Глава 11 О КУЛЬТУРЕ И СУБКУЛЬТУРЕ - Возрастная психология - Абрамова

 Человек впервые реально понял, что он житель плане-ты и может — должен - мыслить и действовать в новом ас-пекте, не только аспекте отдельной личности, семьи или ро-да, государств или их союзов, но и в планетном аспекте.Он, как и все живое, может мыслить и действовать в пла-нетном аспекте только в области жизни - в биосфере, в оп-ределенной земной оболочке, с которой он неразрывно, за-кономерно связан и уйти из которой он не может. Его су-ществование есть ее функция. Он несет ее с собой всюду.И он ее неизбежно, закономерно, непрерывно изменяет.

В.В.Вернадский

Адам изваян был

По образу творца,

Но паровой котел счел непристойной

Божественную наготу

И пересоздал

По своему подобью человека:

Облек его в ливрею, без которойТот не имеет права появлятьсяВ святилищах культуры...

М.Волошин

Вся наша культура основана на жажде покупать, наидее взаимовыгодного обмена...

Э.Фромм

Слова «культура», «культурные функции», «культурноеразвитие» уже встречались в этом тексте. Думаю, что интуи-тивно читатель понимает отличие между культурным и не-культурным, это так же просто почувствовать, как отличиеживого от неживого. Объяснить же значительно труднее, аможет быть, и невозможно.

Однако люди всегда пытались это сделать, чтобы увидетьнаправление исторического времени, осознать свое место внем, понять значение конкретного пространства и временидля течения индивидуальной жизни и для жизни групп людей,построенных по разным принципам общности.

Признаки культуры, используемые в различных науках очеловеке, достаточно общеизвестны: общение с помощьюзнаков или языка, следование общим правилам или нормам,передача норм и правил через обучение. Признанным являет-ся факт разнообразия культур, а также отказ от оценочногоотношения к их содержанию, готовность понимать их.

Э.Левинас, поставив своей задачей дать философское оп-ределение идей о культуре, начал рассуждение с образа Освенцима: «Культура как смысл всеобщего человеческого об-щения и как ценность! Но можно ли мыслить культуру вне ееизвращений, непреходящая возможность чудовищности, под-тверждаемая вечно актуальным фактом существования Ос-венцима - символа, или модели, или отражения нашего века вего всемирном ужасе, - внушает нам неотвязную мысль о том,что сведение осмысленного к абсурду также способно служитьфилософским определением культуры»'.

Культура предстает перед каждым из нас в момент появле-ния на свет как «вторая природа» - жизнь, созданная людьми,она имеет свои модальности, свои группы свойств, воплощаю-щие в себе ее создателя - человека (людей) конкретного истори-ческого времени. Можно увидеть две качественно различныхмодальности, проявляющихся в путях развития науки и техни-ки, с одной стороны, и в путях развития искусства и поэзии - сдругой. Может быть, культура - это та всеобщность, котораяпозволяет преодолеть разорванность и недолговечность чело-веческого бытия? Это риторический вопрос, так как в нем естьвсе главные противоречия человеческой жизни: наличие Я и«другого», разума и чувства, страха смерти и жизнелюбия.

Знание человека, постигнутое с помощью разума, - это даньистине, тому идеальному, мыслимому закону, который череззнание становится не противостоящим человеку, а принадле-жащим ему. «Знание - это культура имманентности. Именноадекватность знания бытию с момента зарождения западнойфилософии позволяет утверждать, что нам известно только то,что было нам давно знакомо, но забыто в глубине нашего Я.Ничто трансцендентальное не может затронуть наш разум,действительно расширить его границы. Это культура челове-ческой автономии и, вероятно, с самого начала глубоко атеи-стическая культура. Мысль о том, что равно мысли»2.

Это знание глубоко одинокого разума (Я как разумногомыслителя), для которого нет другого, кроме того, что тожде-ственно Я. Сущее становится принадлежностью бытия, Я че-ловека переживает собственную силу воздействия как беско-нечно великую. Культура знания и имманентности - это прак-тика захвата, присвоения и удовлетворения.

