Глава 11. Отношения суперэго. - Искусство понимать себя и окружающих - Е. Филатова

Здесь функциональные связи «перекрещиваются» по 2-м и 3-м каналам, причем в первых каналах находятся разные функции.

Может оказаться так, что один партнер помогает другому там, где второй чувствует себя неуверенно. А. Аугустинавичюте считает эти отношения вполне комфортными, часто — приятными и бесконфликтными, хотя и поверхностными. Другие соционики определяют их, напротив, как очень напряженные, опасные неожиданными ударами по слабым функциям партнеров. Автору этой книги встречались как те, так и другие виды отношений суперэго. По-видимому, здесь решающую роль играют личностные особенности партнеров, сферы их деятельности, их социальный статус.

Обратимся к примерам.

Вот два кратких описания отношений психотипов Драйзер — Робеспьер (оба с точки зрения Робеспьера):

(Робеспьер — Драйзер)

1. Он человек очень хозяйственный, но, что-то делая, может спокойненько организовать временный беспорядок. Конечно, потом он все за собой уберет, но меня это часто раздражает, особенно если беспорядок коснется моих вещей. Мне всегда кажется, что можно было бы все сделать и без таких затрат времени и сил.

Я делаю ему замечание, часто — в довольно резкой форме; он обижается и очень долго потом дуется на меня. Но тем не менее мое стремление к порядку и его хозяйственность часто нам помогают, если требуется, например, устроить генеральную уборку.

2. Мы знакомы уже очень много лет. Мои отношения с ним — это моя боль. Нельзя сказать, что у нас с ним открытый конфликт, скорее, я назвал бы это — «вооруженный до зубов нейтралитет». В начале нашего знакомства все было очень хорошо, он был мне особенно симпатичен, но потом начались трения. Порой он казался скрытным и даже немного озлобленным. Часто я наталкивался на его бессмысленное упрямство. Бывало, несмотря на мои убедительные доводы, что делать это нужно вот так, он все равно делает по-своему, даже если получается ему во вред. Его же, как мне кажется, раздражает во мне та легкость, с которой я могу решать задачи...

Оба рассказа, как видим, обнаруживают достаточную напряженность в отношениях. В первом — сильная логическая функция Робеспьера уязвлена нерациональным, по его мнению, способом наведения порядка, которым пользуется Драйзер. С другой стороны, суровые замечания рационалиста-Робеспьера больно задевают этическую функцию Драйзера. Напряженность возникает из-за разницы функций в первых каналах.

Во втором случае напряженность наверняка вызвана перекрестным действием функций вторых и третьих каналов: с одной стороны — неприятное для Робеспьера-упрямство Драйзера (волевая сенсорика), с другой — «обидная» для Драйзера легкость решения задач Робеспьером (сильная интуиция в сочетании с логикой).

Следующая пара:

(Габен — Есенин)

Не знаю почему, но не могу я чувствовать себя комфортно, когда моя сестра (психотип Есенин) начинает мечтать о том, что в будущем у нее будет богатый муж, путешествия, слава и так далее. Меня возмущает то, что она совершенно во всем этом уверена, однако вовсе не собирается что-нибудь реально предпринять для достижения своей мечты. В семье она постоянно привлекает к себе всеобщее внимание, ею все восхищаются (по-моему, совершенно незаслуженно), а на мою долю внимания уже как-то не остается. Я считаю все это несправедливым и периодически «стаскиваю» эту мечтательницу с небес на землю. Начинаются обиды, конфликты, но это длится недолго. В конце концов, сестра становится моим почти самым близким другом.

Концовка этого рассказа может показаться неожиданной, но не забудем о том, что сильной функцией можно не только «давить», но и оказывать поддержку! Все зависит от доброй воли и культурного уровня партнеров.

Следующая пара — представители психотипов Дон Кихот и Наполеон:

(Дон Кихот — Наполеон)

Мой приятель (психотип Наполеон) подавляет меня своим лидерством. Часто мои независимые высказывания портят ему настроение, мне приходится сдерживаться, иногда даже — угождать ему, а это мне совсем не нравится. Он всегда переоценивает свои способности, ему очень не нравится, если я его обгоняю в каком-то деле, поскольку он считает, что во всем должен быть первым. Поэтому часто мне приходится скрывать свои способности от него. В наших отношениях он — как ледокол, который рубит все впереди себя, а я -как маленькая лодочка, идущая за ним. Это меня раздражает.

