№ 1.Трансовые состояния и экзистенциальная психология наркоманий.

Главной темой тренингового цикла является использование трансовых состояний сознания или «нового», «эриксоновского гипноза» в психотерапевтическом лечении разнообразных форм зависимого поведения.

Оба ключевых понятия этого курса не вполне привычны для отечественной психиатрии и наркологии. Наша наука предпочитает использовать представление о различных нозологических, болезненных формах зависимости от конкретных психоактивных веществ и пользуется такими понятиями как «хронический алкоголизм», «наркомания», «табакокурение» и т. д. В реестре методов лечения таких заболеваний значится классический или традиционный гипноз, а отнюдь не непривычное слово «транс».

Поэтому в сегодняшней вводной лекции нам придется определить и почувствовать оба эти понятия:

Во-первых, транс, как доныне не осознаваемое нами, но глубоко естественное состояние сознания.

Во-вторых, зависимое поведение, как некий единый глубинно-психологический феномен, скрывающийся от нас под масками злоупотребления различными химическими веществами.

Более того, я надеюсь, что мы сможем увидеть, что эти два понятия вводятся в одной лекции не случайно. Между ними существует глубинная внутренняя связь.

Для того, чтобы понять, что же такое транс, я хочу предложить вам…отдохнуть.

Теперь выйдем из состояния концентрации и вернемся к учебному процессу.

Для этого Милтон Эриксон считал обязательным изменить позу. Лучше всего просто встать и сделать несколько резких движений руками или любыми другими частями тела. Не бойтесь, подвигайтесь.

Давайте обсудим наши ощущения. Прежде всего, кому удалось удерживать точку покоя, несмотря на переключение внимание на человека, сидящего напротив?

Что больше всего помешало? Ручка? Учебный блокнот? Чем же эти предметы настолько опасны, что не дают возможности сохранять состояние покоя?

Правильно, ручка и блокнот — это предметы из обычного учебного процесса. Они из того самого потока привычной суеты, из которого мы пытались выбраться, отстраняясь от него в пламя этих прекрасных свечей. В нашей с вами профессиональной суете ручка и бумага настолько значимы, что выдергивают нас из состояния концентрации.

Внутреннему покою мешает детерминированность нашего состояния предметами и событиями внешнего мира.

Как вы думаете, состояние концентрации, в котором мы пребываем до столкновения с ручкой и блокнотом, более естественно, чем то, в которое мы вернулись сейчас, или наоборот, сейчас мы с вами находимся в некотором наиболее естественном состоянии, а состояние концентрации было искусственным и чуждым?

Я думаю, что правы те из вас, кто, как и Милтон Г. Эриксон, считает оба этих состояния абсолютно естественными и нормальными для человеческого бытия. Возможно, почувствовав разницу между состоянием концентрации, которое мы в дальнейшем и будем называть словом «транс», и обычным бодрствующим состоянием сознания, вы ощутили одну из главных полярностей существования души, когда протяженное внимание сконцентрировано на любом, но одном внешнем объекте или объекте внутреннем. Ведь несомненно, наши воспоминания, фантазии и мечты являются объектами для таких концентраций, мы одновременно с концентрацией на них, концентрируемся и на внутреннем бытии того невыразимого целого, которое мы называем человеческой душой, «внутренним пространством» или собственным «Я». Как только мы выходим из состояния концентрации, из отстраненности, обращенной внутрь самих себя, то сразу оказываемся вновь в стремительном потоке событий, который и называется внешним миром.

Состояние отстраненности от внешнего мира с подобной испытанной вами концентрацией внимания есть абсолютно естественное человеческое состояние. Мы испытываем его, когда увлеченно читаем книгу или смотрим фильм, когда занимаемся зарядкой или ведем машину. В течение дня мы многократно сталкиваемся с собственной задумчивостью, рассеянностью, отрешенностью, когда наше внимание как будто отключается от внешнего мира и переключается куда-то в бездонные глубины души.

Эрнест Л. Росси, основываясь на нейрофизиологических исследованиях, показал, что каждые 90 минут мы должны отстраняться или отрешаться от действительности хотя бы на несколько мгновений. Иначе мы не сможем активно функционировать.

Меня поймет любой курильщик, поскольку каждая сигарета почти обязательно является способом ухода от внешнего, например, от работы, к внутреннему миру. (Понимание этого факта может стать, кстати говоря, первым шагом к осознанию взаимосвязи транса и зависимости).