Человеческая же природа такова, что в удержании вещи при-сутствует не только разум, но и чувство. Чувство диктует рукеформу того, что удерживает рука, - художник узнает ее раньше,

чем реально встретится с ней. Это иной - нетождественный- спо-соб придания смысла бытию. Это чувственная модельность куль-туры. В ней невозможно отождествление другого и внутреннегомира как в идеале имманентности, требуется новое понятие -понятие «собственного тела». Того тела, которое в конкретномвосприятии Я и не-Я возникает как выражение одного в другомобозначение значимости Я для не-Я и наоборот. Это событиеможно считать источником всех искусств. Изначальное вопло-щение Я в другом - это проявление, которое получает в атеисти-ческом знании западной культуры название духовной жизни.

Изначальная несводимость другого к Я создает проблемублизости с нетождественным объектом, каким в первую оче-редь является человек для человека. Возникает вопрос о том, вкакой системе значений рассматривать непохожесть человекана других людей.

Эта непохожесть и абсолютное разделение прежде всегопроявляются в появлении лица человека перед другим конкрет-ным лицом. В этом противостоянии лицу, в обоюдной смертно-сти - признание и требования, касающиеся Я каждого человека;

Я другого своей непохожестью являет собой призыв к смерти ипризыв к ответственности одновременно - это вся тяжесть люб-ви к ближнему, о которой с невыразимой тоской говорят всебиблиотеки мира. «В отличие от культуры знания, техники иискусства в этой культуре речь идет не о том, чтобы утвердитьтождественность человеческого Я самому себе, поглотив другиеприроды или выразив себя в нем, но чтобы поставить под во-прос саму эту тождественность, неограниченную свободу имогущество Я, не лишив его неповторимости»'.

Это этическая культура, в которой встреча с другим про-буждает в человеке любовь к нему и ответственность за него,такие переживания, которые не подлежат передаче их дру-гим, а именно они пробуждают и осуществляют тождество Ясамому себе.

Пропасть, разделяющая людей, глубже реальных пропас-тей. Если разум человека (культура мышления - наука и тех-ника) сможет присвоить себе Другое природы, если его чувст-ва могут быть выражены в тождественности Я другому(культура чувств - искусство и поэзия), то отношение к дру-гому человеку как к ближнему не дано в непосредственномопыте и не приходит от воздействия мира. Этическая культу-ра - это отношение к трансцендентности как к трансцендент-ности, без уловок рационализации, «разрешающей» разру-

другого человека. Это отношение можно назвать любо-Варварство всех освенцимов мира начинается с отказа отs ее со страха человека перед собственной трансценденталь-мостью не об этом ли говорит и современная история.

философская идея культуры, как бы конкретно она ни вы-пажалась, приводит к необходимости еще и еще раз возвра-титься к вопросу о человеческом в человеке, к тому, что моглобы пониматься как проявление его сущности.

У Вл. Соловьева есть такие слова: «Спасающий спасется. Воттайна прогресса - другой нет и не будет»'. Каждый поймет ихпо-своему, на спасающий переживает свою силу как принадле-жащую не только ему, но и другим. Он воспринимает свое Якак Я, связанное кровным родством с прошлым, будущим, а нетолько с настоящим, он видит свою жизнь во всей ее трансцен-дентности, воплощенной в отношении к другому, а собственноебытие представляется как бытие сущего, неслучайного.

Хотелось бы, чтобы у читателя сложилось впечатление отом, что культура как жизнь, созданная людьми, неоднороднапо своим проявлением - это наука и техника, искусство и по-эзия, это и этика.

Мне кажется, что в виде грубой схемы можно все эти сферыединой культуры представить относительно независимыми

Друг от друга следующим образом. Культура ^^У"^11.ном пространстве и времени, ограничиваясь их конкретными

параметрами, как это принято, например, в эmoтP^Ш'ш^o•.пологий или истории культуры Полинезии, культуры XIX века

и тому подобное.

Каждая культура производит свои предметы и используетпредметы природы. Созданные и использованные предметынесут те следы воздействия человека, которые отражают воз-можность человека переживать свою тождественность с нимито есть они несут на себе печать искусства и поэзии в той жемере, в какой и печать целесообразности'. Деятельность чело-веческого разума воплощается в создании текстов - инструк-ций о способах собственного мышления. За каждым текстомстоит система языка, в тексте ей соответствует все повторимоеи воспроизводимое, все, что может быть дано вне этого тек-ста. Однако одновременно у каждого текста есть смысл - ав-торское отношение к истине, правде, добру, красоте, истории.Как говорил об этом М.М.Бахтин «дух (свой и чужой) неможет быть дан как вещь (прямой объект естественных наук),а только в знаковом выражении, реализации в текстах и длясебя самого и для другого».

