АНАЛИЗ И ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ - Самосознание личности - Столин В.В.

Итак, по характеру спонтанно выра­женного отношения к персонажам испытуемых уда­лось классифицировать в четыре группы5. Как мы уже отмечали, пристрастность, с которой испытуемые

5 Оставшиеся 10 испытуемых представляют собой индиви­дуальные случаи, не вошедшие ни в одну из выделенных групп.

писали о"персонажах, отчетливость эмоционально-цен­ностного отношения, выраженного к ним, на первый взгляд кажутся неоправданными и неожиданными и, особенно если сопоставить эту эмоциональную насы­щенность описаний со скупостью исходной информа­ции, заключенной в портретах. Объяснение кроется в самом характере процедуры. В портрете может ока­заться значимой для испытуемого всего одна какая-нибудь черта, всего несколько слов, да и сам портрет может состоять из одной строки (ср. портрет персо­нажа А испытуемой Т. Г. из III группы — использован фактически только фактор С~). Но если эта черта значима для испытуемого, входит в его «Я-концеп-цию», то в ответах об этом персонаже он как бы на­ращивает плоть на тот скелет, на который лишь на­мекает портрет. В результате чем больше испытуемый приписывает персонажу, тем реальнее он для него становится. В конце концов испытуемый начинает ссы­латься на то, что он сам же приписал как на якобы объективно присутствующее в портрете—с этим фак­том мы не раз сталкивались при анализе протоколов испытуемых. Апогея этот процесс достигает тогда, ко­гда испытуемый додумывает взаимоотношения з три­аде, т. е. в конце эксперимента.

Ситуация напоминает известный миф о Пигмали­оне и Галатее: как и у скульптора Пигмалиона, по мере работы над статуей Галатеи просыпается чув­ство к ней, так и наши испытуемые, описывая персо­нажи, постепенно одушевляли их и начинали испыты­вать к ним чувства. Разница, однако, в том, что воз­никающее чувство отнюдь не всегда оказывалось лю­бовью—не так-то легко сделать Галатею прекрасной и привлекательной.

В нашу задачу, однако, не входило изучение твор­ческих способностей наших испытуемых. Напротив, задачей было понять «проницательность» испытуе­мых и их творчество как форму, в которой выражает­ся их самоотношение. В какой мере отношение к синтезированным псевдодругим, приписанные им осо­бенности, прогноз взаимоотношений с ними выража­ют самосознание испытуемых? При этом центральный для нас вопрос—это вопрос о том, является ли от­ношение, выраженное к персонажам, проекцией отно­шения к себе, и если да, то как можно понять струк­туру проекции и структуру лежащего за ней отноше­ния к себе?

Понятие проекции, введенное в научный обиход Фрейдом, первоначально подразумевало «приписыва­ние другим людям социально неприемлемых желаний, в которых человек как бы отказывает сам себе» [159, 45]. Позднее содержание этого понятия расширя­ется и углубляется в работах самого Фрейда, его по­следователей (Анны Фрейд, в частности) и в много­численных экспериментальных исследованиях, лишь косвенно связанных с психоанализом. История разви­тия этих представлений подробно проанализирована в советской литературе [23; 115]. Это расширение по­нимания феномена проекции можно свести к несколь­ким положениям. 1. Проецироваться может и черта, которая не является социально неприемлемой. 2. Про­ецируемая черта может быть не только неосознава­емой, изгоняемой из сознания, но и сознаваемой. 3. Проекция не всегда есть форма защиты целостно­сти «Я», — она может выполнять и другие функции.

Экспериментальные исследования феномена про­екции и ее механизмов получили в конце 60-х гг. но­вый импульс благодаря обобщающей работе Д. Холм­са, предложившего новую классификацию видов про­екции [178].

В основе этой классификации лежат два незави­симых основания (измерения). Одно из них охваты­вает то, что проецируется. Холмс предположил, что есть две возможности. Первая — субъект проецирует свою собственную, имеющуюся у него черту (в широ­ком смысле, т. е. мотив, чувство, поведение) на дру­гое лицо. Вторая—субъект проецирует па другого черту, которая отличается от его собственной. Второе измерение относится к осознанию черты и также пред­полагает два полюса: проецируемая черта осознает­ся либо неосознается. В результате образуются четы­ре вида проекции (см. табл. 9).

В соответствии с типологией Холмса, комплимен-тарная проекция состоит в том, что субъект припи­сывает другому лицу черту, отличающуюся от той, которой он сознательно обладает, но дополнительную к ней. Так, человек, испытывающий страх (и осозна­ющий это чувство), воспринимает другого как угро­жающего (сам факт проекции, конечно же, не осоз-

нается). Атрибутивная проекция появляется в том случае, когда субъект приписывает другому черты,ко­торыми он сам сознательно обладает. Так, например, в одном эксперименте было показано, что оценка ис­пытуемыми степени счастливости людей, изображен­ных на фотографиях, позитивно коррелировала с их самооценками собственного счастья (Goldings, цит.по:

178). Симилятивная проекция проявляется в том слу­чае, когда индивид приписывает другому индивиду черту, идентичную той, которой он обладает, но обла­дание которой не сознает. В психоанализе особое вни­мание уделялось именно этому виду проекции, кото­рой приписывалась функция защиты субъекта от осознания в себе нежелательной характеристики. Про­екция Панглосса и Кассандры подразумевает, что субъект проецирует на другого субъекта черту, про­тивоположную той, которой он бессознательно обла­дает. Вариант Панглосса: субъект имеет неосознан­ные негативные чувства, но видит мир позитивно; ва­риант Кассандры — субъект имеет неосознанные по­зитивные чувства, но видит мир негативно. Холмс приводит обширные экспериментальные доказательст­ва существования проекции осознаваемых черт; что же касается проекций неосознаваемых черт, то таких экспериментальных свидетельств не обнаруживается.

Как же выглядят полученные нами данные в кон­тексте предложенной Д. Холмсом классификации про­екций?

Главным эмпирическим показателем для нас яв­ляется отношение испытуемого, спонтанно выражен­ное к обоим персонажам. С формальной точки зре­ния, однако, это отношение вообще не может интер­претироваться как проекция. В самом деле, какой бы тип проекции мы ни взяли, обязательным момен­том является субъективная смена «хозяина» той чер­ты, которая проецируется. Черта может осознавать­ся или неосознаваться, она может быть приписана-другому в своем собственном обличий или в обличий комплиментарной черты—в любом виде черта меня­ет своего хозяина—в этом и состоит суть феномена проекции.

В отличие от этого отношение, которое спонтанно выражают испытуемые к персонажам,—это их -отно­шение, не переданное ими другим лицам.

Наша точка зрения тем не менее состоит в том, что отношение испытуемого к персонажам является проекцией. Феномен проекции проявляется, однако, в нашей экспериментальной ситуации в несколько ином ракурсе, недостаточно эксплицированном в литерату­ре, посвященной этому феномену.

Термин «черта», используемый Холмсом в его классификации проекций, имеет широкое значение. Это и мотив, и потребность, и свойство индчвида, и его чувство. Чувство—интенциональное психическое переживание; кроме своего субъекта (хозяина чувст­ва) всегда есть и его объект. Так, чувство страха име­ет своего субъекта и одновременно имеет объект: то, чего или кого страшатся.

Ситуации, рассматриваемые под углом зрения про­екции, обычно состоят в том, что чувство прежде все­го меняет субъекта, а уж как следствие-—меняется и объект. Так, страх проецируется в виде чувства враж­дебности другого субъекта; враждебность по сравне­нию со страхом направлена в противоположную сто­рону — объектом ее становится сам субъект (проек­тант). Специфика ситуации нашего исследования со­стоит в том, что рассматривается черта (чувство), субъект и объект которой совпадают, поскольку речь идет об эмоционально-ценностном отношении к само­му себе. Если подменить только объект этого специ­фического чувства (отношения к себе), но в усло­виях, сохраняющих и субъекта, и само чувство, то

ситуация окажется проективной. Она будет экви­валентна той ситуации, при которой меняется субъ­ект чувства и как следствие — его объект (ситуация, в которой субъект проецирует отношение к себе в виде отношения к нему другого человека).

В каких же условиях можно направить отношение человека к самому себе на другого человека так, что­бы сам характер этого чувства не изменился от этой подмены?

По-видимому, для этого необходимо, чтобы чело­век воспринимал другого как воплощение его само­го, как свою копию и заменителя, т. е. необходимо, чтобы человек идентифицировался с этим другим.

Представление об идентификации играет ключе­вую роль в некоторых проективных техниках, в част­ности, у автора Тематического Апперцептивного Те­ста—Г. Мюррея [210]. В схеме анализа проективной продукции Мюррея определить «героя» — это опре­делить персонаж, с которым идентифицируется испы­туемый. Идентификация проявляется в заинтересо­ванности в персонаже, эмоциональной насыщенности повествования о нем, полноте описания мыслей и чувств, сходстве половозрастных и социальных харак­теристик героя и автора, ссылке на собственный опыт. При этом Мюррей указывал, что субъект может од­новременно идентифицировать себя с двумя героя­ми—положительным и отрицательным.

Представления об идентификации развиваются и в современных социально-психологических работах [174]). Имеется в виду так называемая перцептивная, в отличие от ролевой, идентификация, состоящая в восприятии сходства между своими и чужими харак­теристиками. Такая идентификация будет позитивной (желательной), если тот, с кем идентифицируются, репрезентирует собой желательный компонент «Я-концепции». Если же тот, с кем идентифицируются, представляет собой нежелательный аспект «Я-концеп-ции», то и идентификация будет негативной, нежела­тельной.

В нашем эксперименте эти другие люди «синтези­рованы» так, чтобы репрезентировать «Я» и «не Я» личностные черты. Отношение к персонажу со сход­ными личностными чертами будет проективным в той мере, в какой испытуемый осознанно или неосознан­

но переживает себя тождественным персонажу, иден­тифицируется с ним. Возможна как позитивная идентификация: «Да, я такой же, как он», так и негативная идентификация: «Нет, я не желаю быть на него похожим». В любом варианте отношение к другому превращается в самоотношение, аутокоммуни-кацию: «Я отношусь к нему, но ведь он—это я, я от­ношусь к себе в его лице».

Напротив, отношение к персонажу не будет про­ективным в строгом смысле термина, если испытуемый не идентифицируется с ним .(ни положительно, ни от­рицательно), но лишь выносит суждение, пользуясь некоторыми стандартами или стереотипами оценок. Конечно, и в этом случае отношение к персонажам характеризует самого испытуемого, поскольку из факта отсутствия идентификации следует, что испы­туемый либо страдает дефектом самовосприятия, ли­бо имеет разные критерии оценок для себя и для дру­гих людей, судит их и себя разными мерками.

Таким образом, ответ на вопрос о том, является ли выраженное спонтанно отношение к персонажам проекцией собственного отношения к «Я» и «не Я» личностным чертам, зависит от ответа на вопрос, идентифицируется ли испытуемый с персонажами.

Хотя и окончательный ответ на этот вопрос тре­бует дополнительных исследований, можно привести ряд доводов в пользу идентификационной гипотезы.

Начнем с аргумента «от противного». Допустим, испытуемый выражает свое отношение к персонажам не на основе позитивной или негативной идентифика­ции с ними, а как бы объективно оценивает их по каким-то личностным чертам, указанным в портре­тах. Одни из этих черт вызывают симпатию, дру­гие—уважение, третьи—антипатию,   четвертые— неуважение. В таком случае портреты, взятые в це­лом по группам, и соответственно сами испытуемые, стоящие за портретами, должны явно различаться по личностным чертам. Для проверки этого следствия из «антиидентификационной» гипотезы мы построили групповые личностные профили первых трех групп рис. 4) по 15 личностным факторам. Сходство всех трех профилей очевидно. Коэффициент подобия Гр [160], основанный на статистике %2 и рассчитанный для групп с противоположными отношениями к пер-

сонажам по обоим координатам (вторая и третья группы), составляет 0,58 (сходство значимо на уров­не 0,1%). При анализе «с другой стороны», т. е. при поиске значимых различий между средними значени­ями того или иного личностного фактора (вторая и третья группы) обнаружена только одна значимая разность в 1,3 стена по фактору С (уровень значи-

Рис. 4. Групповые профили по 15 личностным факторам опрос-пика Кэттэлла.

Условные   обозначения: пунктирная линия — группа   1 сплошная линия — группа 2, штрихпунктирная   линия — группа 3

мости 5%), что дает весьма незначительное преобла­дание характеристик «эмоционально неустойчив» в портретах персонажей А третьей группы. Таким об­разом, один и тот же по указанным в нем личност­ным чертам портрет вызывает у разных испытуемых противоположные эмоциональные отношения: симпа­тию и уважение в одном случае и антипатию и пре­зрение—в другом. Следовательно, испытуемые не судят о персонажах на основе каких-то объективиро­ванных критериев, т. е. наше допущение не верно. Остается вторая гипотеза—особенности отношения испытуемых к персонажам связаны с переживанием своей тождественности им и определены отношением к собственному «Я».

Существуют и более прямые аргументы в пользу идентификационной гипотезы.

Во-первых, часть испытуемых первой, второй и четвертой групп открыто заявила о своем сходстве с персонажем А. «За себя я отвечать не буду, я такая же, как она»—так ответила одна из испытуемых на предложение экспериментатора ответить на вопросы от собственного лица. В текстах «за себя» и за пер­сонаж А часто встреча­ются идентичные оборо­ты речи, идентичные сю­жетные повороты.

Во-вторых,   испытуе­мые .второй группы ожи­дают к себе от персона­жа В точно такое же от­ношение, какое они ожи­дают от В в направле­нии к А. Собственное от­ношение к В также в ос­новном сходно с отноше­нием А к В. Этот вывод

следует из анализа при-

писывания     взаимных чувств в гипотетической ситуации знакомства всех трех   лиц   (Я, А, В) (рис. 5).

Рис.5. Совпадение отношения

к В (Я к В и А к В) и ожидаемого  отношения  от В (В к Я и В к А) у испытуемого и персонажа А

К себе, как и к А, испытуемые ожидают неуваже­ние (45% всех высказываний об отношении В к Я), амбивалентны в ожиданиях симпатии (31% всех высказываний свидетельствует об ожидании симпатии и 20,5% — об ожидании антипатии), и только одно высказывание (3,5%) свидетельствует об ожидании уважения к себе. Почти идентично распределились ожидания от персонажа В в адрес персонажа А. Так же обстоит дело и с испытуемыми второй и четвер­той групп. Таким образом, испытуемые этих групп отождествляют себя с А персонажем в отношении к третьему лицу—персонажу В.

В-третьих, аргументом в пользу идентификацион­ной гипотезы является сходство в ответах на опросник Роттера «за себя» и «за персонаж А». Линейная корреляция ответов по пунктам опросника Роттера в трех позициях в целом по первой группе (гг=728) по-

казал следующее. Ответы «за себя» положительно коррелируют с ответами за персонаж А (г=0,33, уро­вень значимости 0,1%), не коррелируют с ответами за персонаж В (r=—0,05); между ответами за пер­сонаж А и В — отрицательная корреляция (r=—0,28, уровень значимости 0,1%). Хотя корреляция и не вы­сока (по-видимому, сказывается искажение в ответах «за себя» в сторону социальной желательности), дан­ные показывают, что, отвечая за персонаж А, испы­туемые черпают информацию в собственных интен­циях на ответы и предполагают противоположность персонажей по характеру локуса контроля.

Итак, относительно большинства испытуемых (пер­вая, вторая и четвертая группы) есть основания ут­верждать, что они более или менее идентифицируют­ся с похожим на них персонажем А. В таком случае их отношение к персонажу А является проекцией'их отношения к себе.

Как же, однако, обстоит дело с тем меньшинством испытуемых (третья группа), которые как бы путают портреты—выражают симпатию и уважение к проти­воположному и антипатию и презрение к сходному персонажу? Выше мы уже отмечали, что само отно­шение к персонажам не выводимо из их личностных черт, но характеризует самоотношение испытуемого. Но с кем все-таки идентифицируются испытуемые? Если с персонажем В, с которым они имеют на самом деле контрастные черты, то их отношение к себе так­же характеризуется симпатией и уважением. Возмо­жен и другой вариант: испытуемые только желают быть такими, какими они видят людей с «не Я-черта-ми», и энергично не хотят быть такими, какие они есть. При этом на более глубоком, неосознаваемом уровне они идентифицируются именно с похожими на них персонажами.

Мы попытались проверить, какая из этих двух ги­потез справедлива.

Из принятого нами тезиса о том, что отношение к персонажам характеризует самоотношение, можно вывести важное следствие. Допустим, субъективное сходство с персонажами А и В варьирует от испыту­емого к испытуемому внутри группы. В таком случае степень сходства персонажа и выраженность эмоци­онально-ценностного отношения к нему должны кор­релировать в большей мере по отношению к тому персонажу, с которым испытуемый идентифицирует­ся. Другими словами, если испытуемые проецируют некоторое эмоциональное отношение к себе в форме отношения к данному персонажу, то в той мере, в ка­кой они воспринимают себя сходными или несходными с ним, должна усиливаться или ослабляться проекция этого отношения. И наоборот, если выраженность от­ношения к персонажам будет находиться не более чем в случайной связи с воспринимаемым сходством, действительная идентификация отсутствует. В этом случае речь может идти не более чем об отношении к некоторому символу, идеалу (или антиидеалу), с которым субъект не может почувствовать свое тож­дество.

Совпадение в ответах на шкалу Роттера «за себя» и «за персонаж» можно принять за меру сходства и выразить количественно эту меру в виде разности ко­эффициента локуса с собственной позиции и с пози­ции персонажей. Тогда имеем две разности Я—А и Я — В, абсолютные величины которых являются ме­рами сходства испытуемого с тем или иным персона­жем. Чем меньше разность, тем более сходным с персонажем воспринимает (или представляет) себя испытуемый. Если проранжировать исгытуемых по величине этих разностей и скоррелировать получен­ные ранги с рангами выраженности отношения к пер­сонажам, то можно получить ответ на поставленный вопрос. Выраженность одного или обоих компонентов отношения к персонажу должна коррелировать со степенью сходства того персонажа, который является действительным объектом проекции.

Для получения количественной меры эмоциональ­но-ценностного отношения к персонажам мы восполь­зовались методом экспертных оценок.

Десять экспертов оценивали тексты ответов ис­пытуемых первой и третьей групп с точки зрения вы­раженности симпатии и уважения. Ранговые корре­ляции средних экспертных оценок и сходства (точнее, несходства) испытуемых с персонажами в ответах на шкалу Роттера приведены в табл. 10, где показано, что для первой группы, испытуемые которой иденти­фицируются с похожими персонажами, симпатия кор­релирует со сходством к похожему персонажу А.

Таблица 10

Ранговые корреляции показателей сходства (несходства) ответов на шкалу Роттера «за себя» и «за другого» с выраженностью симпатии и уважения к персонажу (экспертные оценки)

А — Я — разность показателей ответов на шкалу Роттера с позиции А-персо-

нажа и самого испытуемого (Я)! В — Я — разность показателей ответов на шкалу Роттера с позиции В-персона-

жа и самого испытуемого (Я).

Корреляция — 0,40 значима на уровне 5%, корреляция — 0,80 значима на уров­не 1%, остальные корреляции не значимы.

Негативная корреляция появляется вследствие того, что испытуемые ранжировались по величинам раз­ностей показателей локуса контроля «за себя» и «за персонаж» (А—Я и В—Я), т. е. по мере несходст­ва. Чем больше несходными являются показатели ло-кусов контроля, тем меньше выраженность симпатий. Для испытуемых третьей группы, которые сознательно идентифицируют себя с противоположным персона­жем, сходство с ним не коррелирует ни с одним из компонентов эмоционально-ценностного отношения, за­то уважение значимо коррелирует со сходством с по­хожим персонажем. Результаты, следовательно, сви­детельствуют в пользу справедливости первой гипоте­зы о том, что на неосознаваемом уровне испытуемые все же идентифицируются со сходным персонажем, и, следовательно, отношение к нему выражает собствен­ное неосознаваемое отношение к себе. В пользу этой гипотезы можно привести и дополнительные свиде­тельства, показывающие, что испытуемым этой груп­пы не удается на глубинном уровне идентифициро­ваться с противоположным персонажем.

Ответы на шкалу локуса контроля с собственной позиции находятся практически в одинаковой поло­жительной линейной корреляций с В- и А-отйетамй - (соответственно 0,19 и 0,21; уровень значимости— 0,1%). Количество сходных фразеологических оборо­тов в Я- и В-ответах на вопросы о мотивах прибли­зительно одинаково с числом сходных оборотов в Я-и А-ответах (53 и 47% от общего числа сходных обо­ротов). В отличие от этого, например, во второй груп­пе это количество распределяется явно в пользу А-и Я-сходства (82 против 18%). В отношении к треть­ему лицу А испытуемый и персонаж В оказываются различными. Так, например, от В к А испытуемый ожидает в основном неуважение, затем симпатию, а уж потом антипатию. В то же время собственное от­ношение к А прежде всего антипатично.

Итак, отношение к себе проецируется в форме от­ношения к другому, т. е. в форме отношения к пер­сонажам. Испытуемые идентифицируются со сходным персонажем и делают это либо сознательно, либо не­осознаваемо. В первом случае в отношении субъекта к персонажу так или иначе проявляется симпатия, во втором — отношение и к сходному персонажу не только неуважительно, но и антипатично. Результаты анализа можно свести в табл. 11, воспользовавшись ' выделенными Д. Холмсом осями.

Таблица 11

Типы отношения субъекта к имеющимся у него («Я»-черты) и отсутствующим («не Я»-черты) личностным чертам

В табл. 11 отражен характер отношения к персо­нажу в терминах «симпатия — антипатия», «уваже­ние — неуважение».

Отметим, что типы проекции, полученные в клет­ках таблицы, лишь аналогичны, но не идентичны предложенным Д. Холмсом. Различие, как уже ука­зывалось, состоит в том, что подмена происходит на полюсе объекта, а не субъекта. Можно считать, что речь идет о новом проективном показателе, примени­мом именно к исследованию самосознания.

Описанная экспериментальная процедура позво­ляет выявлять, однако, не только то, как испытуемые относятся к своим двойникам и антидвойникам. Су­ществуют по крайней мере еще четыре эксперимен­тальных показателя, характеризующих самосознание субъекта: 1) испытуемые приписывают персонажам отношение к себе; 2) испытуемые приписывают пер­сонажам мотивы, потребности, жизненные планы, черты личности; 3) испытуемые непосредственно вы­ражают отношение к себе, отвечая на вопросы о мотивах от собственного лица; 4) испытуемые ожида­ют отношение к себе со стороны персонажей, предпо­лагают взаимоотношения между ними и между со­бой и каждым персонажем.

Первые два показателя являются проективными в традиционном смысле термина. Поскольку испыту­емые идентифицируются с персонажами, то и припи­санная им самооценка характеризует самих испыту­емых. Третий показатель—прямое самоотношение— не является проективным в строгом смысле термина, испытуемые говорят про себя и могут до известной степени дозировать и регулировать «самоподачу». Наконец, четвертый показатель наиболее выпукло-раскрывает диалогическое строение самосознания, включая в себя проекции обоих типов: и со сменой объекта, и со сменой субъекта.

Охарактеризуем данные, основанные на анализе некоторых из этих показателей.

Приписывание самооценки

Собственное отношение к 'персона­жам, спонтанно проявляющееся в ответах на вопро­сы о мотивах, выпукло и отчетливо. Весь текст как

бы подчеркивает: «вот человек, достойный уважения и симпатии», или «вот человек, уважения не достой­ный и симпатии не вызывающий». Самоотношение, приписываемое персонажам, менее выпукло, скорее можно говорить лишь о приписывании самооценки.

Испытуемые первой группы приписывают схожим персонажам (А) — низкую, а несхожим персонажам высокую самооценку, которая в изображении испы­туемых превращается часто в самоуверенность, вы­сокомерие.

Испытуемые второй группы приписывают сход­ным персонажам, как правило, высокую самооценку, которую те и заслуживают, по их мнению. Если же упоминаются моменты, характеризующие самооценку А-персонажа невысоко, то испытуемые как бы убеж­дают читателя, что самооценка А занижена. Припи­сывание самооценки В — сложнее. Наиболее типич­ный вариант — это приписывание В-персонажам высо­кой самооценки, которую, по мнению испытуемых, те не заслуживают. Так, одна испытуемая пишет о пер­сонаже В: «Она считает, что в перспективе добьется высокого положения; это высокомерный человек, ду­мающий о себе лучше, чем есть на самом деле». Дру­гая испытуемая, отмечая достаточно высокую само­оценку В-персонажа как будущей жены, дает такой комментарий: «Ей подошел бы любой мужчина без патологии». Вот еще характерные отрывки: «В отно­шении к себе Людмила совершенно спокойна, воз­можно, она считает свои отношения с другом (му­жем) одолжением со своей стороны. Достойную роль мужа для нее выполнил бы человек, полностью пере­строивший ее взгляд на жизнь, хотя, с ее точки зре­ния, это ей не подошло бы». Иногда испытуемые как бы предполагают, что незаслуженно высокая само­оценка в будущем станет более адекватной. Так, ис­пытуемая пишет: «Она считает, что добьется высо­кого положения, но в перспективе будет удовлетворе­на существующим положением». В некоторых случаях испытуемые приписывают В-персонажу просто низ­кую самооценку, например, «свои профессиональные перспективы оценивает трезво».

Испытуемые третьей группы приписывают А-п.ер-сонажу либо низкую самооценку, либо неадекватную высокую.

Так, одна испытуемая пишет про А-пер-сонаж: «Се­бя оценивает низко, ничего дать другу не может, бу­дет раздражительной женой». Иногда низкая само­оценка приписывается косвенно, через такие характе­ристики, как отсутствие стремлений к профессиональ­ному успеху, к творчеству, приземленность и конфор­мизм. В других случаях испытуемые указывают на неадекватную самооценку: «Эта девушка будет лю­бить себя в науке, а не науку в себе»; «Будущее этого человека между неудачником и средним человеком, т. е. она думает, что успех может прийти сам собой, как объективная закономерность достигнутых вер­шин». Иногда собственное отношение испытуемого к персонажу и приписанная ему самооценка выглядят как одно целое. Испытуемый как бы старается ска­зать: «Ну что, кроме презрения, заслуживает этот человек, который жалок, чувствует себя таким, хо­тя иногда еще на что-то надеется». Вот яркий пример такого текста: «Она ищет в будущей специальности не возможности эспериментировать, не творческий мо­мент, а стабильность, прочную основу. Она не пере­оценивает свои профессиональные перспективы. В бу­дущем скорее всего будет работать в библиотеке, чтобы иметь много свободного времени (для того, чтобы отдаваться своим мелким поверхностным увле­чениям). Они ей нужны для того, чтобы считаться ин­тересным человеком в компании. Она не способна к профессиональному успеху и не будет к нему стре­миться. В общении с мужчинами она стремится пон­равиться тому, с кем общается. Она могла бы выйти замуж за нелюбимого человека, лишь бы он дал ей «твердую почву», которую она хочет обрести во всем. Мужа она представляет сильным и умным, но вряд ли она может понравиться такому мужчине».

В-персонажу, напротив, приписывается высокая самооценка, спокойная уверенность в себе, своих профессиональных успехах, в личном счастье. По мне­нию испытуемых, эта высокая самооценка адекватна и заслужена, она совпадает с мнением окружающих и самого испытуемого о персонаже.

Испытуемые последней, четвертой, группы припи­сывают обоим персонажам высокое и заслуженное интегральное самоуважение (включающее и уваже­ние, и симпатию, в нашем понимании), хотя и само­

оценки по отдельным параметрам могут быть невы­соки.

Если принять тезис о том, что испытуемые либо сознательно, либо неосознанно идентифицируются с похожим персонажем А, то все варианты приписыва­ния самооценок укладываются в выделенные Д. Холм­сом типы.

Испытуемые первой группы проявляют атрибутив­ную проекцию, приписывая сходным персонажам» низ­кую самооценку, которой они в действительности и сознательно обладают. Высокая самооценка, проявля­ющаяся в форме самоуверенности, высокомерия, при­писываемая этими испытуемыми В-персонажам,— комплиментарная проекция, т. е. приписывание са­мооценки, отличной от той, которой они сознательно обладают.

Испытуемые второй группы также в отношении сходного персонажа выказывают атрибутивную про­екцию, а в отношении несходного—комплиментар-ную. Только содержание проекции различно: сходно­му персонажу приписывается высокая и заслуженная самооценка, а несходному—неадекватная, незаслу­женно завышенная.

Испытуемые третьей группы приписывают сходным персонажам самооценку, которой неосознанно обла­дают (либо низкая, либо неадекватно высокая). В терминах Холмса—это симилятивная проекция. Их приписывание высокой самооценки В-персонажу, с которым они идентифицируются, есть проекция иной, чем у них самих самооценки; причем последняя не осознается—это проекция Панглосса,

Наконец, испытуемые последней, четвертой, груп­пы приписывают самооценку, которой обладают сами, обоим персонажам, т. е. проявляют в обоих случаях атрибутивную проекцию.

Диалогичность самосознания

Выше мы пытались показать, что отношение к сходному персонажу, наделенному Я-чер-тами, является проекцией отношения испытуемого к самому себе, причем, проекцией, создаваемой сменой объекта отношения. Самооценка, которой наделяет

испытуемый персонажи, также является проекцией, понимаемой традиционно. Анализ, однако, показыва­ет, что невозможно полностью понять полученные данные и адекватно представить себе строение само­сознания, если понимать проекцию как монологиче­скую активность субъекта.

Рассмотрим, в частности, атрибутивную проекцию. Этот вид проекции больше, чем другие, послужил предметом экспериментальных исследований [161], по­скольку относительно несложно смоделировать в экс­перименте условия, соответствующие ее проявлению. В основном используются две схемы. Испытуемому внушают какое-то состояние, например враждебность или тревожность, с помощью так называемой фаль­шивой обратной связи. Это достигается тем, что экс­периментатор управляет индикационным устройством, экран которого виден испытуемому и на котором яко­бы объективно регистрируются состояния испытуемо­го, либо это достигается с помощью сообщения испы­туемому якобы объективных результатов тестовых испытаний. Затем ему предлагается оценить других людей по степени тревожности, враждебности. Те, кому внушали, например, тревожность (и кто, сле­довательно, ее осознавал), оценивают, как правило, других как более тревожных, чем те, кому тревож­ность не внушается. В другой экспериментальной си­туации экспериментатор из большого числа людей предварительно отбирает тех, кто обладает какой-то чертой (тревожностью, низкой самооценкой и т. п.), и сравнивает их реакции на других людей с реакциями тех, кто такой чертой не обладает.

Существуют два возможных объяснения атрибу­тивной проекции.

Одно из них, предложенное Брамелем [157], осно­вано на теории когнитивного диссонанса Фестингера [167]. Предполагается, что диссонанс увеличивается, если человек сознает обладание нежелательными чер­тами, поскольку это несовместимо с позитивной само­оценкой. Проекция этой черты на похожих других людей позволяет уменьшить диссонанс, поскольку ес­ли подобные ему и положительно оцениваемые дру­гими люди обладают этими же чертами, то эти чер­ты не так уже плохи и присущи ему не в столь уж большой степени. Уменьшая диссонанс, проекция вы­полняет защитную функцию. Такое объяснение при­менимо, естественно, к негативным чертам.

Другое объяснение основано на идее стимульной генерализации [1591. Оно предполагает, что атрибу­тивная проекция есть просто проявление тенденции считать других похожими на нас, поскольку все мы люди. В рамках этого объяснения постулируется, что чем более сходен объект проекции по таким парамет­рам, как возраст, пол, социальный статус, внешность, профессия, тем больше будут проецироваться собст­венные черты и чувства субъекта на этот объект. При этом проецируемые" черты не обязательно должны быть негативными.

Не касаясь вопроса о степени экспериментальной подтвержденности каждого из гипотетических меха­низмов (этот вопрос подробно проанализирован в ли­тературе [161; 178]), отметим, что ни один из этих ме­ханизмов не может объяснить полученные результа­ты. Действительно, атрибутивная проекция прояви­лась в трех группах испытуемых, но входит в совер­шенно различные структуры самосознания, выполняет различную функцию в самосознании индивида. Это проявляется хотя бы в том факте, что и к похожему персонажу (а следовательно, и к себе), и к непохо­жему испытуемые относились по-разному.

Истинный смысл полученных данных проясняется лишь в том случае, если мы рассмотрим их не про­сто как проекцию каких-то черт субъекта на других людей, а как проекцию процесса аутокоммуйикации, протекающего в самосознании субъекта.

Э. Фромм, автор известного трактата о любви, выделил в родительской любви два вида [170]. Один из них—это материнская любовь. Ее главная черта— безусловность. Мать любит не за что-то, а потому что. Потому, что это ее ребенок, потому, что он мал и беспомощен, потому, что он нуждается в ней. Без­условная любовь, по Фромму, отвечает одному из са­мых глубоких стремлений в человеке — быть люби­мым без всяких заслуг, просто за то, что ты есть. Другой вид родительской любви — отцовская лю­бовь—отличается как раз условностью. Ее можно заслужить будучи примерным сыном или дочерью. Согласно Фромму, зрелая личность становится для себя и собственной матерью, и собственным отцом.

Оба вида люб-ви присутствуют в человеческой сове­сти. Материнская часть совести говорит: «Я буду лю­бить тебя, что бы ты ни сделал». Отцовская часть со­вести говорит человеку: «Ты поступил дурно, и для того, чтобы я любил тебя, ты должен исправиться».

Уже в самой структуре эмоционально-ценностного отношения к себе или к другому присутствует эта двухголосость самосознания. Вспомним три измере­ния, выделенные в структуре этого чувства-отноше­ния: симпатия и близость предполагают безусловную любовь, уважение—условную сторону любви и при­нятия, связанную с оценкой. Если интерпретировать идею Фромма, которую, впрочем, несколько в иной форме высказывал уже Л. Фейербах более широко, то материнская и отцовская часть совести как бы два внутренних собеседника, один из которых близок и пристрастен, он всегда за, а другой, отличающийся, олицетворяет объективную оценку.

Поэтому отношение к себе — это всегда есть и от­вет этим своим собеседникам.

Ситуация нашего эксперимента позволяет проя­виться диалогической природе самосознания.

Попробуем реконструировать этот процесс.

Вот так мог бы выглядеть диалог применительно к испытуемым первой группы.

Я достойна сочувствия и понимания (симпатии, «материнской любви»), но во мне и со мной что-то не так, я не достойна уважения («отцовской любви»). Ты (А) похожа на меня, ты достойна симпатии, но увы, так же как я не достойна уважения. Я симпати­зирую тебе, я могу быть дружной с тобой, но увы, мы не компенсируем наши одинаковые недостатки. Ты (В) не похожа на меня, с тобой все в порядке, ты достойна уважения, но вряд ли ты станешь ува­жать меня, скорее всего, ты будешь меня презирать. За это я не люблю тебя. Мы будем врагами.

Диалог испытуемых второй группы иной.

Со мной все в порядке. Я достойна симпатии и уважения. Ты (А) похожа на меня. Ты достойна сим­патии и уважения. Ты заслуженно уверена в себе. С тобой мы друзья. Но может быть, мы обе это все вы­думали, и оснований уважать себя у нас нет? Ты (В) другая, и ты тоже считаешь, что с тобой все в поряд­ке. Но этого не может быть—ты просто неверно оце­ниваешь себя. Ты неприятна мне. С тобой мы враги.

Вот диалог испытуемых третьей группы.

Во мне и со мной что-то не так. Но я не хочу это­го знать. Со мной все в порядке. Я вовсе не похожа на тебя (А), хотя и может так показаться. Ты не име­ешь права на уважение, к тебе трудно почувствовать симпатию. Я — не ты, с тобой мы враги. Я — она. Вот с ней (В) 'все в порядке. Она идеальна во всех отношениях. Я — это она. Она — это я. С ней мы Друзья.

Диалог испытуемых четвертой группы можно пред­ставить так.

Со мной все в порядке. Я достойна симпатии и уважения. Я проверила себя. Ты (А) похожа на ме­ня. Твое чувство собственного достоинства оправдано. Мы можем быть друзьями. Ты (В) — другая, иная, чем Я. И тем не менее ты мне интересна. У меня вы­зывает симпатию и уважение твое «Я». Ты справед­ливо оцениваешь себя высоко. Мы можем быть дру­зьями.

Конечно, приведенные диалоги лишь литературный прием, позволяющий охватить суть процессов, трудно поддающихся сухому и строгому описанию.