Зимний вой проводов. Случай из практики по психологии мужчины.

Мир маленького Гриши представлял собой относительно небольшое, измеряемое несколькими квадратными километрами пространство вокруг его небольшой деревни на Урале. Этот мир состоял из мамы, папы и сестры. Сестра-погодка была его другом, когда родители с утра до вечера работали, но когда они возвращались, то она превращалась в соперницу, которой, как ему казалось, непременно везло в их борьбе за любовь родителей.

Папа Гриши был первым парнем на деревне формально и неформально. На их большом дворе стоял трактор, мотоцикл с люлькой, новенькая Нива. В амбарах-мастерских были разложены инструменты, жестянки, железяки, катушки проволоки, точильный станок и много всякой всячины. На заднем дворе водился домашний скот и куры, которых Гриша ненавидел лютой ненавистью, потому что на него возложили ответственность за прокорм всей этой живности. Пределом его желаний были мастерские отца, его техника, его МИР…

Гриша вспоминал, сидя в кресле аналитического кабинета, что в их домашнем подворье было еще одно священное место, в которое он периодически попадал, но не в том окружении, в котором бы хотел. В их семье было заведено, что вплоть до подросткового возраста детей мыла мама. Почему-то женщина считала, что нет ничего страшного, если даже в 12 лет, когда у дочери появились признаки взросления, она будет ее парить в бане вместе с десятилетним сыном. Находясь в замечательной компании голой сестры и матери, Гриша снова и снова задавался вопросом, почему он моется с ними, а не с отцом?

На протяжении всего детства он наблюдал за веселыми мужиками во главе со своим отцом, которые после рабочего дня, как это теперь модно говорить, зависали под водочку и магнитолу. А утром в качестве авто-пати уезжали в лес пострелять и поплавать в озере. Когда Гриши исполнилось 16 лет, и отец впервые его позвал на мужскую «вечеринку», ему уже ничего не хотелось. Уже много лет он мечтал только об одном: убраться как можно дальше из этого маленького опостылевшего ему мира.

В присутствие аналитика по щекам Григория изредка, но все-таки катились слезы. Озвученный, а тогда в детстве немой вопрос, адресованный отцу: «Почему ты меня отвергаешь?» — обнажал его стыд и чувство собственной неполноценности. И эти бесконечные воспоминания напоминали мыльную оперу, в которой с каждой новой серией приходило отчаяние несбыточной мечты. Когда папа впервые заехал на тракторе во двор дома, маленький Гриша безумно хотел на нем прокатиться – «нельзя, покалечишься», когда папа возился в двигателе Нивы, Гриша стоял рядом в надежде, что тот позволит ему подать инструмент или хотя бы поддержать его в руке – «чего бездельничаешь, помоги матери», когда отец уезжал с мужиками на рыбалку…

-Ну, почему он не брал меня с собой на рыбалку? Я так хотел быть с ними, а не дома… Он даже в город меня со собой не возил… И вечно повторял одну и ту же фразу, когда у меня что-то из рук падало, когда я волновался, да и вообще, когда по его мнению, я ничего не мог путного сделать…»

- Какая фраза, Григорий?

«Ты что, деревянным … деланный?»

В этой грубой деревенской присказке содержалось мощное послание отпрыску, в котором отец наносил удар по его идентичности. «Деланный деревянным» — это значит, не «моим», а если ты сделан не «моим», значит «ты не мой сын». «А так как я первый парень на деревне и крутой мужик, то таким как я тебе никогда не стать, поэтому твое место среди женщин и женской работы».

Одним из самых жутких воспоминаний Гриши – это долгие зимние вечера, пурга и вой проводов. В этом состоянии оцепенения и ожидания он провел не один час. Его спасали мечты о другом мире, о другой жизни, о том, чтобы найти другую опору для себя. Он нашел опору для себя – в себе. Хорошие оценки в школе, по крайней мере, обеспечивали одобрение матери. По ее окончании, он уехал из деревни и поступил в Институт. Он стал успешным студентом, у него было много общения, так что он превратился в довольно уверенного молодого человека. Его уверенность, однако, не  распространялась на его личную жизнь, наверное, потому что он не знал, кто он.

