Эпистемология блаженной надежды

            Человек сам творец собственного счастья. Эта банальная фраза в равной степени является как истинной, так и бесполезной. Это утверждение есть форма заявления о возможности обретения некоего высоко ценимого состояния – счастья. И также предполагается, что для этого нужно что-то делать или сделать – быть субъектом, творцом. созидателем. То есть предполагается, что человек должен уметь это делать – творить счастье.

            На деле же мы обнаруживаем, что люди зачастую даже чёткого представления не имеют о том, что такое счастье, не говоря уже о том, чтобы ответственно и систематически его «творить». Пытаясь нечто в этом роде делать («творить своё счастье»),  большинство попадают в зависимость либо от собственных амбиций, либо от других людей (близких или партнёров, пытаясь «причинить им добро»), либо от денег (их наличия или отсутствия), от алкоголя и курева…. Стремясь к счастью, можно попасть в зависимость даже от собственного прошлого (ностальгия), настоящего (трансомания), будущего (бесплодные и нереалистические надежды и фантазии)!  Проще говоря, человек является как творцом собственного счастья, так и «архитектором своего несчастья»!

            Несчастный человек – глупый человек! Это высказывание вполне выдерживает критику. Глупый - не в смысле клиническом, но в смысле некачественного использования мышления. Я как психотерапевт, имеющий более 25-летнюю практику, могу ответственно заявить, что во всех несчастьях и бедах каждого из нас виновата именно глупость. Глупость в самом широком смысле есть воспроизводство в восприятии и мышлении  несущественных для качественной ориентировки характеристик той или иной жизненной ситуации. Пытаясь опираться на случайное, несущественное и непринципиальное для качественной ориентировки в тестовой для себя ситуации, человек не просто заблуждается.    

Это заблуждение  есть блокировка реально полезной информации и соответственной необходимой для адаптации информационной активности. Это заблуждение и глупость каждый раз привычно актуализируется в тестовых моментах и фактически означают воспроизводство дефицита крайне необходимых для счастливого решения ресурсов и затребованного эволюцией нового качества жизни.

Такое создаётся впечатление, что вполне психологически здоровый человек активно саботирует разумную информацию, актуализируя иллюзорность, неадекватность и несущественность – глупость. По определению и по факту состояние актуализированной глупости способно лишь породить бессмысленность, рутину, зависимость различного рода, снижение самоценности и уровня притязаний. В лучшем случае следствием систематического предпочтения состояния глупости будет «блаженство» как симптом «царствия небесного» ….  

За примерами далеко ходить не надо. Практика наблюдения за «симптоматикой актуализированной глупости»  позволяет говорить о системных фиксациях, таких как трагическая непредставленность в понимании достаточно большого в процентном отношении людей факта измены («жена или муж узнают об этом последними») или ревности на «пустом месте». Здесь же мы находим различного рода вредные привычки, паталогическая лень, перфекционизм, трудоголизм, созависимости, игромании, в том числе и компьютерные ….

Весьма показательными с точки зрения эпистемологии являются все  факты   «надежды на любовь» в случае неразделённой любви. Такая надежда поддерживается этим состоянием  актуализированной глупости: несчастный влюблённый репрезентирует реально отсутствующие признаки любовного внимания со стороны своего возлюбленного …. Построенный им великолепный и высоко этичный романтических образ из несуществующих характеристик и отношений «тешит душу». При этом «иллюзионист - горе любовник» попадает в странный и на первый взгляд труднообъяснимый парадокс. Этот парадокс заключается в том, что  несчастный субъект неразделённой любви с одной стороны свято верит в этот галлюцинаторный романтический образ, очарован и загипнотизирован им, а с другой стороны где-то в глубине души подозревает эту вопиющую и трагическую неконгруэнтность реальному положению дел. Поэтому даже активные субъекты парализуют свою активность на сближение со своим возлюбленным, испытывая панический страх потерять романтику и идеализацию, получить отвержение и разочарование. 

На этом  примере можно легко понять устойчивость любых  форм  иллюзий и глупых заблуждений, которые делают достижение счастья   невозможным. «Надежда на любовь», на обретение каких бы то ни было благ и форм благодати – надежда на счастье изначально блаженна по своей природе.   «Блаженное удовольствие» в такое надежде есть замещающий истинное удовольствие процесс – эрзац процесс. Именно эрзац процессы – процессы ложного удовольствия, удовольствия-блаженства, полученного на базе иллюзорного фантастического образа «надежды на невозможное благо»  делают любую иллюзию и глупость онтологически оправданной  и устойчивой. И это гарантирует несчастье – в смысле надёжного отсутствия счастья.