Текст живет только тогда, когда он читается, когда естьего автор и читатель; тождество текста написанного и поня-того невозможно. Эта идея М.М.Бахтина кажется мне оченьинтересной, он весьма полно доказал, что нет и не может бытьпотенциального единого текста текстов.

Тексты-инструкции живут в сознании читающих их людейсвоей, отличной от предметов, жизнью, создавая основу дляпреемственности духовной культуры в историческом времени.

Отношение человека к человеку регулируется тем идеа-лом человека, который существует в культуре и персонифи-цируется в действиях конкретных людей в конкретных об-стоятельствах жизни. Этот идеал как бы замысел в тексте,определяет направление в выборе средств и способов воз-действия человека на человека и человека на самого себя.«Человеческий поступок, - писал М.М.Бахтин, - есть по-тенциальный текст и может быть понят (как человеческийпоступок, а не физиологическое действие) только в диалоги-ческом контексте своего времени (как реплика, как смысло-вая позиция, как система мотивов)»2.

С кем ведется диалог? С конкретным другим. Другим какобобщением, со своим вторым - Я, с Другим как не-Я, с дру-гим, тождественным Я? На все эти вопросы можно ответитьтолько понимая другого человека, относясь к нему не как кобъекту, а как к участнику собственного сознания авторадиалога. Отношение к человеку, выраженное в тексте, - это

два сознания, представленные в одном понимании. Соотнесе-ние их - различие и тождественность - представляют собойжизнь сознания.

Автор высказывания всегда предполагает не только бли-жайших адресатов, но и некоторую высшую инстанцию от-ветного понимания, которая может изменяться в разных на-правлениях. Это специфика слова - слово обладает семанти-ческой глубиной, которая может быть познана только прирасширении (неограниченном, как говорил М.М.Бахтин) кру-га людей, которые его слышат. Для слова нет ничего страшнеебезответности. Слово вступает в диалог, которому нет смы-слового конца. Только в этом бесстрашии перед расширяю-щимся кругом слушателей слово приобретает свой смысл -достигает понимания у другого человека.

Глубина и ширина текста, раскрывающего отношения че-ловека к человеку, предполагают критерий понимания этоготекста как диалогического целого. Думаю, что таким крите-рием является в зависимости от глубины понимания: «Я-кон-цепция» автора, или «Концепция другого человека» (конкрет-ного), или «Философия жизни», или «Идеал человека», вопло-щающие степени персонификации понимающего (в перечис-ленном списке степень персонификации уменьшается от «Я-концепции» к «Идеалу человека»).

Это значит, что отношение человека к человеку имеет раз-ный уровень понимания с точки зрения представленности в ихсознании собственных сущностных характеристик и анало-гичных характеристик друг друга. Думаю, что это одно изсущественных психологических условий формирования в еди-ной культуре относительно независимых друг от друга суб-культур, критерий их различия между собой связан с вариан-тами персонификации (понимания) сущностных характери-стик человека.

Это могут быть возрастные субкультуры (подростковая,юношеская, пожилых людей), профессиональные субкультуры(юристы, педагоги, врачи и тому подобное), территориальные(городская, сельская, подразделяющиеся на еще более мелкиетерритории - дворовая, центровая, хуторская и тому подоб-ное), предметно-опосредованные (фанаты спортивного клубаили эстрадной звезды, коллекционеры, члены клубов по инте-ресам и тому подобное).

Каждая из них предлагает свой способ персонификациисущностных характеристик человека, хотя другие обстоятель-ства жизни людей - предметное окружение, способы действияс ним (использование инструкций) практически могут не отличаться как в разных субкультурах одного времени, так и всубкультурах, разделенных историческим временем.

Каждая субкультура отличается от других теми текстами, вкоторых находит отражение понимание других людей черездиалог с ними с точки зрения «третьего» участника диалога -обобщенного представления о человеке, идеала человека. Но-сителями этого идеала являются сами люди - реальные участ-ники реальных отношений, воспринимающие друг друга лицомк лицу в той опасной близости, которая обостряет проблемулюбви к ближнему до ее амбивалентного проявления ненавис-ти. Это именно те отношения, в которых сознание (слово) ис-пытывает себя на силу (возможность понимания другими), наадекватность отражения себя самого (осознание сознания).

