К. Уилбер. КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ВСЕГО

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

В: Мы должны очень внимательно прислушиваться. Вы имеете в виду, прислушиваться ко всем четырем типам истины?

К: Истина, в самом широком смысле, означает созвучие с реальностью. Подлинное соприкосновение с истинным, благим, прекрасным. Не так ли?

Это предполагает также, что мы можем терять связь с реальностью. Мы можем запутываться, обманываться, ошибаться, ложно оценивать. Мы можем быть далеки от истины, далеки от блага, далеки от прекрасного.

Поэтому человечество путем болезненных проб и ошибок открыло в ходе своего развития разные способы, с помощью которых мы можем проверять нашу созвучность с Космосом. Разные способы, позволяющие увидеть, соприкасаемся ли мы с истиной или запутались во лжи. Чтим ли мы благо, или попираем его. Утверждаем ли мы прекрасное, или способствуем разложению.

Иными словами, ценой тяжелых трудов и мучительных уроков человечество сформировало ряд критериев достоверности, – тестов, которые могут нам помочь определить, соприкасаемся ли мы с реальностью, верно ли мы настроены на Космос во всем его богатстве и разнообразии.

В: Итак, критерии достоверности...

К: Критерии достоверности – это способы соприкосновения с Духом как таковым, способы приведения себя в созвучие с Космосом. Критерии достоверности заставляют нас смотреть в лицо действительности; они обуздывают наши эгоцентрические фантазии и нашу привычную сосредоточенность на себе; они требуют подтверждений со стороны остального Космоса; они заставляют нас выходить из себя! Это система сдержек и противовесов Космической Конституции.

В: Так может мы могли бы пройтись по четырем секторам и вкратце сформулировать это? В чем состоят четыре истины и каковы критерии их достоверности.

К: Они перечислены на рисунке 7-1. И после того, как мы их вкратце рассмотрим, я обещаю вам показать, как все это можно очень и очень просто сформулировать!

Рисунок 7-1. Критерии достоверности

Истинность высказываний

В: Существует ли какое-нибудь удобопонятное определение "истины"?

К: Большинство людей под истиной подразумевают истинное отображение. То есть простое картографирование или простое соответствие. Я делаю утверждение или формирую высказывание, которое на что-то ссылается, отображает что-то во внешнем мире. Например, я мог бы сказать: "на улице идет дождь". Далее мы хотим узнать, воистину ли это так. Мы хотим узнать, достоверно ли это утверждение, обладает ли оно "статусом истинности". Для этого мы просто смотрим, что делается на улице. И если там действительно идет дождь, мы говорим, что утверждение "на улице идет дождь" истинно.

В: Это и есть истинное высказывание.

К: Да. Это процедура простого картографирования. Мы проверяем, соответствует ли данное высказывание фактам, точно ли карта отражает действительную местность. (Обычно указанная процедура более сложна, и мы поначалу пытаемся доказать ошибочность карты; если же нам это не удается, мы признаем ее вполне точной.) Суть идеи состоит в том, что в случае истинного отображения или высказывания утверждаемое мною так или иначе ссылается на объективное положение вещей, и довольно точно этим вещам – то есть объектам или процессам – соответствует.

В: Значит, истинные высказывания по существу имеют дело только с внешними, объективными или Правосторонними измерениями?

К: Да, верно. И Верхний, и Нижний Правый сектор включают в себя наблюдаемые, эмпирические, внешние стороны холонов. Все они однозначно расположены в пространстве. Их легко можно увидеть и, соответственно, связать с ними наши утверждения посредством истинных высказываний. (Данная теория истины называется также теорией соответствия.)

Все это замечательно, и я ни в коей мере не отрицаю важность эмпирического отображения как такового. Вот только это еще не вся история; это даже не самая интересная ее часть.

Правдивость

В: Итак, объективное положение вещей – мозг, планеты организмы, экосистемы – можно отобразить посредством эмпирического картографирования. Эти эмпирические карты представляют собой всевозможные вариации на тему "идет дождь". Объективные высказывания.

