легче его подчинить, а оно само вроде бы не против; в) сериал — это попытка привлечь внимание к проблемам школы, пусть и не самыми разумными способами; г) все это происки Первого канала, которому, как воздух, нужны высокие рейтинги» [Паисова, Дементьева, 2010]. Более того против показа на Первом канале сериала «Школа» выступила Глава департамента образования Москвы О. Ларионова, заявив, что «в интернете появились резко отрицательные отзывы и учителей, и родителей, и учеников на эту программу», созданную в год учителя в России [Сериал…, 2010].  «Школа» (2010) Мы полагаем, критики сериала «Школы» сумели почувствовать главную особенность авторской позиции в сериале: моральный релятивизм, что было четко зафиксировано социологом Д.Б. Дондуреем (1947-2017). Он отметил, что минусы «Школы» «очевидны и уже зафиксированы: тенденциозность в отборе материала, никто ничему не учит, отсутствие у героев минимальных интеллектуальных запросов, плосковатая драматургия» [Дондурей, 2010]. Но на этом фоне Д.Б. Дондурей сумел выделить самое, пожалуй, принципиальное: «Школа» — образец продюсерского творчества во всех его компонентах. … главное в этом проекте — эксперимент с накопленным, но еще не реализованным ощущением давно разрешенной свободы. С ее границами, коридорами, горизонтами. А также новейшими, хотя и не явными, технологиями продвижения современных виртуальных продуктов. «Школа» зондирует почву надвигающихся или, точнее, вызревающих контент-перемен, не столько предчувствует, сколько осваивает возможные здесь идеологические повороты. Сериал диагностирует и заполняет образовавшиеся в последние годы пустоты в устоявшейся на ТВ «картине мира», колеблет привычную сетку сериальной жвачки и статусных (независимо от результата и претензий) экранизаций. Он задевает проблематику и те реалии нашей жизни, касаться которых совсем недавно было нельзя. Или нам это только казалось? Кто мог представить, что два раза в сутки на главном пункте раздачи «смыслов жизни», под присмотром бабушек и младшеклассников шестнадцатилетняя героиня будет с любопытством разворачивать, ощупывать презерватив, полученный от мамы в подарок? Это — пощечина российскому общественному вкусу. Смотреть на многочисленные убийства, на расчлененку можно, а на презерватив — ослепнешь. Кто мог вообразить, что на авансцену многомиллионного телефорума будут вынесены в качестве будничных ситуаций взятка учителю, соблазнение молодой учительницы или подростковое сотрудничество с порносайтами? Прилично ли такие будни включать в отечественные сериалы или только — причем будни покруче — в программы «Пусть говорят» или «Максимум»?» [Дондурей, 2010]. Еще одна облегченная версия фильма «Все умрут, а я останусь» была изготовлена главным редактором «Ералаша» Б. Грачевским. В его драме «Крыша» (2009) в школе торгуют наркотиками, курят и дерутся в туалете, девочки-подростки рассматривают картинки камасутры, а директор пишет фломастером на лбу ученика «Я — урод». Главные героини «Крыши» — три подружки — «типично ералашевские персонажи — учатся в школе, влюбляются в новенького, курят потихоньку, поют песни на крыше и с этой самой крыши собираются спрыгнуть. Родители девочек, кто кем может, работают, поголовно изменяют друг другу и о дочерях думают мало» [Хрусталева, 2009]. В «Крыше» нет никакого мата, но зато есть мораль социального заказа: «Родители! А Вы знаете, чем заняты Ваши дети?». Вышедший на экраны спустя четыре года после школы «Класс коррекции» (2014) обратился уже не просто судьбам обычных школьников, а учащихся-инвалидов. Как и у Гай Германики, школьников здесь сыграли актеры от двадцати до двадцати пяти лет, что опять-таки можно объяснить тем, что в этой драме есть очень рискованные сцены: например, когда жестокие одноклассники насилуют главную героиню — школьницу-инвалида. При всем том «с экрана не звучит ни одного нецензурного слова — и вовсе не потому, что недавно появился запрещающий закон. Автор сознательно поставил себе жесткие рамки: не «играть в Германику», не пытаться подтверждать подлинность происходящего грязной лексикой» [Любарская, 2014].  «Класс коррекции» (2014) В профессиональной среде «Класс коррекции» (2014) был встречен неоднозначно, по сути, предлагались две противоположные трактовки: 1) «это флагман «новой новой волны», шедевр реализма (все как в жизни!), всхлип подросткового отчаяния и «Чучело XXI века»; 2) это изящная постмодернистская выходка, гротеск, собственная вселенная, пылающий жираф и выход молодого талантливого провокатора на территорию Балабанова и Триера» [Кувшинова, 2014]. Горячие сторонники фильма посчитали, что «Класс коррекции», конечно, мрачен, но «далек от полного погружения в тлен и безысходность. Большую часть картины зритель смотрит с болью, со страхом, с переживанием, но и с надеждой. Со светлым чувством, с ощущением какой-то высшей справедливости, пусть и выражающейся в том, что мальчишки и девчонки с физическими пороками тоже бывают по-своему счастливы. … любовь, ненависть, глупость, предательство, ярость и страх показаны оголенными нервами. Инвалиды сколь беззащитны перед внешним миром, столь и ранимы в мире внутреннем» [Ухов, 2014], и здесь «начинаешь думать о незащищенности всех и каждого, в порядке самозащиты рождающей агрессию, … о тотальной депрессивности, в какую впало любое дело, и прежде всего школьное» [Кичин, 2014]; и «не синефильством силен «Класс коррекции», а феноменальным умением найти общий язык с аудиторией, рассмешив ее и растрогав не на шутку» [Долин, 2014]. Противники были уверены, что «Класс коррекции» — блестящее надувательство, история, которую не рассказали, а провыли голосом попрошайки в метро. Все там условно, как в фольклорном плаче… Твердовский въехал в мировой киноконтекст на лимузине с откидным верхом (но колесами от инвалидной коляски) и уверенно мчит вперед под свист и оханье окружающих» [Шакина, 2014]. Более того, М. Кувшинова убеждена, что «Твердовский от незнания избранного предмета, от непонимания, что такое провокация, озверение, предательство, чудо, но от желания непременно все это показывать как будто поднимает перед зрителем таблички «Провокация!», «Озверение!», «Предательство!», «Чудо!», и когда дело доходит до таблички «Автор!», он демонстрирует в телевизоре фрагмент собственного короткометражного фильма «Собачий кайф» и вкладывает в уста одной из героинь реплику: «Зачем такое снимать, как дети себя придушивают?» [Кувшинова, 2014].  «Класс коррекции» (2014) Нам же кажется, что фильм представляет собой искусственно сконструированный антропологический этюд «по мотивам» «черной серии» перестроечных фильмов о школе и первых фильмов Гай Германики, где по сюжету коллективное изнасилование школьницы ее одноклассниками остается совершенно безнаказанным, где в кабинете директора ожесточенно дерутся озверевшие мамаши старшеклассников, где естественные интонации диалогов, сбивчивая речь персонажей создает иллюзию «правды». Столь же полярные мнения вызвала еще одна драма на школьную тему — «Географ глобус пропил» (2013), авторы которой перенесли сюжет одноименного романа А. Иванова, написанного в 1995 году, в XXI век. Фабула ленты проста: сильно пьющий провинциальный биолог средних лет от безысходности устраивается в школу преподавать географию и, столкнувшись с непростым классом, пытается заработать у школьников авторитет. При этом «все, что происходит в фильме «Географ глобус пропил», категорически неправильно. Учитель, который должен подавать пример, пьет, прямиком режет детям все, что о них думает. Даже рискует их жизнями, за что ему грозит уголовка. И дома у него тоже неправильно: он разрешает жене любить друга, ищет утешения у коллеги-учительницы, тайком любит ученицу. И ученики в школе неправильные: буянят, дерзят и, похоже, ничему не учатся» [Кичин, 2013]. Аргументы в пользу фильма: «осознанное следование отечественной литературно-кинематографической традиции», «сопереживание», «душевное просветление», «живость и забавность», «жизненность», «призыв к любви к ближнему», и т.