Об успешности этого можно судить, например, по эффек-тивности мирных переговоров, ведущихся в настоящее времяразными конфликтующими странами. О ней, к сожалению,приходится пока только мечтать. Почему? Возможно, и пото-му, что «третий» участник этих диалогов точно не задан илиполностью отсутствует, а может быть, что сегодня его (пока!)и не может быть в нашем очень быстро меняющемся мире.Хочется думать, что одним из главных критериев развитиякультуры можно считать адресата текстов, которые строятлюди, принадлежащие к данной культуре. Того адресата, от-ветного понимания которого они ищут и предвосхищают вкаком-то историческом времени (прошлом или будущем). Взависимости от степени его близости, конкретности, осознан-ности и будут отличаться разные культуры друг от друга, асубкультуры - внутри одной культуры. Возможности конкре-тизации этого адресата, как я понимаю, бесконечны, как бес-конечно понимание человеком своей собственной сущности.

В наше время этот адресат большинством людей воспри-нимается в виде предмета - денег.

Мне бы хотелось донести до читателя идею о том, что куль-туру можно анализировать как неоднородное явление, имею-щее несколько возможных уровней воплощения (опредмечи-вания) идеала человека в тех текстах, которые люди обращаютдруг к другу, которые могут обратить друг к другу.

«Но в последние века человеческое общество все более вы-деляется по своему влиянию на среду, окружающую живоевещество, это общество становится в биосфере, то есть в верх-ней оболочке нашей планеты, единственным в своем родеаспектом, могущество которого растет с ходом времени со всеувеличивающейся быстротой. Оно одно изменяет новым об-разом и с возрастающей быстротой структуры самых основ

йиосферы. Оно становится все более независимым от других(Ъорм жизни и эволюционирует к новому жизненному прояв-яению»'. Какому? Что изменилось со времен В.В.Вернадскогоп этой все возрастающей быстроте? Не хотелось бы отвечать,что увеличилась опасность глобального разрушения, но онаочевидна, как хотелось бы видеть и возросшую глобальнуюпотребность в гуманитарном знании, потребность быть ус-лышанными, говоря словами М.М.Бахтина, потребность по-лучить ответ - внятный ответ на вопросы (тексты, высказы-вания) о собственном назначении. Общение с другими людь-ми у современного человека так часто и многослойно опосре-довано культурными же инструкциями и предметами, чтовстреча с конкретным, живым, персональным, телесным дру-гим приводит к появлению удивительных переживаний, осо-бенно в том случае, если этот другой во многих проявленияхузнаваем, как ты. Удивительный характер переживаний состоитв том, что они на время снимают проблемы автономности (азначит, одиночества), создают (пусть иллюзорную) возмож-ность «растворения» в другом. Вместо диалога, требующегоусилий персонально от каждого его участника, появляется«хор» - мы, где усилия всех слагаются и возвращаются к каж-дому из его участников уже в новом качестве возросшей инди-видуальной силы. (Этот эффект группового взаимодействиядостаточно широко известен в социальной психологии.)

В основе такого группового взаимодействия лежит меха-низм подражания со всеми его суггестивными проявлениями ипоследствиями, подробно описанный Б. Поршневым2.

Самое главное, что строение социальных отношений в лю-бом обществе предполагает функционирование групп людей(детей, юношей, взрослых), объединенных по принципам полаи возраста или по признакам возраста. В нашем обществе -это детский сад (дети разного пола, но одного возраста в од-ной группе), школа (то же самое), армия (одного пола, одноговозраста). В других культурах это может быть совместноепроживание мальчиков, готовящихся к обряду инициации,или отдельное проживание женщин, ставших матерями, и т.п.

Дифференцированный подход к существованию разныхгрупп людей, объединенных половыми и возрастными при-знаками, создает объективные условия для восприятия друго-го человека как равного себе, то есть к формированию чувст-ва «мы», способствующего построению персонифицированных

идеалов человека по принципу обобщения свойств и качествсверстников. Это одно из проявлений объективных социаль-ных условий, способствующих оформлению субкультурыкоторая несет в себе черты идеала человека данного историйческого времени в конкретной, часто предельно персонифи-цированной, форме.

Условно существование в культуре субкультур можно пред-ставить следующим образом:

Все субкультуры (1-5) относительно независимы друг отдруга и пересекаются только через соприкосновение с сущно-стными свойствами идеала человека, представленными в дос-тупной для каждой субкультуры форме. Носителями этихсущностных свойств являются живые (или жившие) люди,встреча с которыми и обеспечивает потенциальную возмож-ность связи разных субкультур. Представители этих субкуль-тур не обязательно находятся в одном пространстве и времени(отмечено штриховкой), они могут (и существуют) относи-тельно автономно.

