ЗАКЛЮЧЕНИЕ - Процессуальная психотерапия женщин-жертв сексуального насилия- Невович Н.Е.

Картина симптомов, проявляющаяся у жертв сексуального насилия,  характеризуется, как одна из форм посттравматического стрессового  расстройства, и квалифицируется как травматический синдром изнасилования. Жертвы изнасилований испытывают как долговременные, так и кратковременные психологические проблемы, такие как симптомы вторжения (навязчивые мысли, воспоминания, сновидения, образы), избегания, физиологической возбудимости, тревогу и депрессию. В результате исследования было выявлено, что показатели по данным параметрам (избегание, физиологическая возбудимость, тревога и депрессия) у чеченских женщин несколько ниже, чем аналогичные у русских женщин, переживших насилие. Кроме того, обнаружена сниженная  чувствительность некоторых психодиагностических методик (Шкала оценки влияния травматического опыта – IES-R) при применении их на данной выборке. Это может быть обусловлено тем, что при стандартизации данной методики не учитывались гендерные и конфессиональные  различия, т.к. она адаптировалась на мужских выборках (воинах-афганцах и пожарных Чернобыля).  Данный факт имеет потенциал для дальнейших исследований.

 В развитии и психотерапевтической проработке симптоматики травматического синдрома изнасилования, значительную роль играют семейные факторы и наличие социальной сети жертвы (семейная динамика, функциональность семьи, семейная поддержка, ближайшее окружение, наличие опыта насилия ранее и т.д.), большинство из которых можно рассматривать в качестве ресурсов.

Так, высокая степень удовлетворенности семейной (личной) жизнью уменьшает тяжесть переживания симптоматики травматического синдрома изнасилования. Выявлено, что у женщин из функциональных семей количество изнасилований достоверно ниже (р≤0.05), чем у женщин из дисфункциональных семей, вследствие формирования нормальных, адекватных гендерных отношений. Кроме того, фактор функциональности семьи влияет на  эффективность проработки травматического опыта после изнасилования (эффективность психотерапии у женщин из функциональных семей достоверно выше (р≤0.05), чем у женщин из дисфункциональных семей).

Наличие раннего опыта сексуального насилия является важным прогностическим фактором для возникновения симптомов травматического синдрома изнасилования: жертвы, подвергавшиеся сексуальному насилию до 14 лет (независимо от национальной принадлежности) были более депрессивны и более тревожны, после насилия, чем жертвы, у которых раньше не было таких случаев.

Чем больше была семейная поддержка, тем меньше проявления симптоматики травматического синдрома изнасилования и выше эффективность переработки травматических переживаний в процессе психотерапии.

 Обнаружены достоверные различия в переживании такого проявления дисфункциональности семьи, как инцест у русских и чеченских женщин.  У русских женщин, в отличие от чеченок, инцест достоверно чаще (р≤0.05) вызывал долговременные психологические проблемы, приводящие к таким последствиям, как суицидальное поведение, проституция, смена сексуальной ориентации. Чем старше  была женщина, тем острее были проявления симптоматики травматического синдрома изнасилования. У чеченских женщин частота проявления симптоматики травматического синдрома изнасилования после инцеста была незначительной (на уровне тенденции), что было обусловлено культурологическими особенностями восприятия инцеста, как инициирующего процесса (посвящение в женщину старшим значимым мужчиной).

Выделены достоверные различия между разными этническими и возрастными группами в проявлении последствий насилия, совершенного знакомыми и незнакомыми людьми (при р≤0.05). Так, изнасилование знакомыми у  русских женщин усугубляло симптоматику травматического синдрома изнасилования (повышался уровень депрессии, тревоги). Чем младше была жертва изнасилования знакомым насильником, тем тяжелее были проявления травматического синдрома изнасилования. В то время, как у чеченских женщин лишь на уровне тенденции наблюдались проявления травматического синдрома изнасилования в ситуациях изнасилования знакомыми людьми, в отличие от восприятия насилия незнакомцем (как правило, русскими мужчинами) – в результате которого усугублялась симптоматика ТСИ.