Один из создателей научной психологии Уильям Джеймс писал, что состояние предельной концентрации внимания есть максимальное достижение человеческой души и эволюции человеческого вида, так как именно в этом состоянии человек совершает великие открытия и героические поступки.

Побывав в этом состоянии, как это не покажется странным, мы оказались у самого корня, в самой главной точке всей практической психологии и психотерапии ХХ века.

Через состояние транса, как через входные ворота, лежат пути к самым разным как возвышенным, так и низменным состояниям человеческой души.

Когда пациент лежит на легендарной кушетке фрейдовского психоаналитика, он концентрируется на потоке свободных ассоциаций, которые потом будут анализироваться терапевтом. Говоря словами М. Эриксона, пациент находится в трансе.

Как вы думаете, почему академический час короче астрономического и длится 45 минут? Да именно потому, что если один раз в 90 минут слушателю необходимо отрешаться от любого внешнего потока информации и переносить свое внимание на внутренние ощущения, то не удивительно, что этот цикл будет сокращаться вдвое при напряженном восприятии лекции.

Только находясь в точке покоя наша психика сможет «переварить» услышанное на лекции.

Любое из достигаемых психотерапией особых состояний сознания — работа с внутренним экраном воображения, холотропное дыхание или любые формы медитаций — начинаются с концентрации внимания и отрешенности от внешнего потока событий. Они немыслимы без транса.

Но и не только это! Любая действенная молитва или соприкосновение с иконой или священным символом других религиозных традиций должны начинаться с концентрации и отрешенности от мирского.

Но и любое опьянение, в сущности своей, есть химическое создание отрешенности от внешнего потока событий. Его можно описать как попытку создания транса самым простым искусственным путем, путем который не требует волевого или сознательного усилия.

И с этой точки зрения можно попытаться описать наркомана как человека, «застрявшего» в более или менее примитивном трансовом состоянии.

Почему я позволяю себе называть наркотический транс примитивным, хотя при ближайшем рассмотрении выясняется, что на нем основана чуть ли не вся современная культура?

Для того чтобы понять ответ на этот вопрос давайте еще немножко продвинемся в описании того, что вы почувствовали во время концентрации на свечах.

В действительности, это не так просто кроме всего прочего еще и потому, что нас с вами не учили рассказывать о собственных психических переживаниях. Мы довольно неплохо умеем описывать внешние свойства поведения других. Однако медицина и культура, в которой мы все воспитывались, настолько лишены внутреннего измерения, что свой собственный опыт оказывается гораздо труднее описать, чем опыт окружающих.

Например, многие из вас, несмотря на то, что концентрация на свечах доставляла явное удовольствие, почему-то временами как будто выныривали из состояния отрешенности, а потом погружались обратно. Кто может описать, почему это происходило?

Состояние концентрации, по мере того, как человек отрешается от реальности и концентрируется на каком-то внутреннем или внешнем объекте, ему начинают мешать сами собой наплывающие в поле этого внутреннего видения «картинки», «слова», «звуки» или «запахи» (в зависимости от вашего типа сенсорного функционирования). Эти наплывающие образы и есть те самые свободные ассоциации, которые используются в классической психоаналитической психотерапии.

Транс, понимаемый в эриксоновском смысле, как бы отрывает плотину бессознательного. Он, фактически, в сколь угодно короткий срок начинает проводить ту самую работу, которую, как ясно доказал в начале нашего века Зигмунд Фрейд, проводят сновидения во время ночного сна.

По Фрейду «сновидение — это символическое удовлетворение дневных желаний». Если пытаться выразить мысль Фрейда на современном компьютерном языке, сновидение как бы раскладывает полученные за день впечатления и эмоциональные ощущения по «файлам» бессознательной части нашей души. Конечно, бессознательное психоанализа устроено гораздо сложнее, чем операционная система Windows, но, упрощая, можно сказать, что каждый файл нашего бессознательного имеет свою «пиктограмму» — свой символический образ.

Однако последователи М. Эриксона доказали, что для того, чтобы адекватно анализировать эмоционально-насыщенную информацию, поступающую к нам в течение дня из внешнего мира, человеку необходимы коротенькие периоды транса — моменты концентрации на внутренних ощущениях души. Это мгновения, в течение которых прожектор нашего внимания от пространства внешнего мира обращается к внутреннему пространству души.