Развитие каждой из субкультур потенциально обусловленопереживанием встречи с человеком, воплощающим сущност-ные человеческие качества, доступные для персонализациипредставителей данной субкультуры. Так, например, для до-школьников (на схеме первая) это может быть встреча совзрослым человеком, который совершенно не похож на техвзрослых, которых они знают. Главное, что происходит вовремя такой встречи, - это обращение к Я человека, которое пиводит к изменению в содержании чувства Мы - от кон-коетной персонифицированной обусловленности оно подни-мается на другой уровень обобщения.

Я не хочу здесь подробно останавливаться на всех деталяхформирования чувства Мы и Я - об этом подробно будетговориться при характеристике разных возрастных периодов.Опишу только некоторые типы возрастных субкультур ивзаимосвязь между ними'.

Думаю, что можно зафиксировать существование призна-ков субкультуры уже в группах дошкольников. У них естьобщие ценности, вполне материальные и ранжированные.Это проявляется в вариантах обмена (игрушек, фантиков), ввариантах оценки другого человека как равного или нерав-ного по признакам владения предметом ценности. Идеалчеловека вполне конкретен, объединение происходит по прин-ципу персонификации качеств человека в предмете. Надосказать, что эта шкала ценностей и персонификаций облада-ет, хотя и не очень высокой, но достаточной степенью ус-тойчивости, чтобы вторжение чужих других, не-Мы, быловстречено с явным сопротивлением.

Другой, очень устойчивой субкультурой является подро-стковая. Она персонифицирует свое чувство Мы в специфи-ческой форме - создается фольклор, вырабатывается новыйязык только этой общности, затрудняющей проникновениечужого другого.

Фольклор (песни, анекдоты) отражает персонифицирован-ные качества идеала данной общности, способы решения имжизненных задач, его философию жизни и смерти. Для подро-стковой субкультуры типично отражение жизни человека впредельных ее проявлениях, а экзистенциальные характери-стики самого человека остаются вне поля зрения. Подростко-вый фольклор специфичен тем, что он предлагает набор пра-вил, задач, обещая при этом успех.

Похоже, что одна из главных черт подростковой субкуль-туры - в стремлении ее к жесткой замкнутости, изолирован-ности от других общностей людей, структурированности об-щими переживаниями, создаваемыми специальными средст-вами. Это делает подростковую субкультуру крайне уязвимойДля манипулирования теми людьми, кто способствует созда-нию в этой общности людей переживаний, отличающих их отДругих (на нашей схеме вторая).

Кроме подростковой можно выделить существование имолодежной субкультуры. Признаком ее можно считать, на-пример, наличие молодежной моды, группировок по разнымпризнакам общности. Молодежная мода распространяется нетолько на одежду, но и на стиль жизни, язык, пластику дви-жений. Из истории и этнографии нашей культуры известночто молодежные группировки были всегда и специально ор-ганизовывались с целью личного и делового общения моло-дых людей. Человеку в этом общении можно было найти свойперсонифицированный образ близкого человека, кристалли-зовать, как писал Стендаль, свои лучшие чувства на каком-токонкретном человеке.

Думаю, что, как и подростковую, молодежную субкульту-ру отличает обособленность от других людей с помощью спе-циальных знаков, имеющих смысл только внутри этой куль-туры, основное же отличие от подростковой субкультуры - всоздании идеала человека не через обобщение и персонифи-кацию их правил организации жизни, а через персонифика-цию в человеке качеств идеала. Если подростку важно нечтообщее с другими делать, то юноше важно, с кем быть в своейсубкультуре. Это не просто перестановка акцентов, это и из-менение в способах построения идеала человека. В этом смыс-ле юношеский возраст подвержен созданию конкретных идеа-лов - кумиров - и следованию им (на схеме третья).

Другой тип субкультуры формируется у взрослых людей.Думаю, что основное ее свойство проявляется в возможностивидеть в конкретных свойствах человека проявление его экзи-стенциальности, соотнесение разных уровней обобщенногознания о человеке в понимании его - другого и себя тоже.Субкультура взрослых неоднородна по качеству обобщениязнаний о человеке, по возможности владения его экзистенци-альными характеристиками, но она в любом случае ощущаетих присутствие как противоречие собственной жизни, отсюдакризисы зрелой личности, необходимость их разрешения че-рез создание новых смыслов, новых форм воплощения экзи-стенции (на схеме четвертая).

