2. СТРАТЕГИЧЕСКИЙ И СТРУКТУРНЫЙ ПОДХОДЫ - Психотерапия - что это. Современные представление- Дж.К. Зейг, В.М. Мьюнион

Психотерапия “как если бы”

Пол Вацлавик

Определение

Психотерапия стремится изменить представления людей о природе реальности — представления, которые считаются верными, объективными аспектами “реального” мира, согласно Платону. В системно-конструктивистском подходе такие представления считаются результатом человеческой коммуникации, их цель заключается в том, чтобы заменить вызывающие боль конструкты реальности менее болезненными конструктами за счет введения в данную систему отношений других паттернов взаимодействия.

Краткая характеристика

Признанным во всем мире критерием психического здоровья или болезни является степень адаптированности индивида к реальности. Данная концепция предполагает существование объективной реальности, осознаваемой здоровыми людьми в большей степени, чем людьми с отклонениями.

С другой стороны, современный конструктивизм утверждает: реальность — это всего лишь более или менее практически удобная выдумка. Практически она удобна потому, что позволяет в большей или меньшей степени избегать в жизни боли и проблем. В то же время реальность является выдумкой “как если бы”, поскольку представляет собой сложную сеть представлений, систем убеждений и, прежде всего, подвижных и сложных взаимодействий на уровнях личности, семьи, общества, культуры и на других уровнях.

В связи с такой сложностью и невозможностью свести реальность к отдельным компонентам системная психотерапия даже не пытается анализировать происхождение и развитие вызывающих боль и мало соответствующих действительности представлений о якобы объективной природе реальности. Не пытается она и вызвать инсайт. Вместо этого системная психотерапия старается произвести изменения здесь и сейчас.

Психотерапевт старается прежде всего получить описание (не объяснение!) существующей проблемы. Для этого он не может основываться на информации, поступающей только от одного человека. Психотерапевт должен также выявить функцию конкретной проблемы в контексте данной системы человеческих отношений. Иными словами, психотерапевт не спрашивает: “Почему?”, а задает вопрос: “Для чего?”.

Затем психотерапевт выясняет, к каким решениям проблемы пришли члены системы до настоящего времени. Эта информация позволяет ему прекратить попытки псевдорешения, поддерживающие существование проблемы, и заменить их активным вмешательством в функционирование системы. Он делает это, например, предъявляя требование изменить поведение. Такие изменения поведения — лучше всего, если они бывают небольшими и, на первый взгляд, незначительными, — самими клиентами не осуществлялись, поскольку в их схеме реальности выглядели бессмысленными.

Согласие клиента с этими предписаниями, касающимися поведения, изменяет его реальность. Далее может, хотя и не всегда, последовать инсайт, но это будет инсайт после действия, а не инсайт как предварительное условие и предшественник изменений, о котором говорят классические школы психотерапии. Или, цитируя известного биокибернетика Хайнца фон Ферштера: “Если вы хотите увидеть, учитесь действовать”.

Критические замечания

Преимущество данного подхода заключается в том, что это практически удобная фикция, о которой говорил Вейхингер, позволяющая существенно сократить продолжительность и сложность психотерапии. Далее, поскольку осуществляемые психотерапевтом интервенции незначительны, если они и не помогают, то по крайней мере и не вредят.

Это обстоятельство часто подвергается критике. Критики говорят о неглубоком или косметическом характере интервенций, не соответствующем сложности проблемы, внешним проявлением которой является симптом. Критики не понимают, что представление о глубоком, неосознаваемом конфликте — всего лишь еще одна фикция, хотя и менее удобная.

Другое часто высказываемое возражение против данного подхода сводится к тому, что он носит манипулятивный характер. Сторонникам этой точки зрения еще предстоит найти такой вид оказания помощи, который не был бы манипулятивным в положительном смысле слова. В конце концов, люди приходят к психотерапевту для того, чтобы получить помощь, для того, чтобы испытать его влияние и подвергнуться изменениям. И даже самых недирективных психотерапевтов можно обвинить в том, что они прибегают к манипуляциям, хотя и объявляют используемые ими техники неманипулятивными.

Возможно, что наиболее распространенная причина неудач, связанных с применением подобных техник, заключается в неспособности психотерапевта побудить клиентов к такому поведению, которое представляется непонятным, не связанным с проблемой и, следовательно, бессмысленным. В этой связи знание эриксоновских техник (например, изучение психотерапевтом языка клиента и разговор на этом языке, рефрейминг и т.д.) представляется исключительно полезным.

Другая причина неуспеха связана не только с данным подходом. Ее описал еще Альфред Адлер. Речь идет о неспособности определенных клиентов прийти к соглашению относительно цели. Совершенно очевидно, что психотерапевтическая работа при отсутствии цели будет долгой и неконкретной, особенно если психотерапевт убежден в том, что он лучше, чем клиент, знает, в чем тот на самом деле нуждается.

Биография

Пол Вацлавик с 1961 г. является научным сотрудником Института психических исследований в Пало Альто. В настоящее время он клинический профессор факультета психиатрии и поведенче­ских наук в Стенфордском университете. Вацлавик родился в Австрии в 1921 г. Степень доктора философии получил в 1949 г. в университете Венеции. С 1950 г. по 1954 г. учился в Институте К.Г. Юнга в Цюрихе, где получил диплом по аналитической психологии. С 1957 г. по 1959 г. Вацлавик преподавал психотерапию в Медицинской школе и на факультете психологии университета Эль-Сальвадора. В 1960 г. был научным сотрудником Института исследований в области психотерапии в Филадельфии. Вацлавик автор одиннадцати книг (переведенных на пятьдесят языков), 85 глав в книгах и множества статей в научных журналах. Свободно владея пятью языками, он преподавал в университетах и центрах подготовки психиатров в Северной и Южной Америке, а также в Европе. В последние десять лет работает консультантом в больших международных корпорациях.

Литература

Vaihinger, H. (1924). The philosophy of “as if.” London: Kegan Paul, Trench, Trubner & Co.

von Foerster, H. (1984). On controlling a reality. In P. Watzlawick (Ed.), The invented reality, pp. 41—61. New York: Norton.

Watzlawick, P. (1978). The language of change: Elements of therapeutic communication. New York: Basic Books.

Watzlawick, P., Weakland, J. H., & Fisch, R. (1974). Change: Principles of problem formation and problem resolution. New York: Norton.

Психотерапия решения проблем

Ричард Фиш

Определение

Поскольку я не думаю в терминах “души” или “лечения”, то, давая определение психотерапии, должен обратиться к другим, более широким и нетрадиционным терминам. Я рассматриваю психотерапию как формальное или неформальное соглашение между двумя или большим количеством людей, в результате которого осуществляется преимущественно вербальное взаимодействие, когда один человек использует свои знания и умения для того, чтобы оказать влияние на другого (или на других) с целью избавить от проблем личного или межличностного характера, причиняющих боль.

В приведенном определении намеренно не проводится различие между клиническими проблемами и проблемами вообще, ничего не говорится в нем и о формальных документах, подтверждающих квалификацию эксперта. Избавление от проблемы может быть осуществлено двумя способами: или путем изменения ситуации, порождающей проблему, или с помощью нового определения ситуации, исключающего ее трактовку в качестве проблемной.

Краткая характеристика

С самого начала существования человечества известно, что люди постоянно сталкиваются с причиняющими боль ситуациями, в основе которых лежат внутренние или межличностные проблемы. Когда причиняющие боль ситуации не могут быть исправлены общепризнанными способами, мы называем их исключительными и полагаем, что они порождены какими-то особыми причинами. На несовершенство общепризнанных способов решения проблем редко обращают внимание. В более близкое нам время появилась точка зрения о том, что специальные случаи вызываются неясными причинами, скрытыми или в самом индивиде (интрапсихические факторы), или в той социальной матрице, в которой представлена проблема (интеракционные факторы). Таким образом, проблема (сложная или простая) создается или поддерживается какой-то инфраструктурой, о которой испытывающий проблему индивид (индивиды) ничего не может сообщить; это могут быть, например, бессознательное или подразумеваемые “семейные правила”. Кроме того, эта инфраструктура рассматривается как нежелательный фактор, то есть как нечто патологическое, и для ее характеристики применяется следующая терминология: “отреагирование”, “вытеснение”, “дефицит научения”, “дисфункциональный семейный гомеостаз”, “нарушения метаболизма”, “ограничивающие семейные правила” и т.д.

Общепринято, что все эти факторы больше соответствуют истине и “духу просвещенности”, чем такие традиционные объяснения, как сумасшествие, влияние звезд, злые духи или влияние богов. Однако и те, и другие объяснения являются неопределенными и выражают игру сил, отделяющих человека, испытывающего серьезные проблемы, от тех людей, проблемы которых поддаются обычным решениям.

В последние 22 года сотрудники Центра краткосрочной психотерапии в Институте психических исследований в Пало-Альто, Калифорния, разработали модель обращения с проблемами, отличающуюся от традиции, согласно которой проблемы рассматриваются как нечто патологическое и “исключительное”.

Предлагаемая нами модель охватывает весь диапазон личностных и межличностных проблем, с которыми сталкивается человек, начиная с банальных (“мой сын не хочет учиться”) и кончая катастрофическими (самоубийство, доведение себя до голодной смерти, шизофрения). Наш подход, по существу, объясняет “живучесть” проблем тем, что человек, испытывающий проблемы, постоянно прилагает усилия, направленные на их поддержание. Происхождение проблемы не считается релевантным. Стратегические усилия, направленные на поддержание проблемы, фактически подпитываются желанием решить проблему и чаще всего предпринимаемые усилия согласуются со здравым смыслом. Следовательно, нет необходимости объяснять существующие проблемы патологией: людям надо прекратить делать то, что не приносит результатов, хотя то, что они делают, и может представляться логическим или соответствующим здравому смыслу.