Свою первую сессию этот 30-ти летний успешный на тот момент уже московский предприниматель начал примерно так:

- Я хотел бы сэкономить мое и ваше время, поэтому я сразу вам скажу, что я гей.

Однако на самом деле Григорий не знал этого наверняка, потому что у него не было абсолютно никакого опыта сексуального общения. Заключение о своей сексуальной ориентации он сделал, исходя из следующей логики: меня не привлекают девушки, хотя мне легко с ними общаться, а вот парней я обхожу стороной, зато испытываю к ним сильное влечение.  К 30-ти годам он пересмотрел сотни часов порнографии, чтобы поддержать свою сексуальную жизнь. Если у человека нет секса с объектами, то можно понять его сексуальную природу через порнографию и фантазии.

Анализ шел успешно и динамично, потому что Григорий был достаточно открыт на темы своих сексуальных чаяний. Первым открытием для него было то, что он поспешил назвать себя геем. Чтобы иметь право называть себя геем, нужно вести определенный образ жизни, иметь особый стиль социального поведения: открытого или закрытого. Нужно иметь среду, в которой ты сексуально реализуешься, где можешь доверять окружению в части принятия своих предпочтений. Также ты можешь стать, так сказать, хамелеоном, когда за социальной маской гетеросексуала, ты можешь скрывать свою истинную сущность. Но при этом эта часть твоей души должна как-то и кем-то отражаться: близкими друзьями, партнерами,  закрытыми группами. Ничего подобного в жизни Григория не было. Он украдкой заглядывался на парней, дружил с девушками, умело увиливая от близкого контакта, и долго плакал в одиночестве от одиночества. Итак, мы пришли к выводу, что у него есть гомосексуальная часть, с которой надо разбираться, и гетеросексуальная часть, с которой также нужно разбираться. Таким образом,  мы постановили, что он будет просто мужчиной по имени Григорий.

Мужчина Григорий в ходе нашей работы увидел себя, как:

1)                 Высокого красиво сложенного субъекта с выразительными глазами, и приятным мужским голосом в расцвете жизненных сил и возможностей. (До прихода к аналитику, он видел себя, как женоподобного, слабого, нерешительного, неуверенного, убогого человека,  с женственным голосом)

2)                 Как успешного человека, который вылез из глуши, получил отличное образование, переехал в Москву, создал успешный бизнес.

3)                 Как мужчину имеющего право на реализацию своих сексуальных желаний, на получение сексуального опыта, через который он найдет свою идентичность.

Григорий – типичный нарциссический пациент с успешной масочной структурой личности и неядерным расстройством гендерной идентичности, которая возникла вследствие базового нарушения отношений с родительскими фигурами:

1)    «доступная, но холодная»  мать (интеллектуальная)

2)    кастрирующий, отвергающий, но «горячий» эмоциональный отец

3)    более успешная в симблинговом соревновании старшая сестра, но находящаяся с ним в периодическом альянсе, что только усиливало мужскую минус-идентичность (доступность объектов женского пола и отвержение со стороны объекта мужского пола, и как результат).

Подобная комбинация четко отразила его сексуально-эмоциональный статус и определила стратегию работы.

Его идентичность с матерью сыграла большую роль в успешной учебе и относительном социальном успехе. Несмотря на большие претензии к ней, работа с которыми, к сожалению, по большей части осталась за рамками его годового анализа, он смог по-другому посмотреть на мир женщин, что в последствие оказало огромное воздействие на его динамику.