Нильс Бор, отвечая на вопрос журналиста, сказал примерно следующее: то, что абсолютно необходимо куда-то вечно бегущему, торопящемуся и суетящемуся человечеству, чтобы не сломать себе шею, так это лавочка на парковой аллее, чтобы сесть и подумать в тишине. Транс и представляет из себя такую «лавочку», во время сидения на которой человек может упорядочить хаос своих дневных впечатлений за счет их ассоциаций с устойчивыми паттернами собственного бессознательного. Транс позволяет разложить ощущение по «внутренним полочкам» вашей индивидуальности.

Эриксон считал, что транс целителен сам по себе без всякого анализа происходящих в нем переживаний. И я думаю, каждый из вас, если понаблюдает за собой внимательно, поймет, что короткий опыт сегодняшней отрешенности и концентрации на свечах помог ему решить какую-то внутреннюю проблему или просто сделал его мышление чуть более упорядоченным и спокойным.

Давайте попробуем еще раз перечислить основные свойства психического состояния, которое мы вслед за Милтоном Эриксоном будем называть трансом.

Прежде всего, транс — это состояние максимальной концентрации на некотором внешнем или внутреннем объекте (объекте в воображении).

Во-вторых, во время транса человек пребывает в особом состоянии сознания, главной характеристикой которого является отрешенность от потока событий, происходящих во внешнем мире и вызванной ими непрекращающейся бури чувственных и эмоциональных ощущений.

В-третьих, во время транса происходит интенсивная внутрипсихическая работа. Поток внешних ощущений освобождает место для появления ассоциаций из глубоких областей души, которые во времена после Фрейда мы привыкли называть единым словом «бессознательное».

Даже эти несложные, на первый взгляд, характеристики трансового состояния вызывают целый ряд сложнейших вопросов.

Первый и главный вопрос — это вопрос о том, куда мы отстраняемся во время транса? Что такое наше внутреннее пространство?

Давайте еще раз сконцентрируемся на огоньке свечи.

Теперь, как это положено по М. Эриксону, вернемся из отрешенности и для этого изменим позу. Лучше всего встать и сделать несколько резких движений руками и корпусом.

Прежде всего, нам нужно выяснить, сколько времени было затрачено на упражнение? Ответы могут быть самые разные — 15 минут, 20 минут. На самом деле выполнение этого упражнения требует не более пяти минут.

Это означает, что место, в котором вы оказались, имеет свое течение времени. У каждого человека это течение времени будет своим, но самое главное, у всех и всегда это время будет отличаться от реального. Внутреннее пространство имеет свою темпоральную характеристику.

Кто может рассказать нам, что вы смогли увидеть, когда попробовали оглядеться внутри концентрации?

Главное, что можно выделить в ваших ответах, как бы они ни звучали — «стены, тоннель, бесконечная емкость» — это наличие неких характеристик пространства вашего воображения.

Внутреннее пространство и внутреннее время… насколько все это реально? Мы с вами живем во времена господства цивилизации и культуры, которая отрицает реальность этих пространств. Для нашего бытового сознания это внутренняя реальность, существование которой мы сейчас ощутили, является абсолютной иллюзией, чем-то ненужным и не имеющим отношение к реальной жизни.

Но как же тогда быть с физиологической необходимостью отстраняться в эти пространства каждые 90 минут? Что это такое? Нонсенс? Очередной психологический атавизм?

Не слишком ли наше мышление загипнотизировано внешним, тем, что мы называем «материальным»?

Попробуйте представить себе треугольник, нарисованный на нашей грифельной доске? Представили?

Давайте теперь нарисуем реальный треугольник. Можем ли мы ответить на вопрос, какой из этих двух треугольников реальнее: какой вы вообразили или который я нарисовал?

Нарисованный мной треугольник в большей или меньшей степени соответствует вашим ожиданиям, но он совсем не тот, который вы себе вообразили. Главное отличие нарисованного треугольника от тех, которые вы проецировали на грифельную доску, заключается в том, что его проще описать: он состоит из кривых линий, он неуклюжий, и, тем не менее, он треугольник. Когда вы представляли себе треугольник в воображении, вы представляли некую сущность треугольника или сущность своего понимания этого слова. Нарисованный треугольник дал лишь внешние ориентиры этому слову, появилась возможность его обсуждать с помощью привычных нам понятий. Проще говоря, в понятии треугольник существует некая форма — вот эти кривые линии, но кроме этой формы, можно говорить о внутреннем содержании треугольника, о его сущности.

