4.1. Результаты исследования последствий насилия и проявлений травматического синдрома изнасилования - Процессуальная психотерапия женщин-жертв сексуального насилия- Невович Н.Е.

Для исследования последствий насилия и проявлений травматического синдрома изнасилования использовались данные, полученные в результате интервьюирования и обследования экспериментально-психологическими методами. Оценивались следующие показатели:

 - факторы, предшествующие сексуальному насилию (данные, полученные из Формы сбора данных для оценки травмы сексуального насилия);

- субъективная оценка чувств и поведения жертвы во время ситуации насилия (данные, полученные из Формы сбора данных для оценки травмы сексуального насилия);

- эмоциональные и поведенческие проявления после ситуации насилия (данные полученные из Формы сбора данных для оценки травмы сексуального насилия, по Шкале оценки влияния травматического события IES-R, Опроснику депрессивности BDI, Шкале тревожности Тейлора TMAS)

Результаты интервьюирования

Ситуация предшествующая насилию.

Семейная динамика

В исследованиях K.A.Kendall-Tackett et al. (1993 г.) обнаружено, что внутрисемейное и внесемейное насилие по-разному влияют на жертву. Поэтому мы обращали пристальное внимание на семейную ситуацию, как на фактор риска или фактор защиты в ситуации насилия.

Условия воспитания респонденток.

Проведя интерьюирование респонденток, мы выявили, что только часть русских и   чеченских женщин выросли и воспитывались в полных семьях (см. табл. 11). Данный факт свидетельствует о том, что у данных респонденток присутствовала определенная модель гендерных отношений. В то же время  15.2% русских и 6.3% чеченских женщин воспитывались в неполных семьях, с преобладанием женского воспитания. Кроме того, в обследуемой группе были женщины - сироты, воспитывающиеся без родителей:  либо в учреждениях социальной защиты (интернаты, детские дома)  - 1.6 % русских и 4.5% чеченских женщин, либо находящиеся под опекунством (как правило, в семьях ближайших родственников)  -  1.6% русские и 3.6% чеченские женщины. Интересен тот факт, что 39.2% русских и 45% чеченок отказались говорить о своей семье, утверждая, что в их сознании таковой не существует. Это свидетельствует о насильственной ситуации в семье и механизмах психологической защиты у травмированной личности жертвы. Подобное «вытеснение» и «смерть» членов семьи в сознании жертвы облегчает состояние респондентов.

Таблица 11 .   Условия воспитания респондентов

Семейный статус респондентов

В данном случае оценивался семейный статус женщин на момент интервьюирования (без учета родительской семьи).

Таблица 12   Семейный статус респондентов

* данные по женщинам, не состоящим в официальном браке

Преимущественное большинство женщин (73% - русских и 51% -чеченок), принявших участие в обследовании, не состояли в официальном браке. Из них часть респонденток отметили, что ведут беспорядочную половую жизнь (11.2% - русских и 3% - чеченок), имеют постоянного сожителя/живут в «гражданском браке» (18% - русских и 5% - чеченок), разведены (18% русских и 2% чеченок).  Более низкие показатели в чеченской выборке обусловлены культуральными особенностями отношения к браку и семье.

Замужние респонденты определяли свой семейный статус по критерию удовлетворенности семейной жизнью. Так 17% русских и 37% чеченок продемонстрировали удовлетворенность семейной жизнью, стабильными, прочными отношениями с супругом. Тогда как, 16% русских и 9% чеченок  заявили о том, что их брак находится на грани распада в силу дисфункциональности семейных отношений. Следует отметить, что более высокие показатели степени удовлетворенности семейной жизнью в (и более низкие – по степени неудовлетворенности) в чеченской выборке также обусловлены культуральными особенностями. В частности, женщина «обречена» на счастливый брак в исламской семье.

 Однако  0.8% русских женщин и 10.8% чеченских определили свой семейный статус, как  - вдова. Следует отметить, так же характер потери супруга. Русские респонденты связывали гибель супруга с несчастным случаем (автомобильная катастрофа), в то время как у чеченских женщин большинство мужей погибло в военных действиях (восприятие смерти супруга, как насильственная потеря).

Функциональность семьи

Как показали дальнейшие исследования, структура семьи и характер семейного воспитания во многом определяли отношение к ситуации собственного насилия, а также связана с типом насилия и его переживанием. Поэтому, помимо структуры семьи, мы оценивали ее функциональность (см. табл.13).   Наличие взаимопомощи и поддержки, доверительных отношений, восприятие семьи как «открытой системы» характеризовало семью, как функциональную, здоровую. Под дисфункциональной семьей мы понимали «закрытую» систему, в которой преобладали конфликтные отношения, равнодушие к членам семьи, различные формы зависимостей и созависимостей, отсутствовало взаимопонимание, доверительные отношения, искренность в отношениях.

Таблица   13.  Функциональность семьи респондентов

 Так, 182 респондента: 84% русских и 69.3% чеченских женщин подтверждали, что в их семьях отсутствует доверие и взаимопонимание, родственники употребляют психоактивные вещества (ПАВ), присутствуют факты домашнего насилия – физического, психологического, сексуального; тем самым, подтверждая дисфункциональность своих семей. И лишь 54 человека: 16% и 30.6% женщины свидетельствовали о функциональности семьи: наличии поддержки, понимания, взаимопомощи, открытых и искренних отношений.

Инцест

Отдельного, пристального внимания, заслуживает такая разновидность насилия, как инцест, характеризующий тяжелейшую дисфункциональность семьи.

Нами были выявлены факты инцеста, имеющие или имевшие место в жизни респонденток. Респонденты русской выборки достоверно чаще отмечали наличие инцестных отношений по отношению к ним, перенесенных в детском или младшем подростковом возрасте (8-13 лет). В то время как чеченские женщины достоверно часто свидетельствовали о наличие инцестных отношений вплоть до 24 лет (см. рис. 4).

В русской выборке инцестное поведение достоверно чаще (p≤0.05) характерно для семей, основными чертами которых были финансовые проблемы, выраженная материальная зависимость жертв от насильника (в обследуемой группе, наблюдается высокая частота насилия по отношению к женщинам со стороны отчима, брата или дяди, или выросших под опекой), алкоголизация членов семьи. Данные семьи отличались некой «внутрисемейной общностью», отражающей страх перед внешним миром и запрещающей выход за пределы семейной группы. В русской выборке наиболее часто встречается «алкогольный» инцест - 4 случая (постоянно пьющий и буйствующий отец жестоким обращением заставляет вступать в интимную связь свою дочь) и «житейский» инцест - 5 случаев (инцест, происходящий в обычной жизни без каких-либо чрезвычайных ситуаций).

Рисунок   4   Респонденты, пережившие инцест

У русских жертв инцеста наблюдается положительная корреляция между возрастом и  суицидальным поведением (r=0.21*): чем старше жертвы инцеста, тем выше частота суицидальных попыток, в т.ч. самоповреждения.

