"Я никогда не сказала бы этого при личной встрече": случай из практики видео-консультирования

Как обычно по средам я подключаюсь к видео-сессии с Сильвией, которая уже ждет меня онлайн.  Сильвии 34, мы работаем вместе уже полтора года, я никогда не видела ее в реальности, если не считать реальностью мой видео-кабинет. Она выбрала этот формат консультирования намеренно, потому что ей было сложно пойти на очную консультацию к психологу.

Ей вообще сложно просить о помощи или даже говорить о своих потребностях и желаниях кому бы то ни было. Сразу возникает образ себя как обузы для другого человека и страх быть слишком навязчивой, слишком требовательной, слишком …

За время нашей работы я узнала довольно много из истории жизни и отношений Сильвии: много такого, что в той или иной степени проясняло ее сложности в общении, одиночество и страх быть обузой для кого-то. Ее родители очень много и усердно работали на ферме, оставляя ее маленькую с сестрой, которая вела себя агрессивно и не хотела тратить свое время на то, чтобы ею заниматься. Кроме того, родители в социальном плане жили довольно изолированно, когда же приходилось вступать в отношения с окружающими людьми, они предпочитали скорее скрыться и не участвовать, тем самым оставляя у Сильвии ощущение, что ее некому защитить, и не давая ей возможности освоить необходимые социальные навыки.

Образ родителя, на которого трудно опереться, чувство вины за свои потребности, которые некому выразить (ведь родители много работают, их нужно понимать и нельзя беспокоить), устрашающий образ сестры, которая в своем злобном шипении и вспышках гнева вызывает у Сильвии желание съежиться и забиться в угол, постепенно возникают в наших сессиях. Сильвии непросто к ним отнестись, их сложно признать, непонятно как на них реагировать и что делать в связи с этим опытом, который так разрушительно влияет на сегодняшнюю жизнь моей клиентки, не давая ей возможности вступать в близкие длительные отношения с людьми. Но, кажется, то, что я далеко, и она смотрит на меня через экран, дает ей ощущение безопасности и возможность соприкасаться с этими чувствами легче.

Именно сегодняшняя сессия позволит нам по-настоящему войти в контакт с тем страхом, который вызывает физическую невозможность Сильвии произнести какие бы то ни было слова.

Она собиралась обратиться к врачу, чтобы попросить его подписать бумагу, позволяющую ей получить часть денег по страховке за наши терапевтические сессии. Это сильно тревожило Сильвию, и мы посвятили две сессии исследованию того, что стоит за этой тревогой. Ей удалось, и она с удовольствием объявляет мне, что врач был понимающим и очень легко сделал необходимый ей документ, что ей не пришлось давать дополнительных заготовленных заранее объяснений, что она почувствовала себя понятой и это было приятно. Я радуюсь вместе с ней.

Мы разворачиваем тему проекций: как она проецирует на другого свою тревогу или страх осуждения, что другой может подумать в ее адрес, как это может подействовать на нее, как с этим обращаться.

В какой-то момент я предлагаю ей работу на границе контакта, спрашивая о том, какие у нее фантазии про то, что я могу думать в связи с ее рассказом, вызывает ли это беспокойство.

Глаза Сильвии наполняются слезами. Знакомое ощущение кома в горле, перехватывает дыхание и не дает ей говорить. Я следую, прошу ее не торопиться, прислушаться, необязательно говорить что бы то ни было. Через некоторое время она говорит о том, что в голове возникают очень ясные слова, которые ей хотелось бы сказать, но она чувствует физическую невозможность этого.

Я остаюсь рядом, в этом виртуальном пространстве, которое позволяет ей чувствовать себя в безопасности и не проецировать на меня в такой степени как это обычно происходит в жизни разрушительные суждения, которые она приписывает другим людям, когда боится прояснить, что они думают в ее адрес. Она может смотреть, может отвести взгляд, может встать и пойти за платочком и в это время я ее не вижу, что позволяет ей передохнуть и почувствовать, что она дома, что все в порядке. Она знает, что мое присутствие - полное и вместе с тем дозированное в той степени, в которой ей это подходит, и это является для нее поддержкой.

Постепенно Сильвия говорит, что ей кажется, что если бы она произнесла эти слова, то они были бы нелепыми и не настолько важными и устрашающими, но она чувствует, что это физически невозможно. Я успокаиваю ее, говорю, что готова услышать, если ей удастся сказать, и принять, если нет, что если так трудно, то видимо действительно за этим стоит очень сильное переживание.

Сильвия дышит свободнее, позволяет себе оставаться в контакте со мной и говорит, что ей очень страшно было бы услышать малейшую критику от меня, что это было бы совершенно непереносимо и эквивалентно ее исчезновению. Поэтому упражнение с прояснением проекций вызывает слишком сильную тревогу, близкую к анигиляционной, как если бы встретиться с негативным отношением в реальности могло повлечь ее полное уничтожение. Она говорит об этом и слезы катятся по ее щекам, ком в горле постепенно размякает, она смотрит на меня, и я чувствую как сильно меня трогает ее переживание и как бережно хочется обращаться с ней, когда она делится этим со мной. Ей удается сказать те слова, которые пульсировали в мозгу пока горло было сжато: «если Мария скажет что-то негативное в мой адрес, это убьет меня». Мышцы ее лица немного расслабляются. Она позволяет себе оставаться здесь, напротив меня, за экраном. Я слышу ее, говорю, что похоже ей удалось сказать то, что было так страшно произнести, что это не разрушило ее, что я по-прежнему здесь и мне хочется очень бережно с ней обращаться. 

Эта встреча завершилась словами Сильвии о том, что ей бы никогда не удалось выразить эти переживания будь это очная встреча, и она очень благодарна возможности встречаться в формате видео-сессий, это позволяет ей больше открываться и быть собой.

Я не думаю, что она никогда бы не смогла приоткрыть эту свою уязвимость в рамках очной терапии. Думаю просто, что полтора года назад она была не готова обратиться за помощью в таком формате, и не будь этой возможности для дистанционной работы, она бы не решилась прийти в кабинет. И если результатом нашей работы через видео станет ее большая чувствительность к себе и возможность быть в контакте со своей тревогой и при этом идти в отношения, то в какой-то момент это станет возможным и в личном контакте. Поэтому терапия может начаться в формате удаленного взаимодействия и со временем одним из ее фокусов может стать личный контакт и сложности, с которыми встречается в нем клиент. И тогда, если ему удастся прийти на личную встречу к вам через два года совместной работы, это может стать настоящим качественным изменением, которое было бы действительно маловероятным, не будь дистанционная работа возможной.