6. Знание – сила?.. (несколько слов о технике безопасности) - ЧЕЛОВЕК-ОРКЕСТР. Микроструктура общения- Кроль Л.М., Михайлова Е.Л.

Что же дает внятное разделение своих проявлений на отно­сительно независимые и как-то дополняющие друг друга слои со всей разнокалиберностью их деталей и зачем человеку нуж­но погружение во множество образов своего поведения? (Разу­меется, пластическое "зеркало" – только одна из линий мик­роструктурного тренинга, но попытаемся воспользоваться этим примером для того, чтобы ответить на вопросы, которые возникают и по поводу всего тренингового цикла).

Авторам случилось несколько раз попасть в сложное поло­жение как раз в духе вопроса: "Зачем все это нужно?", – только поставленного неожиданно и острее, чем это обычно бывает в группах. Один из наиболее невинных, но достаточно ярких примеров таков.

В кулуарах представительной профессиональ­ной конференции, разговорившись с уважаемым коллегой и несколько (был грех!) увлекшись, мы позволили себе минуты две подробно говорить о его жестах – весьма, надо сказать, отточенных и вы­разительных. Не обошлось и без кое-какого беглого "зеркала": как уже было сказано, словесное описа­ние неточно и громоздко.

"Зачем вы это мне рассказали, – такова была ре­акция, – я теперь буду об этом помнить и потеряю непосредственность". Со временем этот ответ пере­стал казаться курьезным, хотя, как нам до сих пор кажется, непосредственность от одного разговора еще никто не потерял. Но подобные эпизоды заста­вили всерьез поразмыслить о том, какие опасности содержит Зеркало (пластическое ли, ассоциатив­ное или какое-нибудь еще), а стало быть, и о про­тивоядиях.

Одна из сил, могущих, как мы видели, отталкивать от Зер­кала – это страх и нежелание начать видеть лишнее, зафик­сироваться на ранее не осознававшихся ("непосредствен­ность") моментах в своем или чужом поведении. Эта опасность увидеть "механику" того, что казалось целостным и единст­венно возможным, утонув при этом в хаосе деталей, описана (и как!) в повести "Импровизатор", принадлежащей перу В.Ф. Одоевского. Бедный поэт Киприяно становится несрав­ненным профессионалом, заключив дьявольский договор с ужасным доктором Сегелиелем; цена – удел пожизненно "все знать, все видеть, все понимать": "Несчастный страдал до неимоверности; все: зрение, слух, обоняние, вкус, осязание, – все чувства, все нервы его получили микроскопическую спо­собность, и в известном фокусе малейшая пылинка, малейшее насекомое, не существующее для нас, теснило его, гнало из мира; щебетание бабочкиного крыла раздирало его ухо; самая гладкая поверхность щекотала его; все в природе разлагалось пред ним, но ничто не соединялось в душе его: он все видел, все понимал, но между им и людьми, между им и природой была вечная бездна; ничто в мире не сочувствовало ему". Насколько же реальная опасность "потерять непосредственность" и не грозит ли наше увеличивающее "зеркало", да и весь микро­структурный подход муками несчастного импровизатора?

К счастью, без договора с дьяволом или его полномочным представителем это невозможно. Запас разнообразия (и в дей­ствии, и в восприятии) велик; осознавая множество особенно­стей своего и чужого поведения, человек не только не превра­щается в несчастный автомат, а пожалуй что и наоборот. За­тертое, привычное – то есть, автоматическое – как бы зацве­тает новыми смыслами, связями, сравнениями. Ведь ужас по­ложения Киприяно состоял в том, что он стал не просто видеть строение всего вокруг, а видеть его во многом глазами своего "благодетеля", то есть бессмысленным набором шевелящихся элементов, лишенным любви и света.

В отличие от доктора Сегелиеля, презиравшего, как и сле­дует бесу, род людской, мы полагаем обратное: каждый фраг­мент поведения при внимательном и непредвзятом рассмотре­нии "с увеличением" оказывается не абсурдным копошением, а по-своему стройным микрокосмосом, где дух порой захваты­вает от богатства неожиданной жизни, которая потенциально-то всегда здесь была, но для реализации нуждается в "оптике".

