Концепция памяти в психоанализе

Концепция памяти в психоанализе, в отличии от медицинской  теории, предполагает процесс вовсе не нейтральный. Это не циркулирующий по нейрональным сетям импульс, это не «следы» в виде энграмм, и то, с чем имеет дело психоанализ даже нельзя назвать информацией.

Понимание памяти, как чего-то напоминающего память компьютера, то есть записанного и хранящегося без изменений, и только ждущего определенной команды для извлечения, конечно неприемлемо. Напротив, в психоанализе память является нам активнейшим процессом, в котором нельзя быть уверенным, что воспоминание соответствуют изначально запомнившемуся, или даже имевшему место в действительности событию.

Правильнее было бы сказать, что такого иконического соответствия  никогда не наблюдается. Более того, снимается сам вопрос о каком-либо соответствии реальности, так как воспоминание- это всегда некое фантазирование на тему воспоминания. Забытое, или вернее вытесненное, пытается вернутся вновь. Конечно это не пустое механистическое возвращение, а весьма остроумная, искусная, можно сказать художественная работа, осуществляемая  с помощью механизмов сгущения и смещения. Нельзя недооценивать эстетический аспект, красоту этой работы,  будь то сновидение, симптом или забывание фактов. 

В главе «Забывание намерений и впечатлений» «Психопатологии обыденной жизни» З. Фрейд приводит ряд случаев забывания, имевших  место с ним самим. Примеры с забытьем фактов, позволяющих обвинить свою супругу, или посмеяться над ней он объясняет желанием щадить жену. Затем он приводит случай с шкатулкой, отмечая при этом что «мотив неeудовольствия, послуживший в данном случае виной моей неориентированности, здесь вполне осязателен, но механизм забвения здесь не так прост, как в прошлом примере».  Он не так прост, так как в данном случае задействован механизм метонимии, на что далее и указывает З. Фрейд:

«Мое нерасположение относится, очевидно, не к фабриканту шкатулок, а к кому‑ то другому, о котором я не хочу ничего знать; от этого другого оно переносится на данное поручение и здесь порождает забвение.».

То есть неприятные ассоциации, связанные с семейством М. и есть то что в данном случае вытесняется и вновь возвращается, но благодаря смещению , возвращаются вовсе не к М.. Таким образом, мы видим, что забывание (а так же схожие с ним феномены) является полноценным проявлениями работы бессознательного, схожими с симтомами и сновидениями. Интересно, кстати и то, насколько быстро забываются сновидения, и то, что в сновидениях мы весьма часто что-то забываем. Если вспомнить о том что, согласно Лакану, функция языка- не- говорить, а функция слуха- не- слышать, то можно сделать  предположение о том, что функция памяти заключается именно в том, чтобы не- помнить, то есть  сохранять непрерывную само -тождественность субъекта путем вытеснения всего того, что эту само- идентефикацию рискует нарушить. А нарушить ее может только то, что само устроено как язык, то есть бессознательное. Наиболее масштабная работа по вытеснению-  амнезия первых пяти лет жизни. Это явление нельзя объяснить ни «незрелостью» нейронов головного мозга, ни интенсивным развитием нервной системы и органов чувств.

Все дело в том, что воспоминания того периода просто не совместимы с дальнейшем развитием субъекта, и не только потому что носят инцестуозный или еще какой-либо омерзительный с точки зрения морали характер, а скорее потому что это по-настоящему ДРУГИЕ воспоминания, чуждые, принадлежащие иному субъекту, и нельзя определить какой-то один момент, когда этот самый один сменяет другого,  сам  переход напоминает переход поверхностей ленты Мебиуса.

Покрывающие воспоминания, описанные З. Фрейдом очень хорошо иллюстрируют это. Подозрительная «нейтральность» этих воспоминаний ассоциативно связана с иным  представлением, из «другого» детства, с территории которого был смещен акцент. Причем этого «другого» детства в действительности никогда не было. Случай с Маленьким Гансом показывает, что способности к вытеснению и образованию сложнейших ассоциативных связей ребенку не занимать.

Воспоминаниям о детстве как о своеобразном «золотом веке» субъекта где царит веселье, спонтанность и беспечность совершенно нельзя доверять, хотя бы потому, что Ребенок стал настоящим брендом психологии, источником наслаждения психологов и «мистиков». Ни в какой момент биографии субъект не покидает язык, раз в него родившись. Так психоанализ нигде не сталкиваться с особой «телесностью» или «спонтанностью» детей, напротив чувства вины, стыда и способность к вытеснению присуща человеку с самого раннего возраста. При этом в развитии субъекта психоанализ делает акцент скорее на время логическое нежели хронологическое (биографическое). Здесь мы наблюдаем такие особенности психического аппарата в целом, и памяти  в частности как сверхдетерминация и «следование второго перед первым».

Патогенный материал имеет строго определенное расположение, сходные психотравмы группируются в соответствии с законами сгущения, и никогда нельзя сказать заранее, какая из травм послужит пусковым фактором в развитии невроза. Пользуясь аналогией З. Фрейда, нельзя сказать на какие конкретно куски разобьется ваза, пока она еще не разбита. Каждый симптом, каждая оговорка, каждое забывание таким образом детерменированны многократно. Несмотря на эту полиэтиологическую предопределенность чаще всего удается проследить одну основную линию ассоциаций.

Здесь уместен блестящий пример - анализ З. Фрейдом забывания слова ”aliquis”.  Условно-нейтральное, вернее  непатогенное воспоминание может десятилетиями пребывать в своей «нейтральности», пока  новое событие (может и никакая не травма, а всего лишь намек) не изменит его смысл, не приведет к возникновению новой цепочки ассоциаций, и, далее- к клиническому неврозу.