Рис 5. Корреляционная плеяда 1. Русские женщины, пережившие инцест

Некоторые респонденты мотивировали самоповреждающие действия тем, что они надеялись таким образом снизить свою привлекательность в глазах насильника. Достоверно чаще (р=0.04) жертвы инцеста впоследствии меняли сексуальную ориентацию, и становились проститутками (на уровне тенденции р=0.08). (См. рис 5.)

В чеченской выборке  инцест  между старшими мужчинами и дочерьми достоверно чаще (p=0.04) встречался в случаях, когда мужчины играли доминирующую роль в семье и, следовательно, подчиняли себе детей, принуждая их к кровосмесительному сожительству.

Кроме того, проявления симптомов посттравматического стресса у чеченских жертв инцеста наблюдались на уровне тенденции (р= 0.09), т.к. женщины не оценивают факт насилия родственником (муж, отец, дядя, старший брат, свекор) как таковой. Это обусловлено культурологическими особенностями (например, до сих пор в ряде населенных пунктов Чечечно-Ингушской республики жив ритуал права первой брачной ночи старшего мужчины семьи с невестой. Джихад женщины – исполнение супружеских обязанностей наилучшим образом, соблюдение верности семье и удовлетворение желания мужчины, и в этом случае факт насилия оценивался как инициирующий ритуал посвящения в женщину). Кроме этого, в данной культуре достаточно распространено было воровство девушек, которые в последствии были вынуждены выходить замуж за насильника.

Рис 6 . Корреляционная плеяда 2. Чеченские женщины, пережившие инцест

*p=0.09  (на уровне тенденции)

Опыт сексуального насилия ранее (до 14 лет)

Наличие сексуального насилия ранее (см. табл.14) является фактором, отягощающим развитие посттравматического стрессового расстройства. 26.4% русских и 27.9% подтвердили факт наличия сексуального насилия в своей истории жизни.

Таблица 14.  Наличие опыта раннего насилия у респондентов

Раннее насилие достоверно часто (p≤0.01) как в русской, так и  (p=0.03) в чеченской выборках было совершено по отношению к женщинам, выросших в дисфункциональных семьях. Достаточно большой процент женщин отвергало факт предыдущего насилия, что не всегда свидетельствует о его отсутствии.

Таблица  15 . Соотношение среднегрупповых показателей по факту перенесенного ранее насилия и достоверность их различий у русских и чеченских женщин

В ряде случаев, вследствие «вытеснения» данный факт не осознавался или в силу диссоциативных расстройств осознавался, как насилие перенесенное «кем-то другим». Отмечались случаи сокрытия  самого факта насилия, особенно, в ситуациях семейного насилия или насилия близкими.

Семейные стереотипы и мифы о насилии

Кроме того, мы исследовали семейные стереотипы и мифы в  отношении насилия, и как это влияло на отношение к собственному насилию у респонденток.

Женщины, выросшие в неполных семьях с преобладанием женского воспитания (матери-одиночки, бабушки и т.п.) достоверно чаще (p=0.03) подтверждали феминистскую теорию изнасилования, утверждая, что насилие по отношению к ним является способом утверждения власти, господства над мужчиной. Воспитанные в страхе, ненависти по отношению к мужчинам, не имея перед глазами адекватной модели гендерных взаимоотношений, данная категория респондентов так или иначе стремились к установлению межполовых отношений. 18% респонденток (обеих этнических групп) свидетельствовали о том, что сознательно или бессознательно стремились к сексуальному контакту, даже через акт насилия. Следует отметить, что именно у данной категории респонденток начало сексуальной жизни началось с насилия (7 русских и 6 чеченок), либо было инициировано самим респондентом (8 русских и 4 чеченки). Достоверно чаще (p≤0.05) данная категория женщин пережила насилие в кругу близких или знакомых ей людей.

Также следует отметить, что респонденты (независимо от национальной принадлежности), выросшие в дисфункциональных семьях, с насильственными отношениями достоверно чаще (p≤0.05) отмечали, что насилие является «нормой» отношений. Находясь постоянно в психотравмирующих условиях, у них искажалась  картина мира, когда в восприятии жертвы ненормальные насильственные условия естественными, «такими, как у всех».

Особого анализа заслуживают респонденты, выросшие в семьях с глубокими религиозными устоями и традициями (6.4% русских и  74.7%чеченок). Данная категория достоверно чаще (p≤0.05) оценивала насилие как возмездие за греховную жизнь, наказание (кара Божья) или  мученичество. Чеченские  женщины цитировали посланника Аллаха: «Та, что повинуется своему мужу (отцу, дяде, брату), коль он повелит, и радует его, коль он (на нее) посмотрит. Но мужчину никогда не будет радовать женщина, если она строптива, упряма, непокорна, а не смиренна» и «Абу Аль-Асуад Ад Дууали как-то раз сказал женщине своей: “Коль увидишь, что я злюсь, то угоди мне. Коль увидишь, что возжелал тебя – угоди мне...”».

Респонденты выросшие в функциональных, здоровых семьях, получающие поддержку  близких достоверно чаще (p≤0.05) оценивают насилие как зло, преступление против личности.

Семейная поддержка

Одним из основных ресурсов и факторов выхода из травматической ситуации – является семейная поддержка. J. Waterman et. al. (1993 г.)  отмечал, что немногие жертвы, имели психопатологическую симптоматику, вследствие сексуального насилия через пять лет после злоупотребления, если получали поддерживающих близких, а их семьи отличались меньшей конфликтностью, редкостью открытых проявлений агрессии и гнева.  В нашем обследовании были выявлены следующие различия (см. табл 16.). Как видно из таблицы, в большинстве случаев в обеих группах жертвы насилия не получали значимой поддержки в травматический для себя период времени.

Таблица   16. Наличие семейной поддержки у респондентов

Основными реакциями близких на насилие выделены следующие реакции (см. табл.17).

Для  дисфункциональных семей русской выборки достоверно чаще (р≤0.05)  было характерно проявление равнодушия и пренебрежения со стороны близких, кроме того респонденты говорили о том, что скрывают факт своего изнасилования, опасаясь наказания или повторного насилия в доме. Реакции обвинения, угрозы по отношению к жертве достоверно чаще (р≤0.05) характерны для респондентов из русских дисфункциональных семей. Важно отметить, что, как правило, обвинения исходили со стороны матерей, которые сами неоднократно подвергались насилию, что подтверждает факт существования замкнутого «круга насилия».

Таблица  17. Основные реакции на насилие со стороны ближайшего кружения респондентов

У русских женщин показатели, связанные с оказанием реальной помощи, превышают аналогичные показатели у чеченок.

 Кроме того, отмечается и разница в видах оказываемой помощи. Так у русских, родственники вместе с жертвой насилия обращаются за помощью в медицинские, правоохранительные, социальные и психологические службы. Решение проблемы в Чечено-ингушской республике ограничивалось оказанием медицинской помощи (в случае необходимости), и наказанием насильника членами семьи или диаспоры.

Ситуация насилия.

Во многих исследованиях (J. Waterman et al.,  J. Goodwin) установлено, что тяжесть последствий травмы детерминирована не тем, является ли насильник членом семьи или нет, а степенью близости отношений жертвы и насильника.

При описании насильника  мы выявили следующее распределение (см. табл. 18):

Таблица 18.    Описание насильника респондентами

 Как видно из данных таблицы 18, преимущественное большинство респонденток в обеих выборках свидетельствовали о том, что претерпели насилие от незнакомого человека. Однако следует заметить, что эти данные не являются абсолютно достоверными, т.к. жертвы не ощущали себя в безопасности, проживая или находясь в ближайшем социальном окружении с насильником. Но возможны и другие случаи, вследствие которых, жертва не идентифицировала насильника. Известно, что в травматических ситуациях наблюдается ухудшение психических и когнитивных функций: расстройства внимания, сбора информации, доступа к релевантным воспоминаниям, которые связывают важный смысл происходящего с восприятием, суждением. Иными словами, нарушается обычный, свойственный индивиду упорядоченный процесс направленного вовне инструментального функционирования Эго. Это происходит как раз тогда, когда для индивида важно действовать с максимальной активностью, чтобы он смог, если не справиться, то хотя бы осознать свою проблему. Поэтому можно предположить, что респонденты в момент насилия могли «не узнать» своего насильника.

В ситуации изнасилования знакомым человеком дополнительным травмирующим фактором является разрушение доверия, которое насильник, возможно, использовал для манипуляции жертвой. Поскольку общение  с насильником, в том числе и приведшее к надругательству, более тесно вплетено в жизнь жертвы, чем в случае внезапного нападения незнакомца, пострадавшие чаще испытывают чувство вины в происшедшем, потерю самоуважения. У русских жертв изнасилования знакомым значимо (p<0.05) выше показатель по шкале депрессивности по сравнению с пережившими насилие незнакомцем. У  русских изнасилованных знакомыми достоверно чаще (p≤0.05)  уровень депрессии (по шкале BDI) оценивался как явно выраженная депрессия и уровень тревожности (по шкале MTAS) - как очень высокий. Наиболее высокие показатели по этим шкалам были характерны для женщин 14-21 лет.

Диаметрально противоположная ситуация характерна для чеченских женщин. Чеченские женщины, изнасилованные  незнакомыми людьми достоверно чаще (p≤0.01) демонстрировали симптомы явно выраженной депрессии, и высокие показатели по шкале вторжения IES-R. В то время, как изнасилованные проявляют высокие показатели по шкалам депрессии и тревожности знакомыми лишь на уровне тенденции (р=0.07).

 Респонденты, вошедшие в категорию «дали другой ответ», как правило, описывали насильника на метафорическом уровне, преимущественно - «Дьявол», «Сатана», «Монстр», «Животное» (как правило, характеризовались хищными животными). Кроме того,  свои описания они подтверждали рисунками этих существ. Невыносимые страдания, причиненные травматической ситуацией, которую пережили респонденты во время насилия, приводит к некой диссоциации психики, вследствие чего нарушаются интегрированные в норме «функции сознания, осознания подлинности своего Эго или моторного поведения, в результате которого определенная часть этих функций утрачивается»». В связи с тем, что состояние аффекта (гнев, страх, обида) очень велико и жертва не всегда способна вынести чувство ненависти к насильнику, происходит расщепление сознания, образ насильника воспринимается на символическом уровне, посредством которого происходит дальнейшая идентификация с агрессором  и принятие его во внутреннем мире, перенося агрессию на себя. Стоит отметить тот факт, что респонденты обеих групп достоверно чаще (p≤0.05) демонстрировали самоповреждающие действия и поведение, саморазрушающие и самообвиняющие мысли, чувство вины. Отмечается положительная корреляция (r=0.32*) между восприятием насильника на символическом уровне и подобными диссоциативными проявлениями, характеризующие симптомами вторжения.

Между тем, респонденты обеих выборок, обращаясь за психологической помощью, пострадавшие от насилия знакомыми часто ищут возможность более общих, диспозиционных изменений, в то время, как жертвы надругательства незнакомым человеком чаще нуждаются в конкретной, ситуативной поддержке, связанной с научением справляться с последствиями травмы.

«Типичная» ситуация насилия

При описании «типичной» ситуации насилия (см. табл. 19) респонденты отмечали пенетрацию,  принудительные ласки, оральный контакт  и дополнительные способы, среди которых выделяли насильственную мастурбацию, видео- и фотосъемки с последующим насилием. Показатели описания «типичной» ситуации насилия  не продемонстрировали значимых различий ни по одному из показателей, что может свидетельствовать об отсутствии принципиальной разницы в  виде насилия для жертвы.

Таблица19.  Описание «типичной» ситуации насилия

Последствия насилия

Физические повреждения после ситуации насилия

Таблица 20.   Физические последствия респондентов после ситуации насилия

Русские женщины в возрасте 21-35 лет, подвергающиеся насилию в семье достоверно часто (р=0.03) отмечали факт физических повреждений. Респонденты подтверждали факты физического насилия (избиения, мучения, пытки). Достоверно чаще (р≤0.05) жертвы были из дисфункциональных семей.

В чеченской выборке достоверно чаще (р≤0.05) отмечались факты физических повреждений в ситуациях изнасилования незнакомцами (преимущественно русскими, в т.ч. военными) и лишь на уровне тенденции (р=0.08) –в ситуациях насилия знакомыми. Интересен тот факт, что лишь девушки 14-16 лет подтверждали физические повреждения в ситуациях изнасилования знакомым.

Среди русских достоверно часто респонденты 14-21 лет, подвергающиеся насилию (в т.ч. психологическому, физическому и инцестам) в домашних условиях со стороны близких, отрицали повреждения во время насилия (p≤0.05). В то время как, факт отрицания повреждений в чеченской выборке, отмечали женщины, изнасилованные родственниками или знакомыми (достоверность p=0.04).

15.2% русских и 8% чеченских женщин просто умолчали данную ситуацию.

2. Эмоциональные проявления после насилия

Таблица 21. Эмоциональные проявления респондентов после  ситуации насилия

Респонденты обеих выборок, оценивающие свои чувства как «страх» отмечали, преимущественно страх оценки окружающих (я- не чиста, я  спровоцировала насилие, я –проститутка), страх наказания (со стороны семьи, особенно отца или неинициированной матери), страх будущего (страх беременности, болезни, личной неустроенности, расплаты, наказания). Достоверны различия (р= 0.03) в реакциях на чувство страха в чеченской и русской выборках. Так русские женщины, свидетельствующие о чувстве страха после насилия демонстрировали высокие показатели по шкале тревожности, в то время как чеченские женщины – средние с тенденцией к высоким по той же шкале.

Респонденты, указывающие на наличие злости, ненависти, выражали желание мстить насильнику. Особенно данный факт характерен для чеченских женщин.

Лица с ярко выраженной симптоматикой психогенной амнезии (неспособность вспомнить о важных аспектах травмы), отмечали свои чувства как «не помню». Наиболее характерна данная реакция для женщин 32-35 лет русской выборки и 14-16 лет – чеченской.

Симптоматика numbing (блокировка эмоциональных реакций, оцепенения), которая не наблюдалась до ситуации насилия, характерна для 14.4% русских и 18.9% чеченских женщин.

 У женщин 14-16 лет обеих выборок, перенесших насилие, часто наблюдается сужение или отсутствие жизненных перспектив (отсутствие ожиданий по поводу своего будущего, женитьбы, рождения детей). Это обусловлено тем, что у данной категории сформировалось ПТСР, в связи с тем, что данная возрастная группа является наиболее уязвимой для травматического воздействия.

3. Проявления симптоматики посттравматического стресса и травматического стресса изнасилования.

Изменения психики, возникающие под воздействием травматического стресса, в т.ч. травматического стресса изнасилования, которое характеризуется развитием у респондентов трех основных симптомокомплексов:

1) повторное переживание травмы (навязчивые образы, мысли, ощущения, ночные кошмары) – симптомы вторжения;

2) избегание стимулов, связанных с травмой (попытки избежать мыслей, ощущений, действий, связанных с травмой, частичная или полная амнезия важных аспектов травмы, эмоциональное онемение (numbing), отчужденность от окружающих) – симптомы избегания;

3) устойчивые проявления повышенного возбуждения (нарушение сна, трудности концентрации внимания, раздражительность, сверхнастороженность, усиленные реакции испуга) – симптомы физиологической возбудимости. Однако многие люди, пережившие насилие в той или иной степени тяжести демонстрировали стертую посттравматическую симптоматику и /или так называемые вторичные симптомы посттравматического стрессового расстройства – повышенную тревожность, депрессию, склонность к зависимому поведения, психосоматические расстройства, поведенческие расстройства.

А.  Симптомы вторжения.

Оценку проявления симптомов вторжения мы производили с помощью шкалы Оценки травматического события IES-R субшкалы вторжения.  Полученные в результате этого обследования данные приведены в таблице 23. Мы сравнили средние показатели респондентов, обследованных IES-R в нашем исследовании с данными, полученными при обследовании лиц с посттравматическим стрессовым расстройством.

До проведения терапевтической процедуры, оценивая свое состояние после насилия, респонденты продемонстрировали следующие показатели:

Таблица 22  Средние значения по шкале вторжения методики IES-R

M - средние, SD – стандартное отклонение, n – количество обследованных в группе.

Средние значения в первом срезе свидетельствуют о  высоких показателях по данной шкале, явной выраженной симптоматики вторжения (M=24.33 и М= 27.43 – нормативные показатели различных групп переживающих ПТСР, обследованных при стандартизации методики).

Следует отметить возрастные различия в проявлении симптомов вторжения  в русской и чеченской выборках. Достоверно часто (p≤0.05)  симптомы вторжения проявляются тем сильнее, чем младше пострадавшая в русской выборке. И обратная тенденция наблюдается у чеченских женщин (p≤0.05), у которых симптомы вторжения выражены тем сильнее, чем старше респондент.

В качестве наиболее стрессогенных проявлений симптомов вторжения женщины отмечали страх возвращения травматического состояния и его ожидание. Эмоциональные проявления в данном случае воспринимаются, как завесы травмы (trauma screens), отсюда и страх своих эмоций и ухудшение переносимости аффектов. Наблюдается положительная корреляция (r=0.72) между проявлением симптомов вторжения и избегания у женщин 26-35 лет: чем тяжелее проявления симптомов вторжения, тем выше показатели проявления симптомов избегания. Одним из способов  избегания симптомов вторжения является общая ангедония, которая впоследствии сочетается с различными мазохистскими проблемами.

Б. Симптомы избегания

Оценивая проявления симптоматики избегания после насилия, мы получили следующие результаты (см. табл.24).

Очевидно, что показатели по данной шкале у женщин, ставших жертвами сексуального насилия, также превышают показатели иных групп с выраженным посттравматическим стрессовым расстройством.   Кроме того,

* р≤0.05

   ** р≤0.01

Табл.23. Матрица интеркорреляций показателей симптомов ПТСР, факторов  предшествующих насилию и последствий насилия в русской и чеченской группах.

показатели по шкале избегания у русских женщин незначительно превышают аналогичные показатели у  чеченских женщин.

В качестве проявлений симптомов избегания следует выделить numbing  (блокировка эмоциональных реакций). Достоверно часто (р=0.04) данную симптоматику демонстрировали женщины 32-35 лет в обеих группах по сравнению с женщинами 14-31 лет.

Таблица 24. Средние значения по шкале избегание методики IES-R

Женщины отмечали, что в травматическом состоянии у них имеет место психологических паралич, который начинается с фактически полного блокирования способности ощущать эмоции и боль, а также другие физические ощущения, и усиливает торможение других психических функций. Данное состояние воспринимается женщинами, как облегчение от ранее болезненных аффектов, таких как тревога (обнаружена положительная корреляция (r=0.73) между проявлениями тревожности и симптомов избегания: чем выше тревожность, тем ярче выражена симптоматика избегания). В тоже время они также переживаются ими как первая часть умирания, ибо вместе с аффективной блокировкой происходит блокировка инициативы и всех способствующих сохранению нормальной жизнедеятельности познавательных способностей.

В. Симптомы физиологической возбудимости

Проявленные у русских женщин показатели Физиологической возбудимости значительно превышают показатели у чеченских женщин, отражая высокий уровень физиологической возбудимости у первых и критический (средний с тенденцией к высокому) у вторых.

Таблица 25. Средние значения по шкале физиологическая возбудимость методики IES-R

Г. Симптомы депрессивности

Проведенное исследование на русских и чеченских женщинах показало, что уровень депрессивности по шкале Бека у русских женщин был достоверно выше, чем у чеченских. Кроме того, стоит отметить, что показатели в женских выборках значительно выше, чем аналогичные у мужчин, полученные при стандартизации методики (М = 29.36 – ликвидаторы с ПТСР, М=34.12 -  ветераны Афганистана с ПТСР).

Таблица 26.  Средние значения по шкале депрессивности Бека (BDI)

Депрессия является неотъемлемой частью картины посттравматического стрессового расстройства. Достоверно часто (р=0.04) суицидальное поведение является одним из симптомов проявления депрессии. Попытки самоубийства и неоднократные самоповреждения могут представляться средством прекращения травматического состояния, чувства вины, самообвинения, чувства социальной отчужденности и т.д. Когда наступает психическое оцепенение (проявление депрессивности), индивид осознает  и испытывает чувства печали, страх,  искаженное представление о своем теле, чувство «омертвелости» и сопровождающие это состояние реакции сужение сознания, деперсонализацию и др.. Это особенно опасно, когда имеет место риск потенциально возможного летального исхода травматического состояния, - попытки самоубийства или самоповреждения, которые могут быть спасительными в том отношении, что посредством их человек утверждает свою власть над ситуацией, прерывая, таким образом,  состояние беспомощности и депрессии).

Д. Симптомы тревожности

Также как и в предыдущих параметрах, показатели тревоги у русских женщин достоверно выше, чем аналогичные у чеченок.

Тревожность – достаточно кратковременный, но мощный симптом, свидетельствующий о восприятии предотвратимой опасности.

