Сказка «Знаешь, какие книжки умные бывают?»

На улице было пасмурно. Стояла самая макушка лёта, а тепла уже не было с неделю. На душе у Митьки было так же пасмурно и холодно. Самое время для купания, а в воду не влезешь: зябко. С утра Митька не мог себе придумать занятие и тоскливо глядел из окна, как холодный ветер гнет и качает молодую черемуху возле калитки. Читать тоже не хотелось: все книжки с этажерки были уже прочитаны, да и было их там штук 5 или 6. Читать Митьку научил дед, и пока тот был жив, заставлял внука из-под палки прочитывать по 10 страниц в день. Особого желания самому взяться за книгу за Митькой не замечалось.

И тут мать, видать, тоже тосковавшая по теплу, позвала его помочь перебрать старые вещи на чердаке. От нечего делать тот согласился, но полез наверх без охоты. А зря... Мать брала одну вещь задругой в руки и разглядывала, ощупывала. Иной раз улыбалась. Хоть бы рассказала чего! Митьке хотелось ее послушать, но она молчала, откладывая одни вещи в нужную кучу, другие, что на выброс, скидывала вниз или складывала у выхода с чердака.

Митька просто доставал иную вещь из угла и отдавал в руки матери. Дело делалось, но особого интереса не вызывало. И тут мать заслышала окрик и стала спускаться вниз. Пришла соседка, тетка Маша. Митька хотел тоже спуститься, но мать уже с лесенки крикнула:

– Не спускайся! Я на минуточку...

Минутка тянулась и тянулась, и Митьке ничего не оставалось, как продолжать осмотр вещей одному. В углу стоял большой плетеный сундук, покрытый сверху почему-то почти истлевшим одеялом. Митька стряхнул одеяло на пол и открыл крышку сундука. Там тоже оказалось какое-то барахло, но в углу стопкой лежали книги, связанные бечевкой. Митька с кряхтением и натугой поднял стопку со дна и перенес через край сундука. По завязке было ясно; так увязать книги мог только, дед. У него и ладно получалось, и узелки на бечевке приметные. Вроде крепкие, а потянешь за кончик – все и развяжется. И ногтей ломать не надо.

Верхней лежала книга в толстом переплете. Митька даже и открывать ее не стал: небось, без картинок? А вторая книга была вовсе без обложки, но прочно сшитая и с картинкой прямо на верхней уцелевшей странице. Митька сел возле крохотного окошка на кучу тряпок и начал читать. Читал он все с большим и большим интересом. Наконец он встал, пересел на место поудобнее и прислонился спиной к какому-то ящику. Спина сразу заныла, наткнувшись на твердое, и пришлось подобрать с пола то истлевшее одеяло, которое он поначалу спихнул в сторону. Спине стало мягко и удобно, и Митька продолжил свое чтение.

Это были рассказы. Небольшие, на две-три страницы, но ужасно интересные. Одно только было непонятно: почему рассказы? Самые настоящие сказки. И незнакомые вовсе. Митька читал и читал, и только один раз, подняв глаза от книги, подумал: «Вот дед бы порадовался!» Сам, без понуждения прочитал Митька свою дневную норму, десять страниц, но книги не отложил.

После каждого рассказа Митька опускал книгу на колени и глядел в угол. Надо было подумать. Взгляд его все время упирался в рамку старого зеркала. Стекло в нем было мутным, с радужными разводами. Все, что отражалось в этом зеркале, было каким-то уродливым и нечетким. Так чтение текло и текло, а мать, видно, и не торопилась возвращаться на чердак. Ну, и ладно... Митьке и тут хорошо с этой старой и потрепанной книжкой без обложки...

Какое-то странное дребезжание заставило Митьку отвести глаза от строчек и глянуть в угол. Зеркало было словно освещено изнутри. Ни стены, ни кучи барахла в нем уже не было видно. Просто – свет! Митька отложил книгу на стопку других и двинул в угол. Отражение себя самого он увидал, но что-то странное было в нем. Митька даже не сразу сообразил что. И только приглядевшись к отражению своего лица, он догадался. Тот, в зеркале, шевелил губами, будто что-то говорил. Дребезжание – это и была его речь... Митьке стало малость не по себе, и он провел рукой по лбу. Тот, в зеркале, почему-то этого не сделал, и все продолжал говорить, говорить...

Митька стал прислушиваться к этому дребезжанию и вскоре стал разбирать некоторые слова. Но понять, что хочет от него его собственное отражение, было выше его сил. Митька сообразил. Он округлил глаза, показал обеими руками на свои уши и развел руками. Тот, в зеркале, сразу понял, что Митька его не слышит и не понимает и прекратил дребезжать и рот разевать. Зато взял и... заплакал. Молча. Просто стоял и размазывал слезы по лицу...

Отходить от зеркала теперь и оставлять свое собственное отражение в таком плачевном состоянии Митьке было неловко. И тут он протянул руку вперед и... погладил отражение по плечу. Рука уперлась в стекло. Но тот, что в зеркале, сразу понял, что его хотели пожалеть или утешить, и быстро вытер рукавом глаза. Следующее, что он сделал, повергло Митьку в изумление...

Тот, из зеркала, протянул руку к Митьке и рука, пройдя насквозь стекло, зависла возле Митькиного лица. С опаской Митька поднял свою руку и коснулся руки того, кто в зеркале. Рука была человеческая, теплая. Но грязная. И тут, вроде, та рука потянула Митьку к себе... Митька сделал вперед только один шаг и сразу оказался за рамкой. Пришлось только наклонить голову, чтобы не врезаться в нее лбом. Там, за рамкой, тоже был чердак. Тот, кто в зеркале, был одет так же, как Митька, и вещи были разложены на кучки, будто их только что перебирали.

– Знаешь, как обидно, когда тебя не слышат и не понимают? – спросил тот, кто был в зеркале. По его лицу были размазаны слезы пополам с грязью. Голос у него был теперь самый обыкновенный, без дребезга.

– А ты чего тут делаешь-то? – задал какой-то несуразный вопрос Митька только чтобы услыхать свой голос. Голос был его собственный, Митькин, только какой-то робкий.

– Так с матерью вещи на чердаке перебирали... – пояснил тот, кто был в зеркале, и вдруг спросил. – А тебя тоже Минькой звать?

– Почему – тоже? – не понял Митька.

– Потому, что я тоже Митька, – пояснил тот и улыбнулся. Улыбка получилась какая-то кривая. Видать, недавние слезы еще помнились.

– А чего ты ревел-то? – спросил Митька и понял, что надо бы как-то помягче... Но тот не обиделся и пояснил, очень просто:

– Дедушка оставил мне стопку книг. Думал: подрасту – почитаю. А книги эти оказались у тебя... Вон, ты уже часа полтора одну читаешь. А это ведь моего деда подарок...

– Так это мой дед связал эту стопку. Завязки-то его! – возразил Митька. Но тот, кто был в зеркале, не успокоился:

– Может, конечно, и тебе дед книжки оставлял. Только ты их досель никогда не видал. Ведь правда? – спросил тот Митьку.

– Правда-то оно правда, да только как они могли, книжки эти, от тебя ко мне перейти? – не понял Митька.

– Да так же, как ты ко мне перешел. Через зеркало... – Пояснил тот и грустно улыбнулся. – А они мне знаешь, как дороги? Это ведь дед меня по ним учил читать. Он, знаешь, какой строгий был? Он мне по десять страниц...

– Да знаю я!... – прервал Митька свое отражение. – По десять страниц в день заставлял читать. А ты мухлевал: через строчку-две читал. А когда дед заставлял пересказывать – врал...