К: Да. Но если мы посмотрим на Верхний Левый сектор, – наличное внутреннее пространство индивидуального холона, – то обнаружим критерий достоверности совсем другого типа. Здесь вопрос состоит не в том, идет ли на улице дождь. Вопрос в том, говорю ли я вам правду, утверждая, что на улице идет дождь.

Как видите, это вопрос не столько о том, соответствует ли карта объективной местности, сколько о том, можно ли доверять картографу.

Речь идет не просто об объективных истинах, но прежде всего о выяснении внутренних истин. Я хочу сказать, что вы всегда можете проверить и посмотреть, идет дождь или нет. Вы можете сделать это сами. Однако, как мы уже выяснили, узнать, что у меня внутри, в глубине, вы можете только одним способом, – а именно, спросив меня об этом, поговорив со мной. Когда же я сообщаю вам о своем внутреннем состоянии, то могу говорить правду, а могу и врать. Вы можете проникнуть в мой внутренний мир лишь путем разговора, диалога и истолкования моих слов, однако я при этом могу существенно искажать, скрывать то, что во мне происходит, вводить вас в заблуждение, – короче говоря, я могу врать.

Поэтому если Справа мы продвигаемся в нужном направлении, руководствуясь критерием истинности высказываний – или просто "истиной", – то Слева таким критерием для нас служит правдивость или искренность, честность, надежность источника высказываний. Дело тут не столько в объективной истинности, сколько в субъективной правдивости. Это два совершенно разных критерия – истинность и правдивость.

В: Итак, мы имеем два разных критерия достоверности.

К: Да, верно. И это вовсе не очевидный вопрос. К внутренним событиям неприложимы представления об объективном положении вещей, у них нет однозначного расположения в пространстве, так как они расположены в состояниях сознания. Как мы выяснили, чтобы соприкоснуться с ними, требуется не монологическое созерцание, а сообщение и истолкование сообщенного.

Сообщая же о них, я могу вас преднамеренно обманывать. По самым разным причинам я мог бы попытаться исказить то, что у меня внутри, мог бы попытаться придать ему иной вид. Я мог бы взять скопом все Левосторонние измерения и размазать их по стенке обмана. Я могу вас обманывать.

Более того, и это очень важно, я могу обманывать самого себя. Я мог бы попытаться скрыть от себя какие-то содержания своих глубин. Я мог бы у сделать это умышленно или "бессознательно". Но, как бы там ни было, я могу искажать содержание своих глубин, я могу лгать себе о том, что у меня внутри.

И "бессознательное" – это, в частности, то место, где копится вся моя ложь о себе. Я мог начать лгать себе, получив в детстве серьезную физическую травму. Или я мог научиться этому у родителей. Может быть и так, что мне пришлось делать это, дабы защитить себя от какой-то невыносимо мучительной правды.

Но в любом случае бессознательное – это место, где находится моя неискренность, моя способность быть не вполне честным с самим собой по поводу содержания моих глубин, моего внутреннего состояния, моих глубоких желаний и намерений. Бессознательное – это место лжи.

В: Когда мы говорили о психоанализе и других направлениях толковательной психотерапии, вы сказали, что их целью было обеспечить более правдивое истолкование внутреннего мира пациента.

К: Да, в данном случае речь идет именно об этом. Суть "глубинной психологии" и психотерапии состоит в том, чтобы помочь людям истолковывать себя более правдиво. Разумеется, все Левосторонние пути толковательны, и поэтому не удивительно, что правдивое или более адекватное толкование служит главным критерием успеха психотерапии.

Пример, который мы использовали, касался "уныния" и "гнева" по поводу отсутствия отца. Речь шла о том, что на раннем этапе жизни я в какой-то момент начал истолковывать свой гнев как подавленность. Возможно, я был в ярости на отца за то, что его не было рядом. Однако ребенку эта ярость представляется очень опасной. Что, если эта ярость и в самом деле убьет моего отца? Возможно, лучше мне будет не испытывать этого гнева, потому что я, в конце концов, люблю отца. Поэтому я вместо того, чтобы гневаться на отца, начинаю гневаться на себя. Вместо того, чтобы избивать отца, я начинаю избивать себя. Я плохой, нехороший, никуда не годный. И это весьма печально. Я был в гневе, а теперь называю это унынием.