Главное с чем нам удалось сработать – это фигура отца. По причине отвержения и кастрации со стороны отца, Григорий избегал мужского мира, а мужская идентичность воспринималась им, как инаковая, чужая, противоположная его самовосприятию, а потому желанная. Важно отметить, что клиент годами вел бесконечные внутренние изнуряющие диалоги с обоими родителями, в большей степени с отцом. Диалоги эти родились как раз теми долгими зимними ночами с завывающим воем проводов и не оставляли его вплоть до начала нашей с ним работы. Они представляли собой сложный клубок мыслей, чувств, эмоций и слез, которые посещали его в минуты слабости или понижения уровня рассудка (регресса). Особенно часто они возникали, когда он сталкивался с объектами мужского пола, которые отличались ярко выраженными мужскими атрибутами и обладали известной долей атлетичности (были атлетически хорошо сложены). Однако ничего подобного не возникало ни в бизнесе, ни в студенчестве, потому что Григорий всегда осознавал свое интеллектуальное превосходство, более того, его поведение отличалось напористостью и уверенностью. Одновременно с этим он избегал бассейнов, саун и пляжей, ибо в ситуации обнажения, он чувствовал себя уязвимым. Полагаю, что нет смысла уточнять, откуда тянется этот симптом. Сюда также можно присовокупить длительное нахождение его перед зеркалом, в том числе в обнаженном виде, иногда с эпизодами мастурбации, короче в попытке получить отражение от буквального зеркала. Ему понадобилось довольно длительное время, в том числе, во время анализа, чтобы снять тревоги по поводу величины своего мужского достоинства.

Как известно, степень идеализации аналитика со стороны пациента часто прямо пропорциональна его нарциссической части, так что Григорий крайне меня идеализировал. Я виделся ему «супер-мега» самцом до блеска успешным и которым восхищаются все: и мужчины и женщины. В этом, разумеется, проступала проекция его нарциссического отца. Но в отличие от него, аналитик мог его слушать, эмпатировать, поддерживать, возвращать, сопровождать во  внутренних лабиринтах. В аналитических отношениях происходил еще один очень важный процесс «де-идеализации» его «супер-папы», который стал постепенно сдуваться на фоне личности аналитика с одной стороны, а с другой привел к появлению новой идентичности благодаря интроекции целостности аналитика. Его Самость требовала от него одного – полноценной сексуальной жизни, через которую он смог бы заново собрать отражения от объектов, подпустив их к себе.

Клиент стал постепенно знакомиться с девушками, парнями, он осторожно пытался приблизиться  к ним, сбегал, регрессировал, сомневался… Но его внешность способствовала тому, что ему требовалось совсем чуть-чуть отпустить тревогу и контроль, чтобы рядом с ним появлялись реальные объекты. Он учился флиртовать, нащупывать манеру общения и поведения, узнавать, раскрываться. Заунывный вой проводов из глухого прошлого его покидал, перед его психикой стал раскрываться мир не отвергающих и «теплых» объектов, жизнь стала раскрывать ему свои истинные краски.

Примерно через полгода Григорий словно ураган ворвался в мой кабинет и готов был броситься мне на шею со словами: «Папа, я стал мужчиной!» Едва сдерживаясь, он поведал мне историю о своем первом контакте с парнем. Рассказ был подробный в деталях, которые свойственны разве что подростку первый раз занявшемуся сексом. Для Григория было важно все в этом первом партнере, тело, запах, голос, мысли. Разве мог знать этот случайный московский гей-партнер, какую жизненную психотерапию и исцеление нес этот обыденный для него секс. Только человеку прожившему половину своей жизни «без близкого другого» можно понять, прочувствовать и ощутить всю глубину внутренней работы, которую претерпевала его душа в эти мгновения: услышать первые комплименты, восхищение и поддержку, впитать запах живого тела, теплоту принимающих объятий – всего чего лишил его первый и главный мужчина – его отец.