Таблица 27   Средние значения по шкале тревожности Тейлора

Отмечена положительная корреляция (r=0.46*) между уровнем тревожности и симптоматикой избегания у женщин 14-26 лет обеих выборок: беспомощная капитуляция перед осознаванием травмы, полученной вследствие насилия, изменяет аффективное состояние от гипербдительного и гиперактивного отклика (тревога) к состоянию блокировки эмоций (numbing) и прогрессивного торможения. Когда состояние меняется от тревоги к капитуляции и острым реакциям страха, проявленного как numbing, это состояние становится угрозой для функционирования, целостности и даже выживания.

4. Поведенческие изменения

А. Проституция

            Различные формы сексуального насилия являются важным этиологическим фактором для формирования целого ряда личностных и поведенческих расстройств. Особенностями личности с травматическим стрессом изнасилования являются диффузная самоидентичность, слабость и недифференцированность границ «Я- Другой», зависимость и постоянный эмоциональный голод, опосредованность всех отношений с окружающим миром, все это создает «генерализированную готовность к виктимности широкого спектра» [Е.Т. Соколова, 1998].

В обследованной группе жертв сексуального насилия 17.3 % респонденток (23 чел. – русских и 18 чел. - чеченок) свидетельствовали о занятии проституцией.

Таблица 28. Возрастное и национальное распределение по факту занятия проституцией.

* процент от общего количества жертв изнасилования.

В группе проституток случаи сексуального, а также, связанного с ним, физического насилия в детстве и отрочестве  пережили  31.7% (13 человек – 6 русских и 7 чеченок). Жестокие телесные наказания со стороны родителей (преимущественно со стороны отцов) перенесли 41.4% (17 человек – 7 русских, 10-чеченок). Кроме того,  90.2% (37 человек) женщин росли в семейной ситуации, для которой характерно было отсутствие матери (смерть матери, уход из семьи после развода), либо наличие матери, неспособной воспитывать детей (матери-алкоголички) и, таким образом, ее полное «эмоциональное отсутствие», либо появление в доме отца или отчима, угрожающего как матери, так и дочери. Таким образом, занятия проституцией положительно коррелируют не только с опытом ранней травматизации (раннего насилия)  (p≤ 0.01), но  и с комплексом психологических неблагоприятных воздействий, которые мы обозначили, как отсутствие семейной поддержки  (особенно отвержение матерью)(p≤ 0.05).

Рисунок 7    Распределение по факту занятия проституцией

В исследованной группе было выделено две примерно равные подгруппы. Первая -  подгруппа депрессивных, включающая 22 женщины/ 43.7% (8 русских и 14 – чеченских женщин) демонстрировали наличие средней полезависимости, низкую отвлекаемость на стимулы извне, отсутствие интереса к окружающему, безынициативность.  Респонденты данной группы демонстрировали явно выраженный или критический уровень депрессии (p ≤0.01). Отношения с другими людьми выстраивались и интерпретировались в терминах «жертва-преследователь/насильник». Для них была характерна идентификация с позицией жертвы, множественные сексуальные контакты переживались как отвратительная необходимость. В эту группу попали девушки с опытом грубого физического насилия в детстве (вследствие незаконченного или нереализованного инцеста) и жертвы изнасилования в раннем подростковом возрасте.

Стоит отметить, что в депрессивную группу вошли преимущественно чеченские женщины. Данный факт обусловлен  отношением к женщине в чеченской семье. До момента материнства, воспитание девочек в чеченских семьях носит насильственный характер. Поэтому, большинство респонденток не отмечали факта насильственного отношения к себе со стороны родителей, отсутствия семейной поддержки и проч., считая это нормальным положением дела.

Вторая подгруппа женщин -19 человек/46.3%  - 14 русских и 5 чеченок- напротив, характеризуется высокой полезависимостью, откликаемостью на любые стимулы извне, гиперсексуальностью. Данная подгруппа с большим интересом и мотивацией отнеслась к интервьюированию и последующим терапевтическим процедурам. Женщины данной подгруппы также были склонны репрезентировать позицию жертвы в отношениях с окружающими, но их поведение носит скорее кокетливо-манипулирующий, соблазняющий характер. Респонденты данной группы характеризовались высокими показателями по шкале избегания IES-R (p=0.01) по сравнению с женщинами из депрессивной подгруппы.

В эту группу попали девушки с опытом инцестных отношений (15 чел-78.9% от данной группы), или жертвы сексуального насилия в допубертатном периоде (3 человека).

Стоит отметить, что достоверно чаще (p=0.01) у русских и (р=0.04) у чеченок половая жизнь, которых началась с сексуального насилия. Каждая 3 русская женщина  (33% случаев) и каждая 5 чеченка (18.7%) становятся проститутками под непосредственным руководством взрослых, в том числе непосредственно отвечающих за их воспитание (речь идет о дисфункциональных алкоголизированных семьях).

Б. Смена сексуальной ориентации

Еще одним негативным  последствием сексуального насилия является смена сексуальной ориентации. В основе данного феномена лежит во-первых, специфические искажения половой идентичности вследствие травмы, а во- вторых, компенсация недостатка любви, нежности, поддержки, создание атмосферы защищенности. В ряде случаев смена сексуальной ориентации является способом проявления физиологической возбудимости – разрядки  агрессии, гнева и т.п.

Рисунок 8.     Возрастное распределение по факту смены сексуальной ориентации.

В обследованной нами группе было выявлено следующее возрастное распределение по факту смены сексуальных предпочтений.

Таблица 29.   Возрастное распределение по факту смены сексуальных предпочтений

Наглядно продемонстрировано, что преимущественно смена ориентации происходит в 14-16 лет у представителей чеченской выборки и в 14-20 лет у русских женщин. Это объясняется тем, что возраст 14-16 лет является кризисным, характеризующимся рядом новообразований. Для данного возраста характерны «резкие сдвиги и переломы в личности», особенно в аспекте самоидентификации [Л.С. Выготский, 1984, с. 432]. Не вызывает сомнения, что переживание кризиса развития, формирование  психических новообразований уже само по себе дисгармонизирует личность, делая ее более сенситивной, хрупкой, виктимной. Сексуальная травматизация в этот период (или несколько ранее), оказывает более разрушительное воздействие, чем в период вне кризиса - относительно эмоционально-личностно стабильный период жизни. Изменение телесного облика также происходит в этот период интенсивно. Пубертатный период – время значительных и интенсивных телесных изменений, иногда оказывающихся неожиданными не только для самого подростка, но и для окружающих его людей. Следует отметить, что в развитии телесного облика чеченские женщины опережают русских, для которых в настоящее время характерно некоторое отставание в половом  развития. Данный факт обусловлен и социально-экономической ситуацией. Образовательный уровень и достаточно длительный период обучения увеличивают сроки подросткового возраста. Русские девушки (принявшие участие в обследовании) до 21 года осознают себя подростками, тем самым, демонстрируя некий конфликт между сформированной телесностью и инфантильными представлениями о себе, своей половой идентификации. Поэтому сексуальное насилие в данный возрастной период наносит достаточно серьезный урон осознанию своей половой роли, формированию модели сексуального поведения.