Так или иначе, я ложно истолковал содержание своего внутреннего мира, я исказил свою глубину. Я стал называть гнев "унынием". И теперь я повсюду ношу эту ложь с собой. Я не могу сказать себе правду, так как желание убить отца, которого я люблю, чересчур мучительно, – поэтому я предпочитаю лгать. Эта ложь скрывается теперь в моей "тени", в моем "бессознательном", которое становится средоточием моей неискренности, тайником, который я скрываю от самого себя.

И поскольку я лгу себе, – а затем забываю, что это ложь, – я и вам, сам того не зная, буду лгать. Возможно, я даже буду выглядеть при этом очень искренним. В самом деле, раз я полностью себя обманул, то теперь честно думаю, что говорю правду. И если вы проверите меня на детекторе лжи, он покажет, что я говорю "правду". Вот вам и эмпирическое тестирование.

Наконец, по причине неверного толкования своей глубины, вашу глубину я зачастую также буду толковать неверно. Я отсекаю что-то у себя в глубине, – что-то отключаю, подавляю или отчуждаю – и поэтому такая глубина порождает искаженные толкования, касаются ли они моего внутреннего мира или вашего. Мои толкования будут приправлены ложью, они будут строиться на неискренности. Я буду неверно толковать себя, и вас я также зачастую буду толковать неверно.

И вы, возможно, обратите на это внимание, отметите, что какие-то мои слова явно "мимо кассы". Я что-то брякну, и вам придется отреагировать: "Да я вовсе не это имел в виду!" А про себя вы подумаете: "И откуда он только это взял?"

В: Значит, разные школы толковательной психотерапии, вроде психоанализа, гештальттерапии или юнгианского анализа, помогают нам соприкасаться со своей глубиной и толковать ее более правдиво?

К: Да, именно так. В данном случае идея заключается не в том, чтобы составить нечто вроде более точной карты объективного мира, а в том, чтобы ослабить сопротивление, погрузиться в свои внутренние глубины и научиться правдивее сообщать о них другим, а самое главное – самому себе.

И это позволяет вашей глубине начать приходить в соответствие с вашим поведением. Ваши слова будут соответствовать вашим действиям. То есть ваше Левое будет соответствовать вашему Правому. Ваше слово не будет расходиться с делом. А ваша левая рука будет знать, что творит правая. Обычно мы называем это цельностью. Вы чувствуете, что такой человек не будет вас обманывать, так как не нуждается в самообмане.

Разумеется, если вы живете в лаборантском мире, – мире эмпириков, бихевиористов, системных теоретиков, кибернетической толкотни и монологического безумия, – вас особо не заботит внутренняя правдивость, поскольку вас особо не заботит внутреннее как таковое. Вы желаете лишь монологической истины, объективных поверхностей, эмпирического поведения, системных связей и вас не заботит внутренняя глубина, искренность и правдивость, – в самом деле, ведь на эмпирических картах нет ничего, что даже отдаленно бы напоминало правдивость!

У правдивости, как вы понимаете, нет однозначного расположения; у нее нет места в сфере чисто эмпирического положения вещей, так что на эмпирических картах она нигде не обозначена. Нет ее ни на карте физика, ни на карте биолога, ни на карте невролога, ни на карте системного теоретика, ни на карте экосистемы. Это штука Левосторонняя, не Правосторонняя!

Однако именно к таким Левосторонним штукам относится весь ваш жизненный мир, ваше непосредственное сознавание, ваша глубина. И если вам открывается хоть какая-то глубина в себе или других, это происходит благодаря правдивости, искренности и надежности источника.

Суть в том, что путь в глубину прегражден ложью и обманом. И в тот момент, когда вы признаете факт существования внутреннего мира, вы неизбежно сталкиваетесь лицом к лицу с передовой заставой на пути внутрь: вы сталкиваетесь с ложью и обманом.

