Что есть незначимые стимулы для человека? - ПСИХОТЕХНОЛОГИИ - Смирнов И., Е.Безносюк, А.Журавлёв

Этот  вопрос принципиально важен для любых тестирующих алгоритмов.

Если предъявлять человеку некий сенсорный стимул, не являющийся  ноцицептивным  (т.е. не сигнализирующий об опасности в виде боли, угрозы или повреждения) , например, акустический щелчок  или какое-нибудь слово, то в ответ на первые предъявления возникнет ориентировочный рефлекс, который можно будет идентифицировать  по его физиологическим или поведенческим компонентам. При  повторных  предъявлениях этого же стимула реакция угасает и возникает вновь, как только изменятся характеристики предъявления стимула или его модальность, а также при  произвольной  концентрации  внимания  на предъявляемом стимуле. Это происходит и в том случае,  если в качестве стимулов используют слова. При этом, если предъявлять одно и то же слово, то ориентировочная реакция угасает быстрее, а если слова отличаются друг от друга - медленнее. Тем не менее, адаптация развивается, судя по опубликованным работам, и в случае монотонного предъявления разных слов. Однако слова,  сами по себе являющиеся знаками для второй сигнальной системы, всегда что-либо значат и по определению должны  хоть как-то отличаться по вызываемым ими реакциям от бессмысленных букво- или звукосочетаний.

В связи с этим в литературе  возникло  представление о _нейтральных_,  _фоновых_, _пассивных_, _реперных_, _неактивных_,  _незначимых_ словах. Налицо логическое противоречие:  с одной стороны,  по определению каждое новое слово должно вызывать ориентировочную реакцию, с другой - многочисленные наблюдения и эксперименты показывают, что предъявление длинного ряда слов сопровождается ее угашением. Как это объяснить?

Оказывается, когнитивные системы  психики  способны  очень сильно отстраиваться от тщательного анализа новых событий, если эти события несколько раз повторяются с неизменными физическими характеристиками. Так, мы перестаем слышать музыку во время печатании на машинке и т.п. Но если она прекращается, это расценивается как что-то новое, включается ориентировочная реакция и разворачивается полный анализ события. Этому  простому проявлению апперцепции посвящена масса литературы.

Мы отметим лишь, что, поскольку слово является _сигналом сигналов_ и анализируется специфическими для него когнитивными системами прежде всего семантически, то, при приблизительно  равнозначной семантике большинства слов, ориентировочная реакция при их длительном предъявлении угасает. Как только среди этой совокупности _нейтральных_ слов появляется,  например, собственное имя субъекта, он незамедлительно вздрагивает или иным путем проявляет повышение уровня алертности (изменениями плетизмограммы, дыхания и пр.). Реакция на собственное имя тоже в конце концов угасает. Тем не менее,  если на фоне нейтральных слов изредка предъявлять собственное имя или фамилию субъекта, мы всегда будем наблюдать ориентировочную реакцию.

Следовательно, мы определили одно _значимое_ слово  - собственное имя. Такие же слабоугасаемые ориентировочные реакции дают: кличка, фамилия, уменьшительное имя, иногда слово _мама_ и многие другие слова, входящие в семантику ядерных структур  личности. Психосемантические эквиваленты этих слов импринтированы сугубо индивидуально и их иногда бывает трудно определить. Важно то, что действительно оказывается возможным на фоне совокупности нейтральных (вернее сказать: равно- и  малозначимых слов) выявить группу _активных_, _значаших_, _эмоциогенных_ слов.

Итак, мы принимаем постулат о безусловной значимости любого слова,  но обязаны установить,  что реакции  на  большинство слов при  их  повторных предъявлениях становятся неотличимы от реакций на бессмысленные букво- и звукосочетания. Это в целом относится и к словам, принадлежщим _ядерным_ образованиям, с той лишь разницей, что угасание при этом происходит медленно, а в некоторых случаях не происходит вовсе.

Когда же встречаются другие столь же значимые слова, которые по сопровождающим их восприятие реакциям резко отличаются от совокупности других слов семантического тезауруса?