В своей книге «Психология счастья: всё значительно проще» я определяю счастье как статус зрелой личности. В соответствии с принятой мною парадигмой зрелая личность есть личность, последовательно осуществляющая генеративную позицию, - системную установку на использование трудностей и тестовых ситуаций для получения благополучия и благосостояния и личной самоактуализации. Счастье   переживается генеративной личностью как состояние творческого генеративного расширения «узких мест» и вследствие этого -  обретения человеком аутентичности на более высоком эволюционном уровне.

Счастье – это своеобразный маркер личностного благополучия человека. В моей работе «Аутентичность и архетипичность»  описывается закономерность, состоящая в последовательной смене эволюционного вызова тестовых ситуаций и вследствие принятия этого вызова обретения аутентичности и состояния счастья. Можно со всей очевидностью утверждать, что если человек не обретает состояние счастья, то он и не принимает жизненный вызов, содержащийся в тестовой для него ситуации. То есть он не берёт уроки, которые приготовила для него его персональная ситуация развития. И это есть несчастье – воспроизводство и поддержание «узкого места» и соответствующего «эволюционного тупика». 

Счастье только и возможно как состояние переживания момента обретения личностью аутентичности на новом эволюционном уровне – вследствие генеративного расширения предлагаемого жизнью «узкого места». Счастье есть, таким образом, эволюционная награда и аутентичное условие дальнейшего развития и самоактуализации.  Счастье лишает всяких оснований лукавую «блаженную надежду»  бытийности: «Или счастье – или надежда». Последнее – порочно онтологически инфантильными характеристиками. Такая надежда очень дорого обходится личности: уязвимость по отношению к «неблагоприятным влияниям» других, зависимость от  неизменных и комфортных условий  и обязательность «предсказуемости завтрашнего» для…. Человек не может быть счастлив потому, что он надеется быть счастливым. Третьего не дано, а второе – действительно лукаво.

Эпистемологическая ситуация блаженной и лукавой надежды легко обнаруживает себя  в факте внутренней противоречивости и неконгруэнтности. Личность, находящаяся под гипнозом лукавых образов собственных нереалистических возможностей, не в состоянии ответить на простые эпистемологические вопросы. Это вопросы типа: « как ты знаешь о том, что он тебя любит?», «что позволяет тебе быть уверенным в том, что то, что ты сейчас делаешь, это как раз то, что является благом для тебя?», «что ты собираешься делать, чтобы обрести то, на что ты надеешься (любовь, здоровье, успех….)?».

Практика показывает, что субъект с нереалистическими ожиданиями, порождёнными  тупиковой проблемной ситуацией, не в состоянии ответить на такие вопросы без так называемых мета модельных нарушений. Оказываются нарушенными практически все ключевые паттерны мета модели: «чтение мыслей», «потеря субъектности»,  «отношения причина-следствие и отношения комплексной эквивалентности»…. Человек практически не ориентируется в семантических основаниях собственных нереалистических ожиданий и в замещаемом характере происходящего с ним на самом деле. Блаженная и лукавая надежда отводит пытливый исследовательский ум от задач анализа. Отсюда понятна психиатрическая точка зрения на неразделённую любовь: такая любовь есть форма бреда.

Мне представляется возможным увидеть в этом общую закономерность для всех фиксаций и зависимостей так называемой бытовой психопатологии. Это пока только предположение, гипотеза, которая, которая, на мой взгляд, вполне эпистемологически оправдана. Суть её в том, что любая психологическая проблема - как бы она тяжела для человека она ни была, имеет для него и «другую сторону медали». То есть, образно говоря, -  модус лукавой блаженной надежды. И именно поэтому любая проблема будет иметь место до тех, пока субъект склонен инфантильно фантазировать возможности (её решения) и очаровываться образами этой лукавой блаженной надежды.  Эти замещающие установки делают необязательным реальный генеративный труд по принятию вызова в этой проблеме и практически делают невозможным счастье как аутентичное основание самоактуализации.