Жизнь, как театр (о гениях и бездарностях)

Говорят, что в театре нет второстепенных ролей, да только кто же из нас не мечтал о главной? Вот посмотрите, идет одинокая никому не нужная женщина. Ну разве не хотела бы она иметь иную роль? Ту роль, где рядом с ней будет мужчина, способный любить, оберегать и поддерживать, благодарить за вкусный обед и журить за то, что она совсем о себе не заботится. Наверняка бы она этого хотела, вот только роль ей досталась иная, а актриса так долго ее играла, что привыкла и больше не умеет играть что-либо еще.

 А вот посмотрите, стоит на остановке слабый и неуверенный в себе мужчина. Он закутан по очки в теплый шарф, но все равно простудится, поскольку легкие не по сезону туфли давно промокли, а нужного автобуса все нет и нет. Ну неужели этот мужчина в тайне не мечтает сменить роль мелкого госслужащего на амплуа преуспевающего бизнесмена? Нет, уже не мечтает. Он так долго играл неудачника, что успел убедить себя, что для него в этом театре нет лучшего призвания. И это его право. Поскольку каждый здесь волен выбирать то, что ему больше всего подходит.

Мы сами выбираем роли, сами решаем, как играть, сами прописываем недостающие реплики в сценариях. Все делаем сами и для себя. Ждем, что зрители нас оценят, забывая при этом, что главными зрителями и театральными критиками тоже являемся мы сами. Такая самостоятельность безусловно похвальна, вот только играем мы при этом ужас как бездарно. Послушайте эти монологи. Они скучны и до оскомины однообразны. Кто-то жалеет себя, кому-то видится высший смысл в страданиях от неразделенной любви, а кто-то упивается собственной жертвенностью и обвиняет других. Хочется завопить: «Люди! Это все уже было в прошлом сезоне! Неужели вам не интересно сыграть что ни будь новенькое!?». Вот только это будет вопль еще одного актера, зацикленного на самом себе. Такие реплики всегда обречены быть незамеченными.

И вмести с тем справедливости ради стоит признать, что некоторые из нас способны нарушать негласные коллективные правила и смело выходить за рамки своего типажа. Такие люди осваивают сначала две, после три, четыре роли, а уж потом смело пускаются во все тяжкие. Если ты можешь играть и делаешь это искренне, с душой, то на каком-то этапе понимаешь, что способен сыграть даже не десятки, сотни различных ролей. Волен прожить любую жизнь, лишь бы она была интересной и отвечала сути твоих истинных ценностей. Ты можешь быть героем любовником, а можешь быть верным мужем. Обе роли имеют свои плюсы, как, впрочем, и свои минусы. Ты можешь создать собственную империю, добиться богатства и власти, а можешь стать бедным и пьяным от свободы художником, перед картинами которого будут склонять головы императоры. Ты можешь выстроить свою жизнь так, чтобы в ней было все, что в этом мире имеет для тебя цену, а можешь отринуть этот мир, освободив в своей душе максимальное место для Бога. Любая твоя игра начинает стоить свеч, нужно лишь научиться играть по-настоящему.

Впрочем, вволю наигравшись, познав вкус славы, но не сделавшись при этом ее рабом, вдруг глубоко осознаешь собственную потребность выйти на новый уровень. Ведь неважно на сколько хорошо ты играешь, театр одного актеры быстро перестает быть интересен. Хочется быть участником масштабного действа, и больше ничего не остается, как освоить профессию режиссера. Те, кто может себе такое позволить, раскрываются в совершенно новой для себя способности – умения вносить гармонию в чужие постановки. «Вам нужно сменить декорации, они совершенно не отражают идею вашего шоу… Вот здесь ты жалко на нее смотришь пытаешься выпрашивать любовь, в сценарии ничего такого не написано. Там написано [смотрит горящими от любви глазами], вот и смотри… Нет! Зачем ты вставила эту фразу? Разве в сценарии есть что-то подобное? Ах, там был большой пробел, и ты решила загрузить его глупой болтовней. Вместо этого ты должна была играть молча и в молчании своем выразить то, что словами выразить невозможно...»

Быть режиссером непросто, ведь большинство актеров настолько погружены в собственную скорлупу, что никого не желаю слушать даже под страхом смерти. Но труд сей имеет достойные плоды. Нет большей радости для режиссера, чем созерцание того, как чья-то провальная постановка вдруг обретает успех. Ведь тем самым режиссер автоматически причисляется к этому успеху. Так любая постановка в той или иной степени становится своей и это очень воодушевляет. Воодушевляет на столько, что режиссеры с головой уходят в работу. Маэстро отдает театру всего себя без остатка, для того чтобы, когда будет отдана последняя капля, рухнуть замертво прямо на сцене и сорвать свои последние овации.

Так под опускающийся занавес и тьму казалось бы на всегда погасших софитов, покинувшие сцену режиссеры, попадают в зрительный зал. Здесь для маэстро приготовлены лучшие места, открывающие возможность наслаждаться каждой из деталей разыгрывающихся представлений. Говорят, что тот, кому довелось попасть в зрительный зал первое время утрачивает не только дар речи, но и самого себя, настолько великим и захватывающим оказывается эффект Театра. Понемногу обретя способность мыслить вчерашний маэстро взрывается овациями восторга и в экстазе падает на колени перед величайшим гением Того, Кто создал этот Театр. Говорят, что там в ложе зрительного зала вдруг осознаешь не только величие Творца, управляющего всем сущим, но бесконечную гениальность каждого в этом мире. Ведь величайший из гениев чье имя не может быть произнесено на языке людей, не стал бы брать в свой Театр бездарностей. Пьесы, надиктованные Им, и вправду не могут иметь незначительных ролей. Ведь каждая, даже самая казалось бы незначительная, роль имеет свое трансцендентное значение, являясь необходимой для целостности ансамбля.

Каждый актер здесь гений. Каждый играет бездарность, но что скажите может быть для актера сложнее? Они играют так правдоподобно и неистово, что в игре этой полностью забывают себя истинных. Их души раздирают страсти, их тела гибнут от болезней и нервного напряжения, но это все игра. Гениальная игра тех, кто в своей самоотдаче и служении, пусть на время, но полностью забывают себя, для того чтобы не осознавая этого, быть частью представления, созданного и управляемого Всевышним. И лишь временами, истинное «Я» каждого выглядывает из-за кулис бессознательного, когда очередной маэстро придя в зал и одухотворенный происходящим, взрывается восторженными аплодисментами. Тогда актеры могут перевести дух, и набраться сил для следующего акта.

ЗАНАВЕС!

Посвящается режиссёрам, ушедшим в зрительный зал.