Экзистенциальные данности и их влияние на нашу жизнь

«Каждый человек должен определить для себя какое количество правды он сможет вынести».

 Ирвин Ялом «Когда Ницше плакал»

Вся экзистенциально-гуманистическая психотерапия стоит на том, что есть четыре данности существования, являющиеся неотъемлемой, неизбежной составляющей бытия человека в мире. Почти все психологические затруднения вызваны столкновением с ними. И, пока человек не научится эти данности как-то принимать, он не сможет разрешить для себя эти внутренние сложности. К экзистенциальным данностям мы относим свободу, а с ней и ответственность за свою жизнь; одиночество или изоляцию, чувство, что мы обречены на отделенность и не имеем возможности ни с кем слиться; бессмысленность или отсутствие конкретного и ясного смысла жизни; и смерть, встреча с которой неизбежна.

Наша свобода неотчуждаема, она напрямую связана с такими понятиями, как воля и ответственность. Даже если кто-то другой берет на себя ответственность за нашу жизнь, то это только мы отдали ее, и именно здесь и лежит наша свобода. Мы сами и только сами отвечаем за свои решения, поступки, выборы и свою жизнь. Часто нам очень не хочется брать на себя эту ответственность и тогда мы начинаем перекладывать ее на мир, жаловаться на то, что окружающие делают нас несвободными. Такое мировосприятие может быть очень выгодным и, при этом, совершенно неосознаваемым.

Изоляция или одиночество. Мы одиноки от рождения и до смерти. Мы рождаемся одни и уходим одни. Как метафорично заметил И.Ялом "Все мы - одинокие корабли в темном море. Мы ­видим огни других кораблей, нам до них не ­добраться, но их присутствие, свет этих огней, и сходное с нашим трагическое положение дают нам большое утешение в нашем экзистенциальном одиночестве". Каждый обособлен, отличен от другого и в этом смысле он, конечно, одинок. Признание собственного одиночества - это точка роста, именно через принятие одиночества начинается взросление. Но признать его страшно и жутко. И тогда мы пытаемся заполнить эту пустоту вещами, отношениями, вредными привычками, другими людьми. Смирение с одиночеством откроет возможность выйти на другой уровень отношений с людьми, собой и миром.

Ощущение бессмысленности и бесцельности жизни – это то, с чем сталкивается каждый из нас. И каждый находит свой смысл самостоятельно. «Если в мире все бессмысленно, — сказала Алиса, — что мешает выдумать какой-нибудь смысл?» (Льюис Кэрролл «Алиса в стране чудес») И в столкновении с этой данностью мы часто наблюдаем две крайности – сверхценные идеи или, наоборот, отрицание всех смыслов, обесценивание их. Может сложиться и так, что смысл теряется настолько, что человек уже не может действовать, он плывет по течению. Часто смысл можно найти, лишь отстранившись от самой идеи поиска. Чем настойчивее мы ищем смысл жизни, тем меньше вероятность, что найдем. Поиск смысла, как и поиск счастья, возможен только косвенным путем.

Однажды мы все умрем и это неизбежно. В самой основе человека лежит конфликт между желанием продолжать жить и осознанием неизбежности смерти. И это делает отношение к смерти центральным экзистенциальным конфликтом. С раннего детства мы пытаемся примириться с идеей конечности нашего бытия, мы вырабатываем различные психологические защиты, такие как нарциссизм (вера в собственную исключительность, а значит со мной этого не случится); гиперконтроль, как наивная попытка полностью контролировать жизнь, а значит и смерть; религиозность, как вера в конечного спасителя - божественное существо, на алтарь которого человек фанатично кладет свою жизнь, веря в бессмертие души; фанатичная вера в научный прогресс, который сможет остановить процесс старения и продлить жизнь искусственным путем; и многие другие. Появляясь, эти защиты могут значительно ограничивать все сферы жизни человека, вызывая неудовлетворенность жизнью и страдания.

Закончить мне бы хотелось цитатой из книги «Лечение от любви и другие психотерапевтические новеллы» Ирвина Ялома:
«Поскольку терапевты в той же мере, что и пациенты, сталкиваются с данностями существования, профессиональная позиция незаинтересованной объективности, столь необходимая в научном исследовании, в нашей области неприемлема. Мы, психотерапевты, не можем просто сочувственно охать или призывать пациентов решительнее бороться со своими трудностями. Мы не можем говорить им: "Это ваши проблемы". Наоборот, мы должны говорить о нас и наших проблемах, потому что наша жизнь, наше существование приговорены к смерти, в которую мы не хотим верить, к любви, которую мы теряем, к свободе, которой мы боимся, и к опыту, который нас разделяет. В этом мы все похожи.»