То, что я рассказываю, — это классический пример Мартина Хайдеггера, одного из основателей экзистенциального способа философствования. Для его философии все предметы окружающей нас реальности обладают не только внешними материальными характеристиками, которые он называл Vorhandensein, но и таинственной вечной внутренней сущностью, или внутренним смыслом — Dasein. Разгадкой этой внутренней сущности и занималось созданное им философское учение, которое он называл Dasein analytik (анализ дазьен). Целью этой философии было приблизиться к разгадке внутренней сущности человека.

Наверное, именно туда, к своей забытой внутренней сущности, мы отстраняемся во время транса.

Французский писатель и философ Жан Поль Сартр придумал термин «экзистенционализм» для описания ряда учений сходно мыслящих философов в 30-х годах ХХ века. Но еще в середине XIX века первый одинокий философ, задумывавшийся о смысле человеческого бытия, Сёрен Кьеркегор писал о том, что каждый человек должен прислушиваться к внутреннему смыслу своего бытия. Он делил человеческое существование на аутентичное, имеющее смысл, и неаутентичное, смысла не имеющее. Причем аутентичным Кьеркегор считал существование человека, способного чувствовать свою внутреннюю сущность и отдельность задачи своего существования от существования других людей.

Неаутентичным, в свою очередь, Кьеркегор считал человека, существование которого определяется тиранией толпы (plebs). Именно из словаря Кьеркегора слово «плебс» или плебей проникло в наш лексикон. Но мы забыли, что изначально это слово, имеющее в нашем языке пренебрежительный оттенок, обозначало человека, не способного обращаться к своей «внутренней сущности», человека, поведение которого целиком определяет толпа. «Толпа» Кьеркегора — это, собственно, и есть то, что мы с вами выше называли внешним миром. В середине XIX века люди еще не знали ни кино, ни телевидения, ни других средств массовой информации.

«Аутентичное» существование Кьеркегора — это способность обращаться к своей внутренней сущности, которая для философа является носителем смысла бытия любой человеческой индивидуальности. В глубинах человеческого «Я» хранится истина, которая для христиански мыслящего философа, несомненно, является образом и подобием Божьим внутри каждого человека.

Наше профессиональное мышление сильно исказило мысль Кьеркегора. От его термина «аутентичность» произошел хорошо известный нам термин «аутизм», описывающий провал личности в собственное внутреннее пространство, сопровождающийся потерей способности адекватно реагировать на события внешнего мира.

Но мы забыли о том, что существование болезненного аутизма вовсе не отменяет необходимость естественной аутентичности, как элемента жизненно необходимого для нормального существования человеческой психики.

Замечательный прозаик Фазиль Искандер писал:

«Только тот, кто думает, может до чего-нибудь додуматься. Чтобы думать, надо выпадать из жизни. Дар философа есть дар выпадения из жизни при сохранении памяти о ней».

Философ Михаил Михайлович Бахтин несколько иными словами излагал примерно ту же мысль: для того, чтобы что-нибудь понять, нужно по отношению к понимаемому процессу занять «позицию вненаходимости».

Можно сказать, что в тот момент, когда мы пытались оглядеться внутри собственного внутреннего пространства, мы оказались на секунду в той самой «позиции вненаходимости». Или, по крайней мере, у входа в нее.

Искандер и Бахтин ассоциировали человеческую способность занять «позицию вненаходимости» со словами «мудрость» или «философия». Действительно, мы называем мудрым человека, который способен видеть мир или, по крайней мере, какую-то часть протекающих в нем процессов как целое. Но для того, чтобы увидеть нечто как единое связное целое, нужно находиться вне этого целого. Для того чтобы понять мир как целое, нужно выпасть из него.

Но куда человек может «выпасть из мира», кроме собственного «внутреннего пространства»?

Стало быть, понятия «аутентичность» Кьеркегора и «мудрость» Бахтина совпадают в главном: оба эти состояния характеризуются отстраненностью от реальности по направлению к внутренней сущности человека.