Давным-давно работая с группами, мы до сих пор не знаем, какими "цветами" заиграет вот эта рука вот этого обычного человека. Он и сам этого не знает. Но вместе мы можем это увидеть – разумеется, если правильно настроить "мелкоскоп". О некоторых правилах речь уже шла, хотя мы хорошо понимали, что пишем не учебник для профессионалов. Есть, пожалуй, еще одно обстоятельство, заслуживающее упомина­ния в разговоре об опасностях и противоядиях. Рассмотрение движения (или любого другого проявления) с сильным увели­чением – это рабочий инструмент, и только. Такое видение не остается в неизменности с участником группы "на всю остав­шуюся жизнь": оно как бы вступает в реакцию синтеза с при­вычным взглядом на вещи или способом действия и изнутри меняет его, но и само при этом перестает существовать в чис­том, "лабораторном" виде.

Здесь мы вплотную подходим к еще двум опасностям, тая­щимся в Зеркале. Страшно не найти из Зазеркалья дороги назад – но страшно и вернуться ни с чем, потерять всякую связь с "тем берегом". В сказках феи и русалки часто не хотят отпускать героя обратно к людям, соблазняя его красотами и сокровищами волшебного мира, а то и просто лишая памяти. Но и благополучно вернувшийся герой оказывается перед серьезным вопросом: что же с ним было и какое это имеет отношение к его обычной, "неволшебной" жизни. Хорошо, если ему оставлен знак "всамделешности" его путешествия – хрустальный башмачок в кармане передника или те "вещест­венные доказательства", на которые была щедра Мэри Поп-пине. Хуже, если в обычной жизни ему только остается, что вспоминать и тосковать – как в печальных шотландских сказках тоскуют те, кто однажды неосторожно свел знакомство с эльфами.

Если же говорить прозой, то все это соответствует вполне земным проблемам соотношения реальности группового взаи­модействия (а оно в микроструктурном тренинге, как мог за­метить читатель, намеренно непрагматично) – и просто ре­альности. Как таковой.

Честно говоря, нам довольно редко приходилось отвечать на вопросы о том, как связать с "обычной жизнью" происходящее на занятиях. Видимо, участники групп это хорошо чувствуют сами – отчасти и потому, что в самих методиках микрострук­турного тренинга и, в частности, в "зеркале" заложен принцип свободного перемещения "туда и обратно". Уподобление дру­гому человеку, внутренний обмен позициями и временное "влезание в чужую шкуру" действительно являются важными и достаточно универсальными механизмами, встроенными да­же в повседневное общение. В первом разделе уже говорилось о том, что в этом процессе буквальное, физическое уподобле­ние является в каком-то смысле первичным элементом. На­помним и то, что сформировавшиеся двигательные особенно­сти обычно не осознаются, как и "типичное поведение", послу­жившее их источником. Мы можем – с опозданием, когда ситуация общения уже закончилась – сказать, что с нами говорили "тепло" или "натянуто", что кто-то "тяжел", а кто-то "держится на дистанции". Но понять (почувствовать), от­куда взялось впечатление тепла или дистанции, что именно его породило и составило, мы обычно уже не можем, а большинст­во людей и не пытается. В языке, как правило, даже нет назва­ний для оттенков и отпечатков в телесных проявлениях душев­ных свойств – вернее, этих названий мало для серьезного разговора.

Погружаясь в безымянное множество "оттенков и отпечат­ков", удается накопить вначале смутный, но развивающийся опыт переживания чужого "положения" и "шкуры" совсем иначе, чем при попытке подыскать соответствующие назва­ния-этикетки и опоре на рациональное. Период бессловесного, размытого, конкретно-чувственного "понимания телом" в на­шей работе обладает и собственной ценностью, но к тому же является подготовительным, "инкубационным". Его длительность связана с потребностью создать условия и среду, в кото­рой могли бы дозреть, выкристаллизоваться и родиться от­четливые элементы узнавания, а затем и точные описания другого, возможность иных суждений.

Разумеется, определенное место в работе занимает и тради­ционное для тренинговых групп обсуждение того, "что сейчас происходило", и буквальное разыгрывание более крупных и жизнеподобных фрагментов поведения. Однако при этом нам представляется важным сначала насытить непосредственный чувственный опыт участников таким объемом новых впечат­лений непривычного для них масштаба – будь то проявления пластические, голосовые или любые другие, – чтобы переход к обсуждению также мог вызывать появление нового языка для описания происходящего.

Некоторый период "немоты и странности" на занятиях сам по себе не вызывает напряженности – напротив, он как бы дает участникам право забыть или вовсе не знать, "как это называется". В этом смысле многие упражнения микрострук­турного тренинга направлены, кроме всего прочего, и на то, чтобы на время лишить "вещи" – "названий".