Рисунок 9. Гистограмма распределения средних значений симптомов ПТСР у женщин с активной и пассивной гомосексуальностью (в двух выборках)

На формирование смены сексуальной ориентации (в данном случае речь идет о гомосексуализме) влияет также факт раннего сексуального совращения или насилия/ инцеста. Так, у русских респонденток, сексуальное насилие по отношению к которым было совершено в возрасте до 9 лет и повторялось в младшем подростковом возрасте, наблюдаются значимые различия (p=0,01) в формировании устойчивых гомосексуальных тенденций по сравнению с женщинами, не имеющими подобного опыта. При совершении сексуального насилия по отношению к русским женщинам в возрасте 9-14 лет происходило формирование как «чистой» гомосексуальной (19%), так и бисексуальной ориентации (67% случаев). Женщины, пережившие сексуальное насилие в после 14 лет, т.е. после устойчивого формирования гетеросексуальной ориентации, как правило, становятся бисексуалистами (71% случаев).

У чеченских женщин в большинстве  случаев (52%) наблюдается резко выраженная идентификация с отцом (желание обладать penis – как средством власти и силы). И как следствие – формирование «чистой» гомосексуальности.

Особенности переживания травматического стресса изнасилования также влияют на характер и модель поведения женщин сменивших сексуальную ориентацию.

Русские женщины с высоким уровнем тревожности  и  критическим уровнем депрессии, а также высокими показателями по шкале избегание IES-R достоверно чаще (p=0.01) демонстрировали пассивное гомосексуальное поведение, характеризующееся  тем, что респонденты в сексуальных и внесексуальных отношениях играют женскую роль (т.е. себя идентифицируют  с женщиной). Внешние проявления (внешность, одежда, аксессуары, поведение, голос, пластика) отличались крайней женственностью.  12 из 17 представительниц  - когда-либо были в гетеросексуальных отношениях. Данная группа женщин, достоверно чаще (p=0.05), по сравнению с активными гомосексуалистами, была жертвой семейного насилия, либо жертвой насилия со стороны знакомых.  Результаты консультирования, свидетельствуют о том, что гомосексуальные отношения для данной группы являются компенсацией отсутствия любви, заботы и защищенности со стороны семьи и ближайшего окружения.

Для русских и чеченских женщин с активной формы гомосексуализма было достоверно чаще (p=0.05) характерно проявление высоких показателей по шкале физиологической возбудимости IES-R,  высокого (критического) уровня по шкале вторжения IES-R, а также высокие показатели тревожности.  В своем поведении (сексуальном и внесексуальном) респонденты данной группы имитировали мужское поведение, голос, одежду, прически, порой в утрированном виде. Они отмечали, что чувствуют себя, как мужчины и испытывают половое влечение только к женщинам. По отношению к мужчинам чувствуют, преимущественно,   агрессию и гнев.

Следует отметить, что частота смены и проявления сексуальной ориентации  во многом зависят от культуральных влияний. Так в чеченской выборке подтверждение факта смены и наличия иной сексуальной ориентации было значительно ниже, чем в русской выборке. Это обусловлено конфессиональными запретами. Смена ориентации осознается как греховное поведение, тем самым, накладывая запрет на явные проявления. В русской выборке, напротив, респонденты, сменившие сексуальную ориентацию (52% - 13 чел)  свидетельствовали о своем высоком статусе в своей социальной группе, подтверждая миф о некой романтизации образа гомосексуалиста или бисексуалиста.

В.Парасуицидальное поведение.

            Одним из последствий и способов выхода из острой травмирующей ситуации, вызванной сексуальным насилием, является парасуицидальное поведение. 30 русских (23%) женщин и 22 чеченки (19.8%) отметили те или иные проявления парасуицидального поведения (намерения, мысли о самоубийстве, суицидальные попытки и проч.). Этот факт не должен удивляет в контексте возможного продвижения психического травматического состояния к психогенной смерти. Некоторые женщины отмечали, что попытки самоубийства (особенно случаи отравления) и неоднократные самоповреждения (вскрытие вен) могут снижать или прекращать травматические переживания и состояния.

Обнаружены возрастные и национальные особенности в  данном аспекте.

Так  можно утверждать, что у русских женщин с возрастом тенденция к выходу из травматической ситуации посредством суицида снижается.  Опять-таки критическим возрастом для них является 17-20 лет, для которого свойственна повышенная ранимость с одной стороны и романтизация смерти – с другой.

Иная ситуация, характерна для чеченских женщин, критическим периодом суицидального риска стал возраст 27-32 года. 

Риск парасуицидального поведения повышают и социальные факторы. Женщины никогда не состоявшие в браке, разведенные, вдовые, бездетные, одинокие, а также не удовлетворенные своими отношениями с партнером достоверно чаще (p=0.06) подвергают себя самоповреждениям или суицидальным попыткам.

Рисунок 10.  Распределение по факту парасуицидального поведения

Риск суицида повышают и низкие показатели психического здоровья. Независимо от возраста и национальности, отмечена положительная корреляционная зависимость между парасуицидальным поведением и уровнем тревоги (p ≤ 0.05), между парасуицидальным поведением и депрессией (p=0.05). Чем выше уровень депрессии, и   уровень тревожности тем выше вероятность суицида. Когда вследствие высокого уровня тревоги и депрессии наступает психическое оцепенение, жертва насилия осознает у себя чувства «омертвелости» и некоторые сопровождающие это состояние нарушения -  сужение сознания и  деперсонализация. Особенно, когда есть вероятность потенциально летального исхода травматического состояния,  попытки самоубийства или самоповреждения, что  может парадоксальным образом стать «спасением» для жизни. Жертва насилия таким образом пытается «утвердить свою власть» над травмирующей ситуацией,  прерывая состояние беспомощности и избегания. Некоторые из внезапных вспышек активности в состоянии высокой тревоги  представляют собой тот же самый тип протеста в последнюю минуту, только процесс психологической капитуляции становится летальным.

Обнаружена корреляционная связь между избеганием и парасуицидальным поведением (r=0.42*). Чем выше показатели по шкале избегание, тем больше вероятность парасуицидального поведения.  Связь между парасуицидальными тенденциями  в травматическом состоянии и избеганием, заключается в тяжелом сужении и утрате единства психических функций (блокировка и диссоциация своего травматического прошлого). Неспособность описать свое психическое состояние во время травмы (в момент насилия) часто в ретроспективе обусловлено тяжелым торможением психических функций, которое сокращает до минимума самонаблюдение и познавательную деятельность. Парасуицидальное поведение в состоянии ТСИ объясняется тем же – полной неспособностью оценить ситуацию. Суицид  в этом случае является автоматизированным действием. Кроме того, суицидальное поведение представляется респондентам обеих национальных групп (26%) как способ избегания реального внешнего врага. Достоверно чаще подобное поведение было характерно для женщин, подвергающихся семейному насилию (p<0.05) по сравнению с женщинами, изнасилованными незнакомцами. Существуют различия в паттернах данного поведения у русских и чеченских женщин. У русских женщин (19 %) на сознательном уровне могут быть проблемы, связанные со стыдом – либо прямо вербализуемые, либо выражаемые другими способами. Чеченские женщины демонстрировали неспособность самоутверждающего поведения, которое в действительности представляет собой продолжения поведения избегания. Неспособность действовать настойчивым или агрессивным образом у чеченок, также обусловлена невозможностью и,  как следствие -  их неспособностью проявлять ассертивную или доминирующую роль в своей среде.