Наверное, из за такого обоюдного раздражения возникают уже со всем нелепые ссоры. Однажды в столовой я обнаружил, что мне не хватает 30 копеек на компот, и я занял их у него. Он съел все быстрее меня и в ожидании, пока я закончу, счел нужным напомнить:

— Не забудь, что ты должен мне 30 копеек!

Это было уж слишком, и чтобы его позлить, я ответил:

— Ничего я тебе не должен.

Эта моя шутка так и осталась неоцененной: он разозлился, выпил мой компот и ушел.

Очевидно, в этом случае сильная функция одного из партнеров (волевая сенсорика Наполеона) настолько экспансивна, что именно ее действие и является постоянным источником конфликта. Дон Кихот, со своей стороны, также доставляет массу неприятностей Наполеону своей сильной функцией: в ситуациях, где необходимо действие интуиции, он явно сильнее, и это не может не раздражать Наполеона, привыкшего к сознанию своего первенства.

Выше мы неоднократно подчеркивали, что соционика рассматривает проблемы партнерства «при прочих равных». Но в жизни такое случается редко, чаще люди в силу каких-то причин находятся в неравном положении, и такие, казалось бы, симметричные отношения, как отношения суперэго, могут привести к тяжелым и порой драматическим последствиям, если партнеры волею обстоятельств поставлены друг над другом и не в силах увеличить психологическую дистанцию общения. Это тем более касается тех, кто вынужден жить под одной крышей.

Ниже мы приводим рассказ женщины (психотип Достоевский) об ее отношениях с бабушкой (психотип Максим) во времена ее детства.

(Достоевский — Максим)

Самое сильное воздействие на мою судьбу оказала бабушка. Мать моей матери, она приехала к нам, когда мне только исполнилось 9 лет. Из разговоров взрослых я знала, что бабушка прожила тяжелую жизнь, с детства — в прислугах, замужем — под каблуком деда-самодура.

Иных отношений, кроме как унижаться или унижать кого-то, она не знала. Очень быстро в нашей семье я стала для нее «козлом отпущения», на котором можно отыгрываться, срывать злость, кому можно высказывать постоянное неудовольствие, раздражение. В этом она находила, по видимому, возможность самоутвердиться. Такому ее отношению ко мне способствовала моя совершенная безответность, неумение противостоять такому давлению.

Тогда я все это относила за счет тяжелой жизни бабушки и даже жалела ее, несмотря на то, что мне с ней жилось отчаянно плохо.

Помню, как то весной, по дороге домой из школы, тогда я училась в 6-м классе, я по грудь провалилась под лед небольшой речушки, которую переходила. Прибежала домой — зуб на зуб не попадал, с одежды текла вода. Скрыть от бабушки это не удалось. Когда она увидела, что я пытаюсь раздеться, стоя возле теплой батареи, а рядом — лужа воды, бабушка закатила мне грандиозный скандал. В течение 2 часов, пока родители не пришли с работы, она орала на меня, бегая вокруг, брызгая слюной и размахивая руками, так и не дав мне ни раздеться, ни переодеться.

Нельзя сказать, что бабушка была только злобной. Бывали периоды (к сожалению, довольно короткие), когда она как бы оттаивала. Чаще всего это происходило после того, как она возвращалась из церкви. Посещение храма ее успокаивало, она становилась тихой и доброжелательной. В периоды таких затиший она могла вдруг вкусно меня накормить или даже сшить летнее платьишко. Мать, всегда занятая собой, вообще никогда не думала о том, в чем ходит ее дочь. Каждый день, приходя из школы домой, я настороженно пыталась уловить по всем признакам настроение бабушки, пыталась предугадать, что же меня сегодня ожидает...

Я понимала, что заслужить бабушкино расположение я могла лишь в том случае, если бы выглядела забитой и несчастной — это как будто облегчало ее жизнь, создавало ей более благоприятный психологический фон: раз ее жизнь не удалась, пусть и другие мучаются. Вот почему, когда однажды отец мне принес в подарок коньки с ботинками, я сказала с болью в душе: «Они мне не нужны!»