Можно вслед за Фрейдом называть эту внутреннюю сущность (Dasein Хайдеггера) словом «бессознательное». Но за век, прошедший после открытия Фрейда, глубинная психология выяснила, что содержание понятия бессознательное почти бесконечно. В него были включены не только проблемы инстинктивной жизни, как хотел этого Зигмунд Фрейд, но и понятие «коллективного», т.е. общечеловеческого, континуального бессознательного К. Юнга и такое понятие как «сверхсознательное» А. Маслоу. В конце концов, термин «бессознательное» включил в себя настолько много, что почти полностью лишился конкретного наполнения.

Век интенсивной глубинно-психологической работы доказал самое главное. Психоанализ показал реальность существования внутреннего пространства с помощью демонстрации его сложной многоуровневой структурированности. Присущая бессознательным областям души структура означает, что в этих областях содержится знание — символически и эмоционально закодированная, но существующая как внутренняя реальность информация.

История развития психоанализа и его метаморфозы позволяют утверждать еще одну вещь: одним лишь прорывом инстинктивной биологической деятельности человеческого организма в психический мир это знание объяснить невозможно.

Главное открытие психоанализа можно описать, пользуясь словами русского философа Анатолия Сергеевича Арсеньева:

«Это знание дано человеку априори, т.е. до всякого опыта. Оно в форме некой возможности или задатка появляется вместе с человеческим «Я». Эмпирические отношения человека с миром могут лишь побудить нечто, что в качестве задатка или возможности уже присутствуют в человеке именно как в человеке, именно через присутствие этого знания он и определяется как человек, а не животное… По этой же причине никакими внешними факторами нельзя в животном сформировать человеческое сознание».

Область, в которую мы отрешаемся, и дверью в которую служат трансы в понимании М. Эриксона, есть зона, которая делает человека человеком. Человек может быть только аутентичным, если он «неаутентичен», то он другой психологический (или биологический) вид…

Вот какую схему того ощущения, которое Кьеркегор называл аутентичностью, нарисовал в 1911 году наш замечательный мыслитель и писатель Василий Васильевич Розанов:

«„Мой Бог“ — бесконечная моя интимность, бесконечная моя индивидуальность. Интимность похожа на воронку, или даже две воронки. От моего „общественного я“ идет воронка, суживающаяся до точки. Через эту точку-просвет идет только один луч — от Бога. За этой точкой — другая воронка, уже не суживающаяся, а расширяющаяся в бесконечность. Это Бог. „Там — Бог“. Так что Бог
1) и моя интимность
2) и бесконечность, в коей самый мир — часть».

Ну вот, мы договорились и до Бога, скептически подумает кто-то из читателей.

1- «общественное Я» 2- «моя бесконечная индивидуальность» 3- «точка Розанова», которую мы на данном семинаре называем «транс» по М. Эриксону.

Однако если вы считаете, что психология — наука абсолютно атеистическая, попробуйте на этом рисунке заменить слово Бог словами «коллективное бессознательное» или «сверхсознательное». Вы сразу увидите, что Розанов, Юнг или Маслоу имели в виду одно и то же.

Мы с вами это «одно и то же» только что называли внутренним пространством, в котором содержатся знания.

«Какое отношение все эти рассуждения имеют к алкоголикам и наркоманам?» — спросите вы меня.

С моей точки зрения, самое непосредственное и прямое.

Для того чтобы соприкоснуться со «второй частью воронки» Розанова, той самой части, которую он обозначает как бесконечность, нужно сузить «общественное я». Только через эту точку можно соприкоснуться со своим бессознательным или со своим Богом. Именно эту точку Уильям Джеймс называл «состоянием предельной концентрации, необходимой для спонтанного творчества», а Милтон Эриксон назвал «трансом».

Исследователи и философы описывали одно и тоже состояние сознания, пользуясь просто различными языковыми системами. Но каждое из этих учений на своем языке доказывало: эта точка есть физиологически, психологически, или религиозно необходимое человеку состояние души, та самая «лавочка» Нильса Бора, лавочка для встречи с самим собой.

Почувствовав это состояние с помощью простейшего транса, сравним его с любым описанием состояния алкогольного опьянения, которое встретим в литературе:

«Джин дал ему ощущение приятной отстраненности от всего внешнего, звуки, образы реальной жизни доходили до него словно сквозь вату. Как всегда после выпивки, Корсо как будто плыл в состоянии блаженной внутренней успокоенности…»

В данном случае эта цитата из современного интеллектуального детектива. Однако, если при чтении вы будете обращать на это внимание, вы и сами найдете невероятное количество похожих описаний или сравните их со своим собственным опытом.