Обнаружено, что физические последствия насилия достоверно часто связаны с семейным насилием (особенно у замужних женщин 21-35 лет) и дисфункциональностью семьи у русских женщин. У чеченских женщин сам факт физических последствий, полученных в результате семейного насилия, скрывается, в то время как достоверно часто демонстрируется зависимость физических последствий  от насилия, совершенного незнакомцами.

  Перепроживанию травматического опыта изнасилования и уменьшению его воздействия способствуют такие деструктивные психологические и поведенческие механизмы, как  проституция, смена сексуальной ориентации, парасуицидальное поведение и употребление психоактивных веществ.  Обнаружено, что  занятия проституцией у русских и чеченских женщин являлось следствием не только раннего насилия, инцеста (у русских), но и результатом воздействия  на жертву комплекса неблагоприятных внешних и внутренних факторов, вследствие пережитого сексуального насилия (отсутствие семейной поддержки, дисфункциональность семьи, реакции самообвинения, симптомы вторжения).

  У русских и чеченских женщин, переживших раннюю травматизацию - опыт раннего совращения и инцест, отмечалась смена сексуальной ориентации после повторного насилия. Чем младше была женщина, тем больше  была вероятность формирования у нее гомосексуальности.  Наблюдались различные механизмы формирования и формы расстройств сексуальных предпочтений у представительниц различных этнических групп.  Так, у русских женщин формирование «чистой» гомосексуальности было способом компенсации отсутствия семейной поддержки, любви  и понимания после ситуации насилия. В то время, как у чеченских женщин формирование «чистой» гомосексуальной ориентации стало следствием  резко выраженной идентификации с отцом, мужчиной. Подобный тип поведения для них был компенсацией мести насильнику, проявлением власти, утверждением своей позиции. Кроме того, следует отметить, что высокие показатели проявления тревоги, депрессии и симптоматики избегания способствовали формированию пассивного гомосексуального поведения (преимущественно у русских), а высокие показатели физиологической возбудимости, вторжения и тревожности стали факторами риска в развитии активного гомосексуального поведения (имитация мужского поведения), преимущественно у чеченских женщин. Отмечено, что случаи смены сексуальных предпочтений у чеченок происходили значительно реже, что было обусловлено конфессиональными запретами, в то время как у русских женщин – значительно чаще (отмечался высокий социальный статус гомосексуалистов в группе).

В ходе исследования  выявлено, что парасуицидальное поведение в обеих группах было способом снижения или прекращения симптоматики травматического синдрома изнасилования и травматического состояния. Обнаружено, что чем старше была жертва насилия, тем ниже риск суицидального поведения (критическими возрастным периодом суицидального риска стали 17-29 лет у русских и 27-32 года у чеченок). У русских женщин парасуицидальное поведение проявлялось при высоком уровне тревожности и отсутствии семейной поддержки после насилия. У чеченских женщин парасуицидальное поведение было способом избегания травматических переживаний, в том числе способом избегания «реального врага» в ситуациях семейного насилия.

Обнаружена связь между проявлениями травматического синдрома изнасилования и употреблением психоактивных веществ (хотя причинно-следственная связь не всегда очевидна). Было выявлено, что при явно выраженной симптоматике травматического синдрома изнасилования повышается риск употребления психоактивных веществ, т.к. существует проблема совладания, а употребление ПАВ помогает снизить боль. Обнаружены достоверные различия в мотивах употребления различных групп ПАВ. Так,  опиаты снижают тревожность (уровень потребления данного вида наркотика был выше у чеченок при р≤0.05); депрессанты (алкоголь) – снижают симптоматику вторжения и тревожности, принося расслабляющий эффект (чаще у русских); галлюциногены – способствуют уходу от травматической ситуации и романтизации ситуации насилия; стимуляторы (употребление, которое было характерно только для русских) – способствуют активизации энергии, вызывают чувство благополучия и удовлетворения собой.

Обнаружено, что в процессе процессуальной психотерапии наблюдается достоверное уменьшение симптомов посттравматического стресса, связанного с изнасилованием, в том числе симптомов депрессии, тревоги, вторжения, избегания и физиологической возбудимости.

 Обнаружены различия в механизмах проработки травматического опыта у представительниц русской и чеченской выборки в контексте процессуальной психотерапии. Так, представители обеих выборок отметили следующую последовательность прохождения психотерапевтического процесса: отвержение первичной идентификации (жертва насилия), осознание первичной идентификации, диссоциация психических процессов (жертва - насильник), рестимуляция чувств, связанных с насилием и насильником, формирование внутреннего ресурса, осознание вторичной идентификации и интеграция ее  в психическое.   Отмечены достоверные различия в способах проработки травматической симптоматики: русские женщины на начальных этапах терапии пытаются одновременно интегрировать травмированные части своей личности, как на сознательном, так и на бессознательном уровне. Вследствие низкой результативности данного процесса женщины испытывают достаточно серьезные переживания и переходят к осознанию травмы на сознательном уровне. На конечном этапе психотерапии у русских женщин была возможна эффективная интеграция травматического опыта  на сознательном и бессознательном уровнях. Тогда как, чеченские женщины отмечали более медленную, но устойчивую проработку травматического опыта, обеспечивающую снижение показателей посттравматического расстройства, связанного с изнасилованием. На начальном этапе психотерапии чеченки прорабатывали травматический опыт на бессознательном уровне, используя первичную идентификацию в роли «Жертва». Данный механизм позволял рестимулировать чувства, осознать данную ролевую структуру. В ходе терапевтической работы – происходило осознание травмы на сознательном уровне: происходило принятие первичной идентификации, диссоциация психических процессов (жертва-насильник) и их проработка, формирование вторичной идентификации. На конечном этапе психотерапии чеченки переходили к формированию, осознанию и принятию вторичной идентификации, которая являлась внутренним ресурсом.

 Отмечается более успешное (с точки зрения процессуальной психотерапии) прохождение терапевтического процесса у чеченских женщин, что, возможно, обусловлено их большей инстинктивностью и сформированностью навыков «внутреннего слушания» себя, по сравнению с русскими женщинами (у которых активно развит навык рационализации).

 Обнаружено, что уровень психического благополучия (отсутствие депрессии и тревоги), наличие поддержки семьи способствуют последовательной динамике прохождения терапевтического процесса участников, оценивающийся как инициирующий. Незначительно выраженные факторы защиты или их отсутствие, провоцируют возвратную динамику терапевтического процесса, что ведет к рецидивам и саморазрушающему поведению, в связи с усилением сопротивления.

 Процессуальная психотерапия, действующая в контексте группы и основанная на базовых ритуальных практиках различных этнологических групп, имеет большой потенциал для внедрения в обширную практику. Не пытаясь анализировать в данной работе природу этих феноменов с точки зрения их связи с регрессивными или трансформационными процессами, результаты исследования позволяют предполагать их связь с состояниями сознания и стилями переработки информации, в т.ч. травматического опыта. Полученные данные свидетельствуют о том, что переживаемое в контексте ритуальных групповых действий «исцеле­ние» имеет существенные отличия от тех процессов исцеления, кото­рые, в свою очередь, которые наблюдаются в практике когнитивной или поведенческой психотерапии.

Следует отметить, что процессуально-ориентированная психотерапия может быть эффективна для различных групп клиентов независимо от возраста, пола, уровня образования, культурологических установок, вероисповедания. Следование за непосредственным процессом клиента способствует облегчению психического состояния, снижению симптоматики травматического синдрома изнасилования, а также эффективному выходу из травматических переживаний, вызванных насилием. В ходе процессуально-ориентированной психотерапии у пациентов формируются навыки внутренней работы с травматическими переживаниями, предоставляя средства интерпретации феноменов исцеления.

Эмпирические результаты, полученные в ходе данного исследования имеют большой потенциал для дальнейших исследований, а также для внедрения в психотерапевтическую практику при подготовке специалистов по работе с последствиями посттравматического стресса и травматического синдрома изнасилования.