Прежде всего в тех случаях, когда мы имеем дело со следами аффекта. Из работ А.Р. Лурии, сделанных им в 20-е годы и основанных на исследованиях школ Крепелина и Юнга, мы находим, что _экспериментальная диагностика скрываемых личностью содержаний сознания перестает казаться невозможной, а методы такой диагностики не сегодня-завтра могут войти в повседневную практику. ...Каждое  сильное аффективное  состояние  сопровождается глубокими нарушениями функций в организме человека (...). Аффект нарушает всю энергетику организма. А так как корни всякого аффективного состояния сосредоточены, конечно, в деятельности его нервной системы, дающей ответы и на внешние и на внутренние раздражители, то ясно, что максимальные отклонения при аффекте наблюдаются именно в  высших  нервно-психических процессах: мышлении, скорости и правильности ответов организма, распределении и устойчивости его внимания, закреплении и сохранении его навыков и т.д._. В наше время под _ответами организма_ мы можем иметь в виду весь огромный спектр физиологических и поведенческих реакций,  для регистрации которых существует развитая технология средств. Но в 2О-е  годы А.Р. Лурия вынужден был ограничиться сочетанием возможностей, которые давал  при  диагностике  следов  аффекта  ассоциативный эксперимент,  с возможностями регистрации непроизвольных мышечных реакций. Суть его знаменитой _сопряженной_ методики состояла в следующем.

Сопряженный ассоциативно-моторный метод состоит в предъявлении испытуемому ряда слов, в ответ на которые он должен максимально быстро ответить первым пришедшим в голову словом и  нажать  на кнопку.  _...прежде всего мы получаем полную возможность объективно отличить нормальную,  индифферентную реакцию (хотя бы и несколько замедленную), от реакции аффективной, конфликтной, обнаруживающей следы некоторого возбуждения. Дело в том, что моторная реакция, сопряженная с нормальным ассоциативным процессом, протекает обычно совершенно правильно и представляет собой простой правильный нажим; моторика же аффективного процесса всегда дает нам признаки резкого  возбуждения: кривая нажима становится конфликтной, изломанной, покрытой резкими дрожательными движениями. Наличие этих симптомов уже является достаточным признаком аффективности реакции_.  

А.Р. Лурия применил сопряженную ассоциативно-моторную методику для диагностики следов аффекта у преступников и показал, что _изучение  моторной  сферы дает нам здесь возможность непосредс твенно судить о степени аффективности самого ассоциативного процесса, а, следовательно, и о том, насколько резкие аффективные следы возбуждаются в психике испытуемого данным словом-раздражителем_. Из приводимых автором примеров видно, что моторные реакции не зависят от реакций ассоциативных.  При этом наблюдаются реакции,  совершенно отличающиеся от прочих,  на слова,  которые  так или иначе связаны с когда-то имевшим место аффектом.

Таким образом, мы определили вторую группу слов, совокупность  ответных реакций на которые будет отличаться от таковых на большинство слов тезауруса:  это слова, которые ассоциативно связаны с  когда-то имевшим место аффектом или сильной эмоциональной реакцией.  Например (по  А.Р.Лурия), при обследовании субъекта в  ответ на слово _полотенце_ последовала реакция - _холстинное_, не отличающаяся по латентному периоду от реакций на все прочие слова. Но моторная реакции при этом была изломанной с наличием множества своеобразных дрожаний. Субъект за 5 суток до обследования  вытирал полотенцем окровавленные после убийства руки.

Можно предположить, что при знании испытуемым сущности процедуры или при некоторой специальной тренированности  можно контролировать моторные реакции. Но это несущественно для наших задач, тем более, что в распоряжении исследователей имеются куда более совершенные средства регистрации не только неосознаваемых,  но одновременно и непроизвольных (т.е. не подлежащих волевому контролю) реакций, каковые и используются в детекторах лжи.

Выделим в этих исследованиях более важное.

Принципиально любой детектор лжи предназначен для определения сознательно скрываемой информации, входящей в компетенцию сознания субъекта. Другими словами,  детектор  лжи  не  есть  полноценный инструмент для психосемантического анализа,  поскольку определяет только малую толику психосемантических  элементов,  доступную пользователю осознанию). Поэтому с помощью детектора лжи было бы чрезвычайно трудно  определить  наличие неосознаваемого интрапсихического конфликта и установить его фабулу.

Случай с _полотенцем_ показывает совершенно иные возможности диагностировать аффект в неосознаваемой психической  сфере: именно с окровавленным куском полотенца убийца и был задержан и, следовательно,  ему не было необходимости скрывать этот факт и пытаться как-то модифицировать реакцию на слово _полотенце_.

Это значит, что психосемантический эквивалент слова _полотенце_ имеет в матрице,  соответствующей контексту ситуации убийства, значительно больше ассоциативных связей, чем в матрице, содержащей, например, информацию о домашнем белье.

Это значит,  что,  предъявив испытуемому все слова из его лексикона, можно было бы выделить совокупность слов, совершенно однозначно  связанных  с  преступлением. Нетрудно представить, что, наряду со словами _убийство_, _кровь_, _смерть_, _труп_, _топор_ и прочими, мы выделили бы слова из контекста ситуации, которые сами по себе,  не будучи в контексте, не несут никакой аффективной нагрузки: _полотенце_, _вытирать_, _капли_, _пол_, _комод_, _слоники_ и др.

В то время не  было  технической  возможности  осуществить это: мы рассчитали, изучив приводимые А.Р. Лурия кимограммы, что даже для сакраментального лексикона из 17 слов потребовалось бы более трех часов времени. Важно, что из работ А.Р.Лурия неявно вытекает возможность выявлять особенные слова,  которые не только не скрываемы сознательно и намеренно субъектом,  но ни разу даже мысленно им не произнесены.

Например, к числу таких слов в разбираемом примере с _полотенцем_ предположительно можно отнести, среди прочих, и слово _грех_, так как, невзирая на то, считает или не считает преступник  убийство греховным, очень высока вероятность попадания этого слова в ту же психосемантическую матрицу, где сгруппированы все эквиваленты  контекста  вокруг  ключевого  элемента _убийство_. Следовательно, можно предположить, что при предъявлении большого  списка  слов преступнику можно будет выделить совокупность, которая будет отражать след совершенного убийства,  находящийся  не в доступной сознанию памяти,  а в неосознаваемой психической сфере.  Среди таких слов неизбежно встретятся и такие,  которые  ни сам преступник,  ни исследователь, не смогут легко интерпретировать на осознаваемом уровне в рамках  фабулы  преступления. Так,  например,  выделится слово _крыша_,  потому что в окно во время убийства была видна крыша соседнего дома, слово _Василий_- потому, что в детстве священник отец Василий учил: _Не убий_, и т. п.

Тем не менее, большинство слов статистически сгруппируется вокруг слова _убийство_ и позволит воспроизвести его контекст и восстановить недостающие элементы фабулы преступления.  Все эти слова будут значимы только в совокупности и лишь  некоторые  из них  - по отдельности.  При этом мерой значимости каждого слова будет количество связей с другими словами из этой и других матриц, что можно будет оценить,  например,  измерив когнитивное время, которое будет затрачено от момента предъявления данного слова до окончания реагировании.

Таким образом мы определили третью группу  значимых слов. Эти слова, сами по себе не являющиеся _эмоциогенными_, но связанные с пережитым аффектом,  вовлекаются в психосемантическую матрицу, формируемую вокруг эквивалентов ключевых слов из второй группы. Поскольку в число таких слов могут попадать  очень далекие и неожиданные слова, интерпретация их в контексте решаемой задачи может оказаться непростой. Но сам факт выявления таких  слов свидетельствует о возможности диагностировать неосознаваемую психическую сферу,  что очень сложно сделать при использовании детектора лжи. Если последний диагностирует скрываемую   информацию, то сопряженная методика диагностирует информацию скрытую. Разница в том, что последняя,  и отличие от первой,  представляет собой, наряду с сознательно скрываемой,  еще и никогда не осознаваемую информацию. К ней в большинстве случаев относятся вербальные эквиваленты неосознаваемых мотивов,  в т.ч.  патологических,  причин интра- и интерпсихических конфликтов и др.

 Поэтому мы склонны рассматривать  нашу методику  как принципиально иное, чем детектор лжи, техническое решение. Поскольку при этом выявляется, кроме скрываемой, истинная информация, недоступная пользователю (неосознаваемая), можно назвать  метод в этой модификации _детектором истины_. Поэтому, например, _детектор истины_ в отличие от детектора лжи можно успешно использовать для психоанализа.

Наконец, четвертой группой слов, реакции на  совокупность которых  будут  статистически отличаться от реакций на совокупность всех прочих слов, являются слова-_табу_. К ним относится прежде  всего  нецензурная брань и комплекс табуированных слов, специфический для данной популяции и социума. В экспериментальной ситуации, вне контекста их привычного использования, такие слова даже для людей, постоянно их употребляюших, составляют предмет экстремального реагирования и обычно сопровождаются явлениями перцептивной защиты.

Итак, предположительно  значимыми  словами для субъекта по отличиям возникающих при их восприятии реакций могут быть:

1) слова,  сопряженные с _ядерными_ образованиями личности и прежде всего с объектами ранней детской социализации - все варианты собственного имени и фамилии, имена близких, вербальные эквиваленты образа матери и собственного _Я_ и др.;

2) слова,  эквивалентные  ключевым психосемантическим элементам для имевшего место и  прошлом существенного дискрета состояния субъекта - аффекта или иного эмоционального события;

3) слова, значимые только в совокупности с ключевыми для данной матрицы (например,  слово _врач_ для ипохондрика само по себе будет непостоянно и мало значимо, но в совокупности со словами, характериэуюшими  его  внутреннюю  картину  болезни - составит постоянно и устойчиво доминирующую  психосемантичесхую матрицу);

4) слова-_табу_, среди которых наиболее устойчиво присутствует нецензурная брань.

При внимательном анализе имеюшихся данных  нетрудно  заметить, что существует воэможость априори предположить, что реакции на слова из различных групп могут быть  совершенно  неоднозначными.  Так,  например, у практически здорового человека в условно- интактном состоянии,  не обремененного комплексами и не _хранящего в шкафу труп_,  высоковероятно быстрое обнаружение слов из первой и четвертой групп и менее вероятно легкое  установление слов третьей и особенно второй групп. У больного же алкоголизмом очень вероятно выделение слов третьей группы, группирующихся в семантический кластер _Алкоголь_:  _магазин_, _пивная_, _закусь_, _подворотня_ и др.

При этом предположительно и характер этих реакций будет различаться. Так, в ситуации явного тестирования у больного алкоголизмом,  который  скрывает свой _порок_,  все слова третьей группы из кластера _Алкоголь_  вызовут  защитную  реакцию,  что можно будет наблюдать по КГР, расширению сосудов головы и сужению сосудов пальца, удлинению времени реакций и пр. Напротив, у такого же больного, не скрывающего своего_страдания, будет наблюдаться выраженная ориентировочная, но не оборонительная, реакция: среди тех же параметров сосуды головы сузятся.

Следует заметить, что традиционное деление реакций, возникающих при предъявлении семантических стимулов,  на ориентировочные и оборонительные, нам представляется недостаточным. На основании  имеющихся экспериментальных данных возникает предположение о куда более сложной иерархии реакций организма на семантику стимула.

Из всего изложенного видно,  что проблемы, возникающие при создании новых психосемантичесних алгоритмов, значительно более сложны, чем те, которые приходится решать в области традиционной  психосемантики.  Новые алгоритмы могут быть созданы только на стыке множества внешне разнородных приемов и лишь при использовании сложных адаптивных процедур,  реализовать которые можно только с применением компьютерных технологий.