Именно поэтому мы продвигаемся в данной сфере с помощью правдивости. И вы правы, именно с нею работают все Левосторонние школы психотерапии. Они нацелены на то, чтобы сделать ваше толкование своих глубин более правдивым.

В: Тем не менее, типы толкования у разных школ толковательной психотерапии тоже разные.

К: Да, в самом деле; и это долгий разговор. Пожалуй, я ограничусь указанием на то, что разные толковательные терапии различаются между собой прежде всего тем, насколько глубоко (или насколько высоко) они готовы идти в своих толкованиях. Как мы говорили, Верхний Левый сектор представляет собой спектр сознания, или спектр уровней развития сознавания. Разные терапии склонны подключаться к разным уровням этого спектра, а затем использовать свой любимый уровень в качестве основной привязки для толкований.

Как мы видели, все толкования контекстно обусловлены, и у каждой терапии есть любимый контекст, в рамках которого она строит свои толкования. Это не значит, что они неправильны, нам следует просто учитывать их контекст, их любимый уровень. Нам следует ставить их на место.

Фрейдисты сосредотачиваются на эмоционально-половом уровне; когнитивные психотерапевты – на вербальном; трансперсональные психотерапевты – на духовном. Однако все они единодушно выступают против искажений, лжи и самообмана, посредством которых мы скрываем от себя правду об этих измерениях, – они выступают против искажений и лжи, которая помрачает наши эмоции, наше чувство собственного достоинства, нашу духовную природу.

В: Значит, полноспектровая модель психотерапии была бы своего рода сборным произведением, охватывающим все уровни спектра сознания, равно как и самые эффективные направления терапии для работы с каждым из них?

К: Да, это составляет одну из задач полноспектровой модели, над созданием которой трудятся сегодня многие исследователи (эта тема обсуждается во Второй Части). Превосходным введением в эту область служит сборник "Пути за пределы Эго" под редакцией Роджера Уолша и Френсис Воган.

Однако в данном случае моя основная мысль касательно Левосторонних психотерапий состоит в том, что когда мы очищаем их от претензий на исключительность и одноуровневой предубежденности, в каждой из них появляется нечто очень важное. У каждой из них есть что сказать о соответствующем слое нашего сознания и самосознания, – а также о правдивых толкованиях, с помощью которых мы можем получить доступ к этим измерениям.

Потому что факт остается фактом: сама по себе истина вас не освободит. Вас освободит правда.

Правильность

В: Как насчет Нижнего Левого сектора?

К: Здесь решающим обстоятельством есть то, что субъективный мир размещен в межсубъектном пространстве, в пространстве культуры, и что именно это межсубъектное пространство позволяет появляться на сцене субъективному пространству. Без этого "задника", без фона культуры очертания моих индивидуальных мыслей не имели бы никакого смысла. У меня не было бы средств даже для того, чтобы истолковать их содержание самому себе. Да и сама способность к мышлению у меня бы не развилась, я был бы "мальчиком-волком".

Иными словами, субъективное пространство неотторжимо от межсубъектного пространства, и это одно из великих открытий мыслителей новейшего времени, которое пришло на смену эпохе Просвещения.

Поэтому здесь, в Нижнем Левом секторе, критерием достоверности выступает не столько объективная истинность высказываний и не столько субъективная правдивость, сколько межсубъектная согласованность. Межсубъектное пространство культуры обеспечивает общий контекст, на фоне которого мои собственные мысли и истолкования обретают определенный смысл. Поэтому одним из критериев достоверности здесь выступает "культурная согласованность", – совместимость, сообразность с этим фоном.

В: С какой целью вводится этот критерий и что он собой представляет? У нас есть объективная истина, субъективная правда и межсубъектное... что?