Таким образом, главная задача специалиста по психотерапии заключается в том, чтобы понять, где застряли его клиенты, что они преимущественно делают для того, чтобы выйти из застоя, и как повлиять на них, чтобы они прекратили делать то, что считают логическим или необходимым. Решение этих задач требует вербального обмена (устного или письменного), но не формального контракта. Сказанное означает, что психотерапию можно осуществлять в ходе неформальных контактов с друзьями, родственниками или, если уж на то пошло, с посторонними. Не обязательно также, чтобы психотерапия ограничивалась клиническими проблемами. Такое разделение бывает скорее непродуктивным, чем полезным. Хотя причиняющие боль события могут быть весьма разными (в зависимости от контекста, участвующих в этих событиях людей и других факторов), общим элементом как личных, так и межличностных проблем, согласно нашей модели, является то, что люди, испытывающие проблемы, пытаются применить к ним решения, не дающие результатов.

Критические замечания

Критика ведется по двум основным направлениям. Чаще всего нас критикуют за то, что наш подход, безусловно, является манипулятивным, а наша работа — неэтичной, в первую очередь потому, что мы можем сказать клиентам такие вещи, в которые не верим сами. Такая критика, по-нашему мнению, игнорирует то обстоятельство, что психотерапия по своей природе манипулятивна. Эта критика не принимает во внимание различия в этических принципах, зависящие от трактовки психотерапевтом своих моральных обязательств перед клиентом. По нашему мнению, обязанность психотерапевта заключается в том, чтобы решать проблему быстро (а не в том, чтобы быть “честным”) и нести ответственность за осуществляемые манипуляции.

Второе направление критики исходит от наших обучающихся, а также от нас самих. Поскольку наша модель кажется простой (обманчивое впечатление), а ее применение оказывается делом трудным, мы испытали разочарование, обнаружив ограниченность наших педагогических умений, когда пытались облегчить студентам переход от привычных для них моделей к нашей. Участники тренингов, в свою очередь, выражали мнение, что язык в нашем подходе должен быть более точным и убедительным. Они указывали также, что нам следует подумать вот о чем: необходимо, чтобы люди делали то, что следует делать, а не просто понимали, что следует делать. В общем, наш подход критиковали за то, что его применение требует, как утверждают критики, особой одаренности или таланта и, следовательно, ему нелегко научить большинство психотерапевтов. Понимая, что переход от одной системы к другой сопряжен с трудностями, мы считаем, что причины, мешающие учебе, коренятся не в занимающихся, а в недостаточном преподавательском опыте наших тренеров.

Преимущества нашего подхода вполне очевидны. Во-первых, он позволяет существенно сократить продолжительность психотерапии. Мы просто не видим необходимости в большом объеме работы. Нам не нужно времени для проработки прошлого, для того чтобы люди получили инсайт, для непродуктивной борьбы с недостаточно мотивированным клиентом, для проработки “семейного гомеостаза”. Работа и задачи ограничиваются сбором четкой информации о том, где “застрял” клиент и как он продолжает удерживать себя в этом состоянии, а также определением оптимальных формулировок, для того чтобы убедить клиента начать делать что-нибудь другое. Это нелегкие задачи, но объем работы по их решению имеет вполне определенные пределы. Направленный на решение проблем подход сопряжен с меньшим риском профессионального “сгорания” для психотерапевта. Каждый клиент — это новая и особая шахматная партия; работа при нашем подходе как бы бросает нам вызов, и в этом нет или почти нет мрачности, тяжести. Поскольку мы считаем, что люди попадают в проблемные ситуации из-за того, что упорно придерживаются неверных способов решения, то психотерапевт обычно не склонен считать их хрупкими существами, требующими осторожного обращения. Повседневная жизнь и проблемы получают новое измерение, особенно если человеку нравится решать проблемы.

Главный же недостаток заключается в том, что это тяжелая работа. Она требует настойчивости и концентрации, чтобы люди получили четкое представление о происходящем. Необходимо дополнительное время для планирования сессий, а также нелегкие размышления о стратегиях и формулировках заданий для клиентов.

Кроме того, приходится искать темы для разговоров со старыми друзьями — психоаналитиками: теперь вы уже не сможете больше обсуждать с ними то, что они называют “случаями”.

Биография

Ричард Фиш — частнопрактикующий психотерапевт. Он живет в Пало-Альто, штат Калифорния. В 1966 г. он организовал Центр краткосрочной психотерапии при Институте психических исследований в Пало-Альто и является его директором и старшим исследователем. Степень доктора медицины Фиш получил в 1954 г. в Нью-Йоркском медицинском колледже, а подготовку в области психиатрии прошел в больнице им. Шеппарда и Эноха Праттов в Таусоне, штат Мэриленд.

Фиш (вместе с П. Вацлавиком и Дж. Уиклендом) является соавтором книги “Изменение. Принципы формирования проблемы и решения проблемы”. В соавторстве с Дж. Уиклендом и Л. Сигалом он написал книгу “Тактика изменений: как проводить краткосрочную психотерапию”. Кроме того, он автор многочисленных статей и глав в книгах, посвященных краткосрочной психотерапии и семейной терапии. В 1981 г. Фиш стал лауреатом премии Ассоциации семейной терапии, присуждаемой за разработку новых направлений в семейной терапии.

Литература

Fisch, R., Weakland, J. H., & Segal, L. (1982). The tactics of change: Doing therapy briefly. San Francisco: Jossey-Bass.

Watzlawick, P., Weakland, J., & Fisch, R. (1974). Change: Principles of problem formation and problem resolution. New York: Norton.

Системная семейная терапия

Маурицио Андольфи

Определение

Психотерапия — это возможность роста как для клиентов, так и для психотерапевта. Рост обоих участников процесса может происходить только при условии, что человек испытывает достаточно сильную боль и чувство бессилия и в то же время имеет возможность добровольно принять участие в психотерапевтическом процессе. Симптомы представляют собой синтез деструктивности и страхов, существующих в семье, и дают метафору, в которой могут быть найдены альтернативы и решения. Однако деструктивность зачастую содержит и позитивные ресурсы, и их нужно выявлять в семье, а не придумывать или привносить в семью извне.

Краткая характеристика

Возникновение патологии рассматривается как критический момент в эволюции семьи, которая на определенной стадии своего развития оказывается неспособной использовать свои собственные ресурсы. Подобная неспособность может порождать чрезмерные и беспорядочные требования к этим ресурсам, что, в свою очередь, блокирует развитие семейной системы. Именно подход к психическим заболеваниям с позиций развития явился тем аспектом моей работы, который стимулировал появление новых идей.

Другой важный момент — позиция психотерапевта при построении терапевтического сюжета. Я обязательно учитывал ее в своей клинической работе и преподавании. Психотерапевт призван целиком использовать самого себя, включаясь в семейный сюжет, идя на такой же риск, на какой, по его мнению, следует идти семье. Так, например, если психотерапевт желает, чтобы семья сдвинулась с места и преодолела свое сопротивление, чтобы вернуть себе бoльшую аутентичность, он не может оставаться в роли наблюдателя и не проявить себя личностно.

В тех случаях, когда мы не можем понять семейный опыт с позиций развития семьи, нам следует спросить себя: где больше патологии? В действиях клиента или в наших головах? Усилия психотерапевта должны быть направлены на то, чтобы научиться упорядочивать гипотезы, которые он выдвигает в ходе психотерапии. Опыт убедил меня в том, что когда психотерапевту это удается, семья принимает его как своего и изменения в ней происходят легче и быстрее.

В последние годы я расширил свое определение семейной терапии. В своей концептуальной схеме я перешел от модели нуклеарной семьи к модели, включающей также поколение бабушек и дедушек, что позволило мне не только привлекать к психотерапевтическим сессиям больше людей, но и лучше понимать клиентов. Благодаря специфическим способам взаимодействия с семьей, включающей три поколения, индивид предстает как сложное существо, полное противоречий и конфликтов. Для искусного наблюдателя эти взаимодействия становятся инструментами для понимания внутреннего мира индивида. Наблюдатель старается понять связи между его теперешним поведением и переживаниями, с одной стороны, и не удовлетворенными в прошлом потребностями, — с другой.

В моих попытках понять исторический, эволюционный аспект семьи исключительно полезным оказалось изучение мифов. Я спрашиваю себя, существует ли строгая зависимость между способностью индивида измениться за определенное время и той степенью свободы, которую ему дают семейные мифы, и, соответственно, большей или меньшей ригидностью его роли и той функцией, которую он выполняет дома.

Я вижу в мифах подвижные структуры, изменяющиеся с течением времени. Разрабатывая их в ходе психотерапии, мы помогаем членам семьи дистанцироваться от того, что выступает в мифах в виде предписаний, но в то же время принять части мифов, не вступающие в конфликт с их личностной идентичностью.

Время представляет для меня фундаментальный параметр при оценке изменений в ходе развития семьи, особенно в тех случаях, когда она сама создавала препятствия на пути такого развития. И я использую время в качестве параметра рассмотрения фаз психотерапии, как чередование периодов сближения и отдаления психотерапевта и семьи.

