Неспособность выносить психическую боль как один из факторов, препятствующих эмоциональному развитию

Cегодняшнее размышление на эту тему, прежде всего, связано с опытом терапии людей, с похожими жизненными историями, но совершенно по-разному проживающими свой опыт и неоднозначно реагирующими на терапию. Так один человек, потерявший нечто важное, может быть успокоен и удовлетворен словами поддержки и возможным удовольствием в будущем. Другой — лишь тем, чтобы «вернуть все как было». Один может простить обидчика, приняв решение лучше позаботиться о себе в будущем. Другой — зафиксировался лишь на идее мести (даже если обидчик недоступен или умер).

Безусловно, нет одинаковых людей, и, конечно, я не пытаюсь всех подвести под один какой-то стандарт. Мои мысленные усилия связаны с желанием оформить в слова те наблюдения, которые я сделала, и найти ответ на вопрос: «Почему то, что возможно сделать одному человеку, совершенно не представляется возможным для другого?»

Начну издалека. Мой личный опыт терапии (особенно первые полтора года) казался мне не слишком эффективным, представлял собой с разговоры, проясняющие связь моего текущего (в тот момент) состояния и прошлого опыта. Терапевт откликался эмоционально на ту боль, что я испытывала, и на несколько часов (или дней) мне становилось лучше от осознавания того факта, что есть кто-то, кто сочувствует мне (и может быть даже искренне). Однако системнно — это не помогало мне избавиться от депрессивного состояния и периодической злости к себе или другим людям.

Внутри меня бушевали разрушительные силы, которые находились только под контролем моего интеллекта, но совершенно не поддавались внутренней эмоциональной регуляции. Я помню, как говорила терапевту: «Я понимаю, почему мне больно, но это не решает проблемы моей боли, и кажется я ощущаю ее еще острее, так как осознаю ее и моих привычных защит от нее больше нет». И те же разрушительные силы внутри меня атаковали образ терапевта, подвергали сомнению то, что он делал и что из себя представлял.

Десятки раз я грозилась уйти, но, к счастью, его теплота и наш положительный опыт совместного пребывания, который я начала со временем ценить, тоже набирал силы и укреплял «хорошие» внутренние части меня.

Я до сих пор помню, как случился этот внутренний сдвиг. На очередной сессии я столкнулась с чем-то очень болезненным и почувствовала это настойчивое требование, адресованное родительской фигуре в моем терапевте, немедленно ослабить боль. А так как он, конечно, не был столь всесильным, то последовало и мстительное желание причинить ему ответную боль (ведь где-то все равно скрывалась идея, что терапевт может — но не делает этого). Однако впервые я почувствовала внутри себя нечто большее: метафорически какую-то «огромную перчатку» (контейнер), которая смогла одновременно удержать и желание мести, и боль, оставляя какие-то душевные силы на то, чтобы сохранить свой «добрый объект» (своего терапевта) и отказаться от мести.

В этот момент я как будто поняла, что никто здесь не желает мне зла, нет никого, кто меня преследует и не нужно защищаться (иначе если не ответишь, то последует чувство униженности и бессилия), что то, что я испытываю, неприятно, грустно, но выносимо. А еще, ко всему прочему, —это позволило проявиться моему доверию к другому существу, другому человеку. Так я помню этот самый главный момент моей терапии, который позволил в дальнейшем принимать и удерживать внутри меня что-то хорошее, признавать и учиться у кого-то, кто лучше меня в чем-то разбирается, выносить состояние собственной «малости», быть терпимой к неуверенности и неопределенности, а также собственной «плохости».

Так и некоторые мои сегодняшние клиенты из-за нарушенного глубинного доверия и отсутствия любви (к помогающей фигуре внутри себя) часто не в состоянии выдержать сопутствующую боль в течение необходимого им для изменений времени. Этот внутренний механизм (психический контейнер), который сделал бы их жизнь более выносимой, не формируется.

В литературе этот процесс изучался различными авторами: М.Кляйн, У.Бионом, Д.Мельтцером, Д.Винникотом и др. На примере взаимодействия матери и ребенка они описывали поэтапное формирование психического вместилища, которое через усвоение внутрь себя заботливого и понимающего материнского объекта помогает ребенку со временем становиться все более устойчивым к условиям реальности.

Достаточно хорошая мать дает ребенку возможность не только усвоить положительный опыт, но и путем сохранения взаимной любви и привязанности встретиться с неудовольствием и болью, переработать ее, углубив таким образом свое представление о мире и себе, и расширить «границы выносимого». Взрослые люди с нарушениями привязанности часто функционируют психически на уровне ребенка, пользуясь лишь теми ранними защитами, которые были им доступны тогда, а новые и более совершенные не получают возможности для развития, так как психический аппарат не «эволюционировал» настолько, чтобы это стало возможным.

Какие признаки могут дать подсказку, что такая проблема существует?

Мне вспоминаются следующие:

- требования немедленного успокоения. Частичное — не засчитывается;

- любой прохожий человек, наступивший на ногу / плохо посмотревший и т.д. оценивается как личный враг, которому жизненно важно ответить (отомстить) вдвойне: предположения о том, что перед тобой тоже всего лишь человек с возможной неосмотрительностью, личными проблемами, плохим настроением или психическими заболеваниями, не допускаются;

- примирение с чем-то или печаль воспринимаются как однозначный проигрыш, свидетельствующий только о неудаче и унижении: принятие действительности и поиск опоры и удовлетворения в чем-то другом неприемлемы;

- постоянная подозрительность, ожидание подвоха приводят к «накручиванию» себя и различным предвосхищающим маневрам типа «изменю первым, пока мне не изменили», «брошу сама, пока меня не бросили» и т.д.: проверки своих фантазий и открытый разговор не допускаются, т.к. это также выявляет слабость и уязвимость;

- нетерпимость к собственной уязвимости: невозможно принять себя и любить маленьким, слабым и в чем-то некомпетентным;

- важно быть всегда правым: ошибаться недопустимо. Того, кто ошибся, ждут невыносимые стыд, вина и наказание);

- признать чью-то ценность и хорошее влияние – значит признать свою зависимость, а зависимость — это уязвимость;

- желание быть выше-сильнее-умнее всех: градации и границ компетентности не существует. Есть только «умный и тупой», «сильный и слабый» и т.д.;

- желание самоутверждаться, можно даже за счет других людей: те, кто попали в зависимость или ошиблись, заслуживают сарказма / унижения / осмеяния / порицания / жалости;

- друзей и близких людей лучше не иметь — предадут. Максимум — коллеги и приятели: риск в данном случае — не оправдан;

- к партнеру предъявляются требования идеальности: в хорошем настроении, любит, много терпит, «читает по лицу», знает, что и когда делать, ненавязчив, но всегда рядом, когда нужно. Своих дел у него не может быть, или только когда ему разрешено. Должен догадываться о чувствах и предпринимать правильные шаги, чтобы помочь и т.д. Но сообщать о своих ожиданиях партнеру нежелательно: это значит обнаружить свою привязанность и поставить крест на независимости. В случае обнаружения своей зависимости— бороться с нею и злиться за это на партнера.