п. Примеры: 1) «Как ни крути, фильм Велединского — плоть от плоти и школьных драм вроде «Доживем до понедельника» или «Дорогая Елена Сергеевна», и трагедий нереализованности, первой из которых на ум приходит «Осенний марафон». Образ Служкина пропитан той самой любимой некогда «интеллигентностью» с начитанностью, романтическим настроем, умением тонко шутить, сложно ругаться и красиво отказывать женщинам. Странно, но при всех отталкивающих составляющих Служкин симпатичен, ему несложно сопереживать, его непростое положение заставляет прокручивать в голове варианты собственных поступков, а ведь это всегда непросто — создать такого экранного героя, которого может примерить на себя едва не любой зритель» [Ухов, 2013]; 2) «Но больше всего привлекает в непутевом персонаже Хабенского то, как он соотносится с нашей литературно-кинематографической традицией, идущей от Онегина и Печорина к Иванову и Треплеву и далее к героям «Утиной охоты», «Полетов во сне и наяву», «Осеннего марафона» и другим «лишним людям на рандеву», с которыми его сразу стали сравнивать, отмечая главным образом их несомненное сходство. Хотя не менее существенно и различие. Все перечисленные лица в той или иной мере обладали романтической аурой — в наибольшей Печорин, в наименьшей — Бузыкин из «Марафона». Служкин же — принципиально неромантический и даже не трагикомический, а, скорее, комический герой, но не в обычном значении этого слова, а в том, в каком его употреблял Чехов применительно к своим пьесам» [Матизен, 2013]; 3) «Увы, профессия учителя считается тупиком. Что признает сам главный герой. Повесть о настоящем человеке? Нет, конечно же. Назидание молодежи — не будьте такими, как он? Тоже нет. А может — новый роман воспитания? В котором скорее ученики воспитывают учителя. Да что там — просто жизнь. Зажатая в теснине человеческих предрассудков и нереализованных желаний… Но — пусть не всегда, но все же — прорывающаяся на свободу, победно вскидывающая руки и говорящая: а все-таки нам есть ради чего жить. Пусть на мгновение. Ради таких мгновений и живут. И эта жизнь — в большинстве ситуаций нелепая, смешная, необразцовая и непутевая — но оставляющая надежду на душевное просветление» [Говорушко, 2013];  «Географ глобус пропил» (2013) 4) «"Географ глобус пропил" — на удивление живой и забавный фильм, в котором даже несовершенства и шероховатости идут в плюс. Ведь это, в конечном счете, история любви, которой отступления от канонов красоты и истинности только на пользу. А еще это тест для современных российских зрителей на способность получать удовольствие от нормального житейского кино о настоящих, таких, как мы с вами, людях» [Долин, 2013]. 5) «Географу» удалось прославить того, кто живет здесь, в наши дни, и не предпринимает ровным счетом ничего. Выходит так, что «ничего» в итоге оказывается единственной возможной стратегией — но только для того, кто хочет любить весь мир, никому не быть залогом счастья, и продолжать надеяться, что мир полюбит его в ответ» [Кувшинова, 2013]. Аргументы против фильма: «мутность», «безжизненность», «фикция», «никакое кино», «пирожное с кремом», «неприличная чувствительность и пугливость авторов», «ляпы», «стыдно смотреть» и т.п. Примеры: 1) «Уж простите за смехотворную словесную аллюзию, но нужно совсем отчаяться, чтобы выдавать претенциозную мутную мелодраму за откровение, да еще и снятую так безжизненно, что выпускать надо было сразу на ТВ» [Гофман, 2013]. 2) «режиссер Велединский лезет из кожи вон, чтобы его фильм нравился самому простому зрителю: через кадр отсылает к советской классике об ищущих смысл жизни мужчинах, очищает первоисточник от всех тягостных монологов, оставляя лишь шутки с прибаутками, напряженно всматривается в глаза хорошего артиста Хабенского. Но его Служкин так и остается фикцией, несуществующим представителем несуществующего поколения, который никак не развивается, не растет, которому на самом деле ничего не надо. Кино получается такое же. То есть никакое» [Рузаев, 2013]; 3) «весь фильм выглядит как пирожное с кремом. … Есть ощущение, что создатели «Географа» — люди со вполне приличной творческой репутацией, еще десять лет назад представлявшие собой бодрый и смелый передний фланг российского кино — просто постарели и стали неприлично чувствительны и пугливы. Формула Гоголя: «полюбите нас черненькими», которая в нашем искусстве работала всегда, кажется им слишком рискованной, гораздо безопаснее снимать очередную сказку для взрослых — пусть и греша против правды» [Зарецкая, 2013]; 4) «Здесь нет портрета «героя нашего времени», потому что и героя нет, и нет времени как такового: все его приметы к середине фильма из-за критической массы разнообразных ляпов просто становятся мертвыми декорациями. Нет драмы, и нет даже трагикомедии, потому что смеяться над тем, как учитель напивается с главным школьным хулиганом и читает рэп, становится неуместно и надоедает. А что тут есть? Да ничего. Есть фильм, который практически с самого начала (Служкин дерется в электричке с милиционером под песню «Я свободен») стыдно смотреть. Кроме первого эпизода еще, пожалуйста, навскидку, пара стыдных: и момент со сцеживанием березового сока в бутылку из-под коньяка, и сцена в бане — влюбленная в учителя школьница стонет голая у печи (за молодую актрису почему-то неудобнее всего), учитель до крови стегает себя банными вениками — видимо, изгоняет похотливых бесов» [Артамонова, 2013].  «Географ глобус пропил» (2013) В итоге, на наш взгляд, «Географ…», как и «Класс коррекции» выглядит вторичным продуктом, ничего нового не добавляющим ни к развитию «школьной темы», ни к традиции историй о «лишних людях»… В фантасмагорической драме «Клинч» (2015) учитель русского языка и литературы «cутулится, зажимает плечи дешевой курткой, норовит проскользнуть незаметно. ... Его не манят ни давно разлюбленная жена … ни явно потерявший уважение к отцу-неудачнику 18-летний сын …, ни стоящая в ожидании ремонта ободранная до голых бетонных стен квартира» [Любарская, 2015]. Но он не какой-нибудь романтик-«шестидесятник»: видит в окне, как «старшие ученики бьют младшего, но не бросится никого спасать. В кабинке служебного туалета совершается прелюдия к сексуальному акту, и тоже ничего особенного учитель не сделает, захлопнет дверь, крикнет в сердцах: "Другого места, что ли, не нашлось?" … школа — идеальная тема для демонстрации лицемерия, обмана, фальши, скуки жизни и беспросветности существования. Школа является, видимо, серьезным психическим потрясением для будущих режиссеров и впоследствии служит источником "черного вдохновения", кузницей кошмара» [Аргангельский, 2015]. Правда, дальше сюжет «Клинча» уходит прочь от школы в сторону сюрреализма и абсурдизма, а, следовательно, и от тематики нашего исследования. Зато в «Училке» (2015) почти все действие фильма происходит в школьном классе. Поначалу кажется, что мы имеем дело с серьезной драматической проблематикой: «здесь и вечные взаимоотношения старшего и младшего поколений, и попрание моральных и нравственных устоев, и деградация общества и молодёжи, и масштабные проблемы в российском образовании, и социальное расслоение общества» [Николаев, 2015], затронуты «все актуальные темы обывателя, связанного со школой, тут и Украина с США, тут и культура с образованием, тут и бандиты с охранниками», но вскоре «Училка» оборачивается фарсом. … превращается в какой-то капустник» [Ухов, 2015]. Изученную жизнью пожилую истории играет здесь замечательная актриса И. Купченко, сыгравшая создавшая когда-то один из самых значимых педагогических образов в советском кино («Чужие письма», 1975). Однако в «Училке» авторы фильма поставили ее в столь же неудобное и фальшивое положение, которое было у еще одной талантливой актрисы — М. Нееловой в перестроечном фильме «Дорогая Елена Сергеевна»: пожилая и вроде бы опытная учительница ведет себя со школьниками так, как будто впервые в жизни оказалась в классе и практически ничего не знает об интеллектуальном уровне и нравах современных учащихся. А в этом классе авторам удалось собрать удивительно персонажей — «хамов, лодырей и гопников. Даже отличницы и хорошисты под воздействием нестандартной ситуации начинают демонстрировать свой исключительный эгоизм и озлобленность. Однако воспринимать все это почему-то следует как нечто естественное и легко трансформируемое во что-то здоровое при помощи взмаха волшебного дула. Удивительное дело: всего несколько десятков минут общения, изобилующего взаимными угрозами и оскорблениями — и воцаряется такой всеобщий стокгольмский синдром, что зрителю становится неловко» [Сосновский, 2015].  «Училка» (2015) Аналогичная утрированная фальшь, дополненная издержками пересадки на российскую кинопочву немецкой пьесы, сквозит и в куда более профессионально сделанном «Ученике» (2016). В этой драме на первый план выходит «срыв покровов с обложившей со всех сторон российского обывателя безысходности весело соревнуется в агрессивности с антиклерикализмом. Здесь в кабинете директора школы обязательно должен стоять российский флаг — чтобы продемонстрировать пронизывающий все показушый псевдопатриотизм. И непременно — перевернутый, подчеркивающий: за этим всем ничего, кроме лизоблюдства, не стоит. Если в школе есть священник, то его часы будут занимать примерно треть экрана, а речь и повадки — свидетельствовать о криминальном прошлом, причем — совсем недавнем. Директриса, завучи, "училки" — мерзкие крикливые тетки (и тупой физрук, да), на уроках рассказывающие о положительных сторонах сталинизма, а вечерами за бутылкой горланящие мерзейший блатняк. Безмозглые менты и охранники готовы, от души поматерившись, креститься на все, что напоминает крест… «Ученик» вовсе не приглашает поразмышлять о проблемах нынешнего российского общества, как утверждает его автор. Вместо этого зрителю дается возможность распалить свою озлобленность» [Сосновский, 2016]. В истории о старшекласснике, использующем религиозный экстремизм как инструмент для бунта, то и дело «проскакивают реплики и сюжетные детали, выдающие западное происхождение оригинала. …Главная беда «Ученика» в другом — в том, что это фильм-предупреждение, а не фильм-исследование. Картина не анализирует душевный мир парня, который становится религиозным фанатиком, не показывает его внутреннюю борьбу, не дает ему права на сомнения и колебания» [Иванов, 2016]. М. Трофименков справедливо пишет также и о вторичности «Ученика»: «Что-то подобное мир уже видел полвека назад. В десятках других фильмов другие тинейджеры — от английских и польских до японских — так же демонстрировали свои гениталии. Так же громили свои слишком буржуазные спаленки и били наповал взрослых надсмотрщиков парадоксальными афоризмами. Приносили в школу презервативы и мечтали автоматными очередями от живота очистить землю от взрослых тоталитарных свиней и ровесников-конформистов. Тогда это называлось молодежным бунтом против торжествующего ханжества: подростковым хулиганством следовало восхищаться» [Трофименков, 2016].  «Ученик» (2016) С другой стороны, стоит, наверное, прислушаться и к мнению А. Долина: «Фильм прямолинеен и даже дидактичен, это своего рода наглядная (даже чересчур) демонстрация всех опасностей религии, частной или организованной. Однако художественные достоинства заметно сильнее редких недостатков. … «Ученик» — фильм прежде всего о фанатизме и «оскорблении чувств верующих», но еще — о современной системе образования, об антисемитизме, о гомосексуализме, о лицемерии, обо всех формах тоталитаризма. В этом смысле «Ученик» — стопроцентно политическая картина, и второй такой в России за все новейшее время снято не было» [Долин, 2016]. Фильмы В. Гай Германики, драмы «Географ глобус пропил» (2013), «Училка» (2015) и «Ученик» (2016) рассказывали об обычных школьниках из обычных школ, выбирая из них по большей части наименее социально защищенных. Зато авторы сериалов «Барвиха» (2009) и «Золотые (Барвиха-2)» (2011), снятых уже по американским рецептам, обратились к бытию элитарной школы, где учатся в основном старшеклассники-мажоры. Как и у Гай Германики, роли школьников исполнили профессиональные актеры. В «Барвихе» они снимались в возрасте 20 до 29 лет, а в «Золотых» — и того старше. Переработав американские сериалы «Вероника Марс» (Veronica Mars, 2004-2007) и «Сплетница» (Gossip Girl, 2007-2012), авторы «Барвих» сконструировали стереотипных для фильмов о «золотой молодежи» персонажей: ловелас и его простоватый друг, «золушка», пытающаяся путем обмана попасть в «высшее общество», королева класса и ее свита, и, разумеется, обаятельный и честный парень, который хоть и богат, но отзывчив. Сюжет сериалов вертится вокруг таких ключевых понятий, как дружба, любовь, зависть, ревность, секс, выпивка, обман и подлость. Все это подано с тем же устойчивым моральным релятивизмом, как и у Гай Германики, только мягко, гламурно и без претензий на авторское высказывание. Примерно в том же духе, правда, без утрированной гламурности «Барвихи» и педалированной сексуальности (включая гомосексуальность) сериала «Физика или химия» (2011), был сделан и сериал «Старшеклассники» (2006-2010). Мелодрамы В 1990-х было снято довольно много фильмов, ретроспективно осмысливающих относительно недавнее прошлое. Среди них было и мелодрама «Американка» (1997) Д. Месхиева. Ранее Дмитрий Месхиев («Циники», «Над темной водой») считался умелым стилизатором и одним из лидеров нового режиссерского поколения. Однако «Американка» нанесла его имиджу немалый урон. И все потому, что Месхиев проиграл, что называется, на своем поле. Вместо ностальгичной ретромелодрамы о любовных и житейских делах российских тинэйджеров начала 1970-х, на наш взгляд, получилась небрежно скроенная и плохо сыгранная поделка. Конечно, авторы фильма не забыли одеть своих юных героев в брюки клеш и оснастить «битловскими патлами». Но на большее их не хватило. Атмосферы 1970-х в «Американке» нет и в помине. Кажется, что режиссер, не долго думая, просто скопировал (причем примитивно и без вдохновения) киновоспоминания старшего поколения о своем послевоенном детстве. Но, увы, то, что восхищало в «Подранках» (1977) или в «Замри-умри-воскресни» (1989) в трактовке Месхиева выглядело унылым штампом.  «Любимая учительница» (2016) По «усредненным» лекалам скроены и многие другие «школьно-вузовские» мелодрамы. Понятно, что в основе мелодраматических историй на школьном материале — любовные перипетии, порой довольно рискованные. Отсюда и еще большая осторожность создателей фильмов по отношению к возрасту исполнителей. Так в «Любимой учительнице» (2016) одиннадцатиклассник влюбляется недавнюю выпускницу педвуза, пришедшую преподавать в его школу. По причинам, указанным выше, на роль влюбчивого школьника был выбран актер 22 лет, что поставило авторов сериала перед выбором: пригласить на роль учительницы девушку в возрасте, соответствующем выпускнице вуза (23-24 года), или, во избежание уравнивания возрастных параметров актеров, взять актрису постарше. Остановились на втором варианте: исполнительнице роли юной учительницы в год выхода сериала на экран исполнилось 33 года. Понятное дело, что такого рода возрастной кастинг с первых же кадров разрушал доверие к сюжету сериала, тем более что и далее он не давал особых поводов к серьезным размышлениям (чего стоит одна сцена попытки изнасилования учительницы на выпускном вечере одним из друзей главного персонажа). Кстати, на сцене изнасилования (на сей раз одной из выпускниц школы) построена и завязка невзрачного сериала «И шарик вернётся» (2013). В скучноватом мелодраматическом ключе на экране воплощались и истории любви персонажей постарше: в «Цене любви» (2013) замужняя преподавательница вуза влюбляется в двадцатилетнего парня, в «Работе над ошибками» (2015) школьная учительница через много лет встречается с бросившим ее когда-то мужчиной; в «Белой вороне» (2011) провинциалка из педучилища становится жертвой козней своей коварной свекрови; в «Детям до 16…» (2010) возникал слабо подкрепленный сценарно студенческий любовный треугольник, справедливо получивший негативные отзывы критики [Нефедов, 2010; Фаворов, 2010], так как «зритель видит вместо красоты манерность исполнения, глянцевую вычурность и вопиющую пошлость» [Ющенко, 2010]. В мелодраматическом сериале «Учителя» (2014) известный телеведущий ток-шоу «Поболтаем» ссорится с руководством канала, теряет работу и… устраивается в провинциальную школу учителем литературы (ох, не дает покоя создателям кинотекстов на школьную тему истории о резком перемене статуса своих персонажей, до поры до времени не имевших никакого отношения к педагогике: вспомним хотя бы «Учителя в законе» и «Физрука»). Понятное дело, в школе недавняя телезвезда встречает скромную красавицу-учительницу. Но не только её: на него уже положила глаз гламурная учительница английского, а две бойкие старшеклассницы спорят, кто из них раньше его соблазнит (для чего одна читает «Суламифь» А. Куприна и бросается на учителя с поцелуями, а другая делает татуировку на свой груди и раздевается перед ним в школьной подсобке: не волнуйтесь, роли этих школьниц исполняли двадцатилетние актрисы). На фоне этого в классе всё, как у современных «кинолюдей»: школьники пьют, курят, занимаются сексом (см. «Барвиху», «Золотые» и пр.). В мелодраме «Первокурсница» (2016) тоже использован прием с персонажем-перевертышем: симпатичная молодая мама легко сдает вступительные экзамены в институт международных отношений вместо своей 18-летней дочери и вскоре влюбляется в импозантного доцента. Достоинство этой ленты, на наш взгляд, в том, что она ничуть не претендует на презентацию «жизни вуза», а непритязательно играет в романтические чувства.  «14+» (2015) Среди мелодрам о студентах и школьниках наибольший резонанс вызвал фильм «14+» (2015). Вопреки негласным киноправилам последних десятилетий юным актерам этой картины не 20-25, а реально пятнадцать лет. И ценность фильма «не в драматических конфликтах. Это очень простой фильм про любовь, от которого невозможно оторваться и который потом трудно забыть. Просто в нем (редкий случай, особенно в российском кино) абсолютно все сделано правильно. Главное в «14+» — удивительно легкая и естественная интонация, с которой рассказана история. Если искать приблизительно похожие фильмы о подростках, на ум, возможно, придут «Шведская история любви» Роя Андерссона или даже «400 ударов» Трюффо, вышедшие в 1970-м и 1959-м соответственно. Тинейджеры, может, и меняются в зависимости от эпох и стран — не меняется та неподдельная нежность, с которой на них смотрят режиссеры… весь фильм звучит живая человеческая речь — и после этого диалоги во множестве других российских картин и сериалов начинают особенно мучительно резать слух» [Корсаков, 2015]. В самом деле, в «14+» звучат «диалоги, «сорванные с языка», точные реакции-отыгрыши, упругий ритм, много смешных моментов. Уместна витальность юных исполнителей, их непрофессионализм (подростков играют подростки) ... Девочки здесь — совсем взрослые (джин-тоник, свидания, рискованный прикид, невинность и порок в одном юном теле); мальчики — совсем дети (болтики, «Лего», заводные роботы, майки с Симпсонами, и пиво в магазине не продают). Обормоты-недоростки ржут над темой урока — «одночлены», молятся на изображение брата Данилы Багрова и в битвах с хулиганами воображают себя Суперменами и Человеками-пауками. Обыкновенные дети у черты взрослости» [Малюкова, 2015]. С другой стороны, во время просмотра наше «сознание погружается в то время, когда взрослые с их проблемами были глупыми и непонятными, а собственные проблемы — единственно важными, когда ничего дальше завтрашнего дня не существовало, а сердце билось сильнее от любовных переживаний, чем от страха быть побитым. Вполне вероятно, что такая метаморфоза произойдет не со всеми. Кому-то «14+» точно покажется неправдоподобным и натянутым. Но даже в том случае, если он таки попадет в резонанс с частотой душевных вибраций, это совершенно не сулит позитивного эффекта. Представьте, будто вас погрузили с головой туда, где тепло и хорошо, а потом за шкирку вытащили обратно во враждебную среду. Представьте, что кто-то грубо и бесцеремонно покопался в ваших интимных переживаниях и выставил их на всеобщее обозрение. Ощущение не из приятных. …оставляет после себя очень странное чувство, смесь ностальгии и опустошения» [Литовченко, 2015].  «14+» (2015) Казалось бы, «это именно то, о чем можно только мечтать: чтобы российское кино, погрязшее либо в артхаусном снобизме, либо в коммерции «ниже плинтуса», повернулось лицом к залу, к зрителю, к реальной жизни. И научилось препарировать эту жизнь в современных художественных ритмах и интонациях» [Плахов, 2015]. И вот, несмотря на всё это, «14+» стал источником акции гневного протеста: авторов мелодрамы обвинили авторов в пропаганде спиртных напитков, подросткового секса и педофилии и в растлении несовершеннолетних. На сайте change.org петиция с названием «Запретить фильм "14+"» в 2015 году собрала около двух тысяч подписей [Петиция…, 2015]. Вот только некоторые комментарии, размещенные на этом сайте: «Призываю запретить в прокате фильм «14+» и привлечь его создателей к ответственности за пропаганду раннего начала половой жизни, растление детей. Люди, которые допустили в Министерстве культуры спонсирование этого фильма, должны быть наказаны» (Георгий Ребенчук, Казахстан); «Нужны фильмы, призывающие к тому, чтобы дети стремились к целомудрию, добродетели, высоконравственному поведению!!! А этот фильм просто нельзя смотреть подросткам!!!» (Ирина Колобова, Россия) [Петиция…, 2015]. Такой бури не вызывали ни «Нежный возраст», ни «Все умрут, а я останусь», и это при том, что в «14+» нет ни мата, ни откровенных сексуальных сцен, ни жестоких эпизодов насилия. Да и фильм снимался «уже в принципиально иную эпоху, чем Гай Германика. Многое было запрещено, и практически все запреты соблюдены: …ночное свидание влюбленных показано с целомудрием, достойным советских стандартов студии Горького. Но удивительным образом «14+» — это редкий фильм, в котором не чувствуется фальши и условности в изображении жизни подростков, а пронизывающие его, особенно ближе к финалу, теплота и доброта не оборачиваются патокой… Едва ли не впервые в нашем кино фильм убедительно показал, что, хотим мы этого или нет, сегодня взрослая жизнь тинейджера начинается в интернете. Впрочем, показано и другое: виртуальный мир не дает ни настоящей разрядки, ни опыта: рано или поздно ты должен проявить себя «в реале» [Плахов, 2015].  «14+» (2015) Так почему же не развязные телесериалы о школьниках, начиненные сексом (одна «Физика или химия» чего стоит), а именно скромная мелодрама «14+» вызвала такую бурю гнева «трудящихся масс»? Ответ на этот непростой вопрос мы находим у А.С. Плахова: «Действительно, с точки зрения радикального искусства стиль «14+» традиционен, если не консервативен — и это абсолютно оправдано целями и задачами картины. Если бы она была более авангардной, у нее вообще не было бы ни проката, ни скандала, о ней просто никто не узнал бы, кроме группки кинокритиков. Зато истерия, развернувшаяся вокруг данного конкретного фильма, позволяет сделать более широкие выводы, касающиеся культуры и общества в целом. Еще даже полгода или год назад мы находились на другом уровне стремительного падения в омут коллективного бессознательного. Тогда казалось, что главные враги свободного творчества сидят во властных институциях и учреждениях: именно там разрабатывались и оттуда поступали инициативы абсурдных запретов. Сегодня, после того как запретительный джинн был выпущен из бутылки, мы пали еще глубже: инициативы исходят снизу — и это свидетельство нового этапа культурной демократии по-русски» [Плахов, 2015]. Триллеры В отличие от детектива, триллер относился к жанрам, практически запрещенным в советском кино (тем более — в фильмах школьной тематики). Поэтому появление на постсоветском пространстве триллера «Змеиный источник» (1997) было для тех времен неожиданным. ...В маленьком провинциальном городке появился серийный маньяк. Его жертвами становятся молодые женщины, так что есть все основания переживать за судьбу красивой практикантки, приехавшей в местную школу... Николай Лебедев в дебютном фильме проявил себя старательным поклонником творчества Альфреда Хичкока. Его совсем не интересовали реалии российской провинциальной и школьной жизни 1990-х. Экранный мир «Змеиного источника» — это своего рода остросюжетная шахматная партия с фигурами-масками, где нервное напряжение зрителей уверенно нагнетается от эпизода к эпизоду. Режиссер продемонстрировал хорошее владение профессией, используя известных актеров Е. Миронова и О. Остроумову в непривычных амплуа. Чуть ли не все персонажи фильма — перевертыши, скрывающие какие-то тайны и пороки. Примерно десять лет спустя А. Стриженов снял мистический триллер «Юленька» (2008), где учитель словесности попадал в готическую атмосферу гимназии, где происходили странные и ужасные вещи. Но «Юленька», разумеется, не только история незадачливого учителя, в первую очередь, это «история слишком умной девочки, которая в два месяца сказала первое слово, в полтора года научилась читать, а в десять уже не знает, чем себя занять, и потому подпадает под несколько статей УК» [Маслова, 2009].  «Юленька» (2008) В фильме есть явные намеки на фабулы мифа об Орфее, сказки о Снежной королеве и «Суспирии» Д. Арженто. Однако, «несмотря на очевидное сходство истории с « Суспирией», «Юленька» — это не русская копия Дарио Ардженто. Это Джесс Франко, только быстрее и ироничнее и с тремя слоями глянца. Богатая кэрроловская фактура — косички, гольфики, маечки, девочка душит белочку — политкорректно смягчена отвлекающими сценами здорового гетеросексуального характера» [Корецкий, 2009]. Западная фабульная подкладка наиболее очевидна в мистическом сериале «Закрытая школа» (2011-2012), ремейке испанской «Черной Лагуны» (2007-2010), события которой происходят в элитном интернате. Как и в большинстве прочих российских сериалов, десятиклассников здесь играют актеры в возрасте от 24 до 30 лет. «Закрытая школа» подавалась в медиа «как первый в России мистический сериал о подростках. Но при всем успехе ее у российской телеаудитории создатели сериала не учли важных опций при копировании. В нем действует мелодраматический канон, но отсутствует экспрессия первоисточника. Авторы… выбирают рекламно-оптимистическую интонацию, склоняются к пуризму… Несмотря на смакование черепов, эпизоды таинственного пребывания в мире мертвецов не вызывают страха. По-настоящему жуткие моменты при копировании утрачивают остроту. Но причины популярности «Закрытой школы» — как раз в ее обычности, предсказуемости, ненапряжности» [Спутницкая, 2016, с. 60].  «Юленька» (2008) Фантастика В фантастических фильмах тема школы и вуза закономерно отходит на второй план. Ну, разве школьные эпизоды главные в «Призраке» (2015), где подросток, благодаря с общению, с привидением получает уроки мужского воспитания? Еще меньше места школа занимает в «Притяжении» (2017), где старшеклассники пытаются выручить из беды симпатичного инопланетянина. «Овечка Долли была злая и рано умерла» (2014) — история о студенте, попавшем из России XXI века в советские 1980-е — тоже не о вузе, а о любви и о том, что студента «судьба забрасывает в прошлое, чтобы он понял, что его отец — мировой мужик, и чтобы он осознал, какой крепкой и веселой была дружба во времена, когда молодые люди не жили в компьютерах и сотовых телефонах. … «изображение 1980-х пропитано иронической ностальгией. Режиссер с восторгом и юмором вспоминает комсомольские дискотеки, автоматы с газировкой, экзамены по научному коммунизму, поездки большими компаниями на маленьких машинах, походные песни под гитару, кроссы в противогазах, драки «городских» и «деревенских», очереди за колбасой» [Иванов, 2014]. И уж совсем редкой жанровой птицей в постсоветской школьно-студенческий тематике был мюзикл, что, впрочем, нисколько не умаляет достоинств блестяще поставленных В. Тодоровским «Стиляг» (2008). Российские фильмы 1992-2017 годов на тему школы и вуза Место действия, исторический, социокультурный, политический, идеологический, контекст 1. Исторический контекст (доминирующие понятия: «медийные агентства», «категории медиа/медиатекстов», «медийные репрезентации» и «медийные аудитории»). а) особенности исторического периода создания медиатекстов, условия рынка, которые способствовали замыслу, процессу создания медиатекстов, степень влияния событий того времени на медиатексты. Временные рамки данного исторического периода определены нами с 1992 года, то есть со времени, когда после распада СССР возникла российская кинематографическая продукция. Основные политические, экономические, культурные, образовательные характеристики данного исторического периода представлены нами в таблице 1. Таблица 1. Ключевые даты и события в России и мире в период 1992-2017 годов: политика, экономика, культура, образование (составитель — А.В. Федоров)
Российские аудиовизуальные тексты 1992-2017 годов на тему школы и вуза, в отличие от советских времен, уже не контролировались государством, и поэтому могли не совпадать по своим задачам с основными линиями государственной политики в образовательной сфере, официально поддерживающими: — сочетание частной и государственной собственности учебных заведений; — модернизацию системы образования, внедрение новых информационных технологий, дистанционного образования; — разработку и внедрение новых стандартов всех образовательных ступеней; — введение многобалльной системы оценок знаний учащихся; — разработку нормативно-подушевого финансирования общего среднего образования; — Болонскую конвенцию по образованию, — Единый государственный экзамен в школах; — сокращение числа «неэффективных» вузов; — борьбу с плагиатом и некачественными научными исследованиями; — борьбу с коррупцией в образовательных учреждениях; — введение наукометрических показателей деятельности преподавателей вузов и ученых-исследователей. Степень влияния этих официальных тенденций на фильмы о школе и вузе, как показала реальность, была косвенной. Разумеется, в ряде кинотекстов была показана деятельность частных школ, на экранах (особенно в лентах XXI века) в классных комнатах появились современные компьютеры, иногда в диалогах фильмов могла зайти речь о Едином государственном экзамене и о плагиате. Время от времени возникали киноэпизоды, связанные с педагогической коррупцией. Однако в целом фильмы о школе и вузе концентрировались не на учебном процессе, а на межличностных и любовных отношениях основных персонажей. b) как знание реальных исторических событий конкретного периода помогает пониманию данных медиатекстов, примеры исторических ссылок в данных медиатекстах. Разумеется, знание исторических событий помогает пониманию постсоветских фильмов на тему школы и вуза. Например, анализ политической и социокультурной ситуации последних лет сталинского режима позволяет лучше понять авторскую концепцию и сюжетные перипетии драмы «Какая чудная игра» (1995), а знание исторических событий 1980-х — 1990-х дает ключ к пониманию фильма С. Соловьева «Нежный возраст» (2000). Немало исторических ссылок содержится в таких фильмах как «Исчезнувшая империя» (2007), «Стиляги» (2008), «Институт благородных девиц» (2010-2011), «Частное пионерское» (2012), «Овечка Долли была злая и рано умерла» (2014), «Я — учитель» (2015) и др. 2. Социокультурный, идеологический, мировоззренческий, религиозный контекст (доминирующие понятия: «медийные агентства», «категории медиа/медиатекстов», «медийные репрезентации» и «медийная аудитория»). а) идеология, направления, цели, задачи, мировоззрение, концепции авторов данных медиатекстов в социокультурном контексте; идеология, культура мира, изображенного в медиатекстах. В постсоветскую эпоху коммунистическая идеология (включая антикапиталистическую, теорию социалистического реализма) и атеизм в России потеряли свои доминировавшие позиции (хотя фракция коммунистов все постсоветские годы занимала десятки мест в Государственной Думе), а кинопроизводство лишилось цензурного контроля. Поэтому (особенно до вступления в силу в 2012 году Федерального закона № 139-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» и отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросу ограничения доступа к противоправной информации в сети Интернет» и изменений и дополнений к Федеральному закону № 53 «О государственном языке Российской Федерации» (2005) — с 1 июля 2014 года) в фильмах на школьно-студенческую тему можно было встретить обилие сексуальных сцен («Физика или химия», 2011), и матерную лексику («Все умрут, а я останусь», 2008). Мировоззрение авторов многих медиатекстов о школе и вузе было чрезвычайно толерантным к таким, воспринимавшимся в советском негативно, факторам как эгоизм, снобизм, алчность, ложь, доминирование, основанное на угрозах, физическое насилие, подростковые сексуальные связи, курение, употребление спиртных напитков (и в отдельных случаях — даже легких наркотиков (см., например, сериал «Физика или химия») и т.п. Богатство, сексуальные удовольствия и развлечения во многом стали определять культуру мира, изображенного в российских медиатекстах о школе и вузе XXI века («Школа № 1», 2007; «Барвиха», 2009; «Золотые», 2011; «Физика или химия», 2011; «Физрук», 2014; «Филфак», 2017 и др.). b) мировоззрение персонажей «школьного мира», изображенного в медиатекстах В целом мировоззрение персонажей аудиовизуальных медиатекстов на тему школы и вуза постсоветского периода было оптимистичным (хотя во многих случаях направленным в мир развлечений и секса), однако, нередко возникали и пессимистические настроения, связанные с ощущением одиночества, бедности, бесперспективности и беспросветности жизни, профессиональным «выгоранием» («Учитель в законе», 2007; «Все умрут, а я останусь», 2008; «Крыша», 2009; «Школа», 2010; «Физика или химия», 2011; «День учителя», 2012; «Географ глобус пропил», 2013; «И шарик вернётся» 2013; «Класс коррекции», 2014; «Я не вернусь», 2014; «Клинч», 2015; «Училка», 2015; «Ученик», 2016 и др.). Среди персонажей (школьников, студентов и педагогов) по-прежнему выделялись яркие личности, но они в значительно меньше были склонны к раздумьям и сомнениям, зато были готовы к активным действиям на «любовном фронте» («Стиляги», 2008; «Барвиха», 2009; «Золотые», 2011; «Физика или химия», 2011; «Учителя», 2014; «Любимая учительница», 2016; «Первокурсница», 2016 и др.). Вместе с тем, было снято и небольшое число фильмов на школьно-вузовскую тему, в значительной степени наследовавших традиции советского кино, где доминировала «старомодная» иерархия ценностей (трудолюбие, честность, готовность прийти на помощь хорошим или отступившимся людям): «Простые истины» (1999-2003), «Исчезнувшая империя» (2007), «Взрослая жизнь девчонки Полины Субботиной» (2008), «Частное пионерское» (2012), «Дневник мамы первоклассника» (2014), «Овечка Долли была злая и рано умерла» (2014), «Сельский учитель» (2015), «Призрак» (2015), «Хороший мальчик» (2016), «Спасти Пушкина» (2017) и др. 3. Структура и приемы повествования в данных медиатекстах (доминирующие понятия: «категории медиа/медиатекстов», «медийные технологии», «языки медиа», «медийные репрезентации») Схематично структуру, сюжет, репрезентативность, этику, особенности жанровой модификации, иконографии, характеры персонажей аудиовизуальных