К: Его цель – взаимопонимание. Мы не обязательно должны соглашаться друг с другом, но в состоянии ли мы, по крайней мере, понимать друг друга? Потому что если этого не происходит, мы не сможем существовать в общем культурном пространстве. Можем ли мы с вами организовать наши субъективные пространства так, чтобы смотреть и видеть примерно то же самое? Можем ли мы найти некий общий культурный фон, на котором в принципе мог бы развернуться процесс обмена сообщениями? Можем ли мы найти между собой какую-то культурную совместимость, какие-то общие, совместные смыслы? Все эти задачи должны быть решены в определенной мере прежде, чем станет возможным какое-то общение!

В: Так что целью здесь оказывается не столько картографирование объективной истины, и не просто правдивость, а достижение взаимопонимания?

К: Да. Эта цель очень и очень многогранна. Если мы собираемся жить на одном пространстве, нам надлежит договориться о каких-то моральных и этических нормах. Нам надлежит также установить некий общий для всех закон. Нам надлежит выработать также некое коллективное самосознание, которое объединяло бы наши обособленные личности, позволяя нам усматривать друг в друге что-то свое, общее, и относиться друг к другу с заботой и вниманием.

Вся масса таких культурно согласованных вещей и образует культурный фон само собой разумеющегося, правильного и целесообразного. До сих пор я говорил об этом фоне, как чем-то вроде сознательно составляемого договора, общественного договора, и иногда он формируется именно так. Иногда мы просто достигаем взаимной договоренности, например, по поводу возрастного ценза или ограничения скорости на дорогах. Процедуры достижения договоренности об общих правилах и смыслах относятся числу тех культурно согласованных вещей, которые позволяют всем нам жить в согласии.

Однако бóльшая часть культурно согласованного образовалась не благодаря сознательным договоренностям; бóльшая его часть находится так далеко на заднем плане, что мы едва ли о ней знаем. Некоторые языковые конструкции и культурные обычаи так глубоко контекстуальны, что мы до сих пор пытаемся до них докопаться, чтобы понять их смысл (это одна из главных тем у Хайдеггера). Но суть в том, что каким бы ни было их происхождение, мы не можем вырваться из этих фоновых межсубъектных сетей, которые позволяют проявляться на переднем плане фигуре субъективного пространства!

Во взаимопонимании самое замечательное вовсе не то, что я могу взять какое-нибудь слово, например, "собака", указать пальцем на собаку и сказать: "Я имею в виду это". Самое замечательно то, что вы знаете, что я имею в виду! Забудьте о наивно-эмпирическом указывании! Обратите лучше внимание на это межсубъектное понимание. Оно просто удивительно. Оно означает, что мы с вами можем в какой-то мере обитать друг у друга во внутреннем мире. Мы можем разделять друг с другом свою глубину. Правдиво указывая на истину, мы можем достичь взаимопонимания. Это чудо. Если Дух существует, вы можете начать искать его здесь.

В: Итак, это культурная согласованность или правильность.

К: Да, это то, что признается всеми правильным, благим, справедливым. Как нам достичь общего блага? Что было бы для нас правильным и таким целесообразным, что мы все могли бы обитать в одном культурном пространстве, находя при этом свое положение справедливым и достойным? Как нам организовать свои субъективные пространства таким образом, чтобы они объединились в общее межсубъектное пространство, общее пространство мира, общую культуру, от которой всем нам суждено зависеть в нашем субъективном бытии?

Это не вопрос организации объектов в однозначно расположенном пространстве! Это вопрос организации субъектов в коллективном внутреннем пространстве культуры.

Речь идет не просто о правде и не просто об истине, а о благе.

В: Итак, критерий культурной согласованности или правильности распространяется, по вашим словам, на самые разные предметы, от этики, морали и юриспруденции, до группового или коллективного самосознания, фоновых культурных контекстов и тому подобного.

К: Да, и все это мы уже объединили понятием общей картины мира или общего жизненного пространства, которое мы назвали также "культурным" и разместили в Нижнем Левом секторе.

Не забывайте также, что это культурное пространство существует у всех холонов, хотя оно может быть гораздо более простым. Так что межсубъектность вплетена в самое ткань Космоса на всех его уровнях. Дух не просто во "мне", не просто Дух в "этом", не просто Дух в "них", – Дух в "нас", во всех нас.