Отец, ожидавший моей радости и благодарности, был удивлен и обижен, а я не могла объяснить ему, что хождение на каток для меня равносильно самоубийству, бабушка мне этого не простит, ведь даже за праздничным столом, если я протягивала руку за чем-то вкусным, тут же под столом ощущала пинок бабушкиной ноги, означавший: не тронь!

Я понимала уже тогда, что объяснять что-то родителям и тем более жаловаться — совершенно бесполезно. Отец вообще считал, что его дело — работать и приносить домой деньги; проблемы отношений в семье его словно бы не касались. Если говорить о матери, то она предпочитала поменьше бывать дома, мало интересуясь жизнью дочери; во всех ситуациях виноватой оказывалась почему-то только я. Моя же реальная жизнь всецело зависела от бабушкиного расположения (например, от того, накормит она меня или нет).

Самое главное, в чем бабушка старалась продемонстрировать всем свою необходимость, была уборка квартиры. Ее «пунктиком» было мытье полов. Но если я, чтобы как-то заслужить ее благосклонность, старалась вымыть пол, — это ее не удовлетворяло, она начинала следом мыть его снова со словами: «Повозют, повозют тряпкой и думают, что уже чисто!» Все это сопровождалось громким швырянием обуви и раздраженным ворчанием. Было ясно, что угодить ей все равно никогда не удастся...

Такая жизнь обернулась для меня серьезным расстройством нервной системы, я могла заснуть не более чем на два часа в сутки, пришлось уходить в академотпуск (тогда я уже училась на 3-м курсе университета). Но отпуск кончился, а в моем здоровье ничего не изменилось: ведь жизнь осталась прежней, и я занималась с крайним напряжением сил человека, почти лишенного сна.

Однажды сидела я за письменным столом, мучаясь над доказательством какой-то теоремы, а бабушка затеяла мытье полов. С демонстративным кряхтеньем и оханьем она стала лазать на коленках вокруг стола, за которым я сидела, стараясь посильней отпихнуть мокрой тряпкой мои ноги. И тут, впервые за долгие годы таких издевательств и унижений, я сорвалась. Дрожь охватила все мое тело, я вскочила со стула, схватила его и грохнула об пол, стала кричать, почти не помня себя:

— Гадина! Ненавижу! Гадина!

Бабушка глядела на меня совершенно изумленными глазами, потом тихо ушла в другую комнату. Постепенно дрожь улеглась, я пришла в себя... Бабушка долго молча сидела на своей кровати. Потом вдруг растерянным голосом спросила:

— Почему ты раньше-то не говорила мне об этом?

Возможно, она даже любила меня по-своему. И все-таки я была для нее тем самым подручным «клапаном», который позволял ей выплеснуть все раздражение, накопившееся в ней за ее долгую жизнь... Вряд ли, однако, она отдавала себе отчет в том, что же она при этом делает со мной.

Добавим, что слабость интуиции и этической функции Максима затрудняют ему понимание внутреннего состояния другого человека, если оно не выражается непосредственно.

Итак, мы познакомились с отношениями суперэго на различных примерах, большей частью негативных. Но хотелось бы предложить читателю поразмыслить вот о чем: представьте себе, что в последнем примере психотипы бабушки и внучки поменялись местами...

Маловероятно, что Достоевский стал бы на ком-то отыгрываться, тем более на родном человеке, к тому же еще и малолетнем. А внучка психотипа Максим просто умиляла бы бабушку-Достоевского своей аккуратностью и добросовестностью! А что, если предположить бабушку психотипа Дон Кихот и внука психотипа Наполеон? Не исключено, что в этом случае «потерпевшей» оказалась бы бабушка.

Учитывая все это, автору в очередной раз хотелось бы предостеречь читателя от прямолинейных выводов: в любом случае нам следует, исходя из знания психотипов обоих партнеров, их социального положения и культурного уровня, попытаться понять, как проявляют себя те или иные юнговские функции в конкретной ситуации.

В отношениях суперэго, так же, как и в родственных, есть возможность давления функции 2-го канала на КНС партнера — значит, возможны и конфликты. Но если партнеры относятся с уважением друг к другу, понимают, в чем слабость другого, и стремятся помочь, используя свою сильную функцию, — в этом случае они смогут успешно сотрудничать.