Критерием подлинности происходящего процесса является повышение "качества взаимодействия": меньше лишних слов и неточных коммуникативных действий; вместо соревнова­тельного "не хуже других" появляется настоящий интерес к тому, как у другого; возникает удовольствие от движения; многое замечается и решается на несловесном уровне – отсю­да масса коротких взаимодействий взглядом, изменением по­зы, положения в пространстве и т.д.; вместо усталости с тече­нием времени занятия открываются всегда существовавшие, но не использовавшиеся запасы энергии. В общении происхо­дит, в известном смысле, то же, что и в разработанном до нюансов собственном движении. Другой человек не утомляет, потому что в нем много разного; собственное движение пере­стает быть "скучным" поэтому же. Спокойное, не стремящееся к немедленному результату переключение внимания и дейст­вия внутри очерченной области – будь то движение собствен­ного плеча, следование за рисунком напряжений чужого тела или оглядывание всех сидящих в кругу – создает эффект, подобный эффекту паруса или лыж в физическом мире. Во много раз возрастает "площадь опоры", каждое конкретное действие становится "одним из", за счет чего его собственное внутреннее напряжение снижается, распределяясь между раз­ными возможностями, каждая из которых доступна.

"Зеркало" позволяет приблизиться еще к одной проблеме, затронутой в первой части. Начиная имитировать других и попадая в непрерывный поток различий и сходств в конкрет­ном и малом, легче понять (сначала почувствовать), как много в собственном поведении отпечатков чужих, невольно когда-то заимствованных, особенностей. Эти пластические цитаты (часто – целые блоки заимствований) могут засорять также уровни общения, о существовании которых человек и не подо­зревает. Двигательные привычки "с чужого плеча" обычно составляют некоторый слой поведения, занимающий место возможных индивидуальных реакций и не дающий им про­явиться, "прорасти". Попадание в орбиты этих стереотипов часто происходит неосознанно, не носит демонстративного ха­рактера, не рассчитано на прочтение. В незаметности и заклю­чается "сила" их утомительности. С помощью "зеркала", слу­жащего, как мы помним, и увеличительным стеклом, они не только высвечиваются, но и часто позволяют вспомнить об источниках возникновения – людях или ситуациях. В таких идущих от движения воспоминаниях, самоанализе, часто про­исходит разрядка (отреагирование) этих "малых стереотипизированных форм", за счет чего поведение становится более индивидуальным, очищается от невольных заимствований.

Между тем, история опасностей, таящихся в Зеркалах, не окончена. Сказочный мотив Зеркала содержит довольно гроз­ное предупреждение: "получение обратной связи" (говоря унылым техническим языком) – испытание, а не повод для безответственного любопытства. "Чудесное стекло" мифов и легенд одновременно притягивает и страшит, и неспроста. Прогулка в Зазеркалье может обернуться экскурсией по замку Синей Бороды – со всеми вытекающими отсюда последствия­ми. Из глубины порой являются отнюдь не безобидные образы ("О том, что мерещится в зеркалах, лучше не думать"). Не случайно зеркальный двойник в литературных сюжетах часто грозит герою серьезной бедой: "Под наваждением странного зеркала Алексей чувствовал себя каким-то другим. Все эле­менты его сущности, которые он научился с годами подавлять, с неожиданной силой и бурностью проявились вновь. <.. .> Ка­кая-то страшная сила тянула все ближе и ближе к пожелтев­шей поверхности тусклого стекла. Вдруг он вздрогнул, с ног до головы покрылся холодным потом и, как в подвалах канала Gracio, увидел перед собою два устремленных на него исступ­ленных, совершенно чужих глаза.

В то же мгновение почувствовал резкий толчок. Его зер­кальный двойник схватил его правую руку и с силой рванул внутрь зеркальной поверхности, заволновавшейся кругами,, как волнуется поверхность ртути".

Этот отрывок из романтической повести Александра Чая­нова "Венецианское зеркало, или Диковинные похождения стеклянного человека" позволяет говорить даже сразу о не­скольких угрозах, исходящих or Зеркала. И первая – попасть в Зазеркалье, на этот раз мрачное и призрачное, без пути назад (а это, согласитесь, не совсем то же самое, что просто прель­ститься чудесами "того берега": разница такая же, как между склонностью к фантазиям и настоящим безумием, полной по­терей связи с реальностью). Здесь герой, попадая во власть мрачных чар, еще и теряет чувство самоидентичности – из зеркала глядят "совершенно чужие глаза". И, наконец, глав­ная зеркальная опасность: выпустить на волю Двойника-чудо­вище, свое неприемлемое, отторгаемое "я". Двойник хочет вырваться из заточения, заменить собой героя и является, как мы видим, материализацией подавленных "элементов сущно­сти". В реальной жизни человек часто тратит огромные силы на то, чтобы чего-то о себе не знать – замуровать Двойника, отделаться от него, жить так, как будто его нет.