И, как мы увидим, когда вернемся к рассмотрению экологической этики, мы хотим достичь того, что правильно для всех живых существ: более глубокого блага для всех нас.

Функциональная согласованность

В: Каково различие между Верхним и Нижним Правыми секторами? Вы говорили, что в них разные критерии достоверности.

К: Верхний Правый сектор – внешнее пространство индивидов, Нижний Правый сектор – внешнее пространство систем. Поэтому в Верхнем Правом секторе критерием является истинность высказываний как таковых, ибо высказывание касается единичного факта. Однако в Нижнем Правом секторе высказывание касается социальной системы, главным критерием адекватности которой является функциональная согласованность, – а именно, успешно ли разные холоны согласуются между собой в рамках общей для них объективной системы.

В: Но ведь Нижний Левый сектор также включает в себя системы? Вы говорили, что культурная согласованность определяется тем, успешно ли индивид согласуется с общим культурным фоном. Это ведь тоже теория систем, разве не так?

К: Нет, это не так, и причина, по которой это не так, раскрывается по существу всей историей восстания новейших мыслителей против парадигмы Просвещения. В каком-то смысле, вся посткартезианская революция ярко показывает, почему теория систем представляет собой просто новое проявление картезианского дуализма в худших его чертах. Становление такого понимания составляет самую суть интеллектуальных поисков новейшего времени.

В: Давайте углубимся в этот вопрос, потому что сказанное, очевидно, никак не вяжется с тем, что говорят сами теоретики системного подхода. Они говорят, что преодолевают фундаментальную парадигму Просвещения.

К: Как раз наоборот. Фундаментальная парадигма Просвещения, как мы уже видели, была парадигмой отображения, – картографирования, монологического созерцания, – и системщики продолжают заниматься тем же самым, просто с новой силой. Они не преодолевают парадигму Просвещения, они ее клонируют.

Да, с "системами" в широком смысле слова имеют дело как Правый, так и Левый Нижний сектор, потому что вся нижняя половина относится к коллективному измерению. Но Нижний Левый сектор описывает эти системы изнутри. Он описывает сознание, ценности, картины мира, этику, формы коллективного самосознания. А Нижний Правый сектор описывает системы извне, в чисто объектных, внешних терминах. Его не интересует, как благодаря взаимопониманию коллективные ценности становятся общим межсубъектным достоянием. Его интересует другое: как объективные корреляты этих ценностей функционально согласуются с социальной системой как целым, которое само по себе также имеет однозначное расположение.

Так что в теории систем ничего не говорится об этических стандартах, межсубъектных ценностях, моральных нравах, взаимопонимании, правдивости, искренности, глубине, цельности, эстетике, истолковании, герменевтике, красоте, искусстве, возвышенном. Возьмите любой текст по теории систем, и вы не найдете даже упоминания о чем-то подобном. Все, что вы найдете, – объективные соответствия, внешние корреляты этих внутренних феноменов. Все, что вы найдете в теории систем, это биты информации, которые несутся по каналам обработки данных, кибернетические витки обратной связи, процессы в процессах динамических сетей монологических отображений, вложения во вложениях бесконечных процессов, непременно однозначно расположенных, но не в индивиде, а в социальной системе и в совокупности объективных процессов.

Все это истинно! И все это оставляет за бортом внутренний мир как таковой, действительные жизненные переживания, ценности, картины мира; здесь ценят Правую руку коллектива, но отсекают Левую.

В: Но почему бы вам просто не сказать, как это делают системщики, что теория систем описывает фундаментальную реальность, а субъективные аспекты просто являются ее частью, – все является частью великой паутины. Эта паутина покрывает все, по определению.

К: По внешнему определению! Эта великая паутина во всех случаях однозначно расположена! Так что в системном подходе раскол между субъективным и объективным "исцеляется" путем сведения всех субъектов к объектам "целостной" системы. Системный подход сводит все субъективные и межсубъектные события к их межобъектным соответствиям, функциональным соответствиям, монологическим соответствиям.

