Притча «Не строй домок из чужих досок»

В каждой семье есть свои предания да сказы, какие с дедами-прадедами случались, вот в памяти семейной и остались. Так и в этой крестьянской семье передавались из уст в уста такие-то истории. Только все они невидимыми ниточками соединены были с покровителем их небесным Николаем Чудотворцем. Ежели бы только с одним кем в семье встретился святой, то и тогда бы сказывать было не о чем. Ну, а ежели встреч таких больше случилось? То кого же иначе семейным покровителем считать? Кого за помогу вспоминать-почитать?

Одно-то предание – вовсе давнее. Бабку Марину Сенькову знаешь? Так история эта приключилась еще с ее прадедом. Отправился он как-то в лес за дровами. Было дело весной. Речка наша, Клязьма, в те времена не такой широкой была, только по весне и ее перейти – надо брод найти. Договорился Архип с барином тутошним, денег заплатил, сколько положено, ну и поехал, благословясь. Ранним утром по знакомому броду на тот берег переехал и давай в Барской Дубраве сушняк валить да бревна пилить. Нагрузил полный воз, а там уж и солнце садиться собралось. Ну, он прямиком к знакомому броду лошадку и направил.

Только выехал Архип из Барской Дубравы и речку не узнал. Разлилась Клязьма за один день так, что уж и не проехать никак. Даже брода знакомого сыскать нельзя – одна вода. Архип остановился у воды – кругом ни души. Огляделся и горько задумался. Ежели до утра тут, возле Барской Дубравы ночевать, то волки – звери могут задрать и его самого, и лошадку его. А до дому спешить – кабы воз не утопить: без броду-то в речной разлив из речки не выбраться. До захода солнца было всего ничего, а выхода не виделось ни одного. Тут и про своих пятерых детишек Архипу вдруг вспомнилось, а на душе как-то пасмурно сделалось. Вот и начал Архип молиться. И так он сердечно молитвы читал, что, видать, Господь услыхал.

Видит Архип: на том берегу появился старик. С седой бородой и в одежде простой. Ничего старик мужику не кричал, только глядел и молчал. А потом и давай мужику рукою место казать, где переехать-то с возом через речку можно; Архип, не долго думая, туда лошадку свою и направил. Шел по воде да по стариковой руке, что дорогу ему казала. А как лошадка речку миновала, хотел Архип старичка того поблагодарить, а на том берегу – и нет ни кого! Нет старичка, как и не было...

Ты места наши знаешь: поле широкие, без бугорка, без деревца. И куда, скажи, мог тот старичок уйти, если он все время переправы Архиповой на берегу стоял да путь ему казал? Вот с Архиповой легкой руки да от сердечной его благодарности и стали потом всей семьей Николая Чудотворца поминать и Архип, и жена, и вся его детвора.

Размечтался Архип, как подрос его старший сын, грамоте наследника своего обучить. Хоть и не барином, на почтенным человеком своего Егора видеть хотел. Деньги собрал, сам с семьей голодал, но Егор его науку постиг, аптекарем вскорости сделался. Только к тому времени в семье уж еще девчонка родилась. Вот всего шестеро детишек в семье и получилось: пять девок да сын – надежа. Что, окромя детей, для крестьянина дороже?

Ну, а сын его, как на ноги встал, из семьи родной уходить не желал. Да у Егора и другая причина была дома остаться: полюбилась ему деревенская девка-красавица, И стройна, и круглолица, и на рукоделие мастерица, Ни куда ж еще лучше-то? Любушка еще года два свадьбы ждала, хоть и были с Егором помолвлены. Только и сестрам накопить на приданое – дело важное. А как молодым свадьбу сыграли, Любушка к мужу в дом пришла. А в доме этом – теснота. И сваты, как нарочно, их дом стороне обошли. Четверо девок плачут-рыдают, для себя женихов уж давно поджидают. А пятая, Лизутка, еще в куколки играет.