медиатекстов школьно-вузовской тематики постсоветской эпохи можно представить так: а) место и время действия медиатекстов. основное место действия — классы, аудитории, коридоры, дворы, квартиры, частные особняки; время действия в основном (если это не ретроленты) соответствует году съемок того или иного фильма; b) характерная для данных медиатекстов обстановка, предметы быта: обстановка и предметы быта фильмов иногда, как и в советские времена, по-прежнему скромные, но всё чаще показываются элитарные учебные заведения, квартиры и дома обеспеченных слоев общества (Барвиха», 2009; «Золотые», 2011; «Физика или химия», 2011; «Закрытая школа», 2011-2012; «Учителя», 2014 и др.); с) Жанровые модификации школьно-вузовской тематики: комедия, драма, мелодрама; d) (стереотипные) приемы изображения действительности: положительные персонажи редко показываются в идеализированном варианте, а отрицательные тоже, как правило, подаются неоднозначно, хотя есть и рецидивы из времен соцреализма; e) типология персонажей (черты характера, одежда, телосложение, лексика, мимика, жесты персонажей, присутствие или отсутствие стереотипной манеры репрезентации персонажей в данных медиатекстах): — возраст персонажей: возраст школьников находится в пределах 7–17 лет, однако, чаще встречаются персонажи-старшеклассники; возраст студентов в основном в диапазоне от 18 до 25 лет; возраст остальных персонажей (учителей, преподавателей, родителей, дедушек и бабушек и пр.) может быть любым, но преобладают взрослые до 60 лет; — уровень образования: у школьников и студентов соответствует классу и курсу обучения, учителя предположительно окончили вузы, образование других персонажей может быть любого уровня; — социальное положение, профессия: материальное положение учащихся резко дифференцированно, они могут быть как из бедных семей, так из семей бизнесменов, богатых чиновников. Профессии их родителей находятся в довольно разнообразном спектре. — семейное положение персонажа: школьники, естественно, не связаны узами брака; студенты в основном тоже не спешат жениться; взрослые персонажи преимущественно женаты; но педагоги, напротив, одиноки (последнее всё чаще становится поводом для фабульных поворотов, связанных с любовными отношениями учителей/преподавателей с учащимися); — внешний вид, одежда, телосложение персонажей, черты их характеров, лексика: внешний вид персонажей школьников и студентов в фильмах постсоветского периода находится вне строгих рамок. Это может быть и форма элитного частного учебного заведения, и вольная одежда. Кадр из фильма «Школа» (2010) дает представление о внешнем виде, одежде, телосложении постсоветских персонажей–школьников.  Кадр из фильма «Школа» (2010) Школьники и студенты в российских фильмах 1992–2017 годов, в отличие от аналогичных персонажей советских фильмов, изъясняются с помощи грубой жаргонной, иногда даже матерной лексики, хотя, разумеется, есть и фильмы, где этого нет, или почти нет (например, «Частное пионерское», 2012). Педагоги из фильмов постсоветской эпохи, как правило, уже не интеллектуалы; уважительная дистанция между ними и учащимися практически сломана (особенно ярко это проявилось в таких фильмах как «Школа» (2010), «Физика или химия» (2011), «Географ глобус пропил», 2013, «Учителя» (2014), «Клинч» (2015), «Училка» (2015), «Любимая учительница» (2016), «Физрук» (2014-2016), «Хороший мальчик» (2016) и др. Зато теперь они уже могут себе позволить многие (фри)вольности в одежде. Кадр из фильма «Физика или химия» (2011) отражает внешний вид, одежду, телосложение персонажей-педагогов постсоветских лет.  Кадр из фильма «Физика или химия» (2011) f) существенное изменение в жизни персонажей медиатекстов и возникшая проблема (нарушение привычной жизни): вариант № 1: среди персонажей-школьников/студентов, живущих обычной жизнью, находятся те, кто по каким-либо причинам не вписываются в стандартные рамки межличностного общения и учебного процесса, то есть: — пытаются доминировать, подчинять себе учащихся, действуя при этом жестокими методами («Учитель в законе», 2007; «Барвиха», 2009; «Золотые», 2011; «Физика или химия», 2011 и др.); — выделяются среди остальных учащихся своей неординарностью (как со знаком плюс, так и со знаком минус) и из-за чего вступают в конфликт с классом и/или педагогами («Школа», 2010; «Физика или химия», 2011; «Класс коррекции», 2014; «Ученик», 2016 и др.); — влюбляются («Рыпкина любовь», 1993; «Займемся любовью», 2002; «Исчезнувшая империя», 2007; «Школа № 1», 2007; «Стиляги», 2008; «Барвиха», 2009; «Детям до 16…» (2010), «Золотые», 2011; «Физика или химия», 2011; «Частное пионерское», 2012; «Географ глобус пропил», 2013; «Овечка Долли была злая и рано умерла», «14+», 2015); «Любимая учительница», 2016; «Филфак», 2017 и др.); вариант № 2: среди обычных персонажей-учителей, находятся неординарные — те, кто тоже не вписываются в стандартные школьные рамки, то есть пытаются: — противостоять устаревшим и/или, с их точки зрения, неверным методам директора и/или педагогического коллектива и вступают с ним/ними в конфликт («Физика или химия», 2011; «Физрук», 2014; «Сельский учитель», 2015 и др.); — наладить с учащимися особо доверительные отношения, хотя порой это сделать очень нелегко («Простые истины», 1999-2003; «Учитель в законе», 2007; «Взрослая жизнь девчонки Полины Субботиной», 2008; «Школа», 2010; «Физика или химия», 2011; «Географ глобус пропил», 2013; «Учителя», 2014; «Физрук», 2014; «Сельский учитель», 2015; «Любимая учительница», 2016; «Ученик», 2016; «Хороший мальчик», 2016; «Спасти Пушкина», 2017 и др.). j) решение проблемы: вариант № 1 (ученический): — «правильные» персонажи (школьники, студенты, учителя, преподаватели, родители, знакомые взрослые) индивидуальными и совместными усилиями возвращают нестандартных и/или влюбленных учащихся к обычной жизни («Учитель в законе», 2007; «Учителя», 2014; «Училка», 2015 и др.); — нестандартные учащиеся остаются при своих убеждениях, так как не поддаются педагогическим/родительским воздействиям («Тронутые», 2005; «Все умрут, а я останусь», 2008; «Стиляги», 2008; «Юленька», 2008; «Барвиха», 2009; «Школа», 2010; «Золотые», 2011; «Физика или химия», 2011; «Класс коррекции», 2014; «Ученик», 2016 и др.); вариант № 2 (педагогический): — неординарные педагоги одерживают победу («Учитель в законе», 2007; «Взрослая жизнь девчонки Полины Субботиной», 2008; «Учителя», 2014; «Сельский учитель», 2015 и др.); — результат отношений педагогов с учащимися оказывается неоднозначным... («Школа», 2010; «Физика или химия», 2011; «Географ глобус пропил», 2013; «Физрук», 2014; «Училка», 2015; «Ученик», 2016; «Хороший мальчик», 2016 и др.). Что касается гендерного аспекта школьно-вузовской темы, но, как и последние десятилетия СССР, в российском кинематографе среди персонажей-учителей/ преподавателей доминируют женщины, всё чаще одинокие и/или неустроенные («Школа», 2010; «Физика или химия», 2011; «Училка», 2015; «Ученик», 2016; «Хороший мальчик», 2016 и др.). Выводы. Большинство фильмов о школе и вузе постсоветского периода были основаны на стереотипах, которые в значительной мере отражали существенные изменения, произошедшие после распада СССР и перехода России на капиталистический путь