Можно ли удовлетворить голод 30-ти летнего мужчины полного здоровья и до сих пор лишенного такого ценного проявления жизни? Разумеется, нет. Так что в кабинет каждую сессию приносились новые сюжеты, новые влюбленности и эксперименты. Григорий стал меняться, будто наполняясь мужской энергией, он стал осознавать природу его жажды. Он открыл для себя, что мужчины, как сексуальные объекты, нужны ему скорее для нужд его идентичности, будто бы он хотел не их самих, он хотел быть ими. Он также открыл для себя, что нуждался скорее в близком контакте, вообще, нежели в технической стороне вопроса. Поэкспериментировав, он смог увидеть, что, скажем, гениталии другого мужчины или его задница, не являются, что называется, самоцелью. Иногда ему хотелось просто общения и ничего большего, он быстро перешел из фазы «быть всеядным», к избирательности, иными словами, он быстро наверстывал упущенное.

Почувствовав себя полноценным мужчиной, он решил переключиться на женщин. Он ясно почувствовал свое желание женщины, стремление познать ее мир с другой стороны: не через слипание, а через связь. Иными словами его Анима достаточно созрела для проекции на реальную женщину. Этому способствовал тот факт, что он вкусил свой успех среди парней-геев, и теперь у него появилось достаточно уверенности, чтобы рискнуть вступить в близость с объектом противоположного пола. Свою первую девушку он встретил, как ни странно, в гей-клубе. Она красиво двигалась, и он вдруг почувствовал сильное влечение к ней. Они легко познакомились,  и она легко подпустила его к себе, будучи уверенной, что он «абсолютно безопасен». Они подружились. Через некоторое время, в его квартире у них случился «грандиозный» секс. Столь пафосное слово я употребил, чтобы передать ту степень воздействия, которая связь с женщиной принесла в его жизнь. Ее тело, грудь, совсем другой запах удивительным образом привели его к внутреннему  успокоению. Этот был мягкий чувственный секс и совсем другая мелодика, по сравнению с гомосексуальной близостью. Их связь была недолгой, потому что в его жизнь пришли другие женщины, но как бы то ни было, чаши весов пришли в равновесие.

Вместе с отношениями с женщинами в анализе неотвратимо стала проявляться его мать. Холодная интеллектуальная учительница жила с тайной завистью к своему «первому парню на деревне», т.е. к  супругу, и вынуждена была всегда оставаться на «своем месте», то есть в тени своей строгости и рациональности. В это же время отец Григория фонтанировал эмоциями и различными проявлениями своего превосходства. Возможно, что он так любил себя, что ему жалко было «поделиться» своей «фалличностью» с сыном. Мать Григория не хотела или не могла дать своим детям правильного отражения и, что самое главное, тепла. Лишенная достаточной сексуальной жизни, она имела серьезные проблемы с собственной женственностью и сексуальностью. Дети получили от матери «смазанное, искаженное» отражение, т.е. были отравлены ядом «бесполости» (отсутствие пола). Григорий проявлял большое сопротивление при работе с материнской фигурой, что указывало на локализацию его базовой травмы.

Тем не менее, решение проблемы его сексуальности привнесло в жизнь Григория «мегаватты» освободившейся от комплексов психической энергии: его дела пошли в гору, он стал культурно развиваться, улучшились отношения с родителями. Гриша обнаружил в себе дюжину творческих талантов и решил их развивать. Спустя год передо мной сидел совсем другой человек. Меня тревожило серьезное зашкаливание его разнообразного сексуального опыта. Его многочисленные связи с парнями и девушками путали его, он инфляцировал, головокружение от успехов насыщало его нарциссизм, а также привносило опасность попадания в «неприятные» истории, которые, как правило, сопровождают беспорядочную половую жизнь. Мои осторожные намеки «беречь себя», вызывали его смех, и меньше всего он готов был слушать нравоучения аналитика, который больше не казался ему супер-мега самцом и перестал быть его новым папой. Мы хорошо расстались. Я успел очертить ему буквально вдогонку тот круг проблем, которые нам не удалось решить, и с чем он может столкнуться в дальнейшем:  создание семьи, дети, примирение с родителями внутренними и реальными, его нарциссизм, его двойственная позиция по поводу иммиграции и отношение к гей-сообществу. Но его уже было не остановить. Перед ним, наконец-то, открылся сложный и большой мир, и он встал на путь взросления.

(Сиэтл, август 2014 года)