СЛОВА, СЛОВЕСА И СЛОВЕЧКИ... - Дело вкуса - Лев Кассиль

   Представьте себе на секунду (прошу вас, на секунду, не более!), что эта

глава начиналась бы так:

   "Радостная весть как молния облетела все уголки швейной фабрики № 4.

Бригада закройщицы Федориной, самоотверженно работая в обстановке

огромного трудового подъема и высокого творческого энтузиазма, добилась

выдающегося успеха, пошив в процессе напряженного предпраздничного

соцсоревнования сверх установленной программы 50 распашонок для фабричных

детских яслей..."

   - Эк его понесло! Заблаговестил... Бухает из пушки по воробьям. А еще

берется писать о хорошем вкусе,- в сердцах сказали бы вы и уж вряд ли бы

читали книгу мою дальше.

   Но не спешите, махнув рукой и высказав в мой адрес слова, которые не

всегда лезут в печатную строку, закрывать книгу.

   ...Погодите! Это шутка... С известным умыслом я нарочно начал главу

эдаким велеречивым сообщением. Разумеется, я несколько сгустил краски.

   Но, ей-же богу, только немного! В самом деле, разве не приходится нам

встречать кое-где еще в газетах, слышать иногда с трибуны, а подчас - увы!

- и в радиопередачах вот такие, не в меру ложно патетические, раздутые

словеса?! Они, я уверяю, вместо того чтобы порадовать людей простым

деловым сообщением о каких-то пусть скромных, но жизненно важных делах

наших, вызывают раздражение или скучный зевок у читателя и слушателя.

   Вот я и позволил себе продолжить давно уже начатый разговор о том, что

у нас иной раз в силу дурной казенной привычки, из-за отсутствия вкуса к

верному слову пускают в ход слишком громкие слова по поводу вещей, о

которых следовало бы говорить скромно, без крика is звона. Еще великий

композитор Гуно как-то очень хорошо сказал, что добро не делает шума, а

шум не делает добра. То есть, настоящие, хорошие, добрые люди не нуждаются

в излишней шумихе. А крикливая сенсация не приведет к добру.

   Мне уже приходилось писать, что такие тирады, как "в обстановке

неслыханного подъема", "с огромным энтузиазмом", и некоторые другие, часто

механически и не к месту повторяемые, несоразмеряемыз с поводом для

произношения их, стираются в своем звучании, утрачивают свой глубокий

первоначальный смысл, становятся недопустимо ходовыми: для них уже у

стенографисток имеются заготовленные знаки - один на целую фразу...

Подобного рода готовенькие, обкатанные фразы, вписанные в шпаргалки, без

которых не обходятся иные лекторы, агитаторы, так же засоряют наш

прекрасный русский язык, как и лихие обороты речи, на которые так падки

некоторые наши молодые люди.

   Так будет уместно напомнить, что культуре языка, смысловому качеству и

эмоциональному полнозвучию разговорной речи вредит как один, так и другой

шаблон.

   С одной стороны - "слоаа-дистрофики", оторвавшиеся от корня, иссушенные

применением их не по существу, обескровленные тем, что они не питаются ни

мыслью, ни искренним чувством. С другой - изуродованные "слова-калеки" -

жаргонные, вызывающе простецкие, лихо вывихнутые вульгарные словечки,

которыми кокетничают те, кто полагает, будто этим они ведут борьбу с

казенщиной. Ложно красивые словеса и залихватские словечки проникают в

язык через разные "двери", но одинаково портят, засоряют и мертвят живую

речь.

   И словеса и словечки эти несоразмерны с тем истинным смыслом, который

предназначено выразить ими. Нескромная манера речи часто входит уже и в

языковый обиход.

   Особенно злоупотребляют этим в быту молодые люди, полагающие, что им за

словом в карман лезть не приходится и, чем хлеще слово соскочит с языка,

тем оно покажется умнее и оригинальнее. То и дело слышишь из уст этих

бравых словорубов: "Мне дико некогда", "Я хочу безумно есть", "Потрясающая

погода" (да еше иногда для шика:

   "Пстрясная погодка"), "Время провели колоссально!", "Гуляли мы

исключительно", "Танцевать с ней-абсолютно гениально!"...

   Я уже не говорю о том, что многие из этих речений с легкое руки, а

вернее, с легкой мысли пустомель ставшие ходовыми, грубо нарушают правила

грамматики. Они должны были бы просто как кость застревать в горле у

мало-мальски культурного человека. Но пока что они звучат и вязнут у нас в

ушах чаще, чем в горле тех, кто любит порезвиться эдакими "колоссальными",

"исключительными", "потрясающими" и "гениальными" тирадами.

   Бывает, что и речь совсем не плохих, толково думающих, работящих и как

будто тянущихся к культуре девушек и юношей уснащается выражениями, в

которых слышится то блатной "код" уголовников, то бравада дешевого,

чуждого нашей молодежи снобизма. Встречаются такие, что и слова в простоте

не скажут. Только и слышишь от них: "чудик", "шмакодявка", "приветик",

"законно", "железно", "хана". Компанию своих товарищей такие ухари

называют "кодлой", привлекательную девушку - "кадришкой", принадлежности

костюма - "шмотками".

   Вместо того чтобы пригласить друзей на прогулку, они скажут:

"Прошвырнемся" или "Двинули, похряем?" Человека, который чем-нибудь

поразит их, похвалят: "От дает жизни! Силен, бродяга!" Зовя вас в

столовую, они предложат: "Аида порубаем щец!" В ответ на разумный

товарищеский укор тотчас же последует презрительное: "Ах, рыдаю". А если

подобному речетворцу, а вернее, пустобреху сообщат что-нибудь

немаловажное, всех касающееся, он немедленно отмахнется: "Мне все это-до

лампочки!"

   Замечал я, что иногда употребление нарочито грубых, жаргонных словечек

вызывается скрытой застенчивостью, которая свойственна ребятам, из

скромности чурающимся громких слов. И вот тогда, вместо того чтобы

сообщить, скажем, о дружной и успешной работе бригады, вам бросят:

   "Да, уж вкалывали на всю железку!"

   Видно, мнится таким ребятам по простоте душевной, что они ушли от

ходовой, казенной формулы и нарочитой суровостью заслонились от чрезмерных

похвал. Но большей частью, если вдуматься как следует, всякие эти

нарочитые небрежности речи, все эти "вольные словечки" не что иное, как те

же шаблоны, от которых мертвеет живая душа слова.

   Они порождены или ложным стыдом, заставляющим человека прятать свои

искренние чувства, или погоней за мнимой оригинальностью и боязнью

показаться банальным, или штампованным острячеством, а чаще всего неумной

потугой заявить свою независимость при всех обстоятельствах. Но разве

самостоятельное мышление, уверенная свобода человека, с умом и душой

делающего свое дело, не терпящего благостно-умильных словес, выражаются

подобными словечками, назойливо рядящимися в грубо простецкую форму, а

бывает, и в откровенно хулиганские штампы?

   Где-то, возможно, при известных обстоятельствах и в определенной

обстановке такие слова были впервые произнесены и к месту,

соответствовали, допускаю, какому-то настроению, особым условиям, при

которых они звучали даже как меткие и находчивые выражения. Но потом они

были подхвачены людьми, у которых собственный запас слов весьма скуден, а

желания прослыть остроумным и всему на свете цену знающим - хоть отбавляй!

Так и возникает невзыскательны!"!, малоопрятный строй речи, пошлая манера

и дурная привычка придавать во что бы то ни стало наплевательский тон

разговору о многих серьезных вещах, требующих строгих, скромных слов.

   А ведь словесный мусор рано или поздно, если человек вовремя не

избавится от него, s конце концов засорит и душу. Хорошо еще, если

подобное увлечение жаргоном было преходящим, ну просто временной данью

моде. Но ведь постепенно это может стать привычной сущностью человека,

постоянным ощущением, что нет для него ничего в мире святого. И тогда уж

ему действительно все будет, как выражаются сами любители жаргона, "до

лампочки"...

   В самом деле, может ли, скажем, человек, искренне полюбивший девушку,

даже в своей интимной мужской компании говорить о ней, что она "девуля -

класс! На большой с присыпкой! Своя в доску на все сто..."? Право же, не

скажет он так, если по-настоящему, искренне и уважительно любит.

   Тут я уже заранее слышу упреки в адрес некоторых молодых писателей,

которые, мол, пропагандируют в своих произведениях жаргонные словечки. Да,

для таких упреков, к сожалению, есть достаточно много поводов.

Действительно, в книгах иных молодых, одаренных писателей некоторые

персонажи злоупотребляют выражениями, которые я приводил выше. Авторы

объясняют это стремлением жизненно правдиво нарисовать того или иного

героя, передать определенный, живой колорит, часто необходимый для

создания атмосферы, в которой живут изображаемые люди.

   Но дело тут, конечно, в чувстве меры. И надо помнить, что не всякое

лыко, путающееся у нас в обиходном просторечии, должно обязательно лезть в

строку. Здесь, разумеется, необходимы художественный такт, точный вкус,

взыскательный и умный отбор. Без этого писатель оказывается во власти

языкового натурализма, отвратительного, как и всякий другой натурализм в

искусстве. Истинный художник умеет передать живую, ершистую, может быть,

иной раз и режущую слух речь избранных им персонажей смело, точно,

правдиво, не щеголяя чересчур смачными оборотами, но искусно воссоздавая

жизненность передаваемых интонаций.

   Теперь возвратимся опять к тому, о чем мы говорили в начале главы,- к

словам и словечкам. Ужасно, когда гулкие, пустопорожние словеса звучат с

общественной трибуны, в газете, в воспитательной работе, в пропаганде.

   Становится очень обидно за большие, хорошие слова, которым надлежит

выражать понятия самые дорогие, самые важные, а подчас и священные для

нас. Нельзя швыряться ими как попало! Вспомним-ка, что в прежнее время в

семьях верующих и в старой школе ребятам запрещали божиться и вообще, как

тогда выражались, употреблять имя божье всуе... Что же, в этом был свой

регон, свой смысл! Осуждались бокгба, злоупотребление всякгши словесными

формами, приуготовленными для мслигвы и торжественных случаев. Тем самым

оберегался священный для религиозно настроенных людей смысл высокого,

"божественного" слова.

   У нас, у советских людей, давно уже выработались свои собственные и

притом весьгла высокие представления обо всем, что является сутью и

смыслом нашей жизни. Она заполнена дружным всенародным трудом и уверенно

устремлена в будущее. А будущее это, как мы непоколебимо убеждены, станет

коммунистическим, то есть отвечающим самым лучшим, самым заветным помыслам

человечества.

   Было время, когда нам приходилось впервые на весь мир, перешибая

злобный вой к крик наших недругов, на каждом шагу и во всеуслышание

заявлять о своих идеалах. Как писал Маяковский, требовалось переорать и

вьюги, и пушки, и ругань. Октябрьская революция придала этим идеалам

глубокую реальность и открыла впервые в истории путь к тому, чтобы они

восторжествовали, стали бы новой, прекрасной формой существования

миллионов людей. И нет ничего удивительного в том, что в народный язык, в

повседневную речь, в домашний обиход и уличный говор запросто вошли

высокие, прекрасные слова о революции, о свободе, о труде, о творческом

энтузиазме масс. Эти полные вдохновляющего смысла, веские и звучные слова

насытили и поэзию нашу. Они поныне остались дорогими для нас, и мы

произносим их с гордостью и уважением, когда речь идет о делах

значительных, о явлениях важных, волнующих, требующих веских и звучных

формулировок. И не вина таких слов и понятий в том, что их слишком часто и

совсем не к месту произносят кое-какие записные ораторы...

   Иногда такие ораторы очень любят шумно распространяться, например, на

тему о подвиге, не вникая, по существу, в смысл этого гордого и

требовательного понятия.

   Выполнит, скажем, завод план производства, то есть сделают честные люди

то, что им полагается сделать за установленный срок,- вместо того чтобы

сердечно поздравить хорошо, добросовестно выполнивших свой прямой долг

тружеников, бюрократ-говорун называет их всех чуть ли не

героями-подвижниками, кричит, что совершен подвиг.

   Школьник увидел, что прохожий обронил кошелек с деньгами, поднял его и

вернул владельцу - умиленный любитель неумеренно громких словес опять

вопит о подвиге, вместо того чтобы простыми, человеческими словами

сказать, что мальчик поступил, как должен был поступить всякий честный,

порядочный, имеющий совесть школьник, не желающий вырасти ворюгой.

   Нельзя, нельзя так снижать представление о подвиге!

   Истинный подвиг-это не рядовое, обычное, повседневное выполнение того,

что тебе полагается делать. Это нечто более славное и волнующее, чем

нормальное следование простейшим и элементарным правилам, которые обязан

выполнять каждый сознательный человек. Подвиг - это преодоление каких-то

особых трудностей, а подчас и прямых опасностей. Это часто акт

самопожертвования, результат гзроической решимости или сверхчеловеческого

напряжения сил. Это дело, свидетельствующее о героических свойствах души,

об истинном мужестве ее.

   Да, вот Гагарин и его "небесные братья" и "сестра", первыми проникшие в

дали космоса, совершили подлинный подвиг, ибо, как ни великолепна могучая

техника, которой их оснастила советская наука, все же риск первых

проникновении в неизведанное всегда огромен.

   Да, молодежь наша, не страшась трудностей и лишений, по призыву партии

устремившаяся осваивать и заселять безлюдные просторы целины, возводить

гигантские плотины и новые предприятия на Дальнем Востоке, показала, что

такое настоящий массовый трудовой подвиг.

   Да, проявляет подлинную самоотверженность человек, добровольно

отказывающийся от удобного для него, привычного рабочего места и идущий,

несмотря на снижение зарплаты, в отстающую бригаду, чтобы помочь ей.

   И ученый, на себе пробующий еще неизведанное лекарство с риском для

жизни, творит истинный подвиг.

   И школьник-комсомолац, который, как недавно сообщили газеты, бросился

спасать ребенка из-под колес поезда и сам погиб при этом,- вот он

настоящий герой, то, что он совершил, великий подвиг!

   Так будем беречь в своем сердце и своем сознании высокие представления

об истинном человеческом подвиге!

   Разве можно позволить бойкими и визгливыми подчас словесами

обесценивать высокие, величественные и трепетные понятия?!

   С. Я. Маршак хорошо сказал о том, как взыскательно мысль и чувство

должны отбирать для своего выражения нужные слова:

   "Слова расположены в нашем сознании не так, как в словарях или

справочниках,- не порознь, не по алфавиту и не по грамматическим

категориям. Они тесно связаны с многообразными нашими чувствами и

ощущениями. Нам не придет на память гневное, острое, меткое слово, пока мы

по-настоящему не разгневаемся. Мы не найдем горячих, нежных, ласковых

слов, пока не проникнемся подлинной нежностью".

   Эти верные строки еще раз напоминают о том, что режим слова органически

связан с истинным состоянием дум и чувств человека. Речь идет, так

сказать, о гигиене слова. Выполнение требований ее необходимо для

сохранения морального здоровья человека и общества. И прав К. И.

Чуковский, который в своей известной книге "Живой как жизнь", говоря о

зловредности казенных слов, шаблонов и бюрократической фразеологии,

называет их аморальными.

   "Какой удобной ширмой для злостных очковтирателей служила штампованная,

казенная речь с ее застывшими, казенными формулами...".

   Да, был период в нашей жизни, когда неумеренно и торжественно, при всех

подходящих и в самых неподходящих случаях, в любой публичной речи

непременно славили одного человека... Тогда и пошли везде в ход

всевозможные словесные, риторические излишества. А подобные нагромождения

слов без нужды и повода не украшают, не проясняют, не расширяют горизонты

истинной мысли, а лишь заслоняют их и темнят.

   Вкусу серьезного и культурного человека одинаково претят как словечки с

ухарски жаргонным присвистом, так и велеречивые фразы, где истинный смысл

глохнет в анфиладе гулких, но пустых, холодных словес. Ведь не станет же

он, объясняясь сегодня в любзи девушке, говорить: "Вы лучезарная владычица

моего пышащего страстью, с магнетической силой влекомого к вам сердца..."

   Или: "Разрешите проинформировать вас, что весь истекший период я прожил

в состоянии страстного любовного подъема и исключительного энтузиазма

личных чувств, выразившихся в неуклонном стремлении по вашему адресу..."

   Нет, не будет он говорить ни так, ни эдак, если только уважает свое

чувство, если какой-нибудь бюрократический слон не наступил ему своей

казенной печатью на ухо...

   Так почему же, говоря на так называемые общественные темы, кое-кто

позволяет себе громыхать и бряцать пышными словесами, обидными для чувств

и сознания слушателей. Иные оправдывают - трибуна, мол, как горячий конь,

понесет тебя, куда ты и сам не гадал.

   Что же, нам надо вовремя осаживать таких самоупоенных всадников,

слишком уж готовых всегда оседлать трибуну: "С чужого коня и среди грязи

долой!"

   Нельзя позволить, чтобы забрызгивали слюной казенного умиления или

заляпывали смачными площадными словечками то, что нам дороже всего на

свете!

   Сегодня горизонты нашей жизни очищаются от всего громоздкого,

фальшивого, закрывавшего от нас большие заветные дали. Многим важнейшим

понятиям возвращен их первоначальный, единственно верный смысл. С новой,

реальной и горячей силой прозвучали в Программе партии такие слова, как

мир, труд, свобода, равенство, братство, счастье.

   Но это - слова-знамена. Их не выносят по любому поводу. С ними не

отправляются на базар или на семейную прогулку. С такими словами идут на

большой труд или на истинный подвиг. Знамя обычно стоит в почетном углу.

   Самые дорогие слова и понятия живут в заветных уголкях нашего сердца.

Ленинградский поэт Вадим Шефнер хорошо сказал об этих словах:

   Повторять их не смею на каждом шагу,- Как знамена в чехле, их в душе

берегу.

   Надо беречь такие слова! Нельзя превращать дорогие для нас понятия в

ходовые словеса, как нельзя допустить, чтобы молодую душу поганили

циничные и развязные словечки. Борясь со злоупотреблениями пышными

словесами, наносящими такой урон нашему общественно-разговорному обиходу

надо противопоставлять им не жаргон, не разнузцанны"' бульварные манеры

речи, а язык живой, полногласный. звучащий в гармонии с делами, думами,

ощущениями к чувствами, которые дано ему выразить.

   Не забывайте, что стиль речи человека всегда почти отражает его вкусы.