Г. Употребление ПАВ.

Травма в жизни жертв сексуального насилия является причиной глубокого и стойкого страдания, что увеличивает вероятность использования ими ПАВ в несоизмеримо отягощенных формах и приводит к более глубокой зависимости, чем те, кто не пострадал от насилия. Значительная  часть исследований свидетельствует о явной связи между ПТСР и развития расстройств, связанных с использованием психоактивных веществ, подчеркивая глубокое страдание и наличие проблем совладания (coping problems) у людей с травматическим опытом.

Повторяющаяся  аффективная переполненность, оцепенение, перевозбуждение, связанное с этим эмоциональное истощение и неуправляемое поведение, являются наиболее важными критериями. Они взаимодействуют с эффектами от приема наркотиков и алкоголя и являются полновластными, определяющими способами самолечения от последствий насилия.

Важнейшим  мотивом использования ПАВ и фактором развития химической зависимости от них является открытие того, что ПАВ способны облегчать боль. Жертвы насилия обнаруживают, что они могут самостоятельно "лечить" собственный дистресс. Процесс «самолечения» может быть рассмотрен в более широком контексте понимания злоупотребления алкоголем и наркотиками и зависимости вообще, как нарушения саморегуляции. То есть, зависимые от ПАВ пациенты страдают не только потому, что они не могут регулировать свои чувства. Они страдают также из-за плохой регуляции своего отношения к себе (любовь к себе, самооценка), взаимоотношений с другими и заботы о себе. Эти уязвимые стороны целиком вплетены в образ жизни людей, которые пострадали от глубоко травматичных жизненных переживаний, вследствие насилия. И тогда очевидно, что ПТСР приводит к коренной психологической перестройке и усугубляет проблемы с саморегуляцией. Основные перемены происходят в эмоциональной жизни, самооценке (образе Я), взаимоотношениях и заботе о себе. Аффективная жизнь проявляется в крайностях - или человек чувствует слишком много и переполнен эмоциями, или же чувств слишком мало и он/она становится эмоционально парализованными. Таким образом, можно говорить о жертвах насилия как о людях, переживающих либо диаметрально противоположные потоки эмоций, либо - эмоциональное оцепенение и обнубилляцию чувств (затуманивание, неясность восприятия, отказ от чувств, потому что чувствовать слишком больно).

 В ходе обследования мы выясняли у респондентов факты  регулярного употребления ими психоактивных веществ (фиксировались факты экспериментирования и устойчивой зависимости, разовое потребление ПАВ не учитывалось). Наглядно результаты представлены на рисунке (см. рис.11 и табл. 30).

Различные классы  вызывающих зависимость ПАВ могут дифференцированно облегчать или изменять эти крайние эмоциональные состояния. Не удивительно, что у глубоко травмированных людей присутствует такое самоощущение и имеет место такая регуляция самооценки. Психическая травма сама по себе оказывает серьезное негативное влияние на жизнь человека, на его способность к саморегуляции; а использование наркотиков и алкоголя, со всеми вытекающими из этого последствиями, приводит просто трагическим результатам. Таким образом, ПАВ служат в качестве "подпорки" для уязвимых областей саморегуляции, в особенности, для людей, страдающих травматическим синдромом изнасилования.

Респонденты в своих высказываниях относительно употребления ПАВ демонстрировали два аспекта гипотезы самолечения - (1) наркотики облегчают психологические страдания человека; (2) существует фармакологическая специфика ПАВ, которая  заставляет отдавать предпочтение одному классу наркотиков перед другими, это обусловлено факторами самолечения, характерными для ПТСР.

Таблица 30.  Матрица корреляционных показателей категорий переживаний, возникающих в ответ на травматическое событие и употребления различных групп ПАВ у русских и чеченских женщин

*p <0.05, ** p<0.01

Рисунок 11. Распределение употребляемых жертвами сексуального насилия различных групп психоактивных веществ.

Если кратко суммировать обзор этих высказываний, то опиаты (героин, перкодан, демерол) привлекают к себе тем, что у них есть выраженные антиагрессивные и укрощающие ярость свойства. Употребление ПАВ опиатной группы продемонстрировали 11% респонденток русской выборки и 21% - чеченской (мы намеренно отделили потребление таких опиатов, как демедрол и перкодан от героина). Женщины свидетельствовали о том, что ПАВ данной группы противодействуют этим мощным травматическим аффектам, успокаивают и вызывают чувство внутреннего умиротворения. Отношения с другими людьми переживаются жертвами как более доверительные и управляемые.  Преобладание в потреблении опиатных наркотиков у чеченских женщин  было обусловлено большей доступностью данного вида ПАВ.

Депрессанты (успокоительные), например, алкоголь употребляли 19% русских женщин и 15% чеченок. Данная группа ПАВ также имеет собственную привлекательность, так как у них есть смягчающее и расслабляющее действие на жесткие ригидные защиты, снижают фрустрацию от неудовлетворенной потребности в доверии, эмоциональности, теплоте и близости.

Употребление стимуляторов, таких, как кокаин и амфетамины, отмечены только у представителей русской выборки (1% женщин употребляли кокаин и 2% - амфетамин). Данные ПАВ привлекают к себе благодаря их активирующим и энергизирующим свойствам, способности вызвать чувство благополучия и удовлетворенности собой. Они противодействуют состояниям бездействия и пониженной активности, которые являются явными клиническими проявлениями депрессии или ее стертых и атипичных форм. Наркотики, такие как кокаин, также привлекали высокоэнергичных, гипоманиакальных, "упертых" ("fast-lane") людей, поскольку они усиливали в них эти качества, помогая жить в привычной манере. Стимуляторы имеют также и противоположенный эффект (таким образом, становясь еще притягательнее) -  они парадоксальным образом успокаивают и помогают сосредоточиться людям, страдающим синдромом  дефицита внимания (СДВ) и гиперактивностью. Как правило, это происходит в случаях неправомерного использования кокаина, например, когда он легально выписывается в форме Риталина для людей, страдающих СДВ.  Отсутствие применения стимуляторов чеченскими женщинами обусловлено дороговизной данного вида наркотиков и его низкой распространенностью в Чечено-Ингушской Республике (респонденты отмечают, что «кокаин – средство для богатых»).

 Галлюциногены также были более распространен среди респонденток русской выборки (8% у русских, 2% у чеченок). Употребление галлюциногенов обеспечивает «уход» от травмирующей ситуации, снятие болевых симптомов, либо, наоборот, - создание болевой доминанты (вследствие возникающих головных болей и болей ЖКТ). В ряде случаев, женщины сообщали о возникновении состояния, позволяющего «романтизировать» травматическую ситуацию насилия.

