Маленький взрослый

Не так давно ко мне на консультацию пришла мама с шестилетним ребенком. Не по годам серьезный малыш, пропустив маму перед собой, вошел в кабинет и, обратив на меня вопросительный взгляд, спросил, можно ли ему пододвинуть стул ближе к матери. Мама улыбнулась и, потрепав его по волосам, сказала, что, наверное, ему будет неинтересно слушать взрослые разговоры и что он может пока поиграть. Однако мальчик, отрицательно мотнув головой, снова обратился ко мне. «Я уже взрослый, - сказал он, - можно я просто посижу, пока вы будете меня обсуждать?». Я кивнула и, признаться, в некоторой растерянности посмотрела на мать, которая тяжело вздохнув, села напротив меня в кресло.

Запрос прозвучал довольно неожиданный. «Я хочу, чтобы он перестал быть таким серьезным, - сказала она, - ему же всего шесть. Он должен играть, радоваться жизни, а вместо этого…, - мама повернулась к сыну, который неестественно прямо сидел на стуле, смотря прямо перед собой, - он как будто играет во взрослого. То, как он говорит, как ведет себя… Ведь это неправильно. Так не должно быть».

А еще год назад ее это даже радовало и заставляло гордиться им. Они пережили вместе непростое время. Рассказывая об этом, клиентка все время говорила «мы». «Мы прошли через тяжелый развод, мы сражались за то, чтобы остаться жить в этой квартире, мы отстояли себя, не позволив этому человеку растоптать нас (это о бывшем муже, который пытался отсудить у нее квартиру и грозился пустить ее «по миру»).

И в этом «мы» было так много надежды. Ведь не будь этого «мы», она бы не выстояла, сломалась. И сын, которому едва исполнилось пять, был вынужден «слиться» с ней, чтобы не потерять единственного близкого человека. Стать для нее опорой и поддержкой.

И вот она здесь. Делится своей болью, своими страхами и опасениями, говорит, что «ее пугают произошедшие в нем перемены». Сын, откликаясь на ее тревогу, берет мать за руку, стараясь утешить.

Был ли у него выбор? И есть ли он у него сейчас?

Я говорю, обращаясь к мальчику: «Мама взрослая, а ты маленький. Это твоя мама, а ты ее ребенок». Но он, поднимая на меня глаза, произносит: «Я и так это знаю. Но маме сейчас тяжело. И я не хочу, чтобы она плакала».

И в этом его главная задача – сделать так, чтобы мама «не сломалась», чтобы опираясь на него, жила дальше. Ведь иначе он потеряет и ее.

И может ли он «играть и радоваться жизни», если стал в своей семье «маленьким взрослым», взяв на себя ответственность за благополучие матери?

Об этом мы говорили с клиенткой уже на следующей консультации. Однако я могу только с грустью признать, что она меня так и не услышала. «Я со всем справляюсь сама, - сказала она, - и мой сын даже в силу возраста просто не может быть для меня опорой. Ему же всего шесть. О чем вы вообще говорите?».

И снова повторила мне слово в слово то, что говорила ранее: «Я всего лишь хочу, чтобы он перестал быть таким серьезным».  

Вот только возможно ли это в сложившейся ситуации, когда от его серьезности так много зависит?