Идентичность психоаналитика

Эмоциональная задача психоаналитика всегда чрезвычайно сложна. Вкупе с ней в начале его карьеры стоит сложная интеллектуальная задача, не столько делать новые высказывания (которые могут подождать), как найти нужное обозначение для своих высказываний, которое объединит их в тему и даст ему возможность делать точные и более или менее спонтанные интерпретации. Я считаю, что мне потребовались десять лет полной психоаналитической практики, чтобы почувствовать себя психоаналитиком и иметь возможность принимать пациентов без определенной степени вины и беспокойства, и я знаю, что я не одинок в этом. Однако, недавно квалифицированный аналитик сталкивается с чем-то, что может быть описано как потеря эго. Он нуждается в поддержке, и здесь он обращается к различным учителям, но в первую очередь он обращается к своей идентификации с аналитиком внутри него, который функционирует отчасти посредством творческой идентификации и отчасти как амбивалентно катектированный интроект, иначе он может обнаружить себя повторяющим неуместные интерпретации своим пациентам и спустя двадцать лет. На протяжении многих лет молодой психоаналитик функционирует - или, по крайней мере, я так функционировал - частично с ложным аналитическим я. В какой-то мере, возможно, даже с ложной аналитической самостью, борющейся с умирающим языком, поскольку язык Фрейда, хотя и является превосходной и все еще необходимой конструкцией, является его языком, а совмещение ученичества с оригинальностью - очень трудная задача, как подчеркнул Ницше. (Собственные слова Фрейда в письме к Еве Розенфельд, цитируемой Розеном [1975], "притворно послушные негодны, а непослушные сами уходят".) Этот процесс идентификации и интроекции должен был начаться с учеников Фрейда и должен быть продолжен с особой силой в отношении других великих учителей. Возможно, наши мысли о деградации, частично связаны с тем фактом, что в соответствии с тем, что Фрейд описал в своей статье "О мимолетности" и снова в "Скорбь и меланхолия", нам никогда не удавалось смириться с его смертью, и как следствие этого, оценить меру недолговечности, которую его идеи должны разделять со всеми другими научными, философскими или религиозными идеями. Это может привести к психоаналитической ригидности и безжизненности, или к бунту. Мы испытываем искушение сохранить фрейдистские идеи в "сухой" форме, скотомизируя богатство человеческого опыта. Частично из-за постепенного осознания того, что мы это совершаем, чему нам помогает оригинальность нескольких выдающихся личностей, мы больше не можем полагаться на нашу идентификацию с Фрейдом.
Поэтому центральная проблема психоаналитической идентичности, по-видимому, заключается в том, чтобы найти баланс между годами обучения, необходимыми для того, чтобы учащийся, зачастую приближаясь к середине жизни или минуя ее, овладел очень требовательной концептуальной системой и техникой, но также и для того, чтобы его самобытность не деградировала под мощным весом авторитета его учителя. К этой личной и теоретической зависимости следует добавить эффект экономических санкций, которые никогда не забываются, когда аналитики зависят от частной практики для своей жизнедеятельности, хотя об этом редко упоминается. Безусловно, отчасти из-за экономических причин настолько трудно убедить психоаналитиков говорить публично о своих трудностях, как и в целом, они делают, когда они являются кандидатами.