Вы, наверное, уже поняли, что я хочу сказать следующее.

Человеку необходимо состояние отрешенности, концентрации или транса — называйте это состояние тем словом, которое вам больше нравится.

Если культура не предоставляет ему возможности, пользуясь словами Розанова, «сузить свое общественное я до точки, через которую только и может пройти луч от Бога», то человек неосознанно пытается найти «точку сужения общественного я» с помощью различных химических препаратов.

Мы с вами профессионалы и поэтому как только мы слышим подобные утверждения, у нас возникает вопрос: насколько истинным является химический транс? Ведь все мы знаем, до чего доводит человека частое пребывание в подобных химических «точках покоя». Я сразу хочу сказать, любое психоактивное вещество не способно ввести человека к истинной концентрации на внутреннем «Я» или отрешенности. Наркотики лишь симулируют пребывание в таких точках. Опьянение — это состояние лишь по форме напоминающее транс, но лишенное главного — содержания этого состояния. Опьянение не дает «лучу из бесконечности» прорваться в область сознания.

Давайте попробуем представить себе, что означает для личности отсутствие в культуре традиционных способов достичь «точки» Розанова — состояния отрешенности и концентрации.

Состояние суженного сознания, позволяющее человеку совершить прорыв в бесконечность в традиционной культуре, несомненно, предоставляли религиозные практики и обряды. ХХ век стал веком атеизма и борьбы со всевозможными суевериями. Карл Юнг во многих своих работах сожалел о том, что европейский дом лишился своего «сакрального угла» — места для икон и молитв, места, в котором человек может остаться наедине с Богом. Да и Розанов пишет о своей потребности именно в этом состоянии, не правда ли?

Главной религией прошедшего века стала «религия вещей». Ценность человеческой личности стала оцениваться не в терминах мудрости или знания, а в терминах сугубо количественных. Чем больше вещей или эквивалентных им знаков символического обмена — денег — смог приобрести, «притянуть» к себе человек, тем более ценна его личность.

Я думаю, что вы все согласитесь с тем, что эта фраза есть главная характеристика «веры» наших с вами современников.

Смысл человеческой жизни свелся к обмену самого себя на вещи или деньги. Этот процесс очень хорошо описал один из основателей философии постмодернизма француз Жак Бодрийяр, к замечательной книге которого «Символический обмен и смерть» я вас и отсылаю. Вслед за Платоном, Бодрийяр называл вещи и деньги, к которым бессмысленно и суетно стремится человек «симулякрами» — предметами, симулирующими, подменяющими истинные ценности человеческой души.

В нашей же схеме, «схеме» Розанова это будет обозначать, что «воронка №1» до такой степени плотно забита предметами внешнего мира и деньгами, что ни на минуту не позволяет человеку сосредоточиться, отрешиться и поискать знания в своей внутренней реальности.

Человек стремится соприкоснуться со своей внутренней, данной ему от рождения бесконечностью. Он испытывает потребность отрешиться от мира вещей, от своего «общественного Я». Для этого ему нужно очутиться в точке покоя, в эриксоновском трансе. В своих книгах я, следом за русскими философами, назвал эту потребность метафизической. Однако, если культура ограничивает смысл любых потребностей лишь только приобретением вещей, то человек будет пытаться удовлетворять и метафизическую потребность, одной из сторон которой и является желание оказаться в «точке Розанова», подменяя транс вещами.

Мы ложимся вечером отдыхать, глядя в «ящик» — телевизор. Казалось бы, мы находимся в трансе, на самом деле мы потребляем готовую продукцию — вещь. Наше воображение заполнено готовыми картинками, и эти картинки не дают прорваться в сознание другим образам, которые в это время переполняют бесконечность нашего «Я».

Нашей «голубой мечтой» является приобретение нового автомобиля. Мы недоедаем, недосыпаем, ссоримся с родственниками и нервничаем, пока не удовлетворим эту нашу мечту. В момент покупки или первой поездки в автомобиле мы находимся в трансе и отрешенности. Наша мечта сбылась! Но эта мечта не имела никакого отношения к нашей внутренней реальности. «Точка Розанова» была вся заполнена вожделенным образом автомобиля, как это видно на втором рисунке. Удовлетворения истинной потребности не произошло. Новая игрушка быстро надоела и стала старой.