Критические замечания

Мой интерес к теоретическим формулировкам и стратегиям парадоксальной интервенции, сокращающим поле наблюдения, уменьшился. Особенно я воздерживаюсь от создания гипотез о функционировании семьи, исключающих психотерапевтический контекст как место, наилучшим образом походящее для разработки и проверки данных гипотез. Именно это внимание к субъекту, к эмоциональным и когнитивным состояниям психотерапевта, заставили меня отойти от концепций, резко противоречащих индивидуальному подходу, и обратиться к психотерапевтическому контексту, как “нейтральной территории”, где формируется новый опыт и принимаются новые решения. В этом смысле принятие или непринятие психотерапевтом атрибуций, формируемых данной семьей по отношению к психотерапевтическому контексту, становится частью новой системы — психотерапевтической. (Не будем сейчас рассматривать намерения данной семьи при формировании этих атрибуций.)

Таким образом, от психотерапевта требуется быть внутренне цельным, что позволит ему создать необходимую для установления раппорта атмосферу. Психотерапевт в значительной мере включен в процесс сближения и отдаления. Такое установление равновесия между болезненными и полезными эмоциональными силами требует от психотерапевта гибкого, открытого и лишенного защитных реакций использования собственного “Я”, часто осуществляемого в игровой манере.

Когда психотерапевт использует в психотерапии игру, она становится техникой. Он должен научиться играть. Психотерапевты, способные заново открыть для себя ценность игры, научатся не принимать себя слишком серьезно и смогут рассматривать предложенные ими самими и другими объяснения реальности как нечто временное и подверженное изменениям в силу гибкости их собственных когнитивных процессов.

Игра в психотерапии может также содержать элемент провокации. Важно, однако, чтобы психотерапевтическая провокация сопровождалась установкой на единение. Что это значит? Речь идет о том, что, провоцируя и усиливая кризис, психотерапевт должен дать понять, что он готов оказать помощь системе, что он разделяет ее боль. Провокация часто включает в себя использование метафор и метафорических объектов, таких как игрушки, а также игровое использование собственного “Я” и системы.

Биография

Доктор медицины Маурицио Андольфи — профессор психологии Римского университета. Он научный директор Института семейной терапии в Риме, президент итальянского общества семейной терапии и издатель итальянского журнала “Семейная терапия”. Подготовку по семейной терапии он прошел в Аккермановском институте семейной терапии и Детской консультативной клинике Филадельфии; подготовку по психоанализу — в Клинике Карен Хорни в Нью-Йорке. Он автор многочисленных статей в журналах и нескольких книг.

Литература

Andolfi, M. (1979). Family therapy: An interactional approach. New York: Plenum.

Andolfi, M., Angelo, C., & DeNichilo, M. (1989). The myth of Atlas — Families and the therapeutic story. New York: Brunner/Mazel.

Andolfi, M., Angelo, C., Menghi, P., & Nicolo-Corigliano, A. (1983). Behind the family mask. New York: Brunner/Mazel.

Andolfi, M., & Zwerling, I. (1980). Dimensions of family therapy. New York: Guilford.

Краткосрочная психотерапия

Стив де Шазйр

Определение

Психотерапия имеет дело с недостаточно полезными способами описания людьми своих истолкований реальности. Это разговор, в котором участвуют по крайней мере два человека, один из них (называемый психотерапевтом) выступает в роли редактора описаний, которые делает другой. Как редактор психотерапевт указывает направления, в которых может развиваться этот рассказ. В случае успешной психотерапии клиенты со временем начинают иначе описывать реальность, в которой они живут.

В то время как большинство направлений психотерапии основывается на метафоре “силового сопротивления”, моя модель, напротив, основывается на метафоре сотрудничества.

Краткая характеристика

Следует сказать, что “психотерапия” — неверный термин. Термин “терапия” предполагает, что имеется какая-то болезнь, от которой следует вылечить человека, а термин “психо” подразумевает, что болезнь влияет на психику, то есть мы имеем дело с психологическим явлением. Важно помнить, что психика является метафорой и, следовательно, эта болезнь — метафорическая. Следовательно, психотерапевт старается лечить больные метафоры.

Цель психотерапии должна отвечать цели клиента. Следовательно, если клиент говорит, что желает выйти из состояния депрессии, то успех психотерапии может быть оценен лишь клиентом, — тем, что он больше не жалуется психотерапевту на то, что испытывает депрессию. Для того чтобы такие изменения стали возможны, нет необходимости даже знать, в чем заключается проблема, возможно, это вообще нельзя узнать, и, следовательно, клиенту и психотерапевту остается лишь начать ее решать.

Мое собственное, особое толкование психотерапии берет свое начало в предпосылке, согласно которой психотерапевт и клиент сотрудничают в работе по созданию психотерапевтической реальности. Кирпичами, из которых строится здание этой реальности, являются слова, а те понятия, которые эти слова описывают, — известковым раствором, соединяющим кирпичи в единое целое. На формирование моей позиции особое влияние оказал Людвиг Витгенштейн, утверждавший, что значение слова можно узнать только исходя из того, как данное слово используется в ходе “языковой игры” или в специфическом социальном контексте, например, в психотерапии.

В ходе разговора между клиентом и психотерапевтом первый использует слова, описывающие его реальность. Они несут в себе все предшествовавшие варианты использования, имеющиеся в опыте и клиента, и психотерапевта. Установить, что именно отражают эти слова, невозможно. (Важно понять, что это не проблема, которую следует решать, а просто факт, и его следует принять к сведению.) Следовательно, клиент вместе с психотерапевтом должны договориться о значении этих слов в контексте именно данной психотерапии.

Когда начинается психотерапия, клиент использует слова (карту), для того чтобы описать проблемную реальность (территорию). Например, детей, спокойно сидящих в кабинете психотерапевта, описывают как всегда ведущих себя плохо. Психотерапевту предстоит решить, как ему следует неправильно понять данное опи­сание.

Часто начало этому процессу может положить психотерапевт, помогающий клиенту найти и описать исключения к утверждениям, описывающим проблему. Например, клиенту предлагается рассказать о тех моментах, когда он не испытывает депрессию или испытывает ее в меньшей степени, или когда думает, что другие считают, что он не испытывает депрессию, или когда рисует в своем воображении, что означает “перестать испытывать депрессию”.

Разговор — это исходные факты психотерапии в самом прямом смысле слова. Как психотерапевтов, нас — моих коллег и меня — интересуют слова, описывающие изменения. Мы рассматриваем разговор об изменениях, наступивших в ходе психотерапии, как карту, изображающую реальность клиента, и, следовательно, как изображение изменений на территории реальной жизни.

Поскольку психотерапия имеет дело с настоящим и будущим, нас больше интересуют “разговоры о решениях”, чем “разговоры о проблеме”. Разговоры об исключениях или о невидимых районах проблемной карты клиента позволяют нам начать формировать решение, чтобы помочь клиентам изменить их карту и, таким образом, изменить проблемную территорию. Эти изменения затем проявятся в “разговорах об изменениях” и “разговорах о решениях”.

Критические замечания

Предложенную мною модель часто упрекают в том, что она “слишком простая” или даже “наивная”. Что же, я считаю эти обвинения справедливыми. Однако, занимая минималистскую позицию, я вижу достоинство в том, в чем мои критики видят недостаток.

Большинство форм психотерапии основывается на том, что представляется общепринятым, опирающимся на здравый смысл: для того чтобы иметь возможность решить проблему или излечить человека от болезни, следует выяснить, что здесь “не так”. Большинство направлений психотерапии исходят из предположения, что тщательный анализ проблемы ведет к ее пониманию и к пониманию лежащих в ее основе причин. Говоря другими словами, жалобы, с которыми клиенты обращаются к психотерапевту, считаются симптомами.

Данное предположение ведет к представлению о том, что симптомы являются следствием каких-то других проблем. Такими “исходными проблемами” бывают, в частности, неадекватные иерархии, скрытые родительские конфликты, низкая самооценка, отсутствие индивидуации, различные “травмы”, девиантная коммуникация, подавленные чувства, грязные игры и т.д. Часто указывают на то, что симптомы играют позитивную роль, препятствуя чему-то еще более опасному. Так, анорексия трактуется как нечто, предотвращающее распад семьи. Подобный подход ведет к мысли, что в семье должна существовать какая-то проблема, создающая ситуацию, в которой возникает анорексия. Общепринятой является следующая точка зрения: психотерапия направлена на устранение причин, что позволяет решить проблему (или излечиться от болезни). Таким образом, цели психотерапии включают устранение механизмов, поддерживающих существование проблемы.

Но ведь возможны и другие точки зрения. Хотя они и не обязательны, но часто оказываются полезными. Различные модели психотерапии, рассматриваемые в совокупности, объясняют, как возникают проблемы и почему они продолжают существовать. Дополняя друг друга, они описывают всю историю целиком: семьи предстают в виде сложных систем, имеющих социологический, психологический, идеологический, биологический и биохимический аспекты. Дело не в том, что различные модели представляют собой разные уровни описания. Скорее, они являются “пазлами” — различными кусочками одной головоломки.

Эта точка зрения ведет к сложной и, возможно, противоречивой модели, выходящей за доступные нашему пониманию пределы, к ситуации, которую специалисты по компьютерам называют “комбинаторным кошмаром”. Такой избыток описательных метафор заставляет вспомнить о бритве Оккама: если что-то может быть достигнуто меньшими средствами, тщетно пытаться достичь этого боґльшими. Единственный способ избежать неприемлемых противоречий, связанных с осуществлением такого проекта, заключается в полном изменении восприятия ситуации.

Нам, пожалуй, нет необходимости заниматься истолкованием проблем и причин, в силу которых они существуют. Вместо этого нам необходимо получить ясное представление. Лучше всего об этом сказал Витгенштейн: “Наиболее важные для нас аспекты явлений скрыты от нашего взора в силу их простоты и привычного вида. (Человек не способен заметить что-то, поскольку это что-то постоянно находится у него перед глазами)”. Такое направление мышления ведет к тому самому “слишком простому” видению психотерапевтических изменений.

Во всех моделях психотерапии об успехе судят, по крайней мере отчасти, на основании описанных, наблюдаемых или измеренных изменений поведения: когда (неважно по какой причине) кто-то сообщает, что он стал делать что-то иначе, или когда о ком-то сообщают, что он делает что-то иначе, или когда кто-то действительно делает что-либо иначе, чем прежде. Согласно принятой в системном подходе метафоре, любое изменение может привести к коренным переменам. Любое изменение может оказать влияние на социологический, психологический, идеологический, биологический или биохимический аспекты системы.

Однако мой подход воспринимается как “слишком простой” и пренебрегающий слишком многим из того, что в психотерапии считается общепринятым. Используя общепринятую в психотерапии метафору, можно сказать, что мои критики считают недостаточным начинать психотерапию с конструирования решений, вместо того чтобы заняться выяснением, чем данная проблема “является на самом деле”.

Биография

Стив де Шазер — один из основателей и содиректор Центра краткосрочной семейной терапии в Милуоки, штат Висконсин. Он автор трех книг: “Паттерны краткосрочной семейной терапии” (“Patterns of Brief Family therapy”, 1982), “Ключи к решению в краткосрочной психотерапии” (“Keys to Solution in Brif Therapy”, 1986) и “В поисках решений в краткосрочной психотерапии” (“Investegating Solutions in Brif Therapy”, 1988 г.). Он является также автором многочисленных статей. Де Шазер состоит в нескольких редакционных советах, сотрудничает со многими научно-исследовательскими и учебными заведениями в США и Европе. Он проводил семинары и тренинги в США, Европе и Азии. В настоящее время Стив де Шазер и его коллеги работают над созданием “экспертной системы” оказания помощи специалистам краткосрочной психотерапии в разработке методов воздействия.

Литература

de Shazer, S. (1980). Brief family therapy: A metaphorical task. Journal of Marital and Family Therapy, 6(4), 471—476.

de Shazer, S. (1982). Patterns of brief family therapy. New York: Guilford.

de Shazer, S. (1985). Keys to solution in brief therapy. New York: Norton.

de Shazer, S. (1988). Clues: Investigating solutions in brief therapy. New York: Norton.

Wittgenstein, L. (1958). The blue and brown books. New York: Harper.

Wittgenstein, L. (1968). Philosophical investigations (rev. 3rd ed.). New York: Macmillan.

Краткосрочная психотерапия,

центрированная на решениях

Ева Липчик

Определение

Психотерапия представляет собой процесс взаимодействия человека, получившего необходимую подготовку, и человека (одного или нескольких), испытывающего эмоциональную боль или поведенческие трудности или же воспринимаемого другими в качестве такового. В ходе взаимодействия, ведущую роль в котором играет психотерапевт, внимание уделяется настоящему, будущему и имеющимся ресурсам. Это взаимодействие ведет к изменению реальности клиента, имеющей отношение к проблемной ситуации, что, в свою очередь, порождает у клиента необходимую уверенность и мотивирует его на поиск других возможностей решения.

Краткая характеристика

В сформулированном мною определении подчеркивается интеракционный аспект психотерапии, поскольку краткосрочная психотерапия, центрированная на решениях, является системной по своей сущности. Теоретически решение бывает результатом различий, порождаемых процессом интеракции в психотерапевтической “надсистеме” (психотерапевт или группа психотерапевтов, с одной стороны, и клиент или несколько клиентов — с другой), созданной на период психотерапевтической работы. Проводимые психотерапевтом интервью и интервенции, в основе которых лежит постулат о том, что в каждой проблеме заложены ресурсы и существуют исключения, бросают вызов убежденности клиента в отсутствии решений его проблемы, что открывает путь альтернативным мыслям, поведению и чувствам, а тем самым ведет к необходимым изменениям.

Теоретической основой данной модели служит эриксоновская гипнотерапия с ее косвенным внушением и отсутствием концепции сопротивления. Психотерапевт с уважением принимает реальность клиентов и терпеливо помогает им сформулировать цели, а это создает особую атмосферу отношений, где нет места защитным реакциям и облегчен доступ к внутренним ресурсам. Ближе к концу каждой сессии устраивается перерыв, после которого психотерапевт зачитывает свое послание, содержащее похвалу клиентам за то, что они уже делают хорошо. Такой прием порождает “да”-установку, побуждает клиента к выполнению домашних заданий. Выполнение заданий вне сессии предотвращает зависимость клиента от психотерапии.

Хотя в последние два десятилетия фокус психотерапевтической работы сместился с интрапсихических проблем в сторону интерперсональных, в центре внимания по-прежнему остается предъявляемая проблема, трактуемая или как повторение паттернов, передающихся от поколения к поколению, или как дефект структуры; как нечто, выполняющее определенную функцию для данной системы, или как неудачная попытка решения.

Разрабатывавшаяся в Милуоки в течение последних десяти лет модель краткосрочной психотерапии, центрированной на решениях, уделяет основное внимание настоящему и будущему, поскольку в данной модели не рассматривается причинная связь между прошлым и настоящим или между проблемой и решением. Считается, что изменения неизбежны, но они могут быть различными, в зависимости от конкретного контекста.

Исследования, проведенные в Центре краткосрочной семейной терапии в Милуоки, показали, что решения могут быть лишь в малой степени связаны с проблемами, описанными клиентами или психотерапевтами. Это служит еще одним подтверждением того, что время, потраченное на попытки понять проблему, оказывается потраченным впустую, и психотерапевты, несмотря на все их знания и опыт, не всегда знают наверняка, какое из решений окажется правильным для данного клиента. (Но они могут, разумеется, указать допустимые с социальной и этической точек зрения границы такого решения.) Таким образом, роль психотерапевта в основном заключается в том, чтобы облегчить клиенту работу по поиску уникального решения, подходящего именно к данной ситуации.

Клиенты, обратившиеся к психотерапии, обычно совершенно не видят своих позитивных возможностей, поскольку “ослеплены” отрицательными эмоциями из-за своих проблем. Но выявление отрицательной информации и деталей, связанных с жалобами клиента, полезно лишь в той мере, в какой позволяет узнать ожидания клиента, касающиеся будущего, и дать ему возможность почувствовать, что его слушают и понимают. “Строительными блоками” для решения являются также концентрация внимания на четко сформулированных целях, ясно обозначенные шаги к их достижению и небольшое количество положительной информации, собранной во время интервью. Психотерапевт выбирает прямые и непрямые техники, необходимые для поддержания духа сотрудничества: похвала за прилагаемые усилия, комплименты по поводу сильных сторон клиента, определенные задания, рефрейминг, предписания, касающиеся симптомов, и некоторые ограничения. Краткосрочность психотерапии является не целью, а естественным побочным следствием принятых нами основных принципов: сотрудничество вместо сопротивления, эффект снежного кома, когда одно изменение влечет за собой множество других, и индуктивная методология.

Критические замечания

Чаще всего модель краткосрочной психотерапии, центрированной на решениях, критикуют за ее резкое отклонение от традиционных методов психотерапии. В наше время, когда все большее значение придается точным данным, модель, отказывающаяся от использования диагностических категорий в качестве ориентиров для планирования и оценки психотерапевтической работы, а вместо этого оценивающая каждый случай и в каждом случае работающая в соответствии со специфическими целями, установленными клиентом, воспринимается как слишком резкий отказ от принятых норм. Но изучение краткосрочных немедицинских моделей свидетельствует об устойчивой удовлетворенности получаемыми результатами.

Краткосрочную психотерапию, центрированную на решениях, часто критикуют за то, что она является психотерапией “первой помощи”, и результатом бывает замещение симптомов, поскольку она концентрируется на симптомах, сформулированных клиентами, а не на достижении инсайтов, касающихся причин этих симптомов, сформулированных психотерапевтом. Однако не существует статистически достоверных доказательств того, что подобная критика более обоснована, чем убеждение в том, что инсайт ведет к устойчивым изменениям. Любой опытный психотерапевт, концентрирующийся в своей работе на решениях проблем, подтвердит, что инсайт обычно формируется как побочный продукт поиска решения, хотя цель его достижения не ставится.

Одним из самых больших достоинств этой психотерапии является польза, которую получают клиенты. Когда подход к клиенту не ограничен рамками ложных диагностических категорий, а внимание направлено не на патологию, а на сильные стороны клиента и его позитивное поведение, то возможностей решения оказывается намного больше. Проводя диагностическое интервью, психотерапевт будет руководствоваться своими знаниями симптоматологии, и в данном случае он скорее найдет “подходящий” симптом, чем если будет опрашивать клиента, стараясь понять природу его жалоб и представлений о самой возможности и путях решения проблем. В большинстве случаев клиент выигрывает, когда используется второй подход, поскольку в этом случае он испытывает меньше боли, затрачивает меньше времени и избегает опасности, сопряженной с недостаточно точным диагнозом, что может направить психотерапевтическую работу в неподходящее русло.

Возникает вопрос: “Не склонен ли психотерапевт игнорировать важные моменты психотерапевтической работы из-за того, что не ищет специфическую информацию, касающуюся данной проблемы? Ответ на него таков: хорошая оценка, в том числе и в рамках краткосрочной модели, должна включать в себя понимание специфики жалобы. Однако клиенты культурально запрограммированы на то, чтобы обеспечивать психотерапевтов негативной информацией, и в любом случае склонны прямо или косвенно ее сообщать. Обычно они не осознают позитивные аспекты и маловероятно, что станут рассказывать о них, если только психотерапевт не проявит настойчивый интерес к этой теме. Сбор информации с упором только на негативное нередко приводит к тому, что существующая реальность покажется еще хуже, чем есть на самом деле. Поэтому психотерапия, центрированная на решениях, пытается отвлечь клиента от подобного подхода. И наконец, поскольку цель психотерапии, независимо от теоретической ориентации, заключается в том, чтобы клиент хорошо функционировал за пределами психотерапевтического кабинета, желателен такой метод психотерапевтической работы, который был бы позитивным и с самого начала помогал клиенту поверить в себя.

В чем заключаются преимущества психотерапии, центрированной на решениях, для психотерапевта? Во-первых, психотерапевт испытывает значительно меньший стресс, работая в атмосфере сотрудничества с клиентом, чем тогда, когда он вступает в конфронтацию с ним, пытаясь преодолеть сопротивление. Во-вторых, ответственность за изменения в конце концов несет клиент. Слишком многие психотерапевты годами ведут борьбу с клиентами, которые не желают изменяться в соответствии с целями, установленными этими психотерапевтами. В работе, центрированной на решениях, психотерапевт должен использовать любую стратегию, для того чтобы помочь клиенту поверить самому себе. Если клиенты, несмотря на это, отказываются изменяться (или не хотят этого, или ожидают, что за них это сделает кто-то другой), тогда психотерапевт признает свое поражение и предлагает расстаться. В этом случае клиенты, скорее всего, или возьмут на себя какую-то часть ответственности за решение или же уйдут, но позже, когда будут готовы взять на себя ответственность, вернутся.

Неортодоксальный характер нашей модели иногда вызывает трудности ее применения там, где люди с ней не знакомы или отвергают ее. Однако если иметь достаточно терпения, то этот позитивный подход может быть использован психотерапевтами и для решения проблем, связанных с коллегами.

Биография

Ева Липчик ведет частную практику в Милуоки, а также работает как независимый тренер и консультант. Магистерскую степень она защитила в 1978 г. в университете Висконсина, штат Милуоки. Девять лет Липчик была штатным сотрудником Центра краткосрочной семейной терапии в Висконсине и участвовала в разработке модели краткосрочной психотерапии, центрированной на решении. Наибольший вклад она внесла в разработку проблематики, связанной с интервьюированием клиентов. На эту тему Липчик много писала, выступала с лекциями, подготовила специальный материал для “Journal of Strategic and Systemic Therapies” и написала книгу.

Литература

Bowen, M. (1978). Family therapy in clinical practice. New York: Jason Aronson.

de Shazer, S. (1982). Patterns of brief family therapy. New York: Guilford.

de Shazer, S. (1985). Keys to solution in brief therapy. New York: Norton.

de Shazer, S. (1988). Clues: Investigating solutions in brief therapy. New York: Norton.

de Shazer, S., Berg, I. K., Lipchik, E., Nunnally, E., Mol-nar, E., Gingerich, W., & Weiner-Davis, M. (1986). Brief therapy: Focused solution development. Family Process, 25, 207—222.

Erickson, M. H., & Rossi, E. (1979). Hypnotherapy: An exploratory casebook. New York: Irvington.

Erickson, M. H., Rossi, E., & Rossi, S. (1976). Hypnotic realities. New York: Irvington.

Gingerich, W., de Shazer, S., & Weiner-Davis, M. (1988). Constructing change: A research view of interviewing. In E. Lipchik (Ed.), Interviewing. Rockville, MD: Aspen.

Matsui, W. T. (1988). The process of structural family therapy: Level of experience makes a difference. In E. Lipchik (Ed.), Interviewing. Rockville, MD: Aspen.

Minuchin, S. (1974). Families and family therapy. Cambridge, MA: Harvard University Press.

Selvini-Palazzoli, M., Boscolo, L., Cecchin, G. F., & Prata, G. (1978). Paradox and counterparadox. New York: Jason Aronson.

Weakland. J., Fisch, R., Watzlawick, P., & Bodin, A. (1974). Brief therapy: focused problem resolution. Family Process 13, 141—168.

Стратегическая и системная семейная терапия

Мичелин Рими-Стифенсон

Определение

Психотерапия фокусируется на оценке личностных ресурсов, а не на определении патологии. Это директивный, ориентированный на цель процесс, в ходе которого клиенты приобретают новый опыт, который изменяет устаревшие внутренние карты и жесткие паттерны взаимодействия, поддерживающие симптоматическое поведение. Безоценочный подход, принимая индивидуальные восприятия, чувства и попытки решений как нормальные, позволяет избежать сопротивления. В атмосфере доверия, устанавливающейся в отношениях между психотерапевтом и клиентом, с помощью языка изменений закладывается новое начало. Будучи психотерапевтом, я отрицаю обвинения, но вывожу на первый план реальность выбора, принятия ответственности за поведение и принятие естественных последствий. Будучи психотерапевтом, я занимаюсь всем: оказываю влияние на окружающую среду, шаманствую, решаю проблемы и занимаюсь целительством.

Краткая характеристика

Теоретические положения, которыми я руководствуюсь в своей работе, заимствованы из стратегической психотерапии (я имею в виду ее основные, радикальные положения) и из биологических наук, более всего из этологии. Я исхожу из того, что люди — это прежде всего одна из форм жизни, составная часть более широкой экологической системы. Важное пояснение: говоря о теоретических положениях, я не говорю об “истине”. Я согласна с Хейли, что ценность теории для клинической практики определяется тем, “работает” ли данная теория. Я не верю, что людям нравится быть несчаст­ными. Я вижу свою первую задачу в том, чтобы вселять в них надежду. То, во что верит мой клиент и во что верю я, определяет границы достижимого, и я полагаю, что человек может измениться только в том случае, если приобретает какой-то новый опыт, испытывает что-то новое. Инсайт сам по себе не ведет к изменениям.

Я руководствуюсь в своей работе прежде всего положением о необъективном характере реальности. Согласно этому положению о реальности (как и о красоте), у каждого свое представление; вы находите то, что ищете. Это положение, сформулированное в терминах концепции внутренних карт, позволяет воздерживаться от обвинения и избегать критических суждений. Человеческие существа с их высокоразвитым мозгом больше полагаются на научение и в меньшей степени, чем другие формы жизни, — на создаваемые подсознанием карты. Бейтсон указывал, что люди научаются паттернам, сюжетам. Корзыбский считал, что люди в своих действиях руководствуются скорее внутренними картами, чем сенсорным опытом. Для меня оказалось полезным представление о том, что клиенты в своем поведении руководствуются внутренними картами, отражающими условия выживания, ранний жизненный опыт индивида, семейный и культурный контекст. Карты вносят в жизнь порядок, делают ее предсказуемой. К этим определяющим пути выживания картам, часто устаревшим, люди склонны обращаться особенно в те моменты, когда изменения в окружающей среде повышают уровень стресса, например, при переходе от одной стадии жизни к другой. Соответственно, решения, принимаемые на основании этих карт, предсказуемы, как и жесткие паттерны взаимодействия (сложившиеся в результате попыток каждого индивида найти решение), которые составляют часть симптомов. Не бывает грома среди ясного неба.

Мои представления о решении проблемы находятся в полном соответствии с представлениями о возникновении проблемы, что согласуется с подходом Института психических исследований. Моя задача, следовательно, заключается в том, чтобы увидеть и принять представление каждого индивида о проблеме. Затем следует оценить и признать как нормальные внутренние карты, а также связанные с ними попытки найти решения и провозгласить “новое начало”. В ходе этого процесса неоценимы генограммы и наблюдения за культурной средой. Бросается вызов системам убеждений. Новые решения, больше способствующие адаптации, предлагаются и структурируются путем домашних заданий, которые дают новый опыт, открывающий доступ к ресурсам индивида, что и ведет к изменениям. Установление измеримых целей, определение рамок для описания изменений позволяют избежать “дрейфа”. Для того чтобы подчеркнуть это “новое начало”, используются ритуалы. Проясняются исходные посылки, путем переговоров устанавливаются задачи, стоящие перед индивидом в жизни, определяются внутренние обязательства.

Несколько слов об отношениях между психотерапевтом и клиентом. Психотерапевт, по существу, составляет часть экологии клиента. Мои исходные посылки, ценности, способ бытия в мире косвенным образом оказывают и испытывают влияние, подобно тому, как изменения в реке отражают изменения, происходящие в лесу. Я воспринимаю своих клиентов не как больных, не как пациентов, а как людей, оказавшихся в тупике, который можно было предвидеть. Мои отношения с другими за пределами психотерапевтического кабинета можно охарактеризовать как комфортные на достаточно интимном уровне. Так же я взаимодействую и со своими клиентами. Самораскрытие помогает нормализовать человеческую дилемму. Поскольку я поощряю своих клиентов делать реальный выбор и брать на себя ответственность за свое поведение, то и сама я должна принимать собственные решения и нести ответственность за свое поведение. Поскольку я учу своих клиентов прощать самих себя, я и сама должна прощать себя снова и снова.

Критические замечания

Психотерапия — относительно подходящие рамки для того занятия, которым я зарабатываю себе на жизнь. Нет такой школы психотерапии, положения которой я бы разделяла полностью. Обычно я работаю с парами и семьями. Более важным, чем психотерапевтическая школа, является образ моего мышления. Я считаю себя экосистемным психотерапевтом и семью рассматриваю как критическую часть экологии. Я выступаю против высокомерия, которое отделяет человеческий род от экологии в широком смысле этого слова. Психотерапия, в которой преимущество отдается “приспособлению”, “соответствию” перед линейной причинностью, хороша тем, что позволяет мне избежать когнитивного диссонанса. Гомеостаз может быть легко нормализован в понятиях защиты и выживания вида. Страх перед неизвестным присущ, вероятно, не только людям.

В центре внимания оказывается паттерн, а не причинившее вред событие. Карту мы не путаем с территорией. То, что произошло, нельзя стереть, но получающиеся карты можно изменить. Это психотерапия, исполненная надежды. В результате использования ресурсов членов семьи (а мы имеем дело с подлинными участниками событий) поведенческие роли исполняются более адекватно, вследствие чего происходит более эффективное изменение дисфункциональных паттернов. Как вид, мы оказались брошены в поток ведущих к катаклизму изменений, порожденных нашим собственным коллективным разумом. Нет ничего удивительного, что по мере того как карты быстро становились все более однородными, а ценные ритуалы, облегчающие переходы, оказались потеряны, все легче образуются тупики. Ритуалы образуют структуру, уменьшают тревогу. Ритуал прощения, исполненный духовности, содержит в себе скрытое послание: “Ты находишься именно там, где должен быть, для того чтобы попасть туда, куда идешь”. Возможно, существует универсальный архетип нового начала, воплощенный в форме весеннего обновления.

Когда возмущение и обида ясно услышаны, но обвинение не допускается, — тогда инсайт может быть использован без какого-либо сопротивления. Когда карты поднимаются на уровень сознания и принятые решения получают объяснение, ответственность за поведение акцентируется. Роль жертвы уже немыслима. Прощая себя, мы прощаем и других: супруга или супругу, родителей — тех, кто располагает собственным набором устаревших карт. Этот вид психотерапии исключает эмоциональную изолированность, идет на пользу новым поколениям. Раскрывая себя, я показываю, что тоже уязвима, и это позволяет клиенту избежать ощущения чрезмерного раскрытия и барьера близости, сопутствующих подобным дисбалансам. По мере того как устанавливаются отношения доверия и взаимного уважения, клиенты начинают охотнее выполнять указания.

Каждое явление содержит в себе как положительные, так и отрицательные аспекты. Любой вид психотерапии предполагает вмешательство в жизнь людей. Если изменяется один человек — изменяется экология. Затрагиваются и те люди, которые не подписывали психотерапевтический контракт. Нет сомнений, что директивный подход предполагает значительное вмешательство. Я нахожу оправдание себе, поскольку убеждена в том, что люди имеют право обращаться за помощью и защитой для улучшения качества своей жизни. Я нахожу способы, позволяющие ограничить подобное вмешательство. Я признаю, что у меня есть предубеждения. Я бываю осторожна, предлагая помощь. Избегаю применения техник — они могут навредить клиенту. Мой способ действий естественным образом вытекает из моей системы убеждений. Рефрейминг и парадокс не воспринимаются мной как техники. Рефрейминг — просто реорганизация данных, осуществляемая для того, чтобы они соответствовали другому паттерну, другой реальности. Что касается парадокса, то здесь мы имеем дело с хорошо известной напряженностью между изменением и избеганием изменения.

Я научилась усиливать мои естественные склонности, чтобы придать им больший заряд. Где-то я прочитала утверждение Сократа: лечение душ осуществляется с помощью определенных заклинаний, и эти заклинания представляют собой волшебные слова. Я слежу за языком, использую естественный транс, рассказываю массу историй. Поскольку я избегаю использования техник, моя работа по обучению других становится все сложнее. Похоже, что существует спрос на техники. В последние годы я уделяю основное внимание тому, чтобы помочь тем, кого обучаю, испытать другие реальности, получить доступ к своим ресурсам и увеличить их — найти подходящую для себя нишу. Ничего особенного в моей работе нет. Главное в ней, вероятно, — чувство ответственности. Я воспринимаю сопротивление как нечто, что происходит между людьми, а не коренится в клиенте. Раскрытие себя порождает уязвимость. Я должна отвечать за свои слова, заботливо ухаживать за своим сердцем. Следует тщательно отслеживать рамки, границы. И наконец, существует опасность, что я слишком доверяю своим клиентам. Однако когда психотерапия работает, создаются новые истории, новые рассказы, и мои клиенты вместе со мной получают более совершенные средства, с помощью которых в будущем можно будет выбраться из тупиковых ситуаций.

Биография

Мичелин Рими-Стифенсон и ее муж Рик Стифенсон — частнопрактикующие психотерапевты, специализирующиеся в супружеской и семейной терапии, получившей название “Перспектива”. Степень магистра она получила в 1979 г. в университете штата Джорджия; была директором социальной службы Броунерского Института психиатрии, где занималась проблемами объединения индивидуальной, групповой и семейной терапии с целью предотвращения случаев повторной госпитализации больных. Затем руководила последипломной подготовкой психотерапевтов, разрабатывала тренинговые программы обучения психотерапевтов системному мышлению. Мичелин Рими-Стифенсон занималась подготовкой учебных фильмов и учебной литературы по стратегической и системной терапии. Она является членом редакционного совета “Журнала стратегической и системной терапии”.

Литература

Alcock, J. (1975). Animal behavior: An evolutionary approach. Sunderland, MA: Simaur Associates.

Cousteau, J. Y. (1953). The silent world. New York: Harper.

Bateson, G. (1979). Mind and nature: A necessary unity. New York: Dalton.

Carter, P. (1982). Rapport and integrity for Ericksonian practitioners. In J. Zeig (Ed.), Ericksonian approaches to hypnosis and psychotherapy. New York: Brunner/Mazel.

Dell, P. (1982). Beyond homeostasis: Toward a concept of coherence. Family Process, 21, 21—41.

Haley, J. (1979, April). Workshop on strategic therapy. Washington, DC.

Haley, J. (1976). Problem-solving therapy. San Francisco: Jossey-Bass.

Hoffman, L. (1981, April). Workshop: Dialogues in family therapy; a little humor, a little madness. Atlanta Institute for Family Studies.

Lankton, S. (1980). Workshop: Psychological level communication. International Congress on Ericksonian Approaches to Hypnosis and Psychotherapy, Phoenix, AZ.

Rabkin, R. (1977). Strategic psychotherapy. New York: Basic Books.

Reamy-Stephenson, M. (1983). The assumption of non-objective reality: A missing link in the training of strategic therapists. Journal of Strategic and Systemic Therapies, 2(2), 51—68.

Reamy-Stephenson, M. (1984). Psychiatric inpatient units. In M. Berger, G. L. Jurkovic, and Associates (Eds.). Practicing family therapy in diverse settings. San Francisco: Jossey-Bass.

Reamy-Stephenson, M. (1986). No bolts from the blue. In D. Efton (Ed.), Journeys: Expansions of the strategic-systemic therapies. New York: Brunner/Mazel.

Ward, В., & Dubos, R. (1972). Only one earth. New York: Norton.

Watzlawick, P., Weakland, J., & Fisch, R. (1974). Change: Principles of problem formation and problem resolution. New York: Norton.

Weakland, J., Fisch, R., Watzlawick, P., & Bodin, A. (1974). Brief therapy: Focused problem resolution. Family Process, 13(2), 141—169.

Zeig, J. (1980). A teaching seminar with Milton Erickson, M.D. New York: Brunner/Mazel.

Краткосрочная системная терапия

Джоэл С. Бергман

Определение

Краткосрочная системная терапия представляет собой попытку быстрой концентрации на существующей проблеме и решение ее за минимально возможное количество сессий. Я стараюсь понять две вещи: во-первых, как данная проблема связана с теми или иными изменениями в цикле жизни семьи, во-вторых, как она подпитывается той семейной системой, в которой проявляется данный симптом. Получая соответствующую информацию и выдвигая гипотезу о функции симпта в семейной системе, я делаю соответствующее предписание, устанавливаю задачу или ритуал, следствием чего оказываются кардинальные изменения в поведении клиента в сфере межличностных отношений. Эти изменения затем приведут к изменению стабилизирующей функции, выполняемой в семейной системе любым симптомом.

Краткая характеристика

Психологические симптомы возникают в результате кризисов, связанных с переходными периодами в жизни семьи. Эмоциональные проблемы возникают в тех случаях, когда люди испытывают затруднения, особенно если пытаются расстаться с кем-то и эмоционально вырасти. Симптомы появляются в определенное время, например, когда единственный или последний ребенок в семье собирается покинуть дом; когда муж или жена хотят развестись; когда кто-то хочет вступить в брак и должен эмоционально отделиться от своих родителей.

Клинические гипотезы “работают” в тех случаях, когда они не только объясняют, почему возникает тот или иной симптом, но и отвечают на вопрос, как поддерживается или усиливается симптом в той социальной системе, где он существует. Любой симптом имеет свой межличностный (социальный) контекст, который его поддерживает, и чтобы изменить симптом, необходимо понять, какое действие оказывают такие контексты.

После того как сформирована клиническая гипотеза, разрабатывается ритуал или предписание, которые могут изменить поведение носителя симптома в его социальном окружении. Если клиническая гипотеза верна, то в результате подобных изменений симптоматическое поведение утратит свою остроту, а в семейной системе наступит переходный кризис. Такой переходный кризис необходим, чтобы семья могла перейти на следующую стадию своего жизненного цикла. Если наступает переходный кризис, то семейная система может быть реорганизована, и тогда возможно несимптоматическое решение. Это может произойти благодаря помощи психотерапевта, но и без нее тоже.

Техники, которыми я часто пользуюсь для того, чтобы собрать информацию и разработать предписание для клиентов, основаны на работах Боуэна, представителей Миланской школы (Сельвини-Палаззоли, Босколо и др.), а также трудах Милтона Эриксона. Они включают реверсирование, позитивные коннотации, и рефрейминг, предписания симптома, системы или сопротивления; предписания ритуалов и задач, цель которых — вызвать новые формы поведения и расшатать мощные коалиции. Сюда же относится использование метафор и рассказывание историй, несущих определенное послание.

Поскольку в краткосрочной системной психотерапии все симптомы трактуются как проблемы сепарации между двумя поколениями, мы часто приглашаем на сессию представителей двух или трех поколений. Такие трудные симптомы, как психозы, нарушения, связанные с едой, или хроническая депрессия, рассматриваются как защита ребенком родителя (родителей) от нерешенных проблем сепарации в отношениях между одним или обоими родителями и бабушкой/дедушкой или бабушками/дедушками. В таких случаях участие в сессии представителей трех поколений дает возможность работать с двумя “наборами” вопросов сепарации в отношениях представителей трех поколений. Если к психотерапии могут быть привлечены все члены семьи, то психотерапия становится более эффективной и требует меньше времени.

Критические замечания

Краткосрочную системную психотерапию часто обвиняют в том, что она поверхностна и не обращается к реальным проблемам или к глубоко укоренившимся причинам, порождающим симптомы. Это спорное обвинение, поскольку я не знаю ни одного исследования, которое подтверждало бы подобную критику.

Иногда выдвигают другое обвинение — в манипулятивном характере данного направления психотерапии. В моем понимании слово “манипулятивный” означает “обманный”. Его можно отнести к кому-то, кто получает определенные выгоды за счет других. Поскольку краткосрочная психотерапия проводится на основании двустороннего и отнюдь не секретного соглашения между психотерапевтом и клиентом, в котором указывается цель психотерапии — изменение поведения, я не понимаю, о каких манипуляциях можно говорить в данном случае.

Преимущества. Этот метод представляется более эффективным, чем некоторые традиционные направления долгосрочной психотерапии. Как следствие, в клиниках, зачастую слишком переполненных, можно принимать больше пациентов и семей.

Этот вид психотерапии может быть также предложен семьям и клиентам, относящимся к низшим социо-экономическим классам, вместо принятого лечения с использованием психотропных фармакологических средств. Поскольку этот подход в большей степени ориентирован на действия, чем различные направления “разговорной психотерапии”, краткосрочная системная психотерапия может показаться более привлекательной для представителей таких семей, вербальные способности и финансовые возможности которых невысоки.

Предлагаемый подход может считаться и более корректным: мы постоянно занимаемся предъявленной проблемой до тех пор, пока она не будет решена, к другим же проблемам не обращаемся, если только клиент этого не просит. Подход может считаться более корректным еще и потому, что системное мышление включает значительное депатологизирование и позитивную коннотацию, и большинство людей предпочитает расценивать свои трудности скорее как тупик, чем как болезнь.

Краткосрочная системная терапия, пожалуй, более привлекательна для американской публики, поскольку она прагматична, понятна и не требует много времени. Публика относится с подозрением (иногда оправданным) к психотерапевтам, продолжающим работу с клиентом дольше, чем это необходимо.

Еще одно достоинство данного направления: поскольку число встреч психотерапевта с каждым из клиентов невелико, психотерапевт больше стремится к решению проблем; наш подход предъявляет также более высокие требования к его интеллекту. И наконец, краткосрочная системная психотерапия имеет еще одно достоинство: поскольку клиенты меняются часто, психотерапевт чаще получает удовлетворение от своей работы и поэтому стимул заниматься ею оказывается более сильным.

Недостатки. Для некоторых семей предлагаемый вид психотерапии не подойдет. Речь идет о тех семьях, которые не желают проходить психотерапию, если это отказывается делать тот, кто занимает в семье ключевые позиции. Если клиенты, страдающие анорексией, алкоголизмом, психозами или шизофренией, отказываются проходить психотерапию, то психотерапевту, возможно, придется отложить семейную терапию. Если психотерапевт соглашается работать с семьей в отсутствие этих “идентифицированных пациентов”, то психотерапия возможна, но модель краткосрочной психотерапии может оказаться неприемлемой.

Краткосрочная системная терапия как метод больше подходит для опытных психотерапевтов, чем для начинающих. Начинающему психотерапевту потребуется определенное время для того, чтобы пройти необходимую подготовку, а затем время для работы под наблюдением методиста-супервизора — для роста и принятия себя. Кроме того, необходимы годы, чтобы выработать собственный стиль и клинические нормы, научиться использовать то, что “работает”, и отказаться от того, что “не работает”. Начинающие психотерапевты могут проводить краткосрочную системную психотерапию, но я полагаю, что курс у таких специалистов будет несколько более продолжительным, чем у опытных.

И наконец, об еще одном “недостатке” краткосрочной системной психотерапии. Частнопрактикующему психотерапевту понадобится значительное число клиентов, в противном случае он не сможет заработать себе на жизнь. Поэтому данный вид психотерапии больше подходит для работы в условиях больших городов, где велико число потенциальных клиентов.

Биография

Джоэл С. Бергман — старший методист и основатель Проекта “Краткосрочная психотерапия” в Институте семейной терапии в Нью-Йорке, где он также занимается и частной практикой. Степень доктора психологии он получил в 1970 г. Бергман проводит консультации по менеджменту для корпораций и семейного бизнеса, разрабатывает вопросы краткосрочной психотерапии и много пишет на эту тему. Его последняя книга называется “Как ловить морскую щуку. Практические вопросы краткосрочной системной психотерапии” (“Fishing for Barracuda: Pragmatics of Brief Systemic Therapy”).

Литература

Bergmann, J.S. (1985). Fishing for barracuda: Pragmatics of brief systemic therapy. New York: Norton.

Bowen, M. (1978). Family therapy in clinical practice. New York: Jason Aronson.

Haley, J. (Ed.). (1967). Advanced techniques of hypnosis and therapy. Selected papers of Milton Erickson. New York: Grune & Stratton.

Selvini-Palazzoli, M., Boscolo, L., Ceccin, G, & Prata G. (1978). Paradox and couterparadox. New York: Jason Aronson.

Watzlawick, P., Weakland, J., & Fisch, R. (1974). Change: Principles of problem formation and problem resolution. New York: Norton.

Структурная семейная терапия

Г. Чарльз Фишман

Определение

Структурная семейная терапия имеет дело с актуальными социальными воздействиями настоящего, под действием которых сохраняется проблема данного индивида. Психотерапевт отслеживает дисфункциональное поведение в системе, к которой относится клиент (семья, расширенная семья и другие значимые социальные силы), и стремится преобразовать эти дисфункциональные паттерны. Оценивается структура системы (близости и дистанцированности между членами семьи и другими членами системы), а также состояние системы по сравнению с тем, что должно быть на данной стадии ее развития. Затем психотерапевт следует ходу психотерапии, стремясь преобразовать дисфункциональную систему и упрочить новые структуры этой системы.

Краткая характеристика

Структурная семейная терапия была разработана Сальвадором Минухиным, испытавшим при этом, как он сам говорит, сильное влияние “многих голосов”. Это системная психотерапия, в которой психотерапевтическое воздействие направлено на индивида и на то окружение, тот контекст, в котором он находится. В системных направлениях психотерапии считается, что причинные связи бывают круговыми, то есть каждая часть системы оказывает воздействие на другую часть. Соответственно, индивид — это тот, кто организует других, и организуется другими.

Центральное место в системной теории занимает идея организации. Структурная семейная терапия отличается от других направлений психотерапии тем, что предлагает эксплицитное объяснение структуры окружения индивида. Концепция структуры, возникшая в древности, возродилась в ХХ веке как структурализм. И в самом деле, в нашем столетии структуралистические описания коснулись каждой области жизни. Упомянем работы Леви-Стросса по антропологии, Барта и Хомского по лингвистике, Пиаже и Брунера по психологии развития, фон Берталанфи по биологии и системным исследованиям, Фуко по психоанализу. Согласно структурализму, истина заключается в отношениях, а паттерны отношений могут быть обрисованы.

Применение структурализма к клинической работе предполагает изучение отношений между социальной экосистемой, непосредственной семьей, расширенной семьей, а также между семейной системой и другими социальными учреждениями — школой, судами, более широким окружением и людьми “помогающих” профессий, таких как врачи и психотерапевты. В клинической работе важную роль играет не только контекст семьи, но также контекст клинициста. Оказывает ли контекст клинициста влияние на работу с семьей и наоборот?

По мере того как психотерапевт оценивает систему, складывается схема активной интервенции. Внимание психотерапевта направлено на крошечную вселенную деформированных отношений. На структурную карту, таким образом, наносятся путь и цель психотерапии — работа с данной системой для улучшения нарушенных отношений.

Клиницист, работающий с широкой системой и стремящийся как можно быстрее осуществить изменения, всегда сталкивается с одной и той же проблемой: где осуществить интервенцию. Когда я использую модель структурной семейной терапии, то в поисках ориентира обращаюсь к концепции “гомеостатической поддержки”.

Гомеостаз — статическая дескриптивная концепция, находящая применение в исследованиях, посвященных проблематике семьи с самого их начала. Дон Джексон и Вирджиния Сатир дали описание замечательно поставленного семейного танца, в котором участвуют находящиеся в зависимости друг от друга члены семьи. Для психотерапевта, однако, больше информации дают результаты обследования семьи, когда в ней есть те или иные нарушения. Исключительно важная информация становится доступной, если психотерапевт, вызвав возмущение в системе, затем устанавливает, кто именно активизируется таким образом, чтобы восстановить в системе статус-кво. Далее психотерапия может быть направлена на устранение стереотипных способов реагирования, неэффективных для данной семьи.

Структурная семейная терапия испытала также влияние теории катастроф. Ренэ Том и другие математики говорят о существовании в природе более чем одного вида изменений. Дифференцильные исчисления Ньютона и Лейбница описывают постепенные изменения. Во время землетрясения, однако, происходит стремительное преобразование системы. В структурной семейной терапии психотерапевт стремится к стремительному преобразованию системы. Поскольку в кабинете психотерапевта присутствуют люди, занимающие важное место в жизни клиента, велика вероятность того, что эти новые паттерны получат распространение и за стенами кабинета.

И тут мы подходим к другим важным источникам влияния на структурную семейную терапию. Речь идет о гештальт-терапии и работах Фрица Перлза, а также о психодраме, созданной Дж. Л. Морено и Зеркой Морено. Основная техника в этой модели — отыгрывание — основывается на идее, согласно которой системы изменяются тогда, когда изменяются привычные паттерны взаимодействия. Психотерапевт побуждает членов семьи проиграть в психотерапевтическом кабинете свои обычные взаимоотношения. А затем с помощью второго психотерапевта семья проигрывает более функциональные паттерны взаимодействия. В определенном смысле структурная семейная терапия является своего рода гештальтистской психодрамой: члены семьи и в самом деле приобретают в психотерапевтическом кабинете новый опыт. Отличие данного вида психотерапии от гештальт-терапии и психодрамы заключается в том, что в структурной семейной терапии принимают участие люди, занимающие важное место в жизни индивида, так что опыт, переживаемый при исполнении ролей, изменяет их. В результате увеличивается вероятность того, что изменения сохранятся и в домашних условиях.

Метод отыгрывания, или исполнения ролей, является основным не только при разрешении конфликтов как таковых, но и при проигрывании решения осевых конфликтов — конфликтов, лежащих в основе испытываемых семьей трудностей. Рассмотрим, например, случай с анорексией: побуждая родителей сделать так, чтобы дети ели, мы содействуем изменению разрушительных паттернов, способствующих анорексии. И психотерапевту действительно удается реструктурировать систему на материале значимых конфликтных вопросов.

Структурная семейная терапия в последние десять лет испытала сильное влияние эволюционного мышления. Прежде о детях писали так, как если бы они одни росли в лесу или в чашках Петри*. В литературе приводится все больше доказательств того, что люди, окружающие ребенка, также проходят в своем развитии определенные стадии. И в самом деле, согласно Даниелю Левинсону, взрослые, как и дети, проходят в своем развитии определенные этапы. Более того, и семьи, как социальные организмы, регулярно претерпевают определенные изменения, которые можно предвидеть.

Эволюционные идеи приобретают исключительную важность в тех случаях, когда структура используется как клиническая концепция. Для того чтобы выявить структуру той или иной системы, психотерапевт должен оценить близость и дистанцию между членами семьи, сравнивая полученные результаты с тем, что должно происходить на данной стадии развития. Более того, концепции развития оказывают заметное влияние на цели психотерапии. В сферу деятельности психотерапевта входит работа с системой, которая проводится не только до тех пор, пока смягчается симптом, но и до того момента, пока не произойдет стабилизации системы на новом уровне сложности, соответствующем стадии развития данных индивидов.

В заключение я хотел бы привести высказывание Шарко, которым восхищался Зигмунд Фрейд: “Теория — это хорошо, но она не может прекратить существование фактов”. Я верю, что структурная семейная терапия, являясь теорией, тем не менее, позволяет приблизиться к фактам, поскольку пытается наблюдать полунатуралистические паттерны взаимодействия, проявляющиеся в психотерапевтическом кабинете.

Критические замечания

Занимаясь преподаванием структурной семейной терапии, я часто обращался к словам Вильяма Джеймса о философии, названной им прагматизмом: “Если она “работает”, значит, она верна”. Созданная первоначально для работы с бедными семьями из Гарлема, структурная семейная терапия прагматична и основывается на здравом смысле. Психотерапевт стремится вовлечь в психотерапию всех значимых лиц и все организации, способствующие поддержанию проблемы. В результате работы с этими действующими в данное время силами, могут произойти быстрые изменения. И поскольку мы работаем с паттернами взаимодействия “здесь и теперь”, психотерапевт может видеть изменения данных паттернов в психотерапевтическом кабинете.

Принцип “Покажи мне”, являясь вызовом, вносит определенную объективность в оценку системы и ход психотерапии. Помню, как в молодые годы, разочарованный субъективностью философии и психоаналитической теории, я обратился к этой модели психотерапии и в ходе соответствующего тренинга был очарован ею.

Я вспоминаю случай, произошедший во время работы над исследовательским проектом по психосоматике в Детской консультативной клинике Филадельфии в начале 1970-х годов. К нам была направлена одна семья, поскольку врачи детской больницы полагали, что потеря веса 14-летней девочкой вызвана анорексией. В нашу программу исследований входила оценка семьи с помощью видеозаписи заданий по взаимодействию. Затем эту запись оценивали нейтральные специалисты, чтобы определить, не является ли данная семья “психосоматической” семьей, то есть семьей, демонстрирующей такие характерные паттерны взаимодействия, как слияние, избегание конфликтов, ригидность и триангуляция. Результаты оказались неожиданными: семье не были присущи паттерны, характерные для психосоматических семей. Получив эту информацию, врачи провели дополнительное обследование и обнаружили, что у девочки опухоль гипофиза.

Если критиковать эту модель, то имеет смысл последовательно рассмотреть отдельные ее компоненты. Требование работать со всеми социальными силами, поддерживающими гомеостаз, существенно для всех клинических ситуаций. Составление карты семейной системы является полезным инструментом для создания общего представления о системе и постановки целей. Проигрывание дисфункциональных проблем семьи имеет первостепенное значение для оценки проблемы.

Модель, которую я описал как модель структурной семейной терапии, предполагает, что психотерапевт работает поблизости от семьи. За прошедшие годы я понял, что эта модель в высшей степени эффективна в работе с психосоматическими семьями, с большинством делинквентных семей (тяготеющих к слиянию) вообще с типом семей, характеризующихся тяжелой дисфункцией границ. В таких семьях всегда возникает множество проблем.

Существуют, однако, определенные системы, где близость психотерапевта может привести к тому, что он быстро станет частью системы, находящейся в состоянии застоя. В определенных “хронических” системах и в разобщенных семьях близость психотерапевта не помогает. В таких случаях необходимы определенные интервенции — парадоксы и задания. По мере прогресса психотерапии психотерапевту следует в качестве показателей достижений использовать не только симптом, но также и паттерны взаимодействия членов семейной системы.

Используя эту модель на протяжении многих лет, я обратил внимание: для того чтобы поддерживать изменения, психотерапевт должен быть в высшей степени чувствительным к окружению, в котором существует семья. Так, например, работая с несовершеннолетними преступниками, важно делать все возможное для того, чтобы поместить своего клиента (юношу или подростка) в некриминальный контекст и тем самым поддержать и укрепить его некриминальное “Я”. Другим проявлением моего нарастающего смирения (когда-то я верил, что семейная терапия — вполне достаточный для изменения контекст) является использование, где только возможно, групп самопомощи для поддержания перемен.

По моему мнению, хорошо разработаны такие аспекты модели структурной семейной терапии, как психотерапевтические техники и парадигмы супервизорской работы. Недостаточно разработанной остается теория работы с внешними системами и теория конвергенции систем. Сегодня структурная семейная терапия — это модель, “работающая” лишь внутри семьи. Не существует хорошо разработанных интервенций, выходящих за ее пределы, кроме тех, что направлены на помощь психотерапевту. И наконец, не изучены отдаленные результаты структурной семейной терапии. Кроме того, необходимо разрабатывать специальные интервенции, соответствующие тем или иным видам систем и проблем.

Биография

Г. Чарльз Фишман — исполнительный директор Института семьи в Принстоне, штат Нью-Джерси. Степень доктора медицины он получил в медицинском колледже Висконсина, а подготовку по детской психиатрии прошел в Пенсильванском университете, а затем в Детской консультативной клинике в Филадельфии. Фишман имел возможность тесно сотрудничать с Джеем Хейли, Карлом Витакером и Сальвадором Минухиным. Чарльз Фишман является соавтором книги “Техники семейной психотерапии” (с Сальвадором Минухиным) и “Разработка моделей изменений в семье” (с Бернис Росмен), а также автором книги “Семейная терапия в работе с трудными подростками”. Фишман часто выступает с лекциями и признан одним из самых авторитетных специалистов по структурной семейной терапии и ее применению в работе с детьми и подростками.

Литература

Davidson, M. (983). Uncommon sense: The life and thought of Ludvig von Bertalanffy, father of general systems theory. Boston: Houghton Mifflin.

Gay, P. (1988). Freud: A life for our time. New York: Norton.

Haley, J. (1973). Uncommon therapy. New York: Norton.

Hampden-Turner, C. (1982). Maps of the mind. New York: Macmillan.

Levenson, E.A. (1972). The fallacy of understanding. New York: Bacic Books.

Levinson, D. J. (1978). The seasons of a man’s life. New York: Knopf.

Minuchin, S., Montalvo, B., Guerney, B.C., Jr., Rosman, B.L., & Schumer, F. (1967). Families of the slums. New York: Bacic Books.

Piaget, J. (1970). Structuralism. New York: Bacic Books.

Sheridan, A. (1980). Michel Foucault: The will to truth. London: Tavistoc Pub­lication.