Вопрос: "Стоит ли все это знать про себя?" – еще одна из самых мягких реакций по поводу возможной встречи. Пугает не только страшное, но и просто неизвестное: стоит напомнить, как болезненно может быть новое представление о себе, к ко­торому человек не готов, на месте которого есть нечто более устраивающее его (как правило, более общее, размытое, так как всякая подробность рассмотрения чревата какими-то но­выми сведениями). Правдивость и точность представления о себе может ранить тем сильнее, чем неожиданнее оказывается. Может быть, Двойник вовсе и не чудовище, но насильственная встреча с ним все равно мучительна. При этом неприятие, отталкивание, уничтожение нового образа себя может вызы­вать к жизни такие формы психологической защиты, что пози­тивные цели "знакомства с собой" могут быть достигнуты лишь с большим трудом и потерями.

Привлекательной стороной "зеркала" в микроструктурном тренинге является как раз то, что за счет дробности, капилляр­ности рассматриваемых в нем проявлений, дозы получаемых о своем поведении знаний делаются переносимыми. Своеобра­зие нашей ситуации создается и тем, что групповым "зерка­лом" принимается, пробуется и примеряется любое – даже мельчайшее, даже случайное–движение каждого. Такое вни­мание без искажении и без оценок в значительной степени снимает ощущение потенциальной опасности узнать о себе что-то "не то", поскольку снимается и сама постановка вопро­са, подразумевающая существование в человеческом поведе­нии "лица" и "изнанки". Каждый зеркальный шажок, будучи малым, постепенно приучает к нормальности, "законности" обращения к оттенкам проявлений, не наблюдаемых и как бы не существующих для обыденного сознания и самовыражения. Часто оказывается, что Двойник по-настоящему страшен только до тех пор, пока сидит под замком впотьмах и объявлен несуществующим (а у кого бы не испортился характер в таких условиях?!). Когда он получает разрешение проявляться ма­ленькими "порциями" то здесь, то там, картина меняется. Какие-то его качества остаются нелюбимыми, неприятными, но о них уже можно думать и даже говорить; можно почувст­вовать их связи с другими свойствами и, приняв как часть себя, найти для этих "изгнанников" какие-то более достойные фор­мы существования.

На конечное решение проблем такого масштаба "зеркало", разумеется, не претендует – но с его помощью создается сво­его рода оптика, позволяющая все легче и точнее "влезать в шкуру" другого человека и без страха всматриваться в мелочи собственного поведения. Многие явления перестают настора­живать и отторгаться, получают "место под солнцем" в кон­тексте индивидуального почерка, принадлежащего в равной мере телесной и психологической сферам.

В микроструктурном тренинге создается возможность ща­дящего, дозированного контакта с тем страшноватым, что "ме­рещится в зеркалах" (кстати, было бы наивно полагать, что там водится один Двойник: зазеркальное общество гораздо раз­нообразнее). Групповая работа, подобная той, которая взята здесь в качестве примера, достаточно безопасна и обычно не вызывает разрушительно-сильных защитных реакций – в от­личие, скажем, от упомянутой во второй части методики "зер­кального автопортрета", где встреча с образами самого себя происходит в гораздо более жестких условиях (из-за длитель­ности, "концентрации", всеобщего внимания и неигрового ха­рактера ситуации) и часто становится нелегким испытанием. А при использовании технических средств обратной связи про­блема психологической защиты может вставать еще острее.

Кстати, иногда нам задавали вопрос: не является ли "зер­кало" своего рода "фанерным самолетом" – вынужденным следствием недостаточного технического обеспечения? При всем глубоком почтении к возможностям, например, видео­тренинга ответ будет отрицательным (хотя сочетания микро­структурной работы и технических средств обратной связи возможны, интересны и в ряде случаев нами применялись). Однако никакая аппаратура, даже при самом профессиональ­ном ее использовании, сама по себе не заменяет того особого резонанса, который возникает в живом "зеркале", превращает обмен информацией в нечто большее, развивается и придает общению участников новое качество, новую глубину.