Так это и есть фундаментальная парадигма Просвещения. Вот почему многие теоретики, от Тэйлора до Фуко и Хабермаса, указали, что теория систем представляет собой не более чем продолжение того же редукционистского кошмара – все Левосторонние аспекты сводятся к Правосторонним описаниям и включаются в великую систему, великую паутину.

В: Вы называете это тонким редукционизмом.

К: Да, это тонкий редукционизм. О грубом редукционизме мы уже все знаем: он всё сводит к атомам Верхнего Правого сектора. Это очень грубо. Тонкий редукционизм этого не делает! Напротив, он активно борется с таким подходом. Но эта борьба тут же принимает форму тонкого редукционизма: все внутренние, Левосторонние аспекты сводятся к их внешним, Правосторонним соответствиям. Это Правостороннее в высшей степени функционально согласовано и системно выглядит, так что вы производите очень целостное и всеобъемлющее впечатление, хотя вы просто лишили внутренностей, выпотрошили целый Космос, разрушили до основанья жизненный мир всех холонов.

Объективные системы образуют системы внутри систем: атомы служат частями клеток, клетки – частями организмов, организмы – частями экосистем, экосистемы – частями биосферы, и так далее. Иными словами, они функционально согласованы. Истина Нижнего Правого сектора обнаруживается в том, успешно ли индивидуальные холоны согласуют свои функции в целостной системе, успешно ли каждый из них вплетен в сеть взаимосвязей, которая является основополагающей реальностью. Поэтому представитель теории систем всегда говорит о совокупных системах – о Гее, об экосистемах, о взаимосвязанных сетях взаимодействий, о паутине жизни, об объективном отображении схем информационных потоков, о всемирных федерациях, глобальных сетях и тому подобном. Непременно в объектных и монологических терминах.

Все это истинно, но все это совершенно не учитывает Левосторонних измерений. Так что представители теории систем ведут успешную борьбу с грубым редукционизмом, сами будучи охвачены монологическим безумием тонкого редукционизма, – который собственно и выступает подлинной первопричиной концептуального кошмара Просвещения, как это более чем ясно показали недавние исследования.

В: Теория систем в самом деле претендует на то, чтобы быть монологической наукой.

К: Да, и мы не собираемся с этим спорить. Они совершенно правы. И этим все сказано.

В: Можно ли сказать, что различие между культурной согласованностью в Нижнем Левом и функциональной согласованностью в Нижнем Правом секторе подобно различию между описанными ранее двумя подходами к Танцу Дождя?

К: Да, оно очень похоже. Левосторонний подход к изучению сообществ предполагает включенность наблюдателя, который пытается понять происходящее изнутри. Помните, критерием достоверности в Нижнем Левом секторе служит взаимопонимание? Именно этого вы пытаетесь достичь, будучи включенным наблюдателем, наблюдателем-участником. Вы проникаете во внутренние смыслы данного сообщества. И вы понимаете эти смыслы, лишь поняв их культурную согласованность: понимание смысла Танца Дождя основано на прояснении того, как он вписывается в обширный фон культурных обычаев и лингвистических значений. И включенный наблюдатель, толкователь-герменевтик может выяснить, что, как мы уже говорили, Танец Дождя представляет собой часть священного ритуала почитания природы. Это его внутренний смысл, который вы понимаете, погружаясь в культурный фон данного сообщества. Благодаря такому погружению у вас появляется общее с данным сообществом жизненное пространство или общий контекст, на фоне которого вы теперь можете делать правильные толкования.

Напротив, для образцового системщика самым интересным будет вовсе не это, вовсе не внутренний смысл. Теорию систем больше интересует функция Танца Дождя в рамках данной социальной системы как целого. Что там говорят о Танце сами индейцы, не суть важно. На самом деле важно то, что этот Танец является частью объективной социальной системы, и что эта объективная система многообразно влияет на поведение образующих ее индивидов. Действительная функция этого Танца состоит в том, чтобы обеспечивать автопоэтическое самовоссоздание данной системы. Таким образом, этот Танец является частью усилий данной социальной системы, направленных на поддержание ее социальной целостности, ее функциональной согласованности. Он обеспечивает коллективный ритуал, вокруг которого организуется социальная сплоченность. Это можно установить, наблюдая Танец с объективной, "эмпирической" или позитивистской позиции, – установить объективно и монологично. Вы даже можете изготовить монологическую блок-схему Танца Дождя, которая, уверяю вас, не будет иметь ничего общего с тем, как его воспринимают сами индейцы!