Последней на схеме изображена субкультура пожилых лю-дей (пятая). Главная черта этой культуры состоит в том, чтолюди, к ней принадлежащие, обладают возможностью ото-ждествлять обобщенный идеал человека со своей собственнойжизнью. Знаменитый старческий эгоизм проявляется в том,что они склонны считать обоснованным и истинным прояв-лением жизни и качеств человека только известные им лично,то есть обобщают сущностные качества человека и жизни по

педставленности их в собственном опыте. Это увеличиваетязоыв с другими субкультурами, которые ориентированы не'олько на опыт личных переживаний, но и на других людей.

Практически типичной чертой субкультуры пожилыхлюдей становится персонификация идеала человека в собст-венном Я. Именно это, вероятно, способствовало и способ-ствует тому, что пожилой возраст человека естественноотождествляют с возрастом мудрости, хотя, как мы уже от-мечали в первых главах, сегодня эта тождественность (одноиз следствий научно-технической революции) вовсе не вос-принимается как очевидная.

Думаю, что в любой культуре есть люди (их можно назватьусловной группой), которые являются персонифицированны-ми носителями идеала человека, количество их может бытьочень невелико. В русском языке для таких людей есть слово«светочи». Может быть, оно и не самое емкое, но отражаеттот след света, который остается в душе у других людей привстрече с ними. Свет как воплощение невыразимой иначе экзи-стенциальности.

Встреча с таким человеком становится событием, тем чу-дом, право на которое имеет каждый человек.

Как писал А.Ф.Лосев: «Личность, история, слово - этот рядпонятий привел нас к необходимости создать такую категорию,которая бы охватила сразу и этот ряд и то самое "сверхъесте-ственное", "необыкновенное" и прочее, охватила в одной неде-лимой точке так, чтобы и эта последняя, вся эта невеществен-ная, не-метафизическая, не-поэтическая, а чисто мифическаяотрешенность объединилась бы в единый синтез с символом, ссамосознанием личности, с историческим событием и с самимсловом, - этим началом и истоком самого самосознания. Этозначит, что мы приходим к понятию чуда. Миф есть чудо»'.

Сложнейшее понятие чуда можно, по мнению А.Ф.Лосева,конкретизировать по следующим направлениям: 1) чудо все-гда есть оценка личности и для личности, то есть взаимоот-ношение разных планов действительности - плана персонали-зированной личности и плана целей личности идеальной;

2) чудо и совершается как взаимодействие двух планов в од-ном психологическом пространстве: 3) в чуде встречается лич-ность сама по себе, как идея, как принцип, как смысл и реаль-ное, персонифицированное, историческое ее осуществление;

4) оба эти проявления отождествляются в неделимом образе, ииозможно это потому, что есть третье, благодаря чему возможно объединение. А.Ф.Лосев называет его подлиннымпервообразом, чистой парадигмой, идеальной выполненно-стью отвлеченной идеи. Он считает, что раз есть идея и еевоплощение, то возможны разные степени ее воплощения; этоя пыталась показать, описывая разные варианты персонифи-кации сущностных характеристик человека в разных субкуль-турах: от конкретного предмета до собственного Я.

Естественно предполагать, что возможна бесконечно боль-шая степень полноты воплощения - персонификация сущностичеловека. Это есть предел всякой возможной полноты и цель-ности воплощения идеи в истории, то есть осмысленное станов-ление, реально-вещественный образ конкретного человека.Обычно всегда наблюдается только частичное совпадение ре-ально-вещественного образа человека с его идеальной заданно-стью, с его первообразом. «Тем более, - пишет А.Ф.Лосев, -нужно считать удивительным, странным, необычным, чудес-ным, когда оказывается, что личность в своем историческомразвитии вдруг хотя бы на минуту выражает и выполняет свойпервообраз целиком, достигает предела совпадения обоих пла-нов, становится тем, что сразу оказывается и веществом, и иде-альным первообразом, это и есть настоящее место для чуда»'.

Характерно, что слово «чудо» во всех языках указывает насуществование в этом моменте удивления явленному и проис-ходящему. В чуде всегда есть извещение, весть, знамение, ука-зание, свидетельство - интерпретация, объяснение событий, ане сами эти события.

