Бытие и фантазии психотка, пограничника и невротика в вакууме экзистенциального одиночества

Сепарация, разрушающая благостное слияние с Другим, ведет к ощущению невыносимой, холодной и ужасающей пропасти отдельности, отдаленности и удаленности от Другого. Но сепарация необходима для того, что бы стать самим собой отдельным, ощутив себя живого на границе с безжизненной пустотой окружающего со всех сторон одиночества. Впервые ощутив (еще не осознав) эту холодную бесконечность экзистенциального одиночества, возникает страх и естественное желание защитить себя, оградить себя от него. Но чем заполнить пустоту? Что выступает аналогом одежды, защищающей тело от превратностей окружающей материальной среды, в нематериальном пространстве пустоты экзистенциального одиночества?

Фантазия развивается как ответ на этот вызов - творчество символического, абстрактного, нематериального. Развитие фантазии идет от простейших символических объектов, наделенных примитивными смыслами (кормящая грудь) и качествами (плохая или хорошая кормящая грудь) до сложных структур фантазируемых совокупных представлений о Другом и о себе. Защитная фантазия о себе – это «память» о своем прошлом и «надежды и чаяния» о своем будущем. Совокупность удерживаемых вместе сложных и массивных фантазий о себе, своем прошлом и будущем, формируют представление о «Я» -  эго. Такая же совокупность представлений о Другом, о совокупности всех других - формирует супер-эго. Эго и супер-эго репрезентуют «все законы мира» и ограждают от смертельного холода вакуума экзистенциального одиночества.

Таким образом отдельность бытия становится переносимой за счет отождествления Другого и себя с репрезентациями другого и себя соответственно – ведь между репрезентациями себя и другого нет никакой ужасающей пустоты – между ними максимально плотный контакт. И это тесное и плотное взаимодействие репрезентаций о себе и о другом может привести к «растворению» границы между ними и соответствующим печальным последствиям, когда представление человека о самом себе начинает распространяться на других или наоборот.

Есть и еще одно печальное последствие – если человек длительное время отождествляет себя с этой своей «защитной ограждающей одеждой» - представлением о себе, то это ведет к: а) потере чувствительности – способности ощущать себя, свои состояния, свои желания и свои потребности; б) усилия по удовлетворению все еще ощущаемых потребностей будут направлены не на самого себя, а на представление о себе – на свою «защитную одежду». Это конечно будет выглядеть смешно, если представить как голодный человек в одежде и отождествившийся с ней, начинает кормить свою одежду, оставаясь при этом вечно голодным и направляя все больше и больше усилий на действие, не дающее ожидаемых результатов. Но сталкиваясь в реальности с таким самоотношением, которое ведет с хроническому «голоданию» или даже полному исчерпанию внутренних резервов, это выглядит печально и трагично.

Конечно, кому-то бывает не сложно разотождествиться с представлением о себе, начать себя ощущать, свои желания и потребности, и начать их удовлетворять. Но не всем это бывает сделать легко, а иногда и почти невозможно. Почему так? Если воспользоваться аналогией с одеждой – что произойдет, если надеть одежду сразу поверх открытой и незажившей раны (травмы)? Каково будет пытаться снять такую одежду спустя какое-то время? И хорошо, если рана зажила (нет актуальной травмы) – тогда лишь задубевшие в «камень» многие слои одежды мешают снять ее самостоятельно и нужна внешняя помощь, что бы избавить себя из «заточения» ригидных представлений о себе или мире.

А если «одежда» продолжает травмировать и по сей день? Если эта одежда была когда-то соткана из острых и ранящих или «токсичных» отношений? Пройдет время и отношения с родителями в реальности могли уже давно измениться – перестать быть «ранящими» или «токсичными», но представления то о них и о себе могут оставаться теми же самыми – ранящими, но теперь уже само-ранящими, самоповреждающими. И что делать человеку, который носит одежду, которая его постоянно повреждает? Когда нет четкой, подвижной и безопасной границы между его телом и одеждой, когда одежда «срослась» с его телом? Даже если получится убедить такого человека в том, что его представления о себе и о других причиняют ему страдания, то при попытке «снять» с себя эти представления уровень боли будет огромным – намного болезненнее, чем если продолжать ходить в старых, ранящих представлениях. И даже если каким-то образом получится «снять» старые представления, потребуется еще много времени, что бы фантазия начала работать  и сформировала новый «защитный слой» формирующий функциональную границу. А все это время переживаемая боль будет сильной, очень сильной. И нет гарантии, что фантазия сформирует новые представления о Другом или себе менее ранящими, но есть хотя бы шанс на это.