Подлинное знакомство с любыми своими особенностями, видимо, возможно только в процессе активного сравнения раз­личных их аспектов с аналогичными проявлениями у других людей. Этот механизм одновременно является действенным противоядием чрезмерной эгоцентрической увлеченности со­бой и собственными проблемами, что бывает вовсе не чуждо участникам тренинговых и психокоррекционных групп и име­ет свой мифологический прообраз (предупреждение!) – неве­селую историю Нарцисса, который предпочел свое отражение всему и всем на свете. Множественный и постоянный обмен позициями "я как я" – "я как зеркало другого" помогает развеивать бледный и холодный призрак Нарцисса, нередко витающий над человеческим общением. Между тем, опыт пребывания "в чужой шкуре" и "отдавания своей" взаимосвязан, и именно эта связь позволяет говорить о самоанализе в процес­се зеркального взаимодействия. Если бы мальчик из рассказа Эдгара По захотел лучше узнать, что происходит в его собст­венной голове, ему понадобился бы второй, пользующийся тем же методом, что и он.

В группе микроструктурного тренинга возникают специфи­ческие благоприятные условия, облегчающие этот процесс и придающие ему новое качество – равновесия между получе­нием знания о себе и вглядывания в другого, дополнительности и взаимной необходимости обоих явлений. Живое групповое "зеркало" справедливо, но не бесстрастно – это не только инструмент познания, но, прежде всего, форма человеческого взаимодействия, диалога каждого участника со всеми осталь­ными, с "хором". При большой точности отражения "зеркало" может одновременно сострадать, любоваться, сердиться, иро­низировать – ведь в "хоре" отчетливо выделяются лица и их отношения.

* * *

Эти свойства происходящего на занятиях взаимодействия принципиально важны; велико искушение углубиться в тему "зеркала" как группового механизма, опосредующего отноше­ния и формирующего атмосферу... но все это далеко выходит за пределы, поставленные темой и задачами главы. Обещанная развернутая иллюстрация с подробным комментарием дана – что делать, если ее рамки не вмещают ни других проблем, ни множества других методик, техник и форм микроструктурного тренинга общения. Система пластических "зеркал", которую мы попытались описать и проанализировать, составляет лишь одну из линий работы и выбрана в качестве удобного примера, на котором можно было показать специфику микрострук­турного подхода, дать читателю возможность заглянуть в его "кухню".

В этой "кухне" есть еще много разного: целое занятие на 2-3 часа может быть построено вокруг ... ну, скажем, всего того, что бывает в общении со спиной (а ей, конечно же, есть что сказать, только обычно никто не слушает). Случается и рисовать, и рассказывать истории, и двигаться (много!), и ме­дитировать... Или, к примеру, немного угадывать мысли – они отлично угадываются при сильной настройке на телесно-пластический почерк другого человека; такие вещи быстро перестают удивлять (и в самом деле, что особенного?). Угадываются и другие обстоятельства: мы не раз видели на заня­тии, как "вошедшая в резонанс" группа рассказы­вала то, чего знать из житейских источников никак не могла. Случалось, это были до странности точ­ные описания комнаты, в которой живет кто-то из участников... или особенного душевного состоя­ния, в котором здесь его никто не видел и которое, возможно, не посещало его давно... или чьего-то смирно висящего в шкафу любимого платья... или чужого сна...

Вот такая, не вдруг открывающаяся, возмож­ность выходить за границы стертого, автоматиче­ского восприятия других людей и столь же автома­тического общения с ними – это и есть волшебное вознаграждение за терпеливое внимание к "мело­чам". Как всякое творчество, оно содержит в себе и "кухню" (технику), и тайну, которую ни через ка­кие технические описания передать нельзя, да и незачем.

Премудрый Бальтасар Грасиан, конечно, знал, что в "ис­кусстве обхождения" описать и, тем более, регламентировать можно не все. Есть у него изящный пассаж, посвященный вот этому таинственному качеству общения, которое авторы все пытались назвать то "невидимой нитью", то "атмосферой", то "почерком" – он же прямо и без затей именует его "не знаю что":

«Без него все мертво на свете происходит, и самыя лучшия вещи ничто <...> оное лучше чувствовать, нежели узнать можно, и ежели б люди знали, что оно, то уж не было бы "не знаю что", ему надобно быть непостижну и несказанну..; "Не знаю что" есть вид и приятность с природы любезная, которая ме­шается во всякие дела, в слова, в поступки, в речи, в смехи и в малейшие взоры человеческие, так что всякое рассуждение и слово о себе превозвышает».

Может быть, эту загадочную суть живого общения – "не­постижну и несказанну" – мы и искали в нашей книге?