Искусственные ценности торговой культуры, обладающие свойством неуловимости, постоянно стремятся отвлечь прожектор внимания и увести его от сущности и бесконечности человеческого «я» к новым ежемесячно меняющимся моделям компьютеров, новейшим зубным пастам или абсолютно бессмысленным, но зато обладающим эфемерной престижностью жевательным резинкам. Одна из моих пациенток замечательно сказала: «Тошно жить в мире, в котором как на экране телевизора толпа молодежи с восторженными глазами идет следом за медленно плывущей по небу жвачкой «Орбит».

Выражаясь языком Кьеркегора, торговой цивилизации нужен «неаутентичный» человек — человек, жадно потребляющий и полностью зависимый от внешней оболочки, «плебса», «блестящих фантиков», предметов внешнего мира. Любую зависимость можно описать как попытку удовлетворения метафизической потребности с помощью «симулякров».

Кьеркегор утверждал, что человек пробивается к аутентичному существованию через мучащие его тревогу и страх. Еще в ХIХ веке он писал, что самое главное напряжение тревоги мы испытываем в подростковом возрасте, когда проходим через два мучающих нас начала — испытания любовью и реальностью смерти. По Кьеркегору в этом возрасте человек либо должен достичь собственной «аутентичности» и стать личностью, либо на всю жизнь остаться не аутентичным, т.е. полностью зависимым от «плебса» и его мнения.

Если взглянуть на подростковый возраст с такой точки зрения, то окажется вовсе не удивительным, что именно в этот период так велика угроза начала приема наркотика. Ведь, наркотик — это искусственная встреча, иллюзия достижения собственной аутентичности. Эту симуляцию, «подмену» и услужливо предлагает подростку торговая цивилизация.

Только пройдя через «точку Розанова» и слившись с собственной бесконечностью человек, может испытать то, что Карл Юнг описывал понятием идентичность, а Альфред Адлер — понятием целостность или преодоление комплекса неполноты.

Если исходить из того, что человек ищет «утерянный транс» — «точку Розанова», т. е. некое психическое состояние, а не конкретное химическое вещество, то можно объяснить многие парадоксы наркотиков.

Общеизвестно, например, низкое качество героина, который продаётся сейчас на улицах наших городов. Каждая доза («чек») содержит в себе максимум 10-15% (!) опийного соединения. Остальную массу составляют добавки, которые внесены перекупщиками наркотиков. Эти добавки включают в себя любые растворимые в воде вещества, включая нейролептики, например, галоперидол, которого так боятся наркоманы в больницах.

Как же может наркоман от такой «сборной солянки» получать удовольствие?

Очень трудно описать «удовольствие», которое испытывает большинство токсикоманов вдыхающих клей или летучие растворители. Один из них однажды описал мне это такими словами: «Сначала ничего не чувствуешь, а потом такой «кайф», как будто тебя палкой по башке с силой ударили…»

Что же это за удовольствие («кайф»), напоминающее сотрясение мозга?

Некоторые современные подходы позволяют с помощью лекарственных препаратов избавить пациента от потери количественного контроля. Приняв привычную дозу спиртного, у пациента не возникает грубого желания продолжить пьянство, а привычная степень опьянения уменьшается. Однако прошедшие такую терапию пациенты очень часто продолжают напиваться, причем рассказывают, что: «пили через силу» или даже «через рвоту», что возникает ощущение: «если я не напился, то зачем же я пил» и т. д.

Значит, эти люди пили не для того, чтобы ощутить вкус алкоголя или мышечную расслабленность, а для того, чтобы испытать некое особое психическое состояние?

Если мы допустим мысль, что смысл употребления любых психоактивных веществ сводится к достижению психического состояния, естественным аналогом которого является «точка Розанова» или эриксоновский транс, то все эти парадоксы станут понятными. Во всех случаях пациенты стремятся к достижению отрешенности, а не к некому «удовольствию» от конкретного химического вещества, как принято думать сегодня. Вещество в этом случае является лишь симулякром, позволяющим пережить иллюзию транса. Но «точка Розанова» в состоянии опьянения будет «забита» химическим веществом точно так же, как она забита «вещью» на второй нашей схеме.

В подтверждение всего, сказанного выше, мы можем найти целый ряд структурных аналогий и различий между состояниями сознания, которые были необходимы в религии, но стали характеристикой опьянения. Эти вопросы мы рассмотрим в следующей статье.