Года три так минуло, а ни одна сваха к ним в дом не заглянула. У Егора с Любашей уж своих трое детишек народилось. Жили тесно, что и говорить... Вот и решила Любаша в Троице-Сергиеву Лавру сходить. Может, там облегченье и вымолю? В Лавру пеше отправилась. День светлый для того выбрала – Никола Зимний, по нынешнему – 19 декабря. В пути Любаша притомилась, вот на дерево поваленное и присела. Вдруг откуда ни возьмись, старичок к ней и подходит. Увидала его Любаша, с собой поесть-попить позвала. Только об том все думала, где же раньше старичок тот был: и впереди на дороге его Любаша не видала и сзади не примечала? А дорога прямая, с огромными сугробами по сторонам.

Старичок Любашу за хлеб-соль поблагодарил, а как поел-попил, так Любашу и спросил: далеко ли путь держит? Та и давай старичку тому сказывать. И про мужа Егора, и про тесноту дома, и про деток малых, и про золовок непросватанных. Может, спросишь: почему она всю душу раскрывала ему? Так этот самый старичок уж больно слушал хорошо и Любаше от сердца сочувствовал. А на прощанье душевно напутствовал. А вот слова какие сказал – Любаша сразу запомнила:

– Иди, милая, с Богом! В Лавре помолись да скорее домой воротись. Там тебя добрая весть поджидает. Какой никто не ожидает...

Любаша из лавры вернулась, родной калитки коснулась, а тут ворота и раскрылись нараспашку. И выезжают из ворот сани, украшенные лентами да бубенцами... Любаша сразу в дом, а уж радость в нем. У жениха того-два брата неженатые. Вот так и случилось, что три брата на трех сестрах женились. Свадьбу одну играли, деньгами не швыряли. А последнюю девку-золовку еще через неделю сваха приглядела. Уж к весне остались в избе: родители, Егор с женой, детишки ихние да сестра Лизутка – подросточек, Ну теперь-то уж стало свободнее. Можно еще деток рожать и спокойнее жить-поживать.

Так и жизнь между тем протекала, а Лизутка росла-подрастала. А как стала невестой на выданье, так Егору сказали родители:

– Пора, сынок, тебе строить свой домок. А мы тут с Лизуткой останемся. Ее-то женишок взять в свой дом не мог. Ясное дело – сирота.

Мать кое-что для сына припасла, вот его и уговаривала еще денег у сватов попросить да вскладчину дом и построить. Так и сам Егор хотел. Он тогда уж пятерых детей имел, хотелось и в своем дому пожить. Но тут, видать, уж тому быть, соблазнили его соседи на одно нечистое дело. Уговорили, пока барин в отъезде, к нему в Бар-Дубраву съездить. Деревьев втихую навалить да все на сруб и заготовить. Мать Егора и плакала, и просила, только сына не умалила. Втроем решили лес воровать, так и не отговорила их мать.

И ведь случается порой такое: никто тех деревьев не хватился, никто за ворами не кинулся. Да что там скрывать: даже никто того воровства не видал и не прознал. Бревен не целых три сруба припасли, на огородах своих сложили. Решили немного повременить, домов до весны не строить. А как от народа скроешься? Ведь кто-никто, а догадается: бревна-то из ничего не появляются...

А однажды утром мать и давай сына своего совестить-ругать:

– На ворованных полах счастье не попляшет. А в ворованных горшках не наваришь каши. И семья с таком дому счастлива не будет. И народ за воровство поделом осудит. И еще запомни, сынок: не строй домок из чужих досок. Это мне верный человек сказал да тебе передать приказал.

Вот и предлагает Егору мать все, что ценного в дому есть, барину в уплату за лес отдать. Повиниться и просить с остатками долгов погодить.

Егор с Любашею своей поговорил-посоветовался, а потом и решился. Тут и женина семья зятю с дочкой помогла, чем могла. Собрали по двум домам золотишка, да ценных бумаг, да кольца обручальные. Только решил Егор про одного себя барину сказать, свою вину признать, а соседей не выдавать. Чужая покража – дело их собственной совести. Барину Егор в ноги упал, прощения просил, все добро принесенное с собой перед барином разложил. Просит остатний долг пока не требовать, повременить. Чтобы семью не разорить.