развития. В целом образы педагогов и учащихся подверглись сильной трансформации. К примеру, многих персонажей-учащихся российских школьно-студенческих фильмов XXI века можно характеризовать старым русским словом «чернь»: они (почти) лишены интеллекта, у них нет позитивных жизненных перспектив и интересов, и «тем, кто еще не привык каждый день надираться и засыпать в обнимку с бутылкой, в этом не трагичном, но безысходном мире остается только одно. Сперва надо потоптаться на дискотеке …, затем нужно поцеловаться в подъезде на фоне неприличных надписей, потом можно покататься по району на мотороллере, а в финале… Ну, вы сами знаете. Небось не маленькие!» [Иванов, 2015]. Другая (меньшая) часть персонажей — так называемые «мажоры», дети богатых родителей, интересы которых тоже в основном сексуально-развлекательные, но зато есть отчетливая жизненная гедонистическая перспектива. Третья группа (весьма немногочисленная) состоит из агрессивных индивидуальностей, стремящихся к тотальному доминированию: «класс, как сообщество, в состоянии хаоса, начинает самопроизвольно устанавливать собственное понимание порядка, практически всегда воспроизводящее признаки архаических обществ, тяготеющих к «теневым» (мафиозным) или криминальных структурам. Связи выстраиваются и регулируются правом сильного. В отношениях между учениками широко используются шантаж и подкуп, выбирается «козел отпущения», устанавливается жесткая дифференциация на господствующих и подчиненных, почти постоянно пребывающих в состоянии лиминальности (униженности и лишения прав, дефицита персональной значимости). Чаще всего власть захватывается неформальным лидером, наделенным психотипическими признаками харизматика, умело манипулирующего своими адептами. Именно такой лидер начинает противостоять власти учителя, и между ними разворачивается поединок, исход которого всегда непредсказуем» [Круглова, 2016, с.103]. И, наконец, четвертая группа (тоже маленькая) персонажей школьно-студенческого возраста — наследники старого доброго советского кино: умные, честные, целеустремленные, дружные и принципиальные. Что касается образов педагогов, то в российском кино в последние годы все чаще появляются одинокие, нищие, потерявшие жизненные ориентиры и по большому счету интерес к профессии (имеющей очень низкий общественный статус), не пользующиеся уважением у учащихся учителя и преподаватели; «авторитет учителя чрезвычайно низок и не поддерживается даже на уровне формального следования правилам. Ресурс управления процессом овладения знаниями предстает либо как исчерпанный, либо как ненадежный. Учителя фактически не являются представителями власти, трансляторами официально принятых культурных и социальных норм, а именно эта функция объединяла классическую школу на всех этапах ее истории — от начала Нового времени до конца индустриального общества» [Круглова, 2016, с. 103]. В таком контексте и звучат в российских фильмах такие унижающие образ педагога и педагогического вуза словечки как «препод», «училка», «научник», «отстой», «педюшник», за жаргонностью которых просвечивают такие слова как «неуспешный», «нищий», «нелепый», «нудный», «неудачник», «безнадежно отставший от современной жизни». В противовес им возникают образы авторитарных педагогов-руководителей, занимающих административные кресла директора, завуча, декана и пр. И лишь небольшую группу киноперсонажей составляют талантливые и творческие учителя, преданные своему делу. В XXI веке отчетливо обозначился приоритет сериала в школьно-студенческой тематике. Конечно, в первую очередь это было связано с тем, что заработать деньги на кинопрокате фильмов о школе и вузе стало практически невозможно, а телесериалы (даже художественно малозначимые) за счет доходов от рекламы стали приносить существенную прибыль. Но с другой стороны, немаловажен и идеологический фактор, ведь «идеология объясняет, но и сериал объясняет. Идеология принуждает, но и сериал принуждает, только делает это более тонко. Идеология абстрактна, сериал — конкретен. Но самое важное в другом: идеология действует на разум, сериал — на сердце. Поэтому процесс воздействия идеологии заметен, процесс воздействия сериала — спрятан. … Если новости делают это напрямую, то сериал — в мягкой форме. Он стоит как бы между полюсами Приказа и Просьбы. Сериал оправдывает мир, объясняя логику даже неправильных поступков» [Почепцов, 2017]. Отсюда и торжество толерантного (как бы нейтрального) отношения авторов к подлости, агрессивному психологическому доминированию и лжи (и даже к легким наркотикам) в таких сериалах как «Школа», «Золотые», «Физика или химия» и др. Таким образом, сериальные версии школьно-студенческой реальности, на наш взгляд, в какой-то степени влияют на реальность настоящую. Итак, анализ российских фильмов 1992-2017 годов на школьно-вузовскую тему показывает, что: — образовательный/воспитательный процесс оставил в прошлом советские рамки коммунистических ориентиров и антирелигиозной направленности; — резко увеличилось число развлекательной трактовок; — сюжеты не связаны напрямую с ключевыми международными политическими событиями, хотя в той или иной степени находятся в зависимости от внутриполитических установок; — основные конфликты строятся на противостоянии неординарных педагогов и учащихся с косностью, бюрократизмом, серостью начальства / коллег / коллектива; очень часто акцент делается на проблемных зонах (кризис, разочарование и усталость, профессиональное «выгорание» педагогов; бюрократизм; коррупция; прагматичный цинизм учащихся; подростковая жестокость и пр.); — среди персонажей отчетливо проявляется имущественная дифференциация; — персонажи-учащиеся в основном делятся на следующие категории: сохраняющие оптимизм и жизненную перспективу (часто связанную с материальным статусом и гедонизмом), либо находящиеся в состоянии депрессии и безнадежности; — активность учащихся в большей степени направлена в сторону развлечений, секса и материальной выгоды; — отношения педагогов и учащихся лишились барьеров субординации, во многом из-за того, что престиж педагогической профессии в глазах учащихся и общественности продолжил свое падение; — в педагогических коллективах на первый план по-прежнему выходят образы педагогов-женщин, нередко одиноких и неустроенных; — внешний вид учащихся и педагогов стал еще более «вольным», ярко обозначив женскую сексапильность; — киноистории о студентах, в отличие от ряда советских аналогов, практически лишены интеллектуальных споров, зато плотно погружены в жанровую стихию мелодрамы и/или комедии; да и в целом любовная тематика в кино на школьно-вузовскую тему по большей части подается акцентировано комедийно и/или мелодраматически. Александр Федоров, Анастасия Левицкая, Ольга Горбаткова *Исследование выполнено за счет финансовых средств гранта Российского научного фонда (РНФ, проект № 17-18-01001)» в Ростовском государственном экономическом университете. Тема проекта: «Школа и вуз в зеркале советских, российских и западных аудиовизуальных медиатекстов». Руководитель проекта профессор А.В. Федоров. Впервые опубликовано в журнале «Медиаобразование». 2017. № 4. Литература
Категория: Статьи » Психология Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||