В: Но, как я полагаю, вы и теперь не считаете, что один из этих подходов правильный, а другой нет.

К: По-моему, верны оба. Один подход исследует социокультурный холон изнутри, другой извне. Один рассматривает, как субъекты согласуются между собой в культурном пространстве, как мы с вами достигаем взаимопонимания или межсубъектности; другой – как объекты согласуются между собой в физическом пространстве, в целокупной объективной системе, в межобъектности. Один использует герменевтику, или толкование внутренней глубины, другой пользуется методом эмпирико-аналитического наблюдения, или объективного анализа наблюдаемого поведения. Один задается вопросом "что это значит?", другой – "что это делает?"

Оба имеют право на существование; они коррелируют между собой. По сути, они выступают Левой и Правой рукой Духа, когда он проявляет себя в мире коллективного. Но, увы, эти две академические дисциплины не очень ладят между собой, и этой ненужной борьбы мы вполне могли бы избежать.

Заключение: Четыре лица Духа

В: Итак, у нас есть четыре разных сектора, у каждого из них своя истина, у каждого свой голос. И в каждом секторе к истине предъявляются разные требования, разные критерии достоверности, перечисленные на рисунке 7-1.

К: Да. Все четыре типа истины представляют собой достоверные формы знания, потому что опорой для них служат реальные четыре грани, наличествующие у каждого холона. И поэтому утверждения достоверности во всех четырех случаях могут быть либо подтверждены, либо отвергнуты сообществом компетентных лиц. В каждом секторе имеются свои критерии достоверности, которые осторожно, посредством сдержек и противовесов, ведут нас по пути познания. Любой из четырех типов истины поддается фальсификации в своем секторе, то есть любые утверждения могут быть опровергнуты новыми данными из этого же сектора. (Так что давайте будем мягко игнорировать претензии любого сектора на то, что только он располагает процедурами фальсификации, а, следовательно, и знанием, которое достойно называться истинным!).

Этим основным методам определения истинности человечество научилось путем болезненных проб и ошибок за столетия и тысячелетия своей истории.

В: Вот почему они так важны.

К: Несомненно. Эти истины – драгоценное сокровище, ценой крови, пота и слез отвоеванное бесчисленными поколениями у заблуждений, ошибок, обмана и надувательства. На протяжении всей своей истории человечество медленно, но все более верно училось отделять истину от видимости, добродетель от порока, красоту от разложения, искренность от обмана.

В конечном счете, эти четыре истины – просто четыре лица Духа, коими он сияет в проявленном мире. Критерии достоверности – это способы соприкосновения с Духом, способы приведения себя в созвучие с Космосом. Как мы сказали в начале этой главы, критерии достоверности заставляют нас смотреть в лицо действительности; они обуздывают наши эгоцентрические фантазии и нашу привычную сосредоточенность на себе; они требуют подтверждений со стороны остального Космоса; они заставляют нас выходить из себя! Это система сдержек и противовесов Космической Конституции.

И поэтому, следуя этими путями к истине, мы приходим в согласие с потоком Космоса, мы попадаем в течения, которые выносят нас из нас, за пределы нашей личности, понуждая смирять наши своекорыстные привычки по мере того, как мы входим в согласие со все более глубокими и широкими сферам истины. От со-звучия к со-гласию, от со-гласия к со-бытию: пока вдруг, внезапно мы не узнаём свое Изначальное Лицо, Лицо, которое улыбалось нам в каждом критерии истины, Лицо, которое все это время так мягко, но так настойчиво шептало нам: пожалуйста, не забывай истину, пожалуйста, не забывай благо, пожалуйста, не забывай красоту.