Чудо встречи с человеком состоит в том, что он как быоповещает о возможном содержании экзистенциальное™ в ееконкретности. Чудо обладает всеми свойствами мифическогосимвола. Мифический символ предполагает осуществимостьличностного смысла, не логической или эстетической, но лич-ной целесообразности. Ее существование и есть главное со-держание чуда. Чудо нельзя специально создать, его можнотолько воплотить во встрече с человеком, но надо самомубыть личностью, готовой к нему, чтобы суметь воспринятьсвет, обращенный к тебе. Чудо встречи возможно, как воз-можно совпадение случайно протекающей эмпирической ис-тории личности и ее идеальным заданием, то есть совпадениесамой жизни с ее же идеалом - идеалом самой жизни.

Личностный синтез разных проявлений жизни в собствен-ной индивидуальной истории и есть чудо, мифическая целесо-образность. Этот синтез, это Я не складывается из каких-то

дарованных функций - ни из функций познания, ни изувства, ни из воли (свободы и необходимости), ни из чего-тоnnvroro. Он подчиняется закону мифической, личностной целе-сообразности, в результате дающей чудо.

Что это за целесообразность? Чего хочет личность какличность? Чего хочет Я как Я? Думаю, что самое себя, иначеэто еще называют абсолютным самоутверждением, ауто-идентичностью.

В чуде, воплощающем личностную целесообразность, вы-является предназначенность человека, переживается кровнаясвязь со своим прошлым, оно видится как источник силы иуверенности, будущее представляется реально осуществимымв своих идеально-светлых воплощениях. Чудо, встреча с нимсродни действию прощения. По сути, они равны друг другу,так как основываются на переживании возможности личнойвоплощенное™, личной персонифицируемости идеала жизни,экзистенции человека; состояние человека в момент встречи счудом можно выразить, наверно, навсегда забытым для пси-хологов словом - это блаженство от причастности к своейсобственной сущности, блаженство преодоления тоски и пус-тоты собственной жизни. Оно может быть, и часто бываетначалом новой жизни.

Это блаженное состояние может быть выражено только вприближенных значениях, так как само оно имеет предельныйхарактер. В зависимости от представлений человека об идеалежизни, собственной экзистенциальности оно может прини-мать конкретные формы (силач, шапка-невидимка и прочее)или метафорические, отражающие существование метафизи-ческих сил Добра и Зла. Понятие о чуде всегда относительно,оно предполагает осознание системы координат, в которой тоили иное событие воспринимается как чудо. Это восприятие сточки зрения соответствия события его идеально-личност-ному бытию. Тогда оно и становится чудом. С другой точкизрения, с другой позиции оно уже таковым не будет. С этойточки зрения все на свете может быть рассмотрено как самоенастоящее чудо, если изначально занять позицию блаженно-личностного самоутверждения; для этого не надо ничего осо-бенного - просто надо иметь Я, которое стремится к своемуидеальному замыслу через реальное воплощение в своем лич-ном бытии, в своей личной истории. Тогда и происходит то, очем А.Ф.Лосев написал так: «Мифическая целесообразность.или чудо, применима решительно к любой вещи, и можноговорить лишь о степенях чудесности, собственно, о степеняхи формах первозданно-блаженного личностного бытия и о

применении их к эмпирически протекающим событиям, мож-но прямо сказать, что нет даже степеней чудесности, но все цодинаковой мере чудесно. Но только к этому надо прибавитьчто каждая вещь существует лишь как модус той или другойстороны в упомянутом личностном бытии, и велика и мелкаона в силу того, модусом чего является. Это приводит будтобы к разной чудесности эмпирического бытия. На самом жеделе совершенно ясно, что чудесность как таковая совершен-но одинакова везде и что различен лишь ее объект. Весь мир ивсе его составные моменты, и все живое и все неживое, одина-ково суть миф и одинаково суть чудо»'.

Раскрывается этот мир в истории личности через слово,именно в слове осуществляется синтез личности как идеально-го принципа и ее погруженности в недра истории ее судьбы,«слово есть заново сконструированная и понятая личность»^а миф есть в словах данная чудесная личностная история.Чтобы ее рассказать, надо дать личности имя, то чудесное,магическое имя, которое отражает синтез Я, синтез личности,ее выраженность, ее осмысленность. Что делают люди, при-надлежащие к разным субкультурам? Пытаются рассказыватьдруг другу о самих себе, а ждут чуда. Дождутся ли?