Если продолжить эту метафору, то можно с ее помощью наглядно обрисовать структуры личностной организации – психотической, пограничной и невротической.  Психотиком будет тот, кто носит одежду, которая ранит – продолжает наносить человеку повреждения и при этом одежда рассыпается – не держит свою целостность. Для такого человека взаимодействие, что с самим собою, что с Другим – постоянно ранит. Сформированная его фантазией одежда не защищает его, а повреждает его – наносит ему страдания.  Стремясь уменьшить свои страдания он избавляется от кусков своей одежды, вновь обнажая свои открытые раны, что возвращает его к необходимости фантазирования новых представлений. Его функция фантазии гипертрофирована – он постоянно пребывает в паранодино-шизоидной позиции продуцирования все новых репрезентаций, которые должны были бы защитить его, но они не могут быть интегрированы в целостную защищающую структуру – он их постоянно срывает с себя, теряет. Его «одежда» - «слабая и не интегрированная» - в дырах, постоянно рассыпается, не выполняет свою защитную функцию.  Как можно помочь такому человеку? Помочь ему и научить его формировать такие представления о себе и о Другом, которые не будут ранить его – так отпадет необходимость избавляться, срывать с себя одежду, но она еще не будет интегрированной. Длительное время эту функцию придется выполнять терапевту – сохранять достаточно целостное и интегрированное представление о таком клиенте – помнить вместо него о его прошлом и будущем, напоминать ему о его же прошлом и будущем достаточно длительное время, пока человек не сможет выполнять эту функцию самостоятельно. Это делать будет необходимо, но не достаточно – ведь многие годы фантазия была гипертрофирована, что могло привести к необратимым или трудно обратимым функциональным изменениям и нужно будет придумать как обходиться с еще длительное время продуцируемым ворохом такой нафантазированной «одежды» и профилактически ее «скидывать» не вызывая полного обнажения перед холодом экзистенциального вакуума.

Как будет выглядеть пограничник? Внешне – вполне сносно, а не как «прокаженный в лохмотьях» психотик, срывающий с себя остатки одежды вместе с кожей. Одежда пограничника внешне целая, и нигде не проступает оголенное раненое тело, потому иногда так удивительно бывает для друзей пограничника столкнуться с его самоповреждающими действиями (вплоть до суицида) – ведь внешне у него все в порядке. Что же скрывает его одежда? Серьезную и глубокую, незажившую и кровоточащую рану, которая пропитала все внутренние слои одежды и они склеились между собой и с телом в один большой ригидный, неразрушимый монолит. У пограничника нет представлений о себе, независимых от представлений о других – между ними нет подвижной границы, они «срослись» и представляют собой единый, целый, неделимый, негибкий внешний «саркофаг», который при этом повреждает собственно человека внутри этого саркофага. Для такого человека невозможно отделить себя от своих фантазий – представлений о себе и о других. Его одежда превратилась в железобетонный саркофаг, внутри которого заживо похоронена все еще живая душа, которую очень сложно заметить, и чьи потребности не могут быть удовлетворены, чей голод – бесконечен. Бесконечен, как и давление накопленной агрессии, которая периодически вырывается через трещины саркофага в форме деструктивной деятельности направленной на других или на себя. Пограничник ненавидит этот слой нафантазированных представлений о себе и другом, с которыми полностью отождествляется. Внутри него он страдает и хотел бы уничтожить его, что бы выйти за рамки собственных ограничений, которые его ранят. Но вскрывая себя в той или иной форме (свое физическое, реальное тело), желаемого достичь не получится – лишь на время снизить невыносимое давление внутри – соотнести внутреннее с внешним. Дополнительно его страдания усиливает несоответствие между ощущаемым собой маленьким (внутри представлений) и сознаваемым большим (огромный саркофаг ригидных представлений снаружи). А при этом на внешней стороне «живого саркофага» - на внешнем слое одежды пограничника все может быть в полном порядке, и может быть даже нарисована приветливая улыбка. Если же это нарцисс с пограничным уровнем организации, то его внешнее ригидное представление о себе будет грандиозно увеличено и идеализировано - компенсировано за счет уменьшения представления о Другом (у «обычного» пограничника чаще представление о Другом увеличено и идеализировано за счет изничижения представления о себе). Ну и голод у такого нарцисса не по теплу человеческого взаимодействия, а по признанию, но сути это не меняет – пока будет получать признание в любой форме он будет «кормиться» и уйдет когда его перестанут кормить. Еще из отличий – нарцисс по ощущениям падает в бездну ужаса представлений о себе, а пограничник – уже на дне бездны и продолжает копать вниз, надеясь выбраться вверх. Оба пребывают в плену ригидных представлений, у обоих вариативность фантазии сведена в одну бесконечно малую точку – фантазия работает, но продуцирует одно и то же, воспроизводит ту же самую одежду, которая повреждает самого человека, и в этом потоке воспроизводства места для собственно человека почти не остается, а внутреннее давление (множимых представлений снаружи на человека внутри)– растет без остановки.

Самостоятельно избавиться из этого заточения пограничник не может, а помочь ему будет сложнее чем психотику. Любая попытка наладить контакт со страдающим человеком, находящимся внутри заточения своих представлений, будет сопровождаться: а) выбросом агрессии под высоким давлением, направленной на Другого (т.е. психотерапевта, но это в случае обычного пограничника, а в случае нарцисса - на самого себя); б) но в силу работы проективной идентификации, в представлении пограничника это психотерапевт будет бесконечно агрессивен по отношению к нему; в) бесконечная жажда и голод по человеческому теплу, не будучи ограниченными, приведут к тому, что пограничник выпьет/съест своего эмпатичного психотерапевта целиком, но и даже после этого останется голодным и неудовлетворенным, хотя и часть своих ресурсов при этом восполнит. А если ограничить его оральную агрессию бесконечного голода и обратить внимание на (не)соответствие  внешнего и внутреннего, реального (здесь и сейчас) и фантазируемого (прошлого или настоящего), то он «почувствует», что его не понимают, что поддержки ему не дают и придет к выводу, что от такого взаимодействия нужно избавиться (или, в проективной защите, что от него хотят избавиться). Что же делать в такой ситуации? Иметь качественные собственные границы (целостные, достаточно гибкие и устойчивые представления о себе и о Другом) что бы выдержать давление испускаемой агрессии (форм ее может быть очень много очень разных, в том числе через эротизированный, сексуализированный, негативный перенос – иногда и все три сразу). «Кормить» эмпатичным пониманием или нет – тут неоднозначно, т.к. в любом случае это приведет к росту агрессии, что процессу не поможет. Но с другой стороны – если внутренних ресурсов у человека нет от слова «совсем», то тут или кормить таблетками или «кормить» собою, но в строго ограниченных рамках и быть готовым к интенсивному росту агрессии в момент каждого ограничения «кормления» - каждого «отнятия от груди». Но эта агрессия, сопровождающая каждый такой разрыв слияния – неизбежна. С другой стороны, если психотерапевт не уйдет в отреагирование, и не начнет возвращать эту агрессию обратно в «не переваренной форме», то это даст шанс клиенту, на месте возникшего разрыва, сформировать новое представление о Другом, такое представление, которое не будет его ранить впоследствии. Хотя этому процессу будет мешать проекция клиента – его агрессия на психотерапевта будет им восприниматься как агрессия психотерапевта на него самого. Но самым важным моментом, на мой взгляд, здесь является то, что пограничник не будет контролировать психотерапевта. Конечно это будет его фрустрировать – ведь когда он контролирует психотерапевта – он «кормиться» им, а как только теряет контроль – тут же будет лавина агрессии (на себя или на Другого) в попытке восстановить утраченный контроль. Именно не разрушение психотерапевта (Другого) в результате такой агрессии, и не восстановление своего контроля над Другим ведет к повторному (а может быть и первому) переживанию сепарации. Если клиент сможет в этот момент выстроить не ранящую его символическую фантазию о другом – он станет ближе к цели на один шаг на пути избавления от страданий. Если сформирует ранящую фантазию – значит ничего не изменится в его жизни.

Ну а про невротика я уже ранее написал – одежда на нем нормальная, но в местах, где ранее была травма (а сейчас уже ее нет), его подвижность ограниченна частично ригидными представлениями (образно говоря, рука, в одежде, словно в гипсе, зафиксирована в одном положении). Соответственно в этой своей части он имеет пониженную чувствительность. А если чувствительность понижена – то потребности этой части не осознаются и нет возможности их удовлетворить напрямую, естественным путем – или из-за пониженной чувствительности, или из-за частичной ригидности. И тогда приходится «чесать левое ухо правой пяткой» или просить об этом другого, вернее ожидать, что это сделает другой. Конечно, это долгосрочного результата не дает, и приходиться натыкаться на эти же самые грабли снова и снова.  Вторая возможная проблема – существенное отождествление себя с представлением о себе, приведет к тому, что собственные потребности будут ощущаться, но удовлетворить их не получится: сколько свой пиджак не корми – голод не отпустит. Третья проблема – когда границы между представлениями о себе и о Другом частично теряются (вернее не были сформированы изначально в этом месте), размываются или граница перемещается – в представление о себя включается частично представление о другом или наоборот. Все три проблемы актуализируются в случае особых форм межличностного взаимодействия (или в случае отсутствия ожидаемой конкретной формы такого взаимодействия).  Разнообразие конкретных проявлений проблем невротического уровня весьма широкое – описывать каждую смысла нет. В любом случае психотерапевтическая работа идет с представлением о Другом и/или с представлением о себе, параллельно уменьшается ригидность где ее много, восстанавливаются или переносятся границы между представлениями о себе и о Другом. При всем этом высвобождается какое-то кол-во либидо/мортидо в форме бета-элементов, что нужно успеть сконтейнировать и вернуть в виде уже переработанных альфа-элементов.

Напрашивается логичный вопрос – а зачем вообще носить одежду из каких-то там представлений о себе и о Другом? Есть же практики избавлений от всего этого – медитации, майндфулнесс и другие, которые дают иногда хороший результат. Ну тут все просто – без одежды или с минимумом одежды можно жить в Индии – там тепло и особо не холодно. Нет, конечно можно жить без одежды и за полярным кругом, только не долго. Или как в бане - попарились, потом нырнули в прорубь или сугроб, а потом снова в одежду – очень стимулирует витальность. Но постоянно жить без одежды в не комфортной среде – очень накладно, очень ресурсоемко. Для экономии собственных внутренних ресурсов как раз и можно использовать одежду, особенно если менять ее по сезону и периодически стирать – делать ревизию собственных представлений и ценностей. И следует помнить о том, что младенец, ребенок и здоровый взрослый человек могут провести очень разное время на сильном морозе/жаре без последствий для себя – нет смысла ходить укутанным  в пеленки наивных детских представлений с головы до пят, если Вам уже 25 стукнуло.

Конечно эта метафора с одеждой из мира материального – не самая удачная, не самая точная, не очень корректная. Но она наглядная и позволяет легко представить невидимые глазу психические процессы/состояния (а также их смысл, пользу и ограничения) через образы привычных материальных объектов хорошо знакомых всем. Есть у меня и другая метафора, тоже наглядная и намного более удачная, более корректная, образно демонстрирующая совокупность взаимодействия большего кол-ва психических процессов, но и более специфичная при этом. Но о ней как-нибудь в другой раз.

Итого – «запреты/законы», делающие невозможным моментальное удовлетворение потребностей ребенка, разрушают иллюзию его слияния с Другим и обнаруживают/обнажают собственную отдельность в моменте неосознаваемого переживания экзистенциального одиночества. Эта фрустрация ведет к формированию (и дальнейшему развитию) навыка творения символических иллюзий, которые «выбрасываются» во внешнее пустое пространство экзистенциального вакуума. Этап производства фантазий – это параноидно-шизоидная позиция. Если фантазии смогли «закрепиться» (прошли тестирование реальности) и были интегрированы в общую структуру представлений – происходит переход к депрессивной позиции, где уже возможно спокойно «оплакать» потерю единения и принять свою отдельность, будучи защищенным комплексом интегрированных представлений о себе и мире. По мере своего развития и расширения собственных возможностей, ребенку становится тесно в рамках имеющихся представлений, и тогда он формирует новые представления (тоже через фантазию, но более сложную), а старые, на базе которых были сформированы новые, опускаются «вниз» в бессознательное, под весом новых воззрений. Сепарационные процессы актуализируются снова для каждой новой сформировавшейся и ощущаемой потребности. Если потребность была актуализирована, но не была удовлетворена и (соответственно) ребенок не имеет возможности научиться удовлетворять ее самостоятельно, то сепарация в этом аспекте невозможна – ситуация «замораживается», для сохранности психики связи с ней разрываются – вокруг нее, как бы, образуется защитная плотная непроницаемая ткань фантазий, оторванных от реальности – как «киста» в организме. Если же Другой не перестает удовлетворять потребность ребенка и продолжает оставаться подконтрольным ему, сепарация. В обоих случаях использовать этот аспект, целостно его интегрировать и удовлетворять эту потребность человек не может, а граница в его представлениях в этом месте между «я» и «другой» не формируется или переносится в ту или другую сторону. Подвижность, ресурсность, чувствительность и отзывчивость его психики  в этом месте будет ограничена.