LXXIV. Лондон, 14 февраля ст. ст. 1752 г. - Письма к сыну - Филип Стенхоп Честерфилд

Милый друг,

Надеюсь, что через месяц я буду иметь удовольствие послать тебе, — а ты прочесть, — двухтомный труд in octavo a лорда Болингброка о пользе истории,1 изложенный в письмах к лорду Хайду, которого тогда титуловали лордом Корнбери. Тома эти сейчас в печати. Трудно сказать, чего больше в этом труде — приятного или поучительного; он касается самых важных исторических фактов, начиная с великой эпохи Мюнстерского соглашения.2 Автор сопровождает свой рассказ серьезнейшими размышлениями, причем стиль его отмечен совершенно особым изяществом, в котором Цицерон может быть, пожалуй, признан равным ему, но уж никак не выше. Что же касается остальных писателей, то всем им до него далеко. По-моему, у тебя есть склонность к истории, предмет этот ты, как видно, любишь, и у тебя хорошая память; книга Болингброка научит тебя, как надо изучать историю. Есть люди, которые без всякого разбора загромождают свою память историческими фактами, подобно тому как другие набивают желудок едой: первые не в силах привести свои знания в систему, так же как вторые — переварить все то, что они поглотили. В книге лорда Болингброка ты найдешь отличное средство от этого недуга, которым так легко заразиться.

Мне вспоминается один человек, читавший историю без разбора и ни над чем не задумываясь, которому однажды довелось путешествовать по Вальтеллине.3 Он сказал мне, что это жалкий несчастный край, и, разумеется, кардинал Ришелье совершил большую ошибку, ввергнув Францию в такие огромные расходы. Если бы мой друг читал историю так, как следовало, он бы знал, что самым большим стремлением этого великого государственного деятеля было ослабить мощь австрийского дома и, чтобы добиться этого, насколько возможно разъединить различные части владений Австрийской империи, тогда еще огромных; поразмыслив над этим, он бы несомненно оправдал поступок кардинала в отношении Вальтеллины. Но человеку этому было легче запоминать факты, не сопоставляя их и не раздумывая над ними.

Надеюсь, что, читая историю, одно-то наблюдение ты во всяком случае сделаешь, — оно очень справедливо и напрашивается само: чаще всего именем своим и состоянием люди, находившиеся при дворах, обязаны были своим внешним качествам, нежели неким внутренним достоинствам. Их подкупающая обходительность, учтивость и манера держать себя, можно сказать, вымостили с начала и до конца дорогу их высшим талантам в тех случаях, когда таковые у них были. Они становились фаворитами прежде, чем стать министрами. При дворах любезное обращение со всем и каждым и douceur dans les manières b более чем необходимы: вред, который может принести тебе какой-нибудь обиженный тобою дурак или valet de chambre,c увидевший, что ты его презираешь, порою намного перевешивает то добро, которое десяток достойных людей захочет для тебя сделать. Дураки и люди низкого звания, как правило, очень ревниво относятся к своему достоинству и никогда не забывают и не прощают того, что в их глазах является пренебрежением. Вместе с тем учтивое обращение и малейшее проявление внимания они расценивают как особую милость; запомни это обстоятельство и считайся с ним; мне кажется, что этим мы покупаем их расположение и притом по дешевой цене, а раз так, то значит есть прямой смысл его покупать. Сам государь, который очень редко бывает одарен умом и талантами, позволяющими ему блистать среди своих придворных, уважает тебя на основании того, что знает о тебе понаслышке, но любит тебя на основании своих собственных впечатлений, иначе говоря — твоей учтивости и того, как ты ведешь себя с ним; во всем этом только он один является судьей. Подобно тому как существует свадебное платье, существует и платье придворное, и без него при дворе ты не будешь принят. Платье это есть volto sciolto,d внушительный вид, изящество и учтивость, непринужденные и располагающие к себе манеры, внимательность к окружающим, подкупающая любезность и все то je ne sais quoi, которые и составляют то, что именуется грациями.

Только что пришло письмо, из которого я узнал неприятную новость; оно было не от тебя, как я ожидал, а от одного из твоих парижских друзей, он пишет, что у тебя лихорадка и ты сидишь дома. Мне, правда, отрадно было узнать, что у тебя хватило благоразумия не выходить из дому и лечиться, но если бы у тебя его было чуть больше, ты, быть может, и вовсе бы не заболел. Ты молод, у тебя горячая кровь, и твоему хорошему желудку и хорошему пищеварению порядочно достается; поэтому полезно было бы время от времени щадить его и давать ему отдых, принимая легкие слабительные и сажая себя дня на два, на три на очень умеренную диету, для того чтобы избежать вспышек лихорадки.

У лорда Бэкона, который был выдающимся физиком и не менее выдающимся врачом, в его "Опыте о здоровье" есть такой афоризм: Nihii magis ad sanitatem tribuit quam crebrae et domesticae purgationes.e Под domesticae f он разумеет те простые слабительные, которых не надо заказывать и которые каждый может приготовить себе сам, как например отвар александрийского листа, пареный чернослив с александрийским листом; можно еще пожевать немного ревеня или выпить полторы унции ясеневой манны, растворенные в воде, куда для вкуса следует прибавить сок, выжатый из половины лимона. Прием таких вот нежных и необременительных для желудка слабительных несомненно предотвратит приступы лихорадки, которым так подвержены люди твоего возраста.

Между прочим, я хочу, — и решительно настаиваю на этом: если в установленные дни ты, будучи болен, не сможешь мне писать, пусть за тебя пишет Кристиан и сообщает мне точные сведения о твоем состоянии. Я не жду в его письмах цицероновского эпистолярного стиля, с меня достаточно его швейцарской простоты и правдивости.

Надеюсь, что ты расширил круг своих парижских знакомых и бываешь теперь в различных домах. Это единственный способ узнать свет: у каждого кружка есть свои особенности, отличающие его от другого, и человеку деловому за его жизнь приходится сталкиваться и с одним, и с другим, и с третьим. Большое преимущество — знать языки тех стран, по которым ты путешествуешь, различные же круги можно в известной степени считать различными странами: у каждого особый язык, обычаи и манеры; изучи их все — и ты ничему не будешь удивляться. Прощай, дитя мое. Береги свое здоровье; помни, что без него все радости жизни — ничто.