Учитывая эти специфические эффекты воздействия наркотиков различных классов, не следует удивляться тому, с какой силой они влияют на интенсивные, болезненные аффективные состояния и неуправляемое поведение, связанное  с ТСИ.

Употребление опиатов предупреждало или предотвращало более регрессивные манифестации, такие как самоповреждение или ярость, направленные на себя или других. Употребление опиатов положительно коррелировало с высокими показателями по шкале IES-R «Физиологическая возбудимость», демонстрируя достоверность значений (p≤0,05), т.е. чем выше была физиологическая возбудимость, тем чаще женщины принимали опиаты.. В этом случае успокаивающее и сдерживающее действие наркотика, вероятно, предохраняет от индуцированного травмой гнева.

Рисунок 12.  Возрастное распределение женщин, употребляющих опиаты

Это резко контрастировало с опустошающими аффектами, которые имели место у других пациенток, не использующие опиаты. У них неконтролируемый гнев и неистовые чувства/импульсы проявлялись в форме повторяющихся яростных эмоциональных вспышек, саморазрушения, «проглатывания» объектов, нападения на себя и других.

В чеченской  выборке  употребление  героина наиболее распространено было в подростковом возрасте. Респонденты 14-16 лет демонстрировали достоверно чаще (p≤0.05)  достаточно активное экспериментирование с данным видом ПАВ, по сравнению с остальными возрастными группами. Стоит также отметить, что употребление героина являлось причиной последующей виктимизации чеченских девушек. Сексуальное насилие (причем в особо жестоких формах) в большинстве случаев являлось средством платы за наркотик, а также способом подавления проявлений физиологической возбудимости респонденток.

В русской выборке «пик» потребления героина приходится на 27-32 года. При этом следует отметить, что в данной группе наблюдалось лишь экспериментирование, а не устойчивая зависимость. Данные показатели не являются типичными (в настоящее время возрастная планка употребления героина значительно ниже). Достоверно чаще (р≤0.01) женщины 27-32 лет, по сравнению с другими возрастными группами, сообщали о том, что они используют героин для  предотвращения идеи мщения насильнику, подавления суицидальных мыслей, борьбы с бессонницей. Некоторые из этих респонденток также занимались самолечением чувства эмоциональной неустойчивости, зажатости, оцепенения с помощью депрессантов, таких как алкоголь и подобные ПАВ.

Рисунок 13. Возрастное распределение женщин, употребляющих героин

  Алкоголь (в зависимости от дозы) может облегчать или контейнировать эмоции. У русских женщин употребление алкоголя коррелировало с высоким уровнем депрессии (r=0.28*), и показателями по шкале «Вторжение» IES-R (r=0.23*). Чем выше был уровень депрессии и выраженность симптомов «вторжения», тем чаще женщины употребляли алкоголь. В свою очередь у чеченских женщин наблюдала положительная корреляция между уровнем тревоги и употреблением данного вида ПАВ (r=0.46**). Чем выше была тревога, тем чаще чеченские женщины употребляли алкоголь.

Рисунок 14. Возрастное распределение женщин, употребляющих алкоголь

В низких и умеренных дозах алкоголь способствует рестимуляции эмоций, (переживанию и выражению эмоций, которые иным способом они не могут почувствовать или выразить, включая чувства привязанности, теплоты и зависимости, или раздражения, злости и неприязни). Респонденты отмечали, что в состоянии алкогольного опьянения они могут расслабиться, согреться и получать удовольствие от компании других людей. Одна пациентка описала, что употребление алкоголя помогло ей "достичь ощущения блаженства, гармонии, оргазма и открытости". Тем не менее, алкоголь, используемый в больших дозах, может сгладить или заморозить аффекты, которые переполняют и становятся невыносимыми, как это бывает, когда жертвы травм периодически окунаются в поток своих аффективных переживаний.

Полученные данные свидетельствуют, что возрастная группа 27-32 лет характеризуется максимальным употреблением алкоголя в обеих этнических группах.

Энергизирующие качества стимуляторов и галлюциногенов могут противодействовать ощущениям потери энергии и бездействия, обусловленными явными или субклиническими формами депрессии. Достоверно значимые результаты, демонстрировали респонденты с острой депрессией, по сравнению с другими ярко выраженными симптомами ПТСР (p≤0.01). При  экспериментировании или использовании кокаина или других стимуляторов, респонденты обнаруживают, насколько сильно и быстро эти вещества могут купировать ход их депрессии и эмоциональное бессилие, связанное с их травматическими переживаниями. Используемые длительно или в больших дозах, стимуляторы могут быть чрезвычайно разрушительными и вызывать такие нежелательные последствия, как ажитация, интенсивная агрессивность, паранойя, и/или явные психозы. Несмотря на негативные последствия, эти вещества, тем не менее, заставляют некоторых жертв насилия продолжать применение стимуляторов. Люди с ТСИ часто кажутся даже слишком навязчиво увлеченными такими резкими и болезненными эффектами стимуляторов. Schiffer А.  (1988) отмечает, что к повторению и переживанию столь негативных последствий злоупотребления наркотиками жертв насилия с кокаиновой зависимостью влечет возможность найти в этом способ активного контроля и овладения своей болью и дезинтеграцией. Данные переживания похожи на истощение, страдание, состояние пассивности и отсутствия контроля, которые они пережили, когда были травмированы.

Данные, отраженные на рисунке 15. наглядно демонстрировали возрастные и национальные особенности употребления стимуляторов и галлюциногенов. В чеченской выборке было распространено незначительное употребление летучих веществ (ингалянтов) в группе девушек 17-20 лет. Это обусловлено низкой распространенностью и информированностью об употреблении ингалянтов на территории ЧИР

Рисунок 15.  Возрастное распределение испытуемых употребляющих галлюциногены, ингалянты и стимуляторы

В русской выборке наблюдаются следующие возрастные группы лиц, злоупотребляющих ПАВ: в среде подростков (14-16 лет) летучие вещества пользуются наибольшей популярностью (17%), что обусловлено их низкой стоимостью, доступностью, небольшой продолжительностью действия и быстрым восстановлением с редко возникающими побочными эффектами. Кроме того, подростков привлекает мгновенное достижение состояния эйфории, способствующее подавлению травматических проявлений и переживаний.

Кроме того, наблюдается увеличение потребления галлюциногенов (псилоцибина, d-диэтиламид лизергиновой кислоты) у возрастной группы 14 – 26 лет.  Это обусловлено тем, что данный вид ПАВ вызывает иллюзии, изменяет восприятие, настроение и характер мышления, способствует уходу от травмирующих ситуаций. Кроме того, данный вид ПАВ является доступным в молодежной среде.

Употребление таких стимуляторов, как кокаин и амфетамин наблюдается чаще у русских женщин 21-26 лет. Отмечается положительная корреляционная связь (r=0.46**) между употреблением данного вида ПАВ и занятием проституцией (девушки отмечали как «работа в службе эскорта»)

Таким образом, можно утверждать, что существует тесная связь между тяжестью проявлений посттравматического стресса, вызванного сексуальным насилием и  частотой употребления ПАВ. Хотя причинно-следственная связь не всегда очевидна.