Сказка «Скажи, мол, мамка так велела»

Ванюшка да Танюшка росли ребятишками послушными. Бабушка сама не раз говорила: с ними, мол, ни заботы, ни печали. Без спросу со двора никогда не убегали: либо в чурбачки игрались, либо в песочке копались, либо в водичке плескались.

Теперь же они подросли, часто с другими ребятишками бегали, но самовольно на речку али на пруд – ни за что! Но чаще всего вечерами они возле Зорьки своей тиховали. Хороша была корова, а сколь молока давала! Ванюшка с Танюшкой наперегонки к Зорьке бежали, когда вечерами местный пастух коровок в деревню с пастбища пригонял. Слышалось за окном сначала коровье мычание да кнута хлопанье. Тут все ворота отворялись, и хозяйки своих кормилиц – коровушек встречали. А те шли по деревенской улице чинно, солидно. И только завидев свой двор, поворачивали домой.

Ванюшка да Танюшка свою Зорьку тоже с радостью встречали, в хлев провожали и припасенной сочненькой травки давали. Ну, Зорька их не обижала, молоко им отдавала. Ну, как такой корове благодарным не быть? На зиму отец сам Зорьке траву косил, а уж ребятишки сенцо из нее сушили. В общем, хорошо, ладно жили. До самого того дня, когда Зорька с родного двора ушла. Не сама, конечно. Коровку – кормилицу из хлева Капитоныч забрал. За долги, сказал. А долги те, видать, были немалые... Задумал отец прошлый год дом подновить. Ребятишки это понимали: раз у них скоро появится братик, а может сестренка, в родной избе всем тесновато станет. Ну, денег-то отец в долг взял, а вот дом-то не поправил. Не отец в том повинен был. Судьба. Так бабушка, вздыхая, сказывала.

Родился у Ванюшки с Танюшкой маленький братик: ротик – крохотный такой, и весь, как есть, голенький. Это уж его бабушка в пеленочки завернула, тогда и ребятишкам показала. Его бабушка и качала, только он все равно кричал. Наверно, оттого, что мамку звал. Ванюшка да Танюшка мамку не звали, оттого как понимали: мать больная в постели лежит. А этот новый братик – не понимает. Мать еще с неделю в постели пролежала, а потом ее бабушка в новое платье наряжала, новый платок на голову повязала. А ребятишкам сказала, чтобы мамку не тревожили. Уснула она. Навсегда... А через день после мамки уснул и братик, – так бабушка сказала.

Соседка Анфиса ребятишек к себе в дом позвала, там их оладушками угостила да чаем с вареньем напоила, и все их по головке гладила да вздыхала: «сиротки» да «сиротки». Оладушки ребятишкам понравились, а вот кто такие «сиротки» они так и не поняли.

Поняли это ребятишки, когда Капитоныч со двора Зорьку уводил. Бабушка тогда плакала, кричала: «Креста на тебе нет! Сирот обижаешь, без молока двух малышей оставляешь?!» Двое малышей-сирот – это и были они, Ванюшка да Танюшка. А кому ж еще быть? Отец молча стоял, а соседу Егорычу тогда сказал:

– Я его Христом-Богом просил: «С долгом погоди! Деньги-то на болезнь да похороны ушли...» А он словно чужой, даже не посмотрел, что дети у меня да мать-старуха. Ну, где мне сейчас денег взять?

Ванюшка шибко тогда на Капитоныча осерчал. Не за деньги-долг. Это еще Ванюшка понять не мог. За Зорьку горевал. Танюшка с бабушкой тогда во дворе на два голоса плакали. А Ванюшка терпел. Но Капитоныча палкой ударить хотел. Да бабушка палку отняла, а мальчонке еще и нашлепала. Нет, а кто же за Зорьку-то заступится? Она ведь как мычала – звала, только за нее никто не заступился. Так Капитоныч ее и увел...

В тот вечер бабушка даже сказки ребятишкам не сказывала, только молилась да вздыхала. Уж брат да сестра сами засыпали. А утром проснулись – во дворе Зорьки мычит. Ванюшка первый с постели вскочил: неужто Копитоныч корову вернул? На крыльцо-то выскочил – а Зорька одна стоит возле крыльца... Бабушка в ладоши всплеснула: ты гляди, Зорька вместо луга к нам повернула, пока коров по деревне вели!

Следом за Зорькой и сам Капитоныч во двор прибежал, на бабушку шибко кричал, а Зорьку обратно увел. А вечером, как коровушек обратно вели, Зорька снова к родному двору повернула. Бабушка тогда взяла, да ее и подоила, а ведро с молоком в погреб схоронила. Когда Капитоныч за Зорькой опять к ним пришел, ох, и ругался, только что с бабушкой не дрался. Отца-то дома не было, вот Ванюшка за бабушку и опасался. Ну, ничего, обошлось...

Уж ночью Ванюшка слыхал, как отец бабушку ругал и за Зорьку, и за молоко. Говорил, что чужое теперь оно. А бабушка все плакала да сыну жаловалась: что Капитонычу своих двух коров мало? На что, мол, ему ихняя Зорька?

Больше к ним Зорька во двор не заходила небось новый хозяин не пускал. А Ванюшка шибко по ней тосковал. И вовсе не из-за молока... Вот раз и позвал сестру во двор к Капитонычу заглянуть. Зорьку проведать. Танюшка поначалу забоялася, но потом пошла. Ванюшка был парень не прост: он не повел сестру по деревенской-то улице, а за огородами. А в капитонычев двор заглянули: две свои-то коровы, видать, на лугу со стадом гуляли, а бедная Зорька одна в хлеву стояла. Привязанная и печальная... Ванюшка с Танюшкой ей травы нарвали, по теплым бокам погладили. А как в доме хлопнула дверь – убежали.

Вечером допоздна с бабушкой об том толковали. А как Ванюшка сном забылся, так и подивился. Послышалось ему коровье мычание... Видит он себя на крыльце, а рядом Зорька стоит и ее мамка доит. Нацедила ведро молока да Ванюшку и спросила:

– Что, сынок, худо без молочка-то?

– Да нам соседка Анфиса помалу дает и денег не берет. Только маловато молока на всех. Нам с Танюшкой бабушка по кружечке наливает, а уж им с папкой не хватает, – посетовал мальчонка.

– Ну, не печалься! Стану я к вам Зорьку сама приводить да ее доить. А на Капитоныча зла в душе не держи! Он свое заплатит сполна: и за бессердечие, и за детские слезы. А соседке Анфисе от меня благодарность передай: за молоко да за душевное тепло. И скажи ей: пусть через неделю дорогих гостей ждет, пирогов напечет...

Ванюшка с постели утром встал и на крыльцо побежал. Никакой Зорьки там не было. А вот из погреба вылезала бабушка, а глаза у нее – в слезах. Ванюшка к ней подбежал, а та ему тихонько и говорит:

– Ванюшка! Кто же нам в погреб ведро молока принес? Ведь дверь-то на замок запертой стояла?

Ванюшка ведь знал, кто. Потому и сказал: «Мама!»

Бабушка давай сразу креститься и молоко то брать боится. Тут Ванюшка ей все и обсказал, что ночью от матери услыхал. Бабушка опять крестилась, а потом и за молоком в погреб спустилась. Молоко было – как молоко! Видать, и вправду от Зорьки оно.

А вот Анфисе про гостей бабушка не велела говорить. Небось, опасалась: мало ли что шестилетнему мальчонке привидится? А хорошего человека зря обеспокоит, в надежду введет...

Только на другую ночь мать опять с Зорькой во двор приходила. И коровку подоила и Ванюшку покорила:

– Отчего Анфисе не сказал про гостей? Почему от меня не передал привет?

Утром бабушка снова в ведре молоко нашла. А как из погреба вылезла – сразу Ванюшке: