Описание психотерапевтической сессии в формате гештальт подхода в работе с семейной парой.

Первая встреча была запланирована в будний день, вечером в 18-00. Длительность первой сессии составляла 60 мин. Клиенты: мама со взрослой дочкой (маме 55 лет, дочери 30 лет). Я уже примерно предполагал, с каким запросом придет семья, так как одна из них (дочь) была пациенткой нашей больницы. Перед началом встречи чувствовал много возбуждения, которое, видимо, исходило из интереса и любопытства, было ощущение новизны, так как это был мой первый опыт работы с семьей, где один из ее членов (дочка) страдает глубоким психическим расстройством. Еще отследил много волнения, какой-то груз ответственности, так эти клиенты шли ко мне по рекомендации, по совету врача психиатра, моего коллеги. Поэтому ни как не мог отделаться от каких-то своих интроектов, что «должен не подвести», «что нужно отработать максимально».

Пара пришла вовремя, пунктуально. Первая заговорила мама, говорила взволновано, несколько возбужденно. Они проживают вдвоем, дочь не замужем, детей нет. Есть сестра, но она живет отдельно. Стала рассказывать о том, что ее дочь больна, как бы ей хотелось помочь, что она до конца не верит в ее заболевание, что ей сложно с этим смириться. Выяснилось, что последние десять лет, дочь не выходит из дома по своим бредовым переживаниям. Она очень боится мужчин, все мужчины представляют для нее опасность, ей кажется, что они только и думают, как бы ее изнасиловать. Обратил внимание на то, что мама все время говорит о дочери, о ее переживаниях и ничего не говорит о себе. Из чего предположил, что клиентка через дифлексию. уклоняется от каких-то своих, болезненных переживаний и попытался вернуть ее вопросом: «Чего бы вы хотели получить в этой встрече для себя»?, «Что сейчас происходит с вами, когда вы рассказываете о дочери»? Так же возникло предположение, что мама с дочкой находится в конфлюэнции, где главным звеном в этих отношениях является ребенок, (что видится мне вполне нормальным и естественным в данной ситуации). Однако решил, что преждевременно еще проверять эту версию, так как нужно дать время клиентам освоиться в новой обстановке, «привыкнуть ко мне», друг к другу.

 Дочь все это время молчала, эмоционально ни как не реагировала на слова мамы. Заметил, что начало сессии, клиентки даже не смотрели друг на друга, как бы существовали по отдельности. При этом отметил, что дочь, не смотря на холодное выражение лица и пассивность в беседе, постоянно перебирала руками, мяла себе колени, локти, едва заметно переминала ступнями. Из чего сделал предположение, что это похоже на ретрофлексивные действия, и возможно клиентка таким способом подавляет свою активность в присутствии мамы. Решил проверить и тактично спросил ее, как бы ей хотелось сейчас говорить о себе, в присутствии мамы или без нее? Насколько ей не страшно оставаться со мной наедине. Выяснилось, что ей хочется остаться наедине со мной, чтобы чем-то важным поделиться. Мама внешне отреагировала спокойно на это. Оставшись наедине с ней, почувствовал страх, тревогу как бы не напугать ее, старался быть максимально осторожным в своих высказываниях. Девушка говорила сумбурно, было много противоречивых, парологичных суждений, из чего я предположил, что она находится здесь по каким-то бредовым, болезненным мотивам. Если перевести ее запрос в одну фразу, то он бы прозвучал так: «Я вас увидела в больнице, и поняла, что вы первый мужчина, которого я не испугалась, и мне захотелось пообщаться с вами».

К окончанию этой встречи стал понимать, что сейчас и в ближайшую сессию

- Мои интервенции должны быть направлены на какие-то диагностические, клинические прояснения, а так же важно выяснить, насколько клиентка способна быть самостоятельной, учитывая ее расстройство, насколько она сохранна, и насколько вообще корректна для нее психотерапия.

 - Второй своей тактической задачей увидел, на каком уровне находятся отношения между мамой и дочкой, как они взаимодействуют друг с другом, насколько мама готова и готова ли вообще участвовать совместно в этом терапевтическом пространстве.

 - Своей стратегической задачей видел возможность поддержки, той ее здоровой части, которая побуждала ее выйти из тени, выбраться из аутичного состояния для общения.

Из сессии вышел с противоречивыми чувствами. С одной стороны были удовлетворение, какая-то уверенность, возбуждение, с другой стороны страх и беспокойство. Зная о том, что психотерапия в большинстве случаев противопоказана для «острых» больных, я еще парился вопросом насколько все это корректно